В гости к Порфирьеву

До порфирьевского “имения” меня подвез главный врач Мари-Турекской ЦРБ Вениамин Свинин. Он иногда бродит в тех местах с ружьем и заходит к Сергею в гости. Дом отшельника одиноко высился в чистом поле, лишь черемухи, выстроившиеся в линию, обозначали границы некогда стоявшей здесь деревни. Ворота оказались незапертыми, однако дверь в избу не поддалась. Мы заглянули в огород, дошли до небольшого болотца, где Сергей мог рыбачить: хозяина нигде не было. Вениамин Валентинович покричал минуту-другую. В ответ ни звука, только на брошенном поле, начавшем зарастать лесом, загалдели птицы. “Наверное, в соседнюю деревню ушел, - с огорчением подумал я.- Целый год собирался сюда приехать, и так не повезло”.

Тут мой спутник догадался заглянуть в окно. Оказалось, “хозяин” деревни был дома, и как ни в чем не бывало спал на диване. В четыре руки мы долго барабанили по стеклам, пока в избе не послышался голос. Вскоре за ворота вышел невысокий худой мужчина лет пятидесяти. Он не высказал никакого неудовольствия, что незваные гости столь бесцеремонно его разбудили. “Ну, Сергей, и сон у тебя! - здороваясь с хозяином, улыбнулся Свинин. - Так крепко могут спать только люди, у которых совесть абсолютно чиста”. “Каяться мне уж точно не в чем, - отшутился Сергей. - Сегодня находился за день, аж ноги к вечеру гудели, вот и уснул как убитый”.

Он пригласил нас в дом и начал хлопотать у самовара. Я осмотрел его жилище. Дом состоял из одной большой горницы, да за печкой еще было отгорожено нечто вроде кухоньки. Обстановка более чем спартанская: стол, несколько стульев, два дивана - ровесники хозяина. С потолка свешивалась керосиновая лампа под абажуром, вторая стояла в изголовье хозяйской постели. Что никак не вписывалось в скромную обстановку комнаты, так это два свежих букета цветов на подоконнике.

Самовар загудел. Сергей заварил чай. Напиток оказался неожиданно вкусным. “Вода у меня очень хорошая, - пояснил хозяин, - чай все гости хвалят. Я без него не могу, раз по пять на дню “туляка” своего разжигаю. Кто сюда на машине приезжает, обязательно с собой водичку прихватывает”. Пока мы сидели за столом, начало смеркаться, и Вениамин Валентинович засобирался в обратный путь: в сумерках можно было промахнуться мимо едва заметного в траве следа. Проводив его, мы с Сергеем вернулись к самовару.

Торопиться мне было некуда, и я до утра остался в Сельской.

Мы засиделись с хозяином деревни далеко заполночь. К моему удивлению, Сергей оказался словоохотливым собеседником. Неяркий свет керосинки и какой-то особенный запах, шедший от горящего фитиля, располагал к разговору по душам.

Трудотерапия
Сергей родился в этом доме. Кроме него, в большой крестьянской семье Порфирьевых росли еще семь братьев и сестер. Четверть века назад деревню зачислили в “неперспективные”. Сельская быстро опустела, и от 74 дворов остался стоять лишь один дом. Сергей по возможности наведывался на родину. Изба, в которой прошло детство, рушилась на глазах.

Лет восемь назад Сергей прожил в отцовском доме все лето. Подремонтировал стены, подновил крышу, благо, что руки у него золотые, все строительные специальности освоил в Мари-Турекской ПМК. С работой в райцентре стало плохо, и он решил: “Зачем туда поеду? Огород посажен, картошка выкопана, дров на несколько лет вперед хватит. Попробую перезимовать”. Жена его оптимизма не разделила и осталась с детьми в благоустроенной квартире.

Первое время самым неудобным в его отшельничестве было то, что деревню отрезали от электричества. От стариков осталась керосиновая лампа, но единственное стекло Сергей случайно разбил при чистке. А без него никак. Какое-то время пришлось жить с коптилкой. Затужил, как зимовать в темноте. Пошел в соседнюю деревню Агачи к приятелю Леньке. У него родители несколько лет перед смертью тоже обходились без электричества. Попросил: “Поищи, может, осталось хоть одно”. Приятель пошарил в клети и обрадовал: “Есть, Серега!”. Домой Порфирьев вернулся с двумя бесценными стеклами для керосиновых ламп, да еще и с самоваром в придачу.

