2 страница. — Когда ты перестанешь прятаться, как отшельница?

— Когда ты перестанешь прятаться, как отшельница? Твоя жизнь не закончилась так, как ты ведешь себя, — сказал он с раздражением. Мои глаза немного расширились в шоке, а затем они сузились в сердитые щели. Какое дело Джейку Чертову Фитцсиммонсу пойду я или нет? Я не ценю его намеки или отношение.

— Я не веду себя так, будто моя жизнь кончена. Извини меня, если у меня есть больше дел, какими надо заняться, чем тусоваться с кучкой бездарных пьяниц, которые находят пиво-понг высшей изощренностью, — прошипела я, выхватывая тарелку с панини Рэйчел из рук Джейка, роняя при этом несколько картофельных чипсов.

Я испустила рык разочарования и нагнулась, чтобы убрать беспорядок. Я хотела накричать на Джейка, чтобы он отвалил. Но я так же хотела накричать на себя. Потому что, может быть, он был прав. Я была в своем убежище месяцы. Я вела себя так, будто моя жизнь закончилась.

Но разве это не так?

Разве я не положила все свои надежды и мечты на парня, который, в конечном счете, разорвал их и выбросил? Я была глупой, наивной девушкой. Но я также скучала по этой девушке. Потому что она была той, кто остался позади с разбитым сердцем.

Джейк встал рядом со мной на колени и вздохнул. — Мне жаль, Мэгги. Мне просто надоело видеть, как ты хандришь по этому парню. Он не вернется. Ты не думаешь, что время начать что-то большее, чем то, что ты делаешь? — спросил он деликатно, очевидно не уверенный, как я отвечу на его слова.

Потому что мы никогда не говорили о Клэйтоне Риде. Дело в том, что большинство людей избегали этой тему совсем. Ну, по крайней мере, мне в лицо. Я знала, его имя шептали за моей спиной — часто.

Но Джейк был просто другом. А я была недостаточно дружелюбна с ним в последнее время. И может он был прав... мне нужно перестать заставлять своих друзей наблюдать за моим эмоциональным самоубийством. И потом я снова почувствовала злость. В этот раз на Клэя. За то, что превратил меня в это. За то, что позволил мне уйти. Что отказал мне, когда я никогда, ни разу, не покидала его.

И это было то, что заставило меня подняться на ноги и выпрямить спину. — Ты прав, Джейк. Я пойду сегодня, — сказала я с решимостью, которую потеряла на некоторое время.

Джейк ухмыльнулся и заключил меня в объятия. Я постаралась не оттолкнуть его. Но он, казалось, слишком много прикасался ко мне в последнее время. Вероятно, я должна поставить его на место. Напомнить ему, что я была не заинтересована в нем. Но мне нравилось, что он держит меня. Однако ненадолго. Так что я позволила ему. На несколько секунд. Затем я почувствовала дискомфорт и отстранилась.

Чувствуя себя немного лучше, я отнесла Рэйчел и Дэниелу их еду и напитки. Дэниел не терял времени, прежде чем атаковать «тарелку диабета», которую я дала ему. Рэйчел откусила от своего сэндвича и посмотрела на меня своим всевидящим взглядом.

— Ну, все выглядит здесь ужасно дружелюбно, — заметила она, и я хотела, чтобы она перестала это делать. Рэйчел и Дэниел упоминали более чем один раз, что Джейк был заинтересован во мне. Ты должен быть слепым, чтобы этого не заметить. Но они никогда не продвигали это, зная, что я не была готова. Но я знала, что они держатся за молчаливую надежду, что я отделаюсь от дурмана Клэя и дам другу Дэниела шанс. У Рэйчел были серьезные фантазии о двойных свиданиях (что-то, в чем она, вероятно, не смогла бы убедить Дэниела, когда я была с Клэем). Я очень устала уклоняться от этой пули. Но впервые, я не унижалась перед ее словесным вопросом. Я просто пожала плечами и села на стул, наблюдая с отвратительным страхом, как Дэниел заканчивал со своей едой.

