|
Читайте также: |
Однако отвертеться ему не удалось.
Ругаясь последними словами, Симон взвалил крест на плечо и понес его за
Иисусом.
Кстати, я давно себя спрашивал: почему это священники так восхваляют
Симона Киринеянина? Они представляют его преданным другом Христа и делают из
него чуть ли не святого, хотя в евангелии ясно сказано, что солдаты
"заставили его нести крест". Именно так говорит евангелист Матфей и все
остальные.
Злосчастный творец неба и земли был настолько измучен, что страже
пришлось буквально тащить его до Лобного места (смотри у Марка, глава. 15,
ст. 22).
По дороге им встретилась кучка женщин. Плачевный вид Иисуса разжалобил
их, и они заплакали. Об этой подробности упоминает только святой Лука.
Остальные три евангелиста, напротив, утверждают, что на протяжении всего
крестного пути из толпы не раздалось ни одного возгласа соболезнования
Миропомазанному страдальцу.
Итак, если верить святому Луке, несколько дам пролили слезы. Иисус тут же
обрел дар речи, обратился к ним и сказал дословно следующее:
- Дщери иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях
ваших. Ибо скоро придут дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы
неродившие, и сосцы не питавшие. Тогда начнут говорить горам: "Падите на
нас!" И холмам: "Покройте нас!" Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то
с сухим что будет?
К этой басне евангелиста Луки церковь прибавила позднее другую легенду,
которой нет ни в одном так называемом "священном" тексте. Впрочем,
подлинность этих текстов и без того уже достаточно сомнительна.
Священнослужители уверяют, будто далее последовала следующая сцена.
Одна из рыдавших женщин, которую звали Вероникой, заметила, что Иисус
весь взмок. Видимо опасаясь, как бы он не простудился, она приблизилась к
нему и приложила к его лицу свой носовой платок, дабы утереть пот с
божественного чела.
И вот - новое чудо! Черты Иисуса остались запечатленными на носовом
платке. Это была своего рода моментальная и к тому же цветная фотография,
воспроизводившая во всех подробностях физиономию осужденного.
Обратите внимание, сколь велика вина еврейского народа и солдат: даже
после этого чуда они не догадались, что их жертва была истинным сыном
божьим! Увы, ничто не может просветить людей, заранее предубежденных. Те,
кто не хочет слышать, хуже всех глухих, и те, кто не хочет видеть, не
сравнятся даже со слепорожденными.
Как и следовало ожидать, носовой платок Вероники сохранился до наших
дней. Сотни утирок и стирок не смогли стереть с него черты Иисусова лица.
Теперь эта драгоценная реликвия хранится у римских священников в
сокровищнице собора святого Петра. Желающие могут её там узреть,
предварительно смазав как следует жирную лапу папского ризничьего.
Сведущие люди, изучавшие древние языки, уверяют, правда, что доброй
женщины по имени Вероника, впоследствии причисленной за свой милосердный
жест к лику святых, в действительности никогда не существовало, ибо
этимология имени Вероника восходит к двум словам - "веракс иконика", что
означает "подлинное изображение". Разумеется, это словосочетание скорее
можно применить к носовому платку из собора святого Петра, нежели к существу
из крови и плоти. Но если "вероникой" был носовой платок, то что же остается
от легенды о милосердной женщине?
Наконец, когда пот Иисуса был утерт носовым платком - конечно, если
верить Луке и не верить остальным евангелистам,-трое осужденных двинулись
дальше и достигли вершины Голгофы.
Христос к тому времени выбился из последних сил. Солдаты поспешили
смешать вино со смирною и предложили этот напиток сыну голубя. Разумеется,
такое питье по вкусу не напоминало даже самого дешевого бургундского, однако
оно обладало живительными свойствами, и солдаты действовали из самых лучших
побуждений. Дело в том, что смирна вызывает сильное искусственное
возбуждение, которое позволяло осужденному легче переносить боль.
Но Иисус не захотел отхлебнуть ни глотка. Тогда солдаты заставили его
сесть на землю и приступили к последним приготовлениям к казни.
Сначала они вырыли ямы для крестов. Затем поставили возле ям
лестницы-стремянки. После этого осужденных по дожили каждого на свой крест и
прибили им гвоздями руки и ноги. Два проходимца-разбойника, остававшиеся в
полном сознании, должно быть, мучились при этом несравненно больше, чем
Иисус. Впрочем, разве это важно? Даже если допустить, что Христос время от
времени для передышки призывал себе на помощь свою божественную сущность,
все равно распятие на кресте, по-моему, было чересчур жестоким наказанием за
одно съеденное яблоко, тем более что съел-то его вовсе не Иисус!
