Житие преподобного Александра, игумена куштского

(память 9/22 июня)

На пустынном острове Кубенского озера в Спасо-Каменном монастыре, в то время прославленном духовном очаге на севере Руси, созрело несколько дивных подвижников. Одни из них просияли святостью жизни на том самом острове, где получили духовное воспитание; другие сделались отцами пустынножителей на диких берегах Кушты и Сянжемы.
При игуменстве блаженного Дионисия Святогорца, постриженника Афонской горы, введен в Спасо-Каменном монастыре1 строгий Афонский устав. И сам игумен своей добродетельной жизнью столько прославился в окрестности, что народ толпами устремился на пустынный остров. Приходили и люди пожилые, чтобы, как в тихой пристани, найти себе упокоение от треволнений и бурь житейских; приходили и юноши, желавшие оставить мир, пока он еще не приковал их к себе, и учиться иноческой жизни под руководством мудрого и опытного наставника. Игумен Дионисий принимал с отеческой любовью и радушием всех приходивших к нему и старался удовлетворить их духовным нуждам. В числе их был преподобный Евфимий († около 1456; память 20 января/2 февраля и 11/24 апреля), уроженец Вологодский. Он скоро перешел из обители с благословения настоятеля за две версты от Кубенского озера, на реку Кушту, и в тесной келлии работал Господу постом и молитвой. Вскоре после того пришел туда же и молодой странник, родом также из Вологды, по имени Алексей.

Алексей родился около 1371 года и еще в юных годах, навсегда оставив родной дом, отправился в Спасо-Каменную обитель. Смиренно просил он монахов проводить его к игумену. В беседе с юношей, со слезами умолявшим настоятеля принять его в монастырь, прп. Дионисий Святогорец не скрыл тех трудностей и искушений, которые предстоят иноку. Но юноша не отступил, и игумен принял его послушником. Добровольно наложив на себя суровый пост и строгое молитвенное правило, Алексей с таким желанием выполнял все послушания, что вскоре заслужил любовь и глубокое уважение братии. Благочестивая жизнь молодого послушника побудила игумена Дионисия сократить время монастырского искуса, и уже через несколько месяцев после своего прихода Алексей был пострижен в монашество с именем Александр. Новый инок весьма был этому рад и совершенно всего себя предал Богу. Он с охотой исполнял все монастырские послушания, соблюдал самый строгий пост и обуздывал им юную свою плоть, на устах и сердце постоянно имея молитву, ни одного часа не проводил без рукоделия и труда, так что все братия дивились его подвигам и смирению и смотрели на него как на Ангела Божия. Много лет провел в этих подвигах блаженный Александр, возрастая и укрепляясь в жизни духовной, и в это время получил сан священства, как человек, пользовавшийся общим уважением всех иноков в обители. Впоследствии, когда преподобный Александр явился в Ростов к архиепископу Дионисию, то он называл его сыном и сослужебником.

Но любовь и почитание окружавших искренне тяготили смиренную душу подвижника, и как ни тяжело ему было расставаться с игуменом и собратиями, однажды, после вечернего правила, преподобный покинул монастырь. Странствуя по окрестным лесам несколько дней, он остановился на безлюдном берегу реки Сянжемы, где был густой лес и озеро. Здесь он поставил себе келлию и проводил жизнь в молитве и крайнем воздержании. Но через некоторое время место его уединения было открыто. Жители близлежащих селений, изумленные подвижнической жизнью пустынника, стали приходить к нему, с благоговейным почтением относились они к его подвигу. Смущенный отшельник вынужден был оставить Сянжему и направиться к берегам Кубенского озера, надеясь там найти более безлюдное место. В устье реки Кушты (в 45-ти верстах от Вологды) он неожиданно обнаружил келлию преподобного Евфимия (+ок. 1470; память 20 января/2 февраля), собрата и постриженника того же Спасо-Каменного монастыря.