Я видела немало усилий, которые требовались Рэйчел, чтобы подавить ее очевидное ликование. Она знала, отсутствие моего ненавистного ответа было своего рода маленькой победой. И я дала ей это. Пока что.

— Я не знаю, быть ли мне полностью впечатленной или готовой все бросить, — прошептала я драматически, ставя пустую тарелку Дэниела на поднос. Рэйчел покачала головой и послала Дэнни любящую улыбку. Мягкость ее выражения напомнила мне, как я смотрела на...

Я поднялась на ноги. Достаточно воспоминаний для одного дня. — Итак, думаю, я собираюсь отправиться этим вечером к Рэю, — объявила я громче, чем хотела. Дэниел и Рэйчел перестали строить друг другу влюбленные глаза и посмотрели с удивлением на меня. Ну, удивление было преуменьшением. Они смотрели на меня так, словно я предложила путешествие автостопом в Калифорнию. И это просто усилило тот факт, как же я выпала из собственной жизни.

— Ты? Правда? — пискнула Рэйчел, и я сжала рот в мрачную линию.

— Это великолепно. Надо тебя подвести? — спросил Дэниел, ухмыляясь мне. Я покачала головой.

— Нет. Я поеду сама. Это для того, если вы захотите уехать раньше или остаться дольше, чем я, поэтому это не будет проблемой. К какому времени я должна приехать? — спросила я, игнорируя головокружительное выражение на лицах моих друзей.

— Ух, восемь? Но что заставило тебя решиться прийти? — спросила меня Рэйчел.

— Я убедил ее украсить вечер своим присутствием, — вставил Джейк, появляясь на моей стороне и забирая поднос из моих рук. Я сжала руки в кулаки и удержала себя от того, чтобы не ответить что-нибудь полное злобы. Сегодня он действительно влезал во все мои дела.

Глаза Рэйчел метнулись ко мне, и я смогла увидеть вращение колесиков. Я посмотрела на нее с предупреждением. Она мудро промолчала. — Ну, спасибо за вмешательство. Она должна делать большее, чем работать и ходить в магазин за продуктами. В настоящее время у нее социальная жизнь того, кто находится в доме престарелых, но даже они играют в Бинго[3], — сказал Дэниел.

Я подняла руки в отчаянии. — Вы ведете себя так, словно я сижу в темной комнате каждую ночь. Остыньте, — отрезала я. Рэйчел казалась смиренной, в то время как Дэниел, черт его побери, просто смеялся над моей яростью.

— Недалеко от отметки, Мэгс, — подумал он и я заткнулась. Потому что он был прав.

— Хорошо, ну, увидимся позже, — сказала я, отказываясь от разговора. Я оставила Джейка продолжать разговаривать с Рэйчел и Дэниелом и направилась назад к стойке. Там была очередь и Дженнифер – еще одна работающая девушка, которая выглядела растерянной.

Я поспешила помочь ей и на некоторое время забылась в хаосе. Я обнаружила, что занятость помогает мне держать свой мозг свободным и чистым от темных мыслей, к которым я, как правило, тяготела. И поняла, что с нетерпением жду, когда смогу потусоваться сегодня ночью. Когда буду окруженной друзьями. Наконец я была готова сделать шаг в правильном направлении и вернуть свою жизнь в прежнее русло.

— Мэгги. — Я подняла голову на голос и замерла. И вновь я захотела убежать и спрятаться. Не потому, что не хотела видеть человека, который назвал мое имя, но потому что эти темные мысли, которые я держала запертыми весь день, хлынули обратно.

— Привет, Лиса. Как ты? — спросила я, стараясь звучать счастливо, от того, что увидела ее. И на каком-то уровне это было. Мне правда нравилась Лиса. Она и Руби — тетя Клэя — были двое самых любящих человека, которых я когда-либо встречала. И я всегда ценила то, как она поддерживала меня, во время одного из самых мрачных моментов в моей жизни.

