Умер великий кинорежиссер

Отметивший две недели назад свой 89-й день рождения Ингмар Бергман давно жил отшельником на ставшем знаменитым благодаря ему острове Форё, но ни почетным пенсионером, ни «живым трупом» не стал. Само его присутствие в этом мире означало очень многое и для не забывших его зрителей, и для кинематографистов, для которых его картины всегда служили неисчерпаемым источником вдохновения и невозможным примером для подражания.

Свой последний великий фильм «Фанни и Александр» Бергман снял четверть века назад, после чего объявил о своем уходе из кинематографа. Но, конечно же, никуда не ушел, а снял еще с десяток великолепных камерных драм для телевидения, не позволявших усомниться ни в здравости его ума, ни в свежести непомерного его таланта. Не поддаваясь на славословия в свой адрес, он сохранил критичность взгляда - на себя и на мир. Ставил спектакли, писал автобиографические книги и сценарии, в которых не боялся рассказывать «последнюю правду» о себе - своем непростом характере, проблемах со здоровьем, сложных отношениях с многочисленными любовницами и женами, из которых и выросли многие его мучительные, с душком, патологии, семейные драмы.

«Прежде чем навсегда замолчать... хочу быть человеком, вызывающим досаду, раздражение, не укладывающимся в привычные рамки, - писал он в своей книге «Laterna Magica». - Невозможное слишком соблазнительно - мне ведь терять нечего».

Картины Бергмана со временем и вправду ничего не потеряли, не постарели ни на секунду, как и полагается подлинным шедеврам. Люди всегда будут мучить и изводить друг друга в семейных отношениях, а это значит, что картинам Бергмана, хирургически точно вскрывавшего нарывы затаенных людских драм, уготована вечная актуальность.

Бергмана считают едва ли не самым депрессивным режиссером за всю историю кино, но весть о его кончине действует куда более депрессивно, чем самые страшные и мрачные его картины.

«Комсомольская правда»

Отшельник

Пятнадцатую зиму готовится провести на берегу Иньвы в шалаше бывший житель Кудымкара Анатолий Куренков.

Я изрядно помотался по густым зарослям вдоль Иньвы в поисках отшельника Анатолия Куренкова, о котором мне донесла народная молва. Весь взмок и уже хотел в сердцах повернуть обратно... Вдруг увидел вихлясто едущего на велосипеде по утоптанной луговой тропинке мужика.

Вот уж действительно кривых дорог нет, это мы часто ходим криво!

Мужик, мягко говоря, был под хмельком. Одет в задрипанную старую куртку, смотрит на меня с подозрением своими не по-пермяцки жгучими глазами.

- Что, не нравлюсь, если южанин? - наконец выдавливает велосипедист.

Говорю: все люди - люди. Заодно интересуюсь, не знает ли он Куренкова и где находится его прибрежная обитель.

- Как не знать! Мы с ним уже с десяток лет кореша. Не разлей вода! Я в этих местах обычно рыбачу, сетки держу. Анатолий стережет мои снасти, лодку. За это я его подкармливаю рыбкой. А шалаш его находится во-он за тем крутым изгибом реки, в черемуховых зарослях. Я как раз к нему спешу. Вот, куртку ему хочу подарить: холодает, зима на носу...

Будто очнувшись, что много наболтал лишнего, он, видимо, с привычной для него подозрительностью стал допытываться: зачем это мне вдруг понадобился Куренков? Да так, говорю, из любопытства. Шутка ли, пятнадцать лет обитать здесь, на берегу, в полном одиночестве.

Наконец рыбак проникается ко мне некоторым доверием, говорит о Куренкове с нескрываемым восхищением, называет его горным стрелком - по службе в армии, клянется, что его испытаний не выдержит никакой спецназовец.

Сам мой попутчик родом из Ставропольского края. Воевал в Афгане, где потерял ногу. Теперь вместо нее - протез. В Коми округе оказался случайно: лечился после ранения в госпитале в Моздоке, где его выхаживала одна молоденькая медсестра. До умопомрачения целомудренная для нашего времени. Долго ухаживал за ней, пока та не восприняла его признания всерьез. Медсестра оказалась коми-пермячкой. Когда поженились, решили приехать жить в Кудымкар. Здесь спокойнее. Теперь у них крепкая семья, уже внуки пошли. Сам афганец на инвалидности, получает пенсию. - Анатолий у нас - настоящий экстремал. Вот, видите, в кустах его хата. Горит костер, значит хозяин дома, - говорит мой попутчик и, отбросив велосипед в сторону, прихрамывая, углубляется в чащу.