Итак, злосчастный бог и два разбойника, его коллеги, подверглись этой
неприятной операции. Римские воины, выполняя приказ Пилата, украсили крест
Иисуса надписью, прибитой над его головой. И тут снова наши веселые
шутники-евангелисты начинают плести кто во что горазд.
Матфей (глава. 27, ст. 37): "И поставили над головою его надпись,
означающую вину его: "Сей есть Иисус, Царь Иудейский"".
Марк (глава. 15, ст. 26): "И была надпись вины его: "Царь Иудейский"".
Лука (глава. 23, ст. 38): "И была над ним надпись, написанная словами
греческими, римскими и еврейскими: "Сей есть Царь Иудейский"".
Иоанн (глава. 19, ст. 19): "Пилат же написал и надпись, и поставил на
кресте. Написано было:
"Иисус Назорей, Царь Иудейский"".
Людей, уважающих точность, не могут не смутить эту весьма странные
разночтения у господ-евангелистов. Может быть, именно потому наши священники
не воспроизводят на распятиях ни одной из этих надписей? Они предпочитают
ставить латинские инициалы - J. N. R. J., частенько вводящие в соблазн
богомольных старух, которые воображают, будто Христа звали Инри, хотя в
действительности это просто-напросто сокращение от Jesus Nazarenus Rex
Judaeorum - Иисус Назарей, Царь Иудейский.
Если верить Иоанну, Пилат сам сделал такую надпись. Видимо, римский
правитель обладал какими-то каллиграфическими способностями и, надо
полагать, весьма ими гордился.
По словам того же возлюбленного Иоанна, первосвященники придрались к
содержанию надписи. Они пришли к Пилату и сказали ему:
- На вашей надписи, сделанной для Иисуса, написано:
"... Царь Иудейский". Если вам не трудно внести маленькое исправление, мы
будем вам очень признательны. Напишите, пожалуйста: "Называвший себя Царем
Иудейским".
- О боже, что за формалисты! - воскликнул Пилат, возводя очи к небу.
- Мы, конечно, понимаем, это нюанс, так сказать оттенок, но для нас он
важен.
- Я весьма сожалею,- ответил Пилат,- но вы поздно спохватились. Что я
написал, то написал.
(Смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 32-38; Марка, глава. 15, ст.
21-28; Луки, глава. 23, ст. 26-38; Иоанна, глава. 19, ст. 17-22.).
Глава 65.
СВЕРШИЛОСЬ!
Тогда распяты с ним два разбойника: один по правую сторону, а другой по
левую. Проходящие же злословили его, кивая головами своими и говоря:
разрушающий храм и в три дня созидающий! спаси себя самого; если ты сын
божий, сойди с креста.
Матфей, глава. 27, ст. 38-40
Приверженцы рьяные, души пламенные, овечки Христовы, приблизился миг
рыдании! Увы, кротчайший агнец, принесший себя в жертву, дабы навсегда
искупить первородный ужасный грех, случившийся из-за яблока, съеденного в
Эдеме, сын белого голубя и девицы непорочной, повисев малость на своем
кресте, начал приходить в себя и вскоре предался размышлениям ещё более
горьким, нежели содержимое чаши, выпитой в Гефсиманском саду.
Он говорил себе, что старина Саваоф - по совместительству его отец, хотя
неизвестно, с какого боку, - сыграл с ним дурацкую шутку, позволив его
распять, вместо того чтобы покончить с этим жертвоприношением поскорее.
Попробуем на минуту вникнуть в рассуждения Иисуса. Речь шла о темном
пятне, коим наша совесть отмечена со дня рождения, не правда ли? До распятия
Христа люди, несущие на себе это черное пятно греха с момента появления из
материнского чрева, были заранее обречены на муки и не могли даже мечтать о
царстве небесном. Затем - алле гоп! - ходячее Слово превращается в висячее,
выбрав последней своей трибуной крест на Голгофе, и с этого мгновения
человечество избавляется от первородного греха. Души младенцев отныне ничем
не запятнаны, как если бы Адам и Ева вовсе не пробовали яблок. Во всяком
случае, так рассуждаете вы, мои непредубежденные грешные читатели.
Так вот, оказывается, все обстоит иначе. Человечеству распятие не дало
ровным счетом ничего. И первородный грех продолжает тяготеть над невинными
младенцами, словно Христос никогда и не висел на своем кресте.
В самом деле, чему учит нас церковь?
Что без крещения мы не можем попасть на небо. Значит, только крещение,
изобретенное Иоанном Крестителем и вошедшее в моду благодаря Иисусу, может
смыть пресловутое черное пятно с нашей совести?