Сергей обыскал в округе все заброшенные дома и нашел еще пять целеньких стекол. С таким богатством ему не страшен был никакой Чубайс.

Так прошел год, потом еще один. На лето жена и дети приезжали в деревню. Теплые месяцы пролетали быстро, и Сергей опять оставался зимовать один. А потом дети выросли и разъехались в разные стороны. Нынче весной жена умерла, и он остался в Сельской совсем один.

Тосковать ему некогда. “В своем доме без работы никогда не останешься”,- говорит Сергей. Чтобы не сидеть без дела, несколько зим Порфирьев отделывал избу. Он заготавливал в лесу тоненькие сухие елки и привозил их домой. Каждый ствол надо было ошкурить, вручную распилить продольной пилой на две части, потом прибить к стене.

Плотники знают, чего стоит сделать продольный пропил сухой ели. Это изнурительная работа. Сотнями таких необычных реек дом обшит и снаружи, и изнутри.

Да что там еловые стволики! Как-то агачинский тракторист подтащил к его дому три больших тополя и предложил: “Давай я тебе их бензопилой раскряжую. Чего мучиться будешь?”. “Не надо, - отказался Сергей, - я сам справлюсь”. У него был свой резон: необходимо что-то целый день делать, иначе без работы можно элементарно сойти с ума. И он распилил толстенные стволы обычной двуручной пилой, которую переделал в лучковую. Зимой дров хоть и не надо, но он с санями регулярно наведывается в лес. И сугробы ему нипочем!

Что меня поразило в доме у Порфирьева, так это необыкновенная чистота. На полу везде коврики, связанные женой. И уж совсем невиданное дело, небольшой половичок лежит даже в туалете. Любит Сергей дома порядок. “По уши в грязи зарастешь,- говорит он,- что за жизнь? Тут недалеко за лесом мужик живет, тоже одинокий, у него дома всегда - как ураган прошел. Как так можно?”.

Летом он часто топит баню, зимой - как душа запросит. Под сараем висит несколько десятков любовно связанных березовых веников. Пока есть цветы, а их кругом море, Сергей каждый день меняет на столе букеты. От них дом становится другим, считает он.

Кот напрокат

Единственный день, когда он очень рад людям - Петров день. 12 июля в Сельской всегда отмечался как престольный праздник. В деревне до сих пор собираются бывшие ее жители. Приезжают земляки даже с Сахалина. У Сергея за домом для праздника специально запасены длинные столы, сколоченные из досок. На него смотрят уважительно, говорят: не было бы тебя, некуда было бы приехать.

От одиночества спасают книги. Они стоят около печки на большой полке. Зимой у него свободный режим дня: попадет интересная книга - может до утра читать. Ставит лампу в изголовье - и пока не дойдет до последней страницы, огонь не задувает. Как Порфирьев умудряется ночи напролет читать при таком свете - уму непостижимо. Я попробовал полистать книгу около самой лампы, глаза тут же начали слезиться от напряжения.

Литературу Сергей берет, где только сможет. Ему поесть достать проще, чем заполучить свежее издание. В райцентре библиотека хорошая, но последний раз он был в ней, когда три года назад ездил на похороны матери. Самое дальнее место, куда выбирается отшельник, - деревня Ляжмарь, что в шести километрах от Сельской. Старшего брата Александра, живущего здесь, он записал в деревенскую библиотеку и попросил: бери на неделю три-четыре тома. Ему все равно, что читать. “Мне подходят любые книги,- говорит Сергей,- они все хорошие. Читаю даже сельскохозяйственную литературу”.

Любимое место для чтения - у окна на кухне. Под окошком он натянул проволоку, на которую зимой нанизывает кисти рябины. Оторвавшись от страницы, очень любит наблюдать за птицами. Самое лучшее время года - весна, когда соловьи заливаются буквально в нескольких метрах от его “читальни”. Поют со всех сторон только для одного слушателя. Они и гнезда не боятся вить в его смородине. Кошка Нюська тоже садится рядом, глаз не сводит с пернатых артистов.

С единственной в доме живой душой беда. Нюське нужен кот, она уже начала орать по ночам. На днях Сергей собирается сходить в Агачи, чтобы на недельку взять для своей любимицы кота напрокат. А как же иначе: о друге надо заботиться, кошка ведь его не бросает.

Дата добавления: 2015-10-24