Демпси и Рихтгофен 8 страница

Один выстрел и Такео упал мертвым с дырой во лбу. Твари, что секунду назад хотели разорвать его, резко остановились, развернулись и помчались к новой добыче.

- Прощай, воин, - прошептал Демпси, убитому товарищу, - до встречи в следующей жизни.

- Закрывай, закрывай! – заорал Николай, увидевший ворвавшегося во двор американца. Рихтгофен нажал на кнопку и запер ворота. Твари принялись отчаянно стучаться в бронированное покрытие.

- А где, Такео? – спросил у Демпси Николай.

Демпси ничего не ответил. Он лишь посмотрел на красноармейца измученными глазами, и тот все понял без слов.

X волна

- Блокнот еще при вас? – Рихтгофен был сильно взволнован.

Николай молча кивнул.

- Хорошо. Когда десятая волна достигнет наивысшей точки, начнется процесс телепортации. Необходимо сдержать атаку до этого времени. Держитесь поближе к телепорту, чтобы без промедления войти в капсулу, когда все будет готово.

Снова безмолвный кивок.

Демпси выкуривал последнюю сигарету. Он складывал оружие с патронами рядом с собой. Николай подошел к нему.

- Попрощаться хочешь, старина? – усмехнулся американец, - ну давай лапу.

Они пожали руки, постояли молча, смотря друг на друга и улыбались

- Предотврати эту чертову катастрофу, чтоб ее! – только и произнес американец.

- Без проблем, товарищ. Сделаю все очень круто, - Николай вытащил сигарету изо рта Демпси, сделал пару затяжек и вернул обратно.

Раздался рев. Казалось земля начала дрожать от этого рева. Последний бой.

Твари заполнили все пространство двора за считаные секунды. Казалось просто невероятным, как они успевают пролезть в проем проходов в таком количестве. На земле уже не осталось свободного места – вся она была усеяна трупами. Тошнотворный запах наполнил воздух.

- Ко мне, твари! Ну, идите же! – орал Демпси орудуя двумя автоматами одновременно и превращая атакующих в фарш. Рихтгофен больше не прятался – расстреливал монстров из своего карабина стоя у компьютера.

Николай чувствовал, что долго он так не протянет. Трое против тысячи – исход очевиден. Если Рихтгофен не запустит свою штуковину через две минуты, то отправлять в прошлое придется лишь красноармейские потроха.

Гудение телепорта вдруг изменилось.

- Николай! - закричал доктор, - готово!

Красноармеец, отстреливаясь от тварей начал забираться на площадку.

- Быстрее, быстрее! - вопил Рихтгофен.

Николай запрыгнул в капсулу. Внутри все светилось синевой. Крышка телепорта закрывалась очень медленно, и красноармейцу пришлось продолжать отбиваться от тварей, захотевших попутешествовать вместе с ним. Перед тем как крышка полностью захлопнулась, он выбросил автомат наружу. Твари начали бить стекло капсулы, но для них оно было очень крепким.

Демпси увидев, как русский идет в капсулу, начал орать, и стрелять, как попало, стараясь привлечь как можно больше внимания. Когда крышка телепорта закрылась, Демпси начал пробираться к пульту где стоял Рихтгофен.

- Скоро, Док? – проорал он, стараясь заглушить рев толпы и гудение телепорта.

- Уже почти, - лицо Рихтгофена излучало неподдельное счастье.

- Эй, Док! Помнишь, я рассказывал тебе про солдата, попавшего в плен и запертого в клетке в лесу.

- Про того, что прогрыз деревянную клетку, а потом лишил всю роту похлебки? – Рихтгофен помахал Николаю, сидящему в капсуле.

- Да, да, - Демпси чувствовал, что патроны на исходе.

- И?

- Этим парнем был я, Док, - усмехнулся американец и бросил на пол опустевший автомат, - и все что я рассказывал – правда, кроме двух с половиной месяцев. Тут я приврал, конечно. В клетке я просидел все три недели.

