Первая неделя мая

На следующий день пристав открыл дверь моей камеры и без всяких церемоний указал мне палкой на выход из участка. Я собрала свои пожитки — шаль и плошку — в сумку и сказала, вполне нарочито, для ушей Бузуку: — Так я уже иду на работу, к ткачихе? Пристав никак на это не отозвался, давая мне понять, что он за свой век давно узнал обо всем, что может происходить между заключенными.

Он постучал палкой об пол, но выглядел при этом совершенно расслабленно, — каким я вряд ли вообще его видела до сих пор — но в некотором предвкушении, что ли; и это-то снова зацепило меня.

Проходя мимо открытой двери в комнату коменданта, я заглянула внутрь и заметила, что он тоже посматривает в нашу сторону. Я кивнула, как бы говоря, что ему незачем сомневаться в его решении доверять мне.

И, похоже, он и не сомневался. Не знаю, в каком возрасте люди понимают это — полагаю, что скорее позже, чем раньше — но я уже осознала, что мое счастье или неудовлетворенность не имеют ничего общего с тем, где я нахожусь в данный момент.

Здесь, в тюрьме, у меня был завидный слушатель: во всяком случае один человек, который следовал тому, что я говорю, хотя бы потому, что был физически нездоров, а мои уроки облегчали ему боль. И как славно было бы, если мы вместе сумели бы исцелить две других души. Говорят, что самый изумительный цветок — лотос — растет в самой грязной части пруда и питает грязью свою красоту. И поэтому выход из тюрьмы не представлял такой уж разницы с пребыванием в ней. Тюрьма была плодородной почвой, на которой мне было что растить.

Обернувшись на пороге, я тепло коснулась руки пристава. Он аж подпрыгнул и уставился на меня; я мягко сделала шаг в сторону и слегка махнула рукой, как сделала бы моя бабушка: — Сейчас вернусь, — улыбнулась я, — только заберу собаку. Пристав был настолько растерян, что и не подумал останавливать меня.

— Только на веревке, — крикнул он мне вслед, когда я уже зашла за здание.

Если вам когда-нибудь приходилось жить рядом с собачкой тибетской породы, то излишне описывать, каково оно было -наше воссоединение с Вечным: благодарственные псалмы взмыли в небо, с бесшабашной беготней по кругу и запутыванием меня в веревке.

— Тише, тише, львенок. И я тебя люблю. Но пристав вполне вольно обращается с дубинкой — не думаю, что стоит искушать судьбу.

До дома, где обитала наша старушка, было полчаса ходу. Позади дома стоял ветхий сарай, где был пристроен ткацкий станок, а на полулежала охапка свежей соломы. Старушка была невысокой и плотной, с копной неприбранных седых волос. Жизнь глубоко исчертила ее лицо морщинами — этой женщине пришлось немало пережить на своем веку.

Она не была слишком разговорчивой. В тот же день, как только пристав ушел, она оглядела меня с недовольной гримасой, с отвращением повела носом и услала меня к ручью неподалеку с приказом не возвращаться, пока я, моя одежда и этот «мерзкий дворняга» не отмоемся и не обсохнем. Ручей бежал между только что вспаханных и засеянных полей; два огромных поля расстилались насколько хватало глаз. Я нашла крошечный деревянный мостик с кустами по сторонам, где можно было спокойно обсохнуть вдали от случайных глаз. Вода и солнце дивны, но мы со Вечным не стали рассиживаться — я не дам приставу ни малейшего повода вновь посадить нас под замок на хлеб и воду.

Что до работы, то тут нечего сказать. Все как обычно: я сбивала пальцы до костей, прядя жидкие тонкие коврики, которые моя хозяйка споро сбывала на рынке в базарные дни. Любые предложения, которые были у меня по части богатых орнаментов и способов плетения, принятых у меня на родине, в Тибете, были неизменно встречены с каменным лицом и приказом вернуться к работе.

Пристав приходил по несколько раз на дню и просиживал куда больше, чем было необходимо, выслушивая вранье хозяйки о том, сколько собака и я проедали каждый день. Когда ему все это надоедало, он прекращал пересуды постукиванием палки, выдавал старухе пару монет и отправлялся в город за выпивкой. И каждое утро спозаранку я уже была в тюрьме, поджидая коменданта на скамейке задолго до его прихода.

В день, когда он призвал меня для следующего урока, я прервала его на середине выполнения привычного набора поз.

— Самое время нам поговорить о дыхании, — сказала я. Он уже вовсю пыхтел и отдувался и, похоже, был признателен за эту передышку.

— Если и есть что-то в физическом теле, что сильно воздействует на внутренние ветры, то это не сами позы, — заметила я, — Дыхание гораздо больше связано с ветрами. Так что если удается дышать так, чтобы не давать ветрам застаиваться, позы оказываются бесконечно более действенными. Напротив, если выполняя позы, дышать с рывками и остановками, это может принести каналам больше вреда, чем пользы — создавая напряжения вроде того, из-за которого у вас болит спина.

Давайте-ка обратимся к практическим советам, которые дает Мастер — к подсказкам, как заставить дыхание двигаться верно, что само по себе целая наука, даже если не делать никаких поз вообще.

Комендант кивнул. Я заметила, что он уже прикладывал кое-какие усилия для того, чтобы заставить себя дышать ровно, прямо не сходя с места. У него и впрямь было настоящее наитие — или что-то подобное — для занятий йогой и всего, что с ней было связано.

— Когда Мастер говорит о дыхании, первое, что он упоминает, заключается в следующем:

Внимательно следи за дыханием; за вдохом и выдохом,

Дата добавления: 2015-10-28