Некоторое время подвижники провели в совместных молитвах и благочестивых беседах. От духовного взора преподобного Евфимия не укрылось, что его гостю пришлось по душе место на Куште, и когда преподобный Александр смиренно предложил обменяться келлиями, то он с радостью согласился, принимая это желание брата за указание Промысла Божия. Преподобный Евфимий пошел в хижину Александра на Сянжеме, а ему уступил свою малую келлию на Куште и при прощании оставил ему на благословение свой крест. Таковы были взаимные смирение и любовь святых подвижников!

Тихая пустынь очень полюбилась преподобному Александру. Подойдя к озеру, он погрузил крест в воду и молил Господа, чтобы Он собрал здесь ревнителей крестного пути. Блаженный отшельник трудился одиноко, копал лопатой землю и сеял рожь для своего пропитания. И много искушений потерпел он от духов злобы, которых побеждал силою крестною. Спустя некоторое время к преподобному Александру пришел один старец, с которым он прожил пять лет. Когда пришел третий брат, преподобный Александр решил устроить храм в честь Успения Пресвятой Богородицы. Он отправился в Ростов Великий за архипастырским благословением на строительство храма. Архиепископ Ростовский Дионисий Святогорец, бывший игумен Спасо-Каменного монастыря, управлявший в последние годы своей жизни Ростовской епархией (1418—1425), благословил своего постриженника и снабдил его всем необходимым для богослужения.

Вернувшись, преподобный Александр сразу приступил к сооружению храма в честь Успения Пресвятой Богородицы. Князь заозерский Димитрий Васильевич был очень рад тому, что являются новые молитвенники в малонаселенной его вотчине. Он поспешил дать старцу все нужное для строения обители, а супруга его княгиня Мария украсила новоустроенную церковь святыми иконами и дала напрестольное Евангелие и часто присылали жизненные запасы для обители. Глубоко почитая святого старца за его благочестивую жизнь и зная о его многочисленных хозяйственных заботах, она стремилась поддержать силы преподобного и присылала ему разнообразную пищу. Но и в игуменстве подвижник не изменял своим строгим правилам: пребывая в сугубом посте, он все раздавал больным и нищим. «Знаете ли, любимцы мои, — говорил он братии, — что подобает нам многими скорбями войти в Царствие Небесное?»

Северные пределы Руси в те времена неоднократно подвергались опустошительным набегам ордынских отрядов. И однажды, в отсутствие князя Димитрия Васильевича, на его вотчину напали татары, пятеро из них прискакали в Куштскую обитель. Преподобный Александр спокойно встретил их и осенил крестом.

Татары пали как мертвые и пролежали без чувств несколько часов, пока преподобный Александр не пробудил их от оцепенения именем Живоначаль­ной Троицы. И они тотчас же удалились из обители, благодаря и прославляя милосердие старца.

По смерти князя Димитрия2, павшего в битве с неверными, княгиня пожертвовала на поминовение мужа село в пользу обители. Раз она нечаянно пришла в обитель и вошла в храм, где блаженный Александр читал Псалтирь в простоте пустынной, с обнаженной грудью, которую терзали насекомые. Преподобный огорчился таким посещением ее и сказал: «Не следует тебе, княгиня, надзирать за нашим убожеством». Княгиня смиренно просила прощения. Преподобный простил, но сказал в наставление: «Корми свою нищету в доме». Возвратясь, она скоро занемогла и прислала просить молитв. Но преподобный Александр прозрел ее кончину и сказал: «Пусть готовиться к той жизни». Спустя 20 дней княгиня Мария скончалась.

Жизнеописание преподобного рассказывает, что однажды был собран урожай пшеницы, посеянный трудами игумена и братии. Некий крестьянин, не видя никого вокруг, решил украсть мешок зерна. Но от алчности взял слишком много и потому никак не мог поднять свою ношу. Именно в этот момент и застал его преподобный Александр. «Напрасно ты, сын мой, поднимаешь не по силам», — только и сказал он. Эти кроткие слова вызвали искреннее раскаяние вора и он пал со слезами к ногам старца. Преподобный после отеческого наставления велел ему еще прибавить пшеницы и, сделав наставление впредь не брать чужого, благословил взять мешок и идти с Богом. Прощенный крестьянин легко понес благословенную ношу, благодаря великодушного старца.

