Глава десятая. Она вела машину всю ночь, прорываясь сквозь усталость, и добралась до дома к пяти утра

Она вела машину всю ночь, прорываясь сквозь усталость, и добралась до дома к пяти утра. Четыре часа сна – вот и все, чем ей пришлось удовольствоваться, прежде чем ее разбудил осуждающий взгляд стоявшей на туалетном столике урны.

Глория полежала в постели, вполуха слушая радио, бубнившее под аккомпанемент птичьего пения. Отсутствовала она лишь один день, но за это время все переменилось. Лос-Анджелес почти успокоился. Новости опять стали бессодержательными. Карл покоился в его вместилище; она больше не знала, есть ли у нее работа, и чувствовала себя победительницей в отдающей патологией игре «мусорщик идет на охоту».

Она встала, надела халат, поставила вариться кофе и позвонила Реджи Солту.

– Быстро ты управилась, Гиги.

Неподалеку от него кто-то закричал, требуя помощи.

– Подожди, – сказал Реджи и взревел: – Помогите ему, пока эта херотень не рухнула! Прибираемся, – пояснил, вернувшись на линию, Реджи. – С «Уоттсских башен»^[39] чего только не попадало, теперь все это собирают в мешки, чтобы потом прилепить обратно.

– Сегодня утром случился еще один повторный толчок, – сказала Глория. – Я в это время в ванной была.

– При каждом из них снова отваливается какое-нибудь дерьмо, и людям приходится бежать к фургону за добавочными мешками. Эти ребята даже не муниципальные служащие – здешние добровольцы. Я тут что-то вроде начальника летнего лагеря. А, черт.

Громкий лязг.

– Там все в порядке? – спросила Глория.

– У тебя ко мне какой-то вопрос есть, Гиги?

Она рассказала ему о поездке, опустив романтический эпизод с Фахардо. Поначалу она думала, что Реджи ее не слушает – он то и дело просил подождать и отвлекался на что-то, – однако, закончив, услышала:

– Исусе, ну ты и боец. Поспорить готов, он таки сделал на тебя пару заходов, верно?

– Нет, – ответила Глория, – но я все же предпочла бы больше туда не ездить.

– И не езди.

– Я рассчитывала привезти сюда тело.

– По-моему, получилось даже лучше. Представь себе, как ты грузишь его в багажник.

– А по-моему, кремация без чьего-либо разрешения незаконна.

– Только не для мексиканцев, – ответил Реджи. – На самом-то деле я примерно такую историю услышать и ожидал. Ты даже не представляешь, какая у них там процедурная трясина.

– Дело не в трясине, а всего в одном человеке, оказавшемся безголовым идиотом.

– Ты только на меня-то особо не серчай, – сказал Реджи. – Это ж твои соплеменники.

Такова была еще одна представлявшаяся ей несносной особенность Реджи: его уверенность в том, что раз он черный – и женат на ней, – то имеет право молоть любую оскорбительную чушь, какая только влезет ему в голову. Точно так же он, заявившись домой в час, слишком поздний для чего бы то ни было, говорил, что по времени цветных людей нисколько не запозднился.

– Я вот никогда не опаздываю, – однажды сказала она ему. – Зато историчка в нашей средней школе опаздывала куда бы то ни было хронически, а она была еврейкой.

– Ладно. Тогда по времени национальных меньшинств.

Она напомнила Реджи о его маниакально пунктуальном партнере-корейце.

– Ну хорошо, а как назвала бы это ты!

– «По времени вечно опаздывающих людей» тебя устроит?

Впрочем, она уже научилась не обращать внимания на такие его закидоны. Вместе они больше не жили, и относиться к ним серьезно было необязательно. И потому сказала:

– Да, это мои соплеменники, Реджи. Ты прав.

ТРИ ДНЯ СПУСТЯ он отвез ее к адвокату, который занимался имущественными делами. Глория была рада возможности выбраться из дома. Урна корила ее, грозила ей пальцем всякий раз, как она проходила мимо. Поначалу Глория держала ее в спальне и, переодеваясь, закрывалась от урны дверцей платяного шкафа. Однако ощущение собственного целомудрия быстро ее утомило, и она перенесла прах Карла в гостиную – поставила урну на телевизор, тем самым лишив себя возможности смотреть любимый сериал «Риск».