Но когда я видела ее, неизменно думала о нем. И, учитывая скачущие эмоции, которые разворачивались во мне, я знала, это было не хорошо.

Лиса нерешительно улыбнулась. Как будто она не была полностью уверена, какой прием я ей окажу. Я не видела Лису и Руби со времени инцидента. В маленьком городке как Дэвидсон, это было на самом деле удивительно, что мы не пересеклись. Но мы не виделись. До сегодняшнего дня. Пока я, наконец, не почувствовала, что готова двигаться дальше по жизни и взять себя в руки. Это было похоже на судьбу или нечто подобное.

Судьба была той еще сукой.

Мне было плохо от того, что я видела напряженность Лисы. Так что я обошла стойку и обняла ее. Женщина, гораздо выше меня, крепко сжала меня, прежде чем отпустить. — Ты великолепно выглядишь, — сказала она любезно. Я неловко откашлялась. Да, уверена, я выглядела чертовски лучше, чем в последний раз, когда она меня видела. Я была полной развалиной. Поэтому уверена, все должно было быть лучше, чем это.

— Спасибо. Как Руби? — спросила я, понимая, что скучала по эксцентричной тете Клэя. Скучала по ее магазину. Моей целью стало держаться подальше от моего любимого магазина, зная, что будет слишком болезненно войти внутрь.

Лицо Лисы смягчилось при упоминании о ее подруге. Я всегда любила естественность и красоту привязанности между ней и Руби. Это было что-то, к чему я стремилась всю свою жизнь. И в свое время, я думала, что у меня это было.

— Это же Руби. Прекрасна, как и всегда. Все еще пытается заливать травяной чай в меня. — Мы обе рассмеялись. Руби была грозной, когда дело касалось употребления травяных отваров.

— Она была бы рада видеть тебя, — сказала она мягко. Я посмотрела в сторону, не зная, как ответить. Я бы тоже хотела ее увидеть. Но это было слишком быстро.

— Да, — это было все, что я сказала, чувствуя необходимость положить конец разговору и убраться отсюда. Но потом, я вынужденно выговорила, — Как Клэй?

Потом была немедленная тишина. Не могу поверить, что только что это спросила. Мое сердце забилось в груди, и просто говорить вслух его имя было, как взорвать бомбу, внутри меня. Мои руки были липкими, и я чувствовала странное головокружение. Боже, я была такой дурой.

— Он… лучше, — сказала Лиса. Так что я посмотрела на нее, и она стала оборонительной. Будто не была уверена, как много должна сказать. Не то, чтобы я винила ее. Клэй ясно дал понять, что не хочет, чтобы я знала, где он был. Он прислал мне письмо, убеждая жить своей жизнью и двигаться дальше, и ни разу не упомянул, что хочет снова поговорить со мной. Не дав мне права голоса в этом вопросе, он обрубил все связи со мной. Клэя и я всегда были ядом друг для друга. Я думала, что помогаю ему, но в действительности, это было не так. Мое отрицание и отказ говорить с кем-либо о том, что с ним происходит, в конечном счете, могло его погубить. Так что, разговаривать с бывшей девушкой, которая в одиночку помогала ему срываться с обрыва, должно быть неудобно для нее. Это было удивительно, что после всего она вообще разговаривала со мной.

Я опустила глаза на свои кроссовки. Я чувствовала себя маленькой. И уязвимой. — Это хорошо, — выдавила я. Мне хотелось плакать. Мне хотелось кричать. Я хотела исчезнуть в собственной норе и никогда не возвращаться.

— Мэгги, сладкая, — сказала Лиса тихо, и я снова посмотрела на нее, и захотела съежиться от вопиющего сочувствия в ее глазах. Я ненавидела сочувствие так же, как ненавидела полиэстер. Он вызывал у меня зуд и дискомфорт. — Я знаю, это было тяжело для тебя. Я видела, как сильно ты любила его. Просто знай, что он очень сильно пытается взять себя в руки.