- Я знал это, Демпси, - Рихтгофен посмотрел на американца и улыбнулся, видно было, что он не шутит, - я об этом сразу догадался.

Тело находящегося в капсуле Николая начали пронизывать молнии, обжигая каждую клетку. Ему вдруг стало плохо. Невыносимо плохо. «Выпустите меня отсюда, доктор. Я передумал. Я не хочу быть первым путешественников во времени. Пусть меня лучше сожрут твари, чем вывернет наизнанку эта дьявольская машина». И вот резко все меняется – боль ушла, и он почувствовал легкость, как будто растворился в воздухе.

Последнее что видел Николай сквозь кучу тварей, облепивших телепорт – Демпси и Рихтгофена, пожимающих друг другу руки. Монстры уже почти набросились на них. Оружия ни у того, ни у другого не было, но красноармейцу показалось, что он увидел в руке американца гранату. Потом красноармеец погрузился в темноту.

Граната Демпси взорвалась одновременно с исчезновением из капсулы Николая.

Он и не сразу понял что произошло. Сейчас он находился на том же дворе, но не в телепорте, а десяти метрах от возвышенной площадки. Ни тварей, ни Демпси, ни Рихтгофена. Все куда-то пропало. Остался лишь пустой двор. Конечно, если не считать до зубов вооружённую охрану. «Неужто получилось?» - пронеслось в голове.

Охранники взяли Николая на прицел. Их было так много, что прикажи им кто выстрелить от красноармейца остался бы один фарш. Николай поднялся на ноги. Офицер вышел вперед из толпы и начал рассматривать его. На лице читалось нескрываемое отвращение, а вместе с ним и испуг - он со своими солдатами только что увидел, как советский солдат появился не бог весть откуда.

Николай стоял с поднятыми руками и невинным взглядом. Он потянулся за пазуху, но, увидев, как ощетинились охранники, остановился. Офицер, однако, догадался, что красноармеец не за пистолетом туда полез и махнул своим солдатам: «отставить!», а Николаю жестом приказал: «продолжай!» Красноармеец осторожно вытащил листок с записью. Офицер взял этот листок, прочитал и нахмурился. Затем он приказал Николаю следовать за ним.

Его привели в помещение служившее офисом Рихтгофена. «Лишь бы не обыскивали, лишь бы не обыскивали» - мысленно молил Николай.

Рихтгофен и какой-то белобородый старик сидели за столом и о чем-то разгоряченно дискутировали. Рядом сидело несколько людей в белых халатах. На вошедшего офицера и Николая доктор сначала не обратил никакого внимания. Когда офицер отвел Рихтгофена и о чем-то шепнул ему на ухо, указав на красноармейца, глаза доктора округлились до невероятных размеров. Он чуть ли не подпрыгнул, когда офицер закончил говорить.

Рихтгофен подбежал к Николаю, сжал его руку и начал о чем-то восторженно расспрашивать. Говорил он так быстро, что Николай был уверен – владей он немецким, все равно бы ничего не разобрал. Не получая желаемых ответов доктор принялся трясти его за плечи и продолжать о чем-то кричать.

Николай попытался объяснить жестами, что хотел бы поговорить один на один. Рихтгофен только с третьего раза понял, о чем просил русский. Он произнес что-то людям, сидящим за столом, и все они молча поднялись и покинули кабинет. Потом он обратился к офицеру с такой же просьбой. Видно было, что офицеру то, что его прогоняют, не нравится. Он начал что-то кричать Рихтгофену. Доктор же (судя по тону он очень трепетал перед этим воякой) почти умолял того оставить их наедине. Наконец офицер поддался. Он покосился на Николая и вышел из кабинета, уведя с собой двух охранников. Рихтгофен тут же запер дверь на замок.

В офисе остался лишь Николай, Рихтгофен и белобородый старик. Красноармеец сначала хотел, чтобы старик тоже ушел, но подумав, решил: он не помешает, в магазине хватит пули и для него.