«Экстремал» в буквальном смысле блаженно возлежал перед дымящимся костром в своем нехитром, насквозь продуваемом жилище, неспешно, с видимым удовольствием, попыхивал дешевой сигаретой. Он был совершенно спокоен, даже несколько отрешен и нашему приходу не придал никакого значения. На подозрительное перешептывание рыбака-афганца: вот, мол, интересуется тобой какой-то человек, не будь простаком, многое незнакомцу не болтай, - отшельник лишь улыбнулся и нарочито громко сказал:

- Пускай интересуется человек, что тут такого!

В нем, в отличие от рыбака, который только что пришел из города, не было и тени отчужденности, скрытности. Чувствовалось, долгое время живя на лоне природы в одиночестве, он привык руководствоваться в восприятии окружающего мира своими известными только ему нравственными принципами. Он был полностью раскрепощен.

Тем временем рыбак скинул с себя затрапезную куртку, протянул отшельнику со словами: «Возьми, зимой пригодится» - и с нетерпением потребовал испить водицы.

- Пей, сколько тебе хочется, - сказал Анатолий, привстав со своей лежанки-постели, состоящей из досок и постланной поверху старой шубейки из искусственного меха. - Вода в чайнике еще не горячая, - указал он на закоптелый, черный, как уголь, чайник, висящий над костром, наложенным из двухметровых кряжей.

- Не буду я пить из твоего чайника! - заупрямился рыбак. - Дай мне испить вон из той трехлитровой банки.

Позже, спуская резиновую лодку на воду, рыбак мне своим привычным полушепотом сказал:

- Ты бы видел, что у него творится в этом вечно открытом чайнике. Кошка выпьет - подохнет, не то что человек.

Уплыл рыбак и больше не появлялся. Видимо, притаился в кустах.

Анатолий Куренков за пятнадцать лет отшельничества ни разу не обращался к врачам - не было надобности. Зрение было минус 4, постоянно ходил в очках, теперь в них не нуждается, зрение восстановилось полностью, говорит, копейку видит на земле. Он моложав в свои 55 лет (на днях отметил юбилей в кругу друзей-рыбаков), выглядит, не побоюсь этого слова, одухотворенно.

- Я и ушел от людей, чтобы почувствовать себя по-настоящему свободным, избавиться от болячек, которые с возрастом неминуемо накапливаются у человека, - рассказывает он.

- Вначале решил лишь лето провести на берегу, душой отдохнуть. И не заметил, как бытие одиночества затянуло на целых пятнадцать лет. Но я не жалею об этом. В природе гармонии значительно больше, чем среди людей. Птицы, под пение которых я засыпаю поздно вечером и просыпаюсь рано утром, травы, цветы, деревья никогда тебе не ответят злом. Я общаюсь с ними на равных. Разве в городе такое бывает? Люди корыстны, они думают лишь о своей выгоде, часто вымещают накопившееся зло на ни в чем не повинных людях, на ближних своих. Они, разумные, не отвечают за свои поступки. Я ведь знаю, что творится в последнее время на вечерних и ночных улицах Кудымкара. Развелось бандюг, девки курят и пьют пуще мужиков. Но милиция больше воюет не с отморозками, которые грабят и убивают, а с подвыпившими подростками. Попадешь в такую заварушку, запросто могут подстрелить ненароком. Так что одиночество нынче - не худшее состояние для человека.

Анатолий - коренной кудымкарец. После окончания средней школы по зову сердца и официальной пропаганды рванул в Омск, где выучился на механизатора широкого профиля. Сезон пахал и сеял на целине. Затем - армия. Служил в Закавказском военном округе. Вернувшись, в Кудымкаре закончил торгово-кулинарное училище и на удивление многих стал работать - первым среди мужчин - продавцом смешанных товаров. Анатолий говорит по-другому: смешных товаров. Почему? Вспоминая те годы, смеется:

- Много курьезных случаев было на этом поприще. Например, перед каждой премьерой нового спектакля в местном театре в магазин заходила одна пожилая актриса и просила меня откупоривать бутылку водки. Она залпом выпивала стакан спиртного, потом - стакан томатного сока и, как ни в чем не бывало, шла играть на сцене. Остальные полбутылки неизменно оставляла мне.

Надоело торговать Куренкову - и он на учебно-курсовом комбинате в Свердловске получил новую, ходовую в сфере торговли, профессию машиниста холодильных установок. Работал по специальности в Горсмешторге, на маслозаводе. Работа была непыльная и не из тяжелых. Оставалось много свободного времени. Сами собой появились друзья-собутыльники. Пришлось даже пройти курс лечения в лечебно-трудовом профилактории в Гамово. После этого загулов у него уже не было. Впрочем, именно в то время, в начале 90-х годов, у него уже начался новый, «береговой» этап в жизни, который практически исключает пьянки. Я, не веря, что он из простого любопытства решил уйти от людей, допытываюсь у него об истинных причинах обречения себя на полное одиночество.