Они поехали через Колдуотер-Каньон в Ван-Наис, где рекомендованный Уэсом Кацем адвокат держал офис в здании, наполненном кабинетами дешевых дантистов и дешевыми порностудиями.

– Твой Кац случайно не пошутил? – спросил Реджи.

Они стояли, ожидая лифта, в вестибюле. Реджи водил пальцем по висевшему на стене списку обитателей дома. Глория прижимала к груди урну, завернутую в пакет супермаркета «Ральфс».

– Не думаю.

– «Уирли и Уирли», – фыркнул он. – Диснейленд какой-то.

Братья Уирли вели практику совместно. Младший работал с утра, старший после полудня. Поскольку Глория записалась на вторую половину дня, это означало, что ей и Реджи предстояло встретиться со Стеффордсом.

Пока они сидели в приемной, Глория пыталась читать «Ньюсуик», а Реджи продолжал бухтеть.

– Стеффордс Уирли? Что это, на хрен, за имя?

Глория шикнула на него.

– Сдается, мы с тобой в клоунский колледж пришли поступать.

– Умолкни, Реджи.

Стеффордс Уирли оказался сонным астеником с выступающими зубами. Освещен его кабинет был скудно, поэтому Глория не сразу заметила зачесанные поперек лысины жидкие волосы Стеффордса. Каковые, предположила она, и составляли причину такого освещения.

Сквозь окно кабинета она видела за бульваром Виктории закусочную, забитую обедающими старлетками, чьи декольте доходили до стоявших перед ними тарелок с домашним сыром. Напротив каждой за столиком сидел мужчина с собранными в хвостик волосами и апоплексической от постоянной жизни в беспроводных сетях физиономией.

– Уэс сказал, что он был хорошим человеком, – пророкотал Уирли.

Теннессиец? На перемещенного южанина он не походил; в отношении эстетическом Уирли был типичным ваннаисцем. Впрочем, решила Глория, это, наверное, происходит с каждым, кто перебирается сюда: наследственные признаки его уничтожаются, сменяясь загаром.

– Весьма сожалею о вашей потере, – прибавил он.

Слова эти Глория слышала далеко не впервые, и всякий раз они звучали так, точно речь шла о ключах, которые она куда-то засунула, а куда – забыла.

– Спасибо, – сказала Глория, выкладывая перед ним на стол свидетельство о смерти Карла.

Пока Уирли читал бумагу, лицо его становилось все более озадаченным. Прежде чем он успел хоть что-то сказать, Глория извлекла из пакета урну и поставила ее на стол.

Уирли даже съежился в кресле:

– Что это?

– Они кремировали его еще до того, как я приехала, – объяснила Глория.

Уирли позеленел и рывком отъехал вместе с креслом от стола.

– А вот это совсем ни к чему, – сказал он.

Реджи, давясь от смеха, вынес урну из кабинета.

– Извините, – сказал Уирли. – У меня на этот счет особая сенситивность.

– Насчет праха?

– Насчет смерти, – ответил он. – Она внушает мне исступленный ужас.

– Но вы же занимаетесь имуществом умерших, – удивилась Глория.

– Психиатр, который консультировал меня в колледже, полагал, что это может оказаться хорошей стратегией преодоления моего страха.

– И помогла она вам?

– Ни в малой мере. – Уирли взял со стола свидетельство: – Так это все, что у вас имеется.

– Я понимаю… – начала было Глория, однако закончить ей помешало возвращение Реджи.

– Я пристроил урну у стойки с журналами, – сообщил он. – Мы заберем ее, когда будем уходить.

– Смотрите не забудьте, – попросил Уирли.

– Это все, что я получила от мексиканской полиции, – сказала Глория. Она показала ему еще одно, решающее, доказательство смерти Карла – его серебряный крестик – и описала, сумев уложиться в тридцать секунд, свой южный вояж. Слушая ее, Уирли делал заметки на листке бумаги с эмблемой какого-то отеля.