Я проглотила комок, образовавшийся у меня в горле. Не могу отрицать облегчение, которое я почувствовала от ее слов. Я хотела видеть Клэя здоровым и исцеленным. Я хотела, чтобы ему стало лучше. И могу признаться, что я надеялась, что как только он это сделает, он вернется ко мне. Потому что даже если я была зла на него за то, что он сдался, я так сильно скучала по нему, что это причиняло боль. Так что слышать, что он пытается, было самой лучшей вещью, которую я могла только услышать.

— Я рада, — сказала я ей искренне. Я посмотрела через плечо и увидела, что Рэйчел и Дэниел пристально наблюдали за мной и Лисой. Для меня было очевидно, что на их лицах была обеспокоенность. Я послала им, как я надеялась, обнадеживающую улыбку. Я так же заметила, что Джейк уделял большое внимание моему разговору с Лисой. Я хотела закатить глаза на всех них. Они думают, что я собираюсь распасться на части, разговаривая с человеком, связанным с моим бывшим? Пфф, они должны знать меня лучше.

— Я должна вернуться к работе. Была рада снова видеть тебя, Лиса, — сказала я, готовая проложить расстояние между мной и внезапным напоминанием о моем болезненном, не столь далеком прошлом. Я в последний раз обняла женщину и начала идти к стойке.

— Ты хочешь, чтобы мы передали ему сообщение? Мы планируем навестить его на следующей неделе на его день рождения, — выкрикнула она, как только я приготовилась к побегу.

Дыхание покинуло мои легкие. День рождение Клэя. Конечно, оно приближалось. Я думала о подарке, над которым работала для него, сразу после того, как он ушел. Он все еще лежал, завернутый в газету, под моей кроватью. Я расправила плечи и покачала головой.

— Нет, все в порядке. Хорошей поездки, — отмахнулась я, не желая снова говорить о Клэе. Казалось, Лиса поняла намек. Он взяла свою чашку на вынос и с последней улыбкой покинула кафе.

Я заметила, что мои друзья не приближались ко мне. Они знали, я не была в настроении обсуждать то, что только что произошло, и я ценила их шестое чувство, когда дело касалось моих переживаний. Джейк так же дал мне пространство, и я была благодарна за это.

Потому что в тот момент, мой разум был слишком переполнен, а на сердце было слишком тяжело. И это было единственное, на чем я могла сосредоточиться.

ГЛАВА 3

(Переводчик: Галя Бирзул; Редактор: Дарья Галкина )

— Клэй —

Я смотрел на тетрадь со спиралями, лежащую на моих коленях. Карандаш в моей руке был мягким между пальцами, и я не мог сфокусироваться на каракулях, изображенных на страницах. Мое дыхание стало поверхностным, и мой пульс ускорился до угрожающей скорости.

Я был в разгаре полномасштабной паники. Доктор Тодд смотрел на меня с беспокойством, которое чертовски меня волновало. Потому что нужно очень сильно постараться, чтобы омрачить обычно спокойного доктора. Но я, должно быть, устроил огромный спектакль, если он выглядел так, словно уже был готов вставить иглу с транквилизатором в мою руку.

— Дыши, Клэй. Вдыхай через нос. Выдыхай через рот. Считай в обратном порядке от двадцати. Медленно. Вдох и выдох, — слова доктора Тодда были настойчивыми, и они нужны мне были прямо сейчас, потому что мой мозг взбунтовался против меня.

Я последовал его совету и закрыл глаза, концентрируясь на цифрах в своей голове. Выдох через рот. Я сжал руки в кулаки, стараясь контролировать сильное побуждение царапать свою кожу, пока не пойдет кровь. Мне нужна физическая боль, чтобы избавиться от ужасной, проклятой агонии в моем сердце.

Ни разу доктор Тодд не прикоснулся ко мне: не положил в утешение руку на меня и не хлопал по спине. Что было хорошо, потому что иначе я ударил бы его прямо в нос. Вместо этого, он сел в кресло напротив меня, считая со мной от двадцати. Напоминая мне сосредоточиться на дыхании.