На это священники отвечают:
- Да, конечно, но если бы агнца божьего не приколотили гвоздями к кресту,
крещение не имело бы никакой силы.
Превосходно, господа священники! Но в таком случае перестаньте молоть
чепуху, будто Иисус пострадал за весь род человеческий. В действительности -
разумеется, речь идет лишь о церковной легенде - он позволил себя распять
единственно и исключительно ради тех, кому посчастливится встретить в жизни
некоего благодетеля в рясе, который покапает им воды на голову.
Таким образом, какой-нибудь несчастный малыш, если он умрет, едва
появившись на свет, и его не успеют окрестить, по-прежнему будет на веки
вечные лишен всех райских блаженств. Этому бедному младенцу все равно,
пролилась за него кровь невинного агнца или нет. А вы ещё говорите, что отец
Саваоф - бог праведный и милосердный! Постыдились бы так безбожно врать,
господа священнослужители!
Из этого порочного круга невозможно выйти, если хочешь оставаться до
конца логичным. Если Иисус был действительно добрым посланцем доброго бога,
он должен был с высоты креста послать своего отца Саваофа ко всем чертям и
проклясть его за то, что его мучения пойдут на пользу лишь ничтожному
меньшинству из всего рода человеческого. Ибо в конечном счете распятие
обернулось бесстыдной мистификацией, жестокой шуткой, которую бог-отец
сыграл с богом-сыном.
Однако миропомазанного в тот момент заботили не только результаты
приносимой им жертвы.
Он взглянул на солдат, деливших у подножия креста его одежды. Они
разрезали его плащ на четыре части, а когда дело дошло до хитона, то решили
не раздирать его, а бросить жребий: кому достанется, тому и достанется. Речь
шла о том самом чудесном хитоне, сотканном девой Марией, который верой и
правдой служил Иисус со дня его рождения и, видимо, рос одновременно с ним.
Похоже, что солдат, получивший хитон, завещал его какому-то рьяному
христианину, ибо потом, переходя из рук в руки, он очутился наконец у кюре
из Аржантейля. Во всяком случае, эту хламиду до сих пор демонстрируют в
церкви Аржантейля близ Парижа, где она собирает немало любопытных.
Зрелище дележки его одеяний и острая боль в продырявленных ладонях -
божественная сущность Слова не действовала - окончательно привели Иисуса в
себя. В минуту просветления он произнес:
- Отче! Прости им, ибо сами не знают, что делают. Однако народ и солдаты,
у которых были поистине каменные сердца, только смеялись над распятым и его
молитвами.
- Эй! - кричали они.- Ты, разрушающий храм и в три дня создающий! Вот
тебе прекрасная возможность совершить ещё одно чудо: отцепись и сойди с
креста, если можешь! То-то мы подивимся!
Другие им вторили:
- Бахвалился, что спасет всех, а себя не может спасти! Третьи добавляли:
- Кстати, он же нам все уши прожужжал, будто он сын божий! Почему же
небесный родитель его не спасает?
Однако Иисус, у которого были на то свои причины, предпочел не слезать с
креста.
Два жулика, распятые справа и слева от сына голубя, тоже начали
приставать к нему с вопросами.
По этому поводу евангелисты снова не могут прийти к согласию.
Матфей пишет: "Также и разбойники, распятые с ник, поносили его" (глава.
27, ст. 44).
Марк вторит ему: "И распятые с ним поносили его" (глава. 15. ст.32).
Иоанн вообще не упоминает о ругани братьев-разбойников.
Что же касается Луки, то он утверждает:
"Один из повешенных злодеев злословил его и говорил:
- Если ты Христос, спаси себя и нас! Другой же, напротив, унимал его и
говорил:
- Или ты не боишься бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены
справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а он ничего худого
не сделал.
И сказал Иисусу:
- Помяни меня, господи, когда приидешь в царствие твое!
И сказал ему Иисус:
- Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю" (глава. 23, ст.
39-43).
Эти пять стихов Евангелия от Луки послужили основой для легенды о добром
разбойнике. Комментаторы-богословы, пораскинув умом, выдумали набожному
прохвосту имя Димас и теперь уверяют, будто это был тот самый Димас, который
оказал гостеприимство Марии, Иисусу и Иосифу, когда те бежали в Египет.
Подумать только, где люди не встречаются! Поистине, мир тесен...
Итак, согласно учению церкви, первым на небо попал грабитель и вор.
Впрочем, Димасу вскоре составили компанию прочие многочисленные насильники и
убийцы, успевшие перед казнью исповедаться.