- Жена стерва попалась, - говорит он после долгой паузы. - Дружки-пьяницы надоели в городе, от которых, как от слепней в лесу, просто так не отделаешься. А здесь - покой.

Чтобы отшельнику выжить, по словам Куренкова, которого, кстати, некоторые «доброжелатели» в городе называют лентяем, надо много работать. Он встает вместе с зарей и за три километра бредет в Кудымкар делать ежедневный обход своей, как у зверя, территории, чтобы собрать брошенные гуляками за ночь пустые бутылки и банки. В день выручает не менее двадцати рублей. На хлеб, курево и чай ему хватает. Помогает знакомым управиться с огородом. За работу те расплачиваются обычно овощами. Они же дают поношенную одежду, которая вполне устраивает Анатолия.

- Перед кем в лесу выпендриваться? - признается он. - К бабам я уже равнодушным стал. Если говорить о еде, то много рыбачу. С детства осталась эта привычка, когда с ватагой соседских ребятишек на простую нитку по бидону пескарей тягали из Иньвы.

Воспоминания о детстве навевают моему собеседнику грусть о родных. Родители уже ушли в мир иной, на «Кудымкар-2», как говорят о кладбище по-здешнему. Старшая сестра Рая, которая была замужем в Юрле, в прошлом году умерла от болезни. Сестра Галя живет далеко, в Оренбурге, работает на химическом заводе. Видеться с ней приходится редко. Ближе всех остался младший брат Василий. Он служил в кудымкарской милиции, был заместителем начальника ОВД по воспитательной части. Теперь вышел на пенсию. Часто болеет - сказывается трехлетняя служба на флоте «тяжелым» водолазом. Когда встречаются, Анатолий жалеет Василия, Василий - Анатолия.

Я пытался найти Василия Ивановича в Кудымкаре, поговорить с ним о его брате-отшельнике - не удалось. По слухам, он ушел из семьи и теперь живет где-то на селе.

Удивительно, но Анатолия в наши неспокойные дни никто не обижает: ни в его береговой «резиденции», ни во время обхода его, выражаясь охотничьим языком, городского путика. Тропы, значит. Хотя конкуренция на вторсырье в Кудымкаре жесткая, порой требующая мужества. По мнению Анатолия, каждый второй житель города не прочь подобрать пустую бутылку. В Центре занятости населения он никогда не состоял и не собирается состоять. Говорит, что сбором бутылок можно заработать больше госпособия. Социальному же учреждению не до того, чтобы заниматься каким-то одиноким бродягой, когда более девяноста процентов сельского трудоспособного населения Коми округа числятся безработными.

- Рыбалка рыбалкой, а все же основное время ты проводишь в полном одиночестве. Особенно долгими осенними и зимними вечерами. Что приходит на ум? - допытываюсь я.

- Как ни странно, чаще вспоминаются детские годы. Видимо, самые счастливые в моей жизни. Потом - песни старинные. Я их даже пою. Порой в уме сочиняю стихи. Еще часто думаю, что не так бы надо было жить: не пить, семью хорошую завести, работать. Это «нытье» всегда заканчивается одинаково. Скомандую себе: «Хватить лодыря валять, Анатолий Иванович, пойдем дрова заготовлять!» - хватаю топор и средь ночи начинаю валить деревья. Не зря говорят, работа мертвого поднимет.

Рядом с хижиной Куренкова строители через реку Иньву в эти дни прокладывают газовую магистраль. Скоро Парма будет с газом! Но отшельнику от этого газа ни холодно, ни жарко. А все потому, что он, гонимый житейскими неурядицами, раз и навсегда обрек себя на одиночество. Даже от своей квартиры в деревянном доме отказался - прописал в ней племянницу с семьей. Скоро зима, в воздухе уже белые мухи летают, и Анатолий Иванович потихоньку начал лепить зимнюю хижину, которая будет состоять из ямы в метр глубиной и такой же высоты надстройки в виде сруба из толстых черемух. Домик, как всегда, будет без дверей - перед ним ночью и днем всю зиму будет гореть костер-нодья.

Прощаясь, спрашиваю у Анатолия Куренкова:

- Все радости и муки одиночества ты уже изведал. А что дальше-то?

- Что дальше? Найдут когда-нибудь меня здесь мертвым. Вот и все. Лично я трагедии из этого не делаю. Ибо уверен, что многие-многие люди, живя в своих особняках-хоромах и благоустроенных квартирах, среди близких, одиноки точно так же, как и я...

Мне же кажется, общество должно помочь этому мужественному человеку. Тем более что он - не худший среди нас, а по христианским меркам - равный. Только не волевыми методами, а добром и доверительностью. И тогда одним бомжем в России, которых по официальной статистике насчитывается около четырех миллионов, станет меньше.

Дата добавления: 2015-10-24