Предчувствуя близость блаженной кончины, старец сказал ученикам своим Савватию и Симеону: «Я ослабеваю и оставляю вас, а вы, чада мои, терпите на этом месте, храните смирение и любите друг друга как самих себя». Предобручив обитель заступничеству Господа Бога и Пречистой Его Матери, он заповедал построить храм во имя святителя Николая Чудотворца и сам указал место. Дождавшись воскресного дня, он в последний раз совершил Божественную литургию и причастился Святых Христовых Таин. По окончании же службы, ставши пред иконой Спасителя, он со слезами на коленях помолился за себя и за свою обитель, и 9 июня 1439 г. в возрасте 68 лет мирно предал свой дух Господу. По заве­щанию преподобного Александра его тело было положено вне церкви у южной стороны алтаря. Через год над его могилой выросло деревце рябины. Каждый праздник Успения Пресвятой Богородицы к монастырю стекалось множество богомольцев. Один мальчик, по имени Матфей, ради забавы отломил ветку от рябины, и рука его тотчас распухла. Когда родители поняли причину его внезапной болезни, они немедленно привели мальчика к могиле преподобного, и по их молитве к святому ребенок тут же получил исцеление. С тех пор многие по вере получали облегчения от своих недугов, собирая целебные ягоды.

В древнем рукописном житии преподобного Александра содержится запись многочисленных чудес, совершившихся при его гробе. Особенно прославился святой Александр чудесной помощью больным, одержимым различными душевными болезнями.

В построенном по завещанию игумена храме многие видели преподобного Александра вместе со святителем Николаем молящимися и кадящими храм. Служба святому составлена около 1575 г. В 1764 году монастырь был упразднен, и Никольский храм, где были погребены под спудом мощи преподобного Александра, превращен в приходской3.

1 Каменный или Каменский монастырь находился на пустынном острове Кубенского озера в нынешней Вологодской губернии.

2 Князь Димитрий Васильевич был не ярославским, а заозерским или кубенским князем, и его резиденцией было местечко, ныне село Кубенское Устье, находившееся в 3-х верстах от обители преподобного Александра; ярославским же князем был брат Димитрия, Симеон Васильевич, скончавшийся около 1320 года.

3 Почитание преподобного Александра началось с 16 века. Мощи его находятся в Куштском монастыре, который в 1838 году приписан к Спасокаменному монастырю.