– С ближайшими родственниками его вы связывались?

– Пыталась. Потратила неделю на звонки в самые разные места, пытаясь получить сведения о них.

– И?

– Если родственники и существуют, мне их отыскать не удалось. Я обзвонила всех наших клиентов. Поговорила с каждым из наших складских работников. Обшарила офис. Съездила в дом Карла и перевернула там все вверх дном. Я проработала у Карла Перрейра почти десять лет и ни разу ни слова о семье от него не слышала. Да и звонили нам люди исключительно по делу.

– Вам это странным не казалось? – спросил Уирли.

– Конечно, казалось, – ответила она, – но я привыкла. И не видела причин приставать к нему с вопросами.

– А завещания он не оставил?

– Мне о нем ничего не известно. И Уэсу Кацу, судя по всему, тоже.

– Может, семья у него была такая, что ему о ней и говорить-то не хотелось, – вставил Реджи.

– В законе прописана процедура распределения наследуемого капитала, – сказал Уирли, – а также круг лиц, которые вправе на него претендовать, и если удается найти кого-то, входящего в этот круг, он и становится наследником, в противном случае деньги поступают в государственный фонд.

– Так что же мне делать? – спросила Глория.

Уирли как-то странно посмотрел на нее:

– Вам? Вам ничего делать не нужно.

– Почему?

– Вы свою задачу выполнили. Правда, никто ее перед вами не ставил. Теперь вы передадите все властям. Если они примут вот это, – он помахал свидетельством о смерти, – а это очень большое «если», то будет приведен в движение соответствующий механизм.

– Я разговаривала с полицейскими перед тем, как поехать в Мексику, – сказала Глория. – Им все это не интересно.

Уирли поковырялся в зубах, нашел в них искомое, проглотил.

– Им – нет. Суду – да. Дела, в которых умерший не оставляет завещания, а ближайших родственников его найти не удается, передаются в ведение государственного администратора наследств.

– А что происходит с бизнесом?

– Бизнес продают с аукциона.

Глория ненадолго задумалась, потом сказала:

– Мне хотелось бы участвовать в этом.

– В чем?

– В исполнении его… его последней воли.

– Это благородно, боюсь, однако, что решать тут будете не вы. Государственный администратор так легко от своих прав не откажется, поскольку его управление получает долю собственности покойного. И управление городского прокурора тоже… Все получают. Он мог упомянуть вас в завещании?

– Не думаю, – ответила Глория.

– Тогда по закону вы ничего требовать не вправе.

– Я отвечаю за его бизнес, – сказала она. – Карл поручил мне это. У меня есть записка от него.

– И что в ней сказано?

– «Позаботься тут обо всем, пока меня не будет».

Уирли погладил себя по галстуку:

– «Позаботься тут обо всем, когда меня не будет».

– Пока.

– «Позаботься тут обо всем, пока меня не будет».

Она кивнула.

– Ну, могу вам сразу сказать, если записка не заверена, завещанием ее никто не сочтет.

– Я не претендую на его деньги.

– Тогда о чем же вы просите?

Глория помолчала, думая: хороший вопрос. Она просит о… о праве как можно дольше цепляться за останки Карла?

– Я просто хочу участвовать в этом.

Пауза.

– Знаете что, – сказал Уирли. – У меня есть друг, судья по делам о наследствах. Человек он старый, работает не полный день. Свободного времени у него много, да и поговорить он любит. Давайте я позвоню ему, и мы посмотрим, что он скажет. Вас это устроит?

Глория кивнула:

– Спасибо.

Уирли покачал головой:

– С какой стати кто-то может захотеть связываться с делом о наследстве – это выше моего понимания. Веселого в таких делах мало.

Когда Глория с Реджи уже стояли в ожидании у дверей лифта, из офиса Уирли выскочила, держа перед собой в вытянутой руке урну, секретарша.

– Вы же не хотите оставить нам это, – сказала она.

– Нет, – беря урну и прижимая ее к себе, ответила Глория.

– Мистеру Уирли не хотелось бы снова увидеть ее.

– Ему вообще видеть ее без надобности было, – согласился Реджи.

Дата добавления: 2015-10-28