Рихтгофен волновался, но постарался взять себя в руки. Он предложил Николаю сесть на стул, а сам сел напротив. Николай присел. Рихтгофен налил ему чаю из пузатого чайника, и красноармеец решил, что неплохо было бы промочить горло. Торопиться ему теперь некуда.

Осушив залпом стакан, он взглянул на лица докторов. На обоих – какое-то жадное любопытство. «Чтож, товарищи ученые, не буду вас мучить» - он вытащил блокнот и бросил его перед Рихтгофеном, а сам налил себе еще чаю.

Рихтгофен и Белая Борода начали заворожено листать блокнот. Про Николая (да и про весь мир) они тут же забыли. Натыкаясь на какую-нибудь запись, они кричали, иногда с восторгом, иногда с досадой.

Николай допил второй стакан, посмотрел на ученых, усмехнулся, налил еще чаю. «Второй – Максис» - вспомнилось ему имя.

Ну, все, пора! Он выпил наполовину содержимого стакана и поднялся со стула. Ни Рихтгофен, ни Максис даже взглядом его не удостоили. «Чтож, - подумал он, - может так даже и лучше». Он подошел к ним сзади, вытащил пистолет и взвел курок. «Кого первым? Рихтгофена или Максиса?» Подумав немного, направил дула пистолета на затылок первого.

Конечно, за те несколько дней (не прошедших – предстоящих) он сблизился с доктором, но ни до такой степени, чтобы испытывать жалости к нему сейчас. А если бы и сблизился, так как был близок со своими боевыми товарищами, например с Резновым, прошедшему всю войну, то все равно рука его сейчас не дрогнула. Рихтгофена он понимал. Хоть немного, но понимал, и желать ему зла просто так не стал бы. Но война войной, а они оказались по разные стороны. Война научила его быть беспощадным, действовать быстро и хладнокровно. «А правильно ли ты поступаешь?» - на секунду задумался он.

В дверь постучали, но ученые не обратили внимания. «Конечно, правильно, - ответил Николай тут же сам себе, - речь идет о судьбе моего народа и о судьбе всего человечества. Ты на правильном пути. Это последний шаг. Сделай его. Сделай!»

Максис и не сразу понял, что случилось. Его коллега – Эдвард Рихтгофен секунду назад доказывал ему правильность своей теории с помощью формулы в блокноте, а теперь лежал, уткнувшись в стол. «А это что? – пронеслось в голове ученого, когда он увидел содержимое черепной коробки Рихтгофена на столе, - Боже, это же кровь! А где русский?» Долго думать Максису Николай не дал, и через мгновение тот уже лежал с простреленной головой рядом со своим коллегой.

Стуки в дверь затихли. Потом возобновились с новой силой. Николай уставился на вылетевшие мозги двух ученых на столе. Странное завораживающее зрелище – куски черепа вперемешку с красно-серым месивом. «У меня в голове такой же мозг, и в голове Демпси, и в голове Такео». У всех людей мозг одинаков. Но почему некоторые с его помощью делают величайшие открытия, другие же, продолжают пахать всю жизнь землю, горбатиться до последних дней? Всем ли людям доступна возможность что-то изобретать, приносить что-то новое в этот мир? Если да, то почему лишь единицы пользуются этой возможностью?»

Дверь уже пытаются выломать. Николай снова сел на стул и выпил оставшийся чай. За дверью о чем-то кричат. Красноармеец разобрал голос того офицера. Сейчас этот офицер ворвется сюда, увидит два трупа и прикажет изрешетить русского своим солдатам. Надо избавиться от блокнота. Рихтгофен конечно мертв, но вдруг найдется человек, который разберется в его записях и заменит его. Он разжал кисти убитого, вытащил блокнот и поджег его зажигалкой Демпси. Сначала блокнот горел плохо – немного пропитался кровью, но вот уже пламя охватило полностью, и Николай бросил его на пол. Сидел и наблюдал, как в маленьком огне сгорают ответы на тайны, способные изменить мир.