Отшельник

"А скажи-ка, Николаич, ты вот человек видать образованный, вот как мне, да тут, да без хозяйки? Хозяйство моё хлопотное, охота, рыбалка, да и по мелочи там-сям всякие дела. Летом рыба, зимой зверя добыть надо, да белку, соболя. Пушнину сдать — денежку заработать. Да и себе, детям-внукам, на пропитание чуток-другой мяса. Не поверишь — иной раз какой так и вааще некогда поесть, делов столько много. Особливо к ночи только вспоминаю, что не ел сегодня ещё. Потом и постирушки ж надо какие-никакие делать — верно, Николаич? Время тут как-то было одно интересное — медведи повадились в гости ходить, так лЕдник пришлося с рыбой и мясом от дому подале от ихнего соблазна перенесть. Пожары в Иркутской области их оттуда к нам выгнали. Хлопоты, понимаешь... опять же. Да-а. Телявизиру у меня тута, как сам понимаешь, нету, поскольку без Чубайса живу, ну, так, книжку какую-другую надо ж тож почитать-посмотреть при лампе хотя бы керосиновой. Ну, и как тут без хозяйки? Вот как сейчас, погляжу на Бирюсу, а тама, вона из-за той горы... Хозяйка идёт. И ясно так, как будто взаправду. Особливо, кхе-кхе, хе-хе, по утрам. Ну, сам понимаешь, как-то бывает по утрам-то, особливо когда долго очень холостой. А, — понимаешь?.. А вообще-то, я тут, конечно, и без хозяйки хорошо живу. Сяду. И смотрю. Могу так цельный день смотреть на мурашей, на пташек, на реку-воду. Аль на огонь. Могу и не умываться вовсе цельными днями напролёт. А что, сам себе же хозяин-то! И они вот, — тоже хозяева! Ты вона поглядь, как они муравьишки-трудяги дружненько трудятся, трупы таскают всяких букашек разных в дом себе. Заботливые. Трудоголики! Ты их тропу не нарушай! Ага? Или птичек взять. В гнездо к птенцам пропитание носят и носят. Цельный день так. А вот звезды, — к примеру... Светят и по-разному же! Мигают! Николаич, а ты мне скажи, вот мы зачем на планете этой живём, а? Вот какой такой смысл в нашей жизни? Я вот в книжках прочёл, а потом ещё и по радио слыхал, что инженерия генная чуть ли не нового человека изобрела. Вот для какой такой цели-надобности? Дьяволово то искушение, или всё же то Промысел Господень? — Прости меня, Господи! Слушай, Николаич, а у тебя про любовь стихи есть? Не только про комаров и рыбалку, с тайменями? Про женщин, а? Во, послушай мои. Только сейчас на ум пришли. Слушай! Э-эх, что-то не заладилось сегодня. Сорвалось. Мда, чтой-то я на последней строке спотыкнулся. А ну их, стихи эти! Додумаю — потом прочту. Давай ещё по одной выпьем! Вот выпьем и прочту. Да. Мне тута надо б съездить к моей старшОй... в гости, ага, да ты бери максу-то, закусывай, — вкусная! Или вон рыбку, харюзка малосольного. Да двигай, двигай тарелку-то к себе, а то они, эти проглоты, всё съедят! У меня, Николаич, ты знаешь сколько внуков и правнуков? Ну, как? Нежная, вкусная? Во, во! Налим тута давеча в сетку залетел. Не по сезону вовсе. Обычно осенью. Большой... У меня тоже зубов-то почти не осталось. Так она ещё и полезная, эта печёнка налимья-то! Ты давай ешь, ешь её, свою язву лечи, она нисколь не вредная, а полезная, печёнка эта. У меня почти что тридцать внуков и полсотни правнуков уже. Богатый я! Не а, — тайменя ни разу не ловил. Тебе б надо в июле к нам на притоки приехать, но не сейчас, рано ещё, когда начало июня ещё, и не на эту, слышь шумит как, Хаинду-речку, а на другую какую, куда ленок и таймени заходят. А лучше в августе-то. А в ней, в Хаинде-то, только харюзок, да и то мелкий. Да я сам и не ловлю его на удочку-то. Зачем тварь живую губить на крючок? А, — таймень? Не ат, — сам не ловил-то. В сети к староверам Кайтымским попадался на Бирюсе как-то, а вот ко мне — ни разу. А что, говорят, бывает и большой? Поди под пять кило? Больше? Ты сам-то как? Ловил? На спиннинг, говоришь? А что, — сетями не рыбачишь? Только