После того, как я пять раз сосчитал в обратном направлении, мое тело, наконец, начало расслабляться, а мой пульс замедляться. Мое дыхание было менее поверхностным и казалось, что стало безопасно открыть глаза.

— Лучше? — спросил меня доктор Тодд. Он перестал быть сосредоточенным, и это сменилось его типичным нейтральным выражением. Некоторые люди могли бы быть обеспокоены отсутствием у терапевта эмоциональной реакции. Для меня, это было именно то, что нужно. Я прожил свою жизнь, управляя своими чувствами, беспокоясь о том, что бы сделали эти эмоции с людьми, окружавшими меня. Так что иметь кого-то сидящим здесь, казалось бы, не выходившим из себя из-за моего дерьма, было мило.

Я кивнул и положил карандаш в сгиб своей тетради. Я закрыл ее, не смотря туда, зная, что то, что я написал на этих страницах, было тем, что ускорило кризис. Звук какой-то новой музыки в стиле старшего поколения прерывает тишину. Это наводит меня на мысли о Руби; и в этот момент, это было более значимой помощью, чтобы взять в руки все мое дерьмо, чем что-либо другое.

— Мужик, я этого не ожидал, — сказал я в тихом порыве. Я провел трясущейся рукой по волосам, зная, что вероятно они стоят торчком. Хорошая новость заключалась в том, что я не беспокоился о таких вещах, как моя внешность.

Доктор Тодд улыбался в непонимании. — Ты очень хорошо с этим справляешься, Клэй. Ты учишься управляться со своими приступами, и сейчас делаешь это намного лучше. Ты должен чувствовать себя хорошо от этого. — Я знал, док пытается предложить мне почувствовать что-то позитивное в этом. Но я не хотел этого.

Когда я думал, что все под контролем, реальность того, кем я был, била меня прямо в лицо. Позвольте сказать, что быть сумасшедшим не весело. Я был далек от того, чтобы быть милым чудаком. Странным чуваком, который бормочет про себя и носит штаны наизнанку. Неа, мое сумасшествие было пугающим и уничтожающим.

Конечно, мои новые лекарства очень сильно помогали урегулировать скачки моего настроения. Терапия сыграла важную роль, позволяя мне проработать миллионы способов, которыми я саботировал свою жизнь на ежедневной основе. Я обучался другим навыкам, позволяющим мне справляться: тем, которые не включали в себя порезы. Я не резал себя уже около месяца. Были все основания чувствовать успех. Я был далеко от того человека, которым хотел быть. Но я стремился к этому.

Такие вещи случаются. Это была реальность, которая врезала мне по лицу и сказала мне проснуться к черту. Я упомянул, как сильно иногда ненавидел реальность? Если бы она был парнем, я бы мог выбить из него все дерьмо. Потому что, если я даже не могу написать в чертовом журнале о том, как испорченные с Мэгги отношения уничтожили весь мой мир, то я еще не был готов увидеть мир снаружи этих стен. А я чертовски сильно хотел быть готовым.

Доктор Тодд сказал, что Мэгги стала моим пусковым механизмом. Вы можете в это поверить? Девушка, которая была лучшим событием в моей жизни, сейчас была моим самым большим кошмаром. Согласно хорошему доктору, я перекладывал всю мою вину и стыд на ее плечи. Как ужасно это было? После того, как я сделал «правильные» вещи и позволил ей уйти, я не мог даже вспоминать о ней. Потому что сейчас, когда я думал о Мэгги, я терял самообладание. Я не мог дышать, не мог думать. Это слишком напоминало о том, каким ужасным все стало, прежде чем я приехал в «Грэйсон».

Доктор Тодд помогал мне работать над этим. Я виделся с ним три раза в неделю, и, по крайней мере, один из этих сеансов вращался вокруг того, что я должен научиться прощать себя. Он говорил это так, будто это была самая легкая вещь в мире. Но ты пытаешься простить себя, после того как обидел всех, кого когда - либо любил. Это не делает тебя самым приятным парнем в округе, уж точно.