«Интересно, скольких я успею забрать с собой? – Николай, смотря на дверь, улыбнулся и крепче сжал пистолет в руке, - водочки бы сейчас. Хоть глоточек. Все не жалко умирать».

Вдруг во внимание его попала вентиляционная труба. В ней – люк. А что если попробовать? Конечно, никаких шансов у него нет – офицер не успокоится, пока вся фабрика не будет обыскана и холодный труп Николая бросят к его ногам. А может он прикажет взять его живым, чтобы убить своими руками.

«Умереть ты всегда успеешь». Николай привалил стол к стенке, сверху поставил стул. Эта несложная конструкция позволила ему добраться до люка.

Он пролез метров двадцать, когда услышал, что дверь в офис выбили. Затем кто-то запрыгнул на стол и начал стрелять в трубу. Так как внутри трубы было темно, стреляющий не видел Николая и поэтому стрелял в другом направлении. А когда до него дошло, что красноармеец мог направиться в другую сторону, Николай уже дополз до места, где труба поворачивала вправо.

Минут пять он пролазил по трубе, не зная направления. Просто полз в темноту наугад. Вдруг впереди появился свет. Подобравшись поближе, он увидел, что это люк, во двор. Во дворе никого не было видно из охраны – наверняка офицер поднял тревогу и приказал всем отправиться на поиски диверсанта.

Николай выбил решетку люка и спрыгнул вниз. Во дворе по-прежнему никого не было.

Телепорт одиноко блестел при свете луны. Под стеклянной крышкой был, мерцал бирюзовый цвет. Николай обратил внимание на пульт управления – лампочки горят, значит работает.

А что если сбежать отсюда он сможет? «Великан» охраняется так же тщательно, как и рейхканцелярия. Все выходы и входы под присмотром. Но телепорт здесь, перед ним, стоит без присмотра.

«Действуй!» - приказал ему внутренний голос. Николай забежал на площадку. Раздались чьи-то голоса – сюда идут. Как запустить телепорт? Он видел большую красную кнопку, помнится, тогда ее Рихтгофен нажал сначала. Николай поступил также. Телепорт загудел. Голоса усилились – услышали.

Парочка охранников, выйдя из-за дверей, тут же была уложена из пистолета. Ну, все – выстрелами он выдал себя. Сейчас сюда сбежится охрана всей фабрики.

Крышка телепорта открылась. А что дальше? Еще несколько солдат появилось во дворе. Николай и их уложил меткими выстрелами. Не зная как ему поступить, красноармеец начал нажимать все кнопки подряд. Еще один выбежавший охранник. Еще один меткий выстрел. Телепорт загудел как-то по-другому. Николай узнал этот звук – такое же гудение было тогда, на десятой волне. Значит получилось!

Он снова нажал на красную кнопочку и запрыгнул в капсулу. Крышка начала закрываться, но долго. Слишком долго. Они успеют не раз пристрелить его за это (о, боже как же долго!) время. Еще один охранник выбежал и начал целиться в Николая, за ним - еще один. Оба получили пули прямо в лоб (Николай за последние дни привык стрелять только в это надежное место).

Наконец-то крышка полностью захлопнулась. В этот же момент во двор высыпалось около десяти охранников, начавших стрелять прямо по капсуле. Среди них Николай разглядел и того офицера. Офицер стрелял из пистолета прямо в голову Николаю.

Стоящего в капсуле Николая толпа солдат пыталась расстрелять, но их пули не пробивали крепкое стекло. «Долго, однако, оно не продержится» - подумал красноармеец, с тревогой смотря, как поползли трещины вдоль крышки.

Но долго и не требовалось. Процесс запущен. Голубые молнии начали пронизывать тело Николая насквозь, обжигая каждую клетку. Ощущение что мозг сейчас выкипит. И вот резко все меняется – он почувствовал легкость, как будто растворился в воздухе.

Снова темнота.

Поезд остановился. Высокий мужчина в военной форме спрыгнул на землю, потянулся, зевнул, поправил мешок, наполненный гостинцами, и потопал по проселочной дороге в сторону деревни.