на спиннинг? Да ну! Не может того быть. И что ты говоришь, как тебя там, — Андрей? Извини, Андрюха, склероз у меня, наверное. Семьдесят годков мне уже. Запамятовал, как тебя зовут. И что, — три года тому назад у меня в гостях был? Не ат... Не помню. И что, говоришь? Сам у Николаича в городе был и видел? У него в квартире? На двадцать? Голову тайменную? В серванте? Да ну вас! Сколь живу, про таких ни разу не слыхивал. Николаич, да ты не расстраивайся! И что, поймал бы если, то отпустил бы, и совсем? А зачем тогда ловить? А может ты и прав, Николаич. Ты погляди, какая у нас красота! Андрей, а, Андрей! Хватит есть-то! Тебе от меня благодарность, что ты ко мне такого человека привёз! Глыба! Что, — не глыба? Рыбак просто? Емеля? Да ну тебя, Николаич! Шутишь, опять смеёшься. Слышь, Николаич! Ты приезжай ко мне... ещё. А? Стихи твои в какой-такой книжке можно будет прочитать? Книжку мне свою подаришь? Да ну, не издавал! Как же. Обманываешь, да? Дорого, да? Да уж, что-то и впрямь всё подорожало в разы... А мне можно будет твои стихи срисовать? Да ты не подумай чего! Я так, только для себя. У мене в лЕднике-то тама ещё и караси есть. Сегодня в сетку попались, крупные. Да и ленок, — взял да вдруг и залетел сдуру. Правда, небольшенький. Вы из них уху сварите завтра. А почему, — нет? Берите, берите, конечно. А что стесняться-то? У меня там припасено. Мне хватит. Да я вам сейчас сам их принесу! Нет... не надо? А зря это. А хотя, может, и верно, — испортятся до завтра. Ну, давайте, за грехи наши тяжкие! Будем выпивать, али нЕдругам своим оставим? Там осталось ещё что в вашем бутыле-то? Да. Да. Сейчас поеду уже. Пока светло ещё на реке. Хотя сейчас, что темно, что светло... одинаково. Вода сильно большая пока. Надо к дочке старшОй в гости попроведать их в Канске-то. Как-то там они без меня? Николаич, ты когда ко мне в следующий раз приедешь? Приезжай, потолкуем, поговорим. Ага, двум умным завсегда есть о чем поговорить. Это точно. Ну, вот, ты опять же шутишь... Не шутишь, правду говоришь? Да уж, конечно... А ты, Николаич, из самого-самого Красноярска приехал-то? Да? Ну... дела. Из самого, значит... Скоро и сам поеду, только вот к дочке, в гости сначала. А что? Бензин есть пока ещё. До Палатки на моторе, а там в горку пешком полтора километра. А там уж, гляди, кто и подберёт до Тасеево-то. Не пешком же мне идти сорок пять километров по тайге по моим-то годам. Раньше-то и бегал, и ничего. А что? Николаич? Давай на спор, кто вперёд по Хаинде вверх до водопада сбегает? Ты или я? Там всего-то восемь километров. Правда в горку, да не по асфальту, но не так уж и далеко совсем. Ты-то меня помоложе будешь, но я тебя обгоню! Не пойдёшь? Это ж близко! Говоришь, за компьютер сесть заместо тебя? И там посмотрим, кто вперёд? Ну, ты опять шутишь... Николаич, слушай, а что такое Интернет? Что это за штука такая, — по радио слыхал, да вот в журнале тут вычитал? А? В каком? Ага, — космос, кажется, полиэтилен, журнал называется. Что, говоришь? Космополитен? Ну, пускай так. Несколько раз прочёл, — и ничего ж так и не понял... Ты-то уж знаешь, поди, — раз с компьютерами дружишь. Объясни мне по-свойски, доходчиво! По-человечески. А то какую-то галиматью на уши вешают эти умники всякие. Вот ты как-то всё понятно объясняешь, а они так, как будто бы на каком иностранном языке говорят, да при этом почему-то русскими буквами, но ничего-то совсем не понятно! Это как же так можно говорить, изъясняться-то? Ну, да, конечно же, — оно и я так понимаю. Верно. Чем заумней и мутнее, так им навару больше. Во, слыхал Андрей, как надо объяснять? А то ты мене всё про какие-то винчестеры и мыши толкуешь. Мыши-то и у меня есть. И много. Одна так совсем со мной дружная. Как приду в дом, так сразу выбежит и на задние лапки