Этот процесс был болезненным. На самом деле это полный отстой. Это как заставлять себя смотреть в зеркало, после того как облился серной кислотой. Я чувствовал себя страшным и неопытным. И я не был фанатом того парня внутри меня, которого я узнавал. Но доктор Тодд пытался заставить меня увидеть, что я не был ужасным человеком, которым, мне казалось, я был. Он заставлял меня признать, что я беру контроль над своей жизнью. Этот человек, который так сильно обидел Мэгги, был только частью человека, которым я был, и он не определял меня. Ему нравилось говорить мне, что я должен научиться принимать все стороны того, кто я есть, если надеюсь быть здоровым и исцеленным.

Когда - то я бы рассмеялся над заумными фразами. Но теперь, в этой реальности, я не мог себе этого позволить. Так что я прикусил язык и выпил «Kool-Aid»[4] центра «Грэйсон».

Иногда это работало. Иногда я был в состоянии говорить о своих отношениях с Мэгги без того, чтобы всхлипывать, как сучка. Были времена, когда я покидал сеансы, чувствуя себя так, словно я был на шаг ближе к человеку, которым хотел быть. Парнем, который сможет показаться на пороге Мэгги Мэй Янг и сказать ей, что его жизнь всегда будет начинаться и заканчиваться с ней.

Сегодня был НЕ один из тех дней.

Доктор Тодд протянул руку за моей тетрадью. Я отдал ее ему, надеясь, что он позволит мне сжечь эту глупость. Ведение журнала никогда не было любимой частью моих терапевтических мероприятий. Но консультантам здесь это нравилось. Мне говорили снова и снова, что иногда легче записывать свои чувства, чем говорить о них. Когда ты чувствуешь себя подавленным, просто сделай запись. Какого - вообще - черта.

Я думал, что это было не более чем упражнение, чтобы напоминать мне о моих грандиозных оплошностях. Эй, Клэй, сядь и напиши о том, насколько ты болван! Звучит как веселый день, а? Я ненавижу проходить через это и читать бред о парне, который испортил свою жизнь и потратил огромное количество времени, чувствуя жалость к себе из - за этого. Лучше бы меня ударили по яйцам.

— Ты не будешь возражать, если я прочту то, что ты написал? Я бы хотел увидеть, что вызвало такую реакцию, — спросил меня доктор Тодд. Если я скажу «нет», он не будет давить. Не на это. Были некоторые вещи, на которые давил доктор Тодд. Вещи, с которыми он заставлял меня сталкиваться, даже когда я этого не хотел. Но крутое в нем было то, что он понимал, когда ему надо отвалить. Это то, что делало нашу работу более динамичной. Как Буч Кэссиди и Сандэнс Кид[5]. За исключением того, что я был в центре психиатрического лечения во Флориде. И я не был легендарным бандитом. О, черт с ним, не имеет значение.

Дело в том, что я так долго воевал с терапией, что наша простая откровенность была довольно невероятной. Не было секрета в том, что я не любил людей. В хороший день я избегал их. Но доктор Тодд был другим. Может дело в том, что он не смотрел на меня как на сумасшедшего. Не было вынужденного сочувствия или снисходительных советов. Он позволял мне говорить. Или он позволял мне молчать. Он давил, когда надо было, но и уступал, когда я в этом нуждался.

И удивительно то, что факт проверки моего журнала не ощущается, как полное вторжение в частную жизнь. То, что я писал, вызывало во мне панику, а мой терапевт хотел знать, что это было. Имело смысл, не так ли? Плюс, если я когда - либо хотел выбраться отсюда и начать жить своей жизнью, я должен понять, как справляться с этой новой ерундой, которую я выливаю на себя. Почему моя жизнь не может быть легкой? Что случилось с нормальным опытом подростка? Разве я не должен делать неуместные замечания о сиськах девушек в разговоре со своими друзьями и разрабатывать способы, чтобы вернуть свою девушку?

Неа, мне дали дерьмовых родителей и карту химического дисбаланса. Вухууу! Везет же мне!