Николай сорвал ромашку с поля, поднес к лицу и глубоко вдохнул, заполняя легкие запахом цветка. До чего же все-таки здорово жить на свете! Всю жизнь бы эти цветы нюхал. К черту оружие, к черту войну!

Шел он по дороге, любовался красотой родных мест и насвистывал песенки.

Эх, ну закатит же он гулянье! Всех деревенских позвать надо. Накрыть стол прямо под открытым небом, чтоб все вместились. Отметит свой приезд сегодня, а с завтра утра в огород или в поле – сено косить. Изголодались руки по деревенской работе.

Чью-то фигуру видно далеко в поле. Кто это там косит? Небось, дядька Мирон. Там его покос находится. Любит дядька Мирон всю работу раньше остальных в деревне делать. Все только готовятся картошку копать, а дядька Мирон уже выкопал ее давно. Все только начинают говорить о том, что овец надо стричь, а овцы дядьки Мирона уже остриженные гуляют. Да, и ворчун он ужасный. Постоянно на ребятишек кричит: «Все вам в игрушки играть! А по хозяйству кто помогать будет? Оболтусы!». Не любили дети дядьку Мирона, и вся их ненависть отражалась в многочисленных набегах на его сад, богатый яблоками и грушами. Николай помнил, как и сам он в детстве под покровом ночи лазил в сад к дядьке Мирону. Наелся яблок и там же уснул под яблоней. Утром поймал его хозяин и повел к родителям. Ох, и хорошего же он тогда ремня получил!

Дошел до берез Николай и видит: маленькие девчушки спрятались от солнышка в тенек, украшения себе из цветов мастерят. Дошел Николай до речки и видит: такого же возраста мальчишки рыбу ловят. Увидели они солдата, бросили удочки и побежали к нему. «А автомат у тебя дядя есть?», «А пистолет?», «А ты много фашистов убил?», «Дашь мне вон ту медаль поносить, дядя?» Посмотрел на детишек Николай – никого не узнал, хотя лица знакомые. Видимо родились после его отъезда из деревни. А чей, интересно вот этот, сорванец с родинкой на носу? Больно уж на его друга девства походит – Димку.

Развязал солдат мешок, раздал детям по горсти леденцов и бежать скорее, пока сорванцы не опомнились.

Входит Николай в деревню и видит - еще краше она стала, чем до войны. Вон сколько домов новых настроили. Церковь поставили. А кто поп, интересно, теперь? А это чего там на полянке? Неужто, детская площадка?

Вон он его родной дом. Кто это там, на завалинке сидит. Батька? Подходит Николай ближе и видит – в самом деле, батька. Сидит себе, махорку курит, греет на солнышке старые кости. Раздался лай, и, перепрыгнув через забор, к Николаю несется собака, а за ней – маленькие щенята пытаются угнаться. Каштанка! Господи, какая же большая! А щенята-то, какие чудные!

Прыгнула Каштанка на Николая и принялась лицо его облизывать. Узнала ведь! Смотрит Николай и видит, что вышло из дома еще двое, посмотреть на кого там Каштанка лает. Узнал одного – матушка в фартуке, стоит и смеется. Видно, пироги пекла. Николай отсюда чувствует запах, любимый с детства.

А вторая-то кто? Отворила калитку и несется к нему, обгоняя каштанкиных щенят, только коса и успевает болтаться туда-сюда.

Екнуло сердце у Николая. Неужели Таня? И в самом деле, она. Бросилась на шею, начала целовать, смеется сквозь слезы, что-то лопочет ему. И Каштанка вокруг них вертится, счастливо лает.

- Пойдем, Коля, - берет Таня его руку и ведет за собой, - мы там с матушкой пирогов с блинами напекли целую гору. Знали ведь, что приедешь.

И пошел он к дому, крепко обняв Таню, и поглаживая Каштанку, бегущую рядом. Матушка и батька смотрят на возвратившегося сына, и радости их нет предела.

Наконец-то он вернулся. Наконец-то он дома.

Дата добавления: 2015-10-24