встаёт. Здоровается. А ещё любит со мной рядышком спать, набок ложится, — вот умора! Лапки сложит вместе и на боку спит, ну, как человек будто! А вот винчестера-то нет, но правда карабин есть. И что, говоришь, Интернет — штука полезная? Познакомились через этот самый Интернет? С Андрюхой? С каким-таким Андреем? Вот с ним, что ли? А потом сюда и приехал? В гости, стало быть... Порыбачить... Поохотничать? Нет? Только рыбачить? Ну, время-то есть ещё, отдохнёшь, порыбачишь. Там что-то ещё в бутыле-то осталось? Да ты закусывай, закусывай, Николаич! Что на еду-то эту смотреть. Поправляйся, отдыхай. Не затем приехал, говоришь? Слышь, Николаич... а вот куда мы все двигаемся... человечеством? Да нет! Ты не бойся, не обидишь меня. Что думаешь на этот счёт? Вот староверов возьми. Хотя, это их дело конечно же, но вот никак я в толк взять не могу, зачем и почему они такие упёртые? Я — зачем здесь живу? Ну, как же, зачем... Вот, послушай, на память пришло. Давно уже сочинил. Оно как-то само самой складывается, слово за слово цепляется. Вдруг — раз и готово... Что, понравилось? Правда? А ты про то, что с нами будет в своём примере, ну, как с нимфой, из которой подёнка выводится, — серьёзно говоришь или шутишь опять? Да уж верно, — кто знает-то на самом деле-то, как это всё устроено... А ты в Бога веришь, Николаич? Я вот верю... но иногда, понимаешь, нет, — сомневаюсь. Наверное, неправильно это... Слышь-ка, паря! Ты это, как тебя? Дима? Ну, вот что, Дима... ты эти самые анекдоты при мне лучше не рассказывай. Не нравится мне это. Срам это! Не пойму я такую любов вашу, новую... и жизнь современную. Не надо. При мне. Да, вообще, не рассказывай! Николаич, прочти-ка снова мне твои сочинения про рыбалку, да про любовь. Оно так-то лучше будет. А то... про срамную любовь ихнюю современную никак не хочу слышать. А таймень в Хаинду не заходит. Не ат, не заходит... В Осиновую, это ниже чуток по Бирюсе, ленок бывает заходит, а вот таймень — нет. Это вам надо по Кайтыму идти вверх пешком. Андрей, ты слыхал про Кайтым-то? Слыхал? Ну, вот. Но говорят, далёко надобно идти. Я сам-то не ходил. А вот мужики Тасеевские, да Канские ходят. Но он там тоже не каждый год бывает. И давно что-то не слыхал я, чтоб его там ловили-то. Потравил там рыбу какой-то гад лет пять тому назад. Сейчас-то может и есть... а может и нет... А лучше приезжать в августе. Может и не надо никуда по притокам ползать на карачках-то. Может и в Бирюсе есть. Кто ж его знает, где он... Николаич, ты мне адрес свой оставишь? Ага, вот сюда запиши. Вот в эту книжку. Я уж не потеряю. У меня тут в прошлом году был профессор тоже, как и ты, в гостях. Да. Только не художник и не поэт, как ты, Николаич. Из Москвы... Учёный, да вот запамятовал, какой такой науки, Да... из Москвы самой. Всё спрашивал, что, да как... Интересовался — не скучно ли мне тут одному в тайге? Всё записывал в тетрадку-то, да кино снимал, как я тут один живу. Обещал журнал выслать со своим рассказом, да вот забыл, наверное... А ещё из Красноярского телевидения были. Тоже кино снимали. Видел, нет? А когда мне скучать-то? Вот хозяйку мне бы ещё... Николаич, а у тебя нет на примете какой такой нибудь хозяйки? А? Кхе-кхе, хе-хе! Может сосватаешь для меня кого-нибудь? Молодуху какую? Видишь, какой я знаменитый и богатый! Пойдёт, как думаешь, за меня? А что, мы бы с ней вдвоём-то быстро бы деток нарожали! Николаич, ты ко мне в августе приедешь? Давай, приезжай! Да и чёрт с ней с рыбой-то! Сетку поставим, да и наловим. Ну да, как же помню, ты ж на спиннинг ловишь. Ну, так и на спиннинг половишь... Приезжай... У нас тут хорошо! Смотри, красота какая вокруг! Ну, мужики, ладно. Бывайте здоровы! С Богом! Поеду уж, а то темно становится."

Отшельник

18 сентября 2007

Дата добавления: 2015-10-24