Я кивнул. — Давайте, читайте. — Мой голос звучал слабо и нервно от моего последнего сумасшедшего раунда. Доктор Тодд послал мне маленькую улыбку, прежде чем открыть мою лимонно - зеленую тетрадь. Он листал страницы, пока не остановился на вступлении, которое я написал. Он просил, чтобы я пересмотрел мучительное воспоминание. Он сказал мне думать о чем - то болезненном, о чем - то чрезвычайно трудном для меня, и найти в этом что - то позитивное. Переосмысление было тяжелым в хорошие дни.

Я упомянул, что сегодня был не хороший день?

Когда доктор Тодд закончил читать, он посмотрел на меня. — Ну, ты определенно выбрал нечто сногсшибательное, чтобы на этом сфокусироваться, — сказал он так, что мне было трудно не засмеяться. Я ценил его сухой юмор.

— Ну, ты знаешь, что они говорят. Взрослей или иди домой. — Мои губы скривились в попытке улыбнуться. Вероятно, я выглядел так, будто мой рот свело судорогой.

Доктор Тодд вопросительно улыбнулся и посмотрел на мою тетрадь. — Я рад видеть, что ты движешься в правильном направлении, благодаря этим занятиям. Скажи мне, что вызвало в тебе такую реакцию. — Ах, теперь мне надо говорить о своих чувствах. Мне очень нравилось, когда терапия становилась такой шаблонной/банальной.

— Ну, я думаю это чертовски очевидно, что я чувствовал. У меня была эта проклятая паническая атака. Я не слышал хренового щебетания птиц и не видел радугу! — выплюнул я злобно. Доктор Тодд закрыл тетрадь со щелчком.

— Нет, я сказал не так. Не начинай обороняться, Клэй. Теперь, пожалуйста, скажи мне, что ты чувствуешь? — снова спросил он меня. Я сделал глубокий вдох и начал нерешительно думать о ситуации, которой я поделился в журнале. Я должен быть осторожен. Я не могу снова сорваться. Я зашел так далеко, я научусь справляться с этим дерьмом, или оно убьет меня!

— Злость, — сказал я коротко, останавливаясь на правде. Я мог бы уклониться от вопроса, но после моего маленького эпизода, я был слишком вымотан и перестал скрывать то, что думаю.

Доктор Тодд нахмурился. — Злость? На кого? — Я хотел застонать. Это был провокационный вопрос.

— На Мэгги. На меня. Руби. Моих родителей. Выбирайте, — я чувствовал себя раздраженным. Я знал, этим не заработаю ни одного скаутского очка, но я был настолько чувствительным, что мог кровоточить. Я хотел кровоточить. Я хотел боли, которую могла принести только бритва. Это будет чертовски лучше, чем встречаться с демонами, которые бушевали во мне. Демоны, которые в такие дни как сегодня, казались, что никогда не исчезнут из меня.

Доктор Тодд ничего не сказал, он просто наблюдал за мной, пока я анализировал то, что только что сказал. — Я зол. На всех. С родителями легко. Они отстойные. Они никогда не были родителями. Они просто засунули мою задницу гнить сюда. — Я невесело рассмеялся. — Они хотят, чтобы я провалился. Хотят найти оправдание тому, что избавились от меня. Но весь ужас для них заключается в том, что я собираюсь выбраться отсюда и жить своей жизнью, — сказал я категорично и увидел, что доктор Тодд пытается скрыть улыбку.

Он кивнул. — Твои чувства, безусловно, понятны. Но что более важно, ты видишь, что ты контролируешь свою жизнь, не твои родители. У тебя есть контроль, который поможет тебе двигаться дальше. — Иногда доктор Тодд звучал как Ганди или кто-нибудь наподобие. Меня могло это раздражать, или я мог принять его слова такими, какими они были. Правдой.

— Я злюсь на Руби за то, как легко было отрицать то, что я делал со всеми окружающими меня людьми. Если бы она сказала прямо, сказала, что знает, что я делал... — мои слова затихли, и вмешался доктор Тодд.

— Ты бы обратился за помощью? Перестал бы себя резать? — спросил он меня демонстративно. Я приподнял бровь, наблюдая за тем, что он делает. Он пытается заставить меня увидеть, каким иррациональным был этот гнев. Он шел по очень тонкой грани. Я мог бы яростно расстроиться или признать справедливость того, что он говорил. На самом деле можно было выбрать любой путь.

На мгновение я проигнорировал тонкий баланс и продолжил свои мысли. — Я зол на себя за то, что был чертовым ущербом. За то, что разрушаю все в своей жизни. За то, что не взял себя в руки и позволил своим родителям победить, — закончил я тихо. Я стиснул кулаки у глаз, чувствуя, как за нами начинается боль.

— А Мэгги? — доктор Тодд спросил тихо, и я уронил руки на колени. Мэгги. Я был зол на нее. Действительно зол.

Я сжал зубы. — Я зол на нее за то, что она заставила меня чувствовать на некоторое время, что у меня может быть нормальная жизнь! — сказал я громко. Я сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Когда понял, что могу продолжать без того, чтобы слететь с катушек, я снова начал говорить. — Я зол на Мэгги за то, что она дала мне нечто, потеря чего чуть не убила меня, когда я все разрушил. Я чертовски зол, потому что она строила то, что я разрушал, она дала мне все: жизнь, будущее. И теперь все пропало. — Мой голос сорвался, и я почувствовал слезы на своем лице. Я яростно их вытер. Черт! Я ненавидел, когда я становился таким.

Я сделал еще один глубокий вдох, чувствуя, как мой голос дрожит от эмоций. Теперь, когда я это признал, я чувствовал себя... лучше. Видя здесь этих девушек и парней, терапия работает.

Доктор Тодд смотрел на меня, это непроницаемое спокойствие снова на месте. Я думал, что на самом деле происходит в его голове. Был ли он, правда, настолько спокоен, или он был настолько же испорчен, как и все мы? То, что я не буду узнавать.

— Это было трудно признать, Клэй. Спасибо тебе. — Он наклонился вперед, так что его локти опустились на колени. — Чувства к Мэгги интенсивные. Они все переплетены с болью и потерей. Ты не можешь отделить любовь от боли, и это как раз то, что терзает тебя. Ты сказал, она была лучшим, что было в твоей жизни, но ты сделал ее точкой сосредоточения всех своих страданий. Мы должны разъединить эти две вещи. Ты можешь иметь одно без другого. Ты должен продолжать работать над переосмыслением. Находить положительное там, где твой мозг хочет смотреть лишь на негативное.

Думая о ситуации, которую я описал в тетради, я не был уверен, что этот совет был возможным. То есть, как черт подери, я должен найти что - то положительное в том, что я пытался убить себя? Ради всего святого, это была не поездка в «Disney World»! Это был я, взявший кусок разбитого зеркала и перерезавший свои руки до того, что у меня на обеих руках было по сорок пять швов. Я слышал, что доктора в больнице говорили моим родителям, что я чуть не дошел до кости. Я не дурачился. Я хотел умереть.

И для чего? Потому что я думал в своей испорченной голове, что Мэгги предала меня. Я был не в состоянии увидеть, что она смущена и напугана, и пыталась мне только помочь. И вот когда пришла вина. Она началась из - за того, что я думал о Мэгги и о том, как в течение короткой секунды были лишь мы вдвоем, вместе, готовые все взять на себя. Потом мой мозг вернулся к той ночи. И все, что я мог видеть, это темнота. Момент, когда все, что я хотел сделать – это умереть. И я сдался. Паническая атака безжалостно унесла меня.

Моя злость поднялась на ступеньку выше. Почему я не мог просто думать о Мэгги? Почему я просто не мог помнить о ней без всех грязных вещей, таких как вина, стыд и высасывающая душу тоска? Я лишь хотел думать о том, как сильно я любил эту прекрасную девушку, прежде чем перевернул наш мир с ног на голову.

Дата добавления: 2015-10-28