Что же произошло дальше?
Здесь я вынужден снова процитировать всех четырех евангелистов одного за
другим, чтобы показать, как они запутываются все больше и больше, хотя в
принципе их должен был вдохновлять один и тот же дух святой.
Матфей (глава. 27, ст. 45-50): "От шестого же часа тьма была по всей
земле до часа девятого. А около девятого часа возопил Иисус громким голосом:
"Или, Или! лама савахфани?"
То есть: "Боже мой, боже мой! для чего ты меня оставил?"
Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили:
Илию зовет он.
И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на
трость, давал ему пить.
А другие говорили:
Постой; посмотрим, придет ли Илия спасти его.
Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух".
Марк (глава. 15, ст. 33-37) дает описание, довольно похожее на рассказ
Матфея.
У Луки дурацкая шутка с губкой, пропитанной уксусом, происходит много
раньше, ещё до того, как распятые воры принялись поносить Христа. Что же
касается его последних слов, то у Луки вместо всяких "Или, Или! лама
савахфанй" или марковских "Элои, Элои! Ламма савахфани" он говорит просто:
"Отче! В руки твои предаю дух мой!"
Но вот мы добрались до Иоанна. Именно он никак не согласен со своими
коллегами-евангелистами. Ни с того ни с сего он заявляет, что у подножия
креста вдруг очутились Мария, мать Иисуса, сестра матери его, Мария
Клеопова. Мария Магдалина, а также любимый ученик его, то бишь сам Иоанн.
Три других евангелиста единодушно утверждают, что все эти дамы держались
вдалеке от креста на Голгофе. Ну, да бог с ними.
Итак, любимый ученик, который в момент появления солдат в Гефсиманском
саду припустился наутек впереди всех апостолов, теперь неизвестно откуда
появился на месте казни. Иисус тут же сказал ему, указывая на свою мать:
"Иоанн, се матерь твоя!" А матери своей сказал, указывая на Иоанна:
"Жено! Се сын твой!" И с того времени, говорит далее евангелист, ученик сей
взял её к себе. Это "к себе" - просто шедевр! Мы же знаем, что апостолы не
имели ни кола ни двора и постоянно бродяжничали!
Затем Иисус закричал: "Жажду!" - то есть "Пить очень хочется!" Только
тогда, если верить Иоанну, солдаты по просьбе распятого поднесли ему губку и
он высосал уксус. Но при этом Иисус ни в чем не упрекал своего отца и не
говорил: "Или, Или! лама савахфанй?" Напротив, он проявил удивительное
спокойствие. Преклонив главу, Иисус пробормотал: "Свершилось" - и испустил
дух.
Вдобавок ко всему этому ни Матфей, ни Марк, ни Лука не знают, что, когда
Иисус испустил дух, один из воинов ткнул покойника копьем под ребро, откуда
"тотчас истекла кровь и вода", а что касается двух других жуликов, то "у
первого перебили голени, и у другого, распятого с ним". Об этом знает один
Иоанн (глава. 19, ст. 25-37).
Затем совершились два поразительных события.
На занавес храма смерть Иисуса произвела столь сильное впечатление, что
он последовал примеру штанов первосвященника Каиафы: разодрался сверху
донизу,- с той лишь разницей, что занавес это сделал без посторонней помощи.
Земля в свою очередь потеряла голову. Её начала бить нервная дрожь, и
какое-то время - евангелие не уточняет какое, но, должно быть, достаточно
продолжительное - она тряслась, как в падучей. В нескольких местах она даже
разверзлась! Голгофа, в частности, открылась, словно устрица на солнцепеке,
и череп Адама, который, как мы уже говорили, там покоился, загремел в
тартарары. Именно поэтому его до сих пор не находят. Одновременно
многочисленные могилы во всех частях света сами собой разверзлись, покойники
приподняли надгробные плиты и высунули носы на свет божий. По уверениям
богословов, началось всеобщее воскресение. Страшно довольные тем, что сумели
выбраться из могил, покойники весело шлялись по улицам. Кафе и рестораны в
тот день были переполнены. Население земли внезапно увеличилось, ибо к живым
прибавились все те, кто преставился, скончался, отошел, опочил, сыграл в
ящик, дал дуба, загнулся, гигнулся, окочурился, околел или ещё каким-нибудь
способом умер за все предшествующие тысячелетия.
Я нисколько не преувеличиваю. Так сказано у Матфея, и это слова
евангелия: "И, выйдя из гробов по воскресении его, вошли во святой град, и
явились многим" (Матфей, глава.27,ст. 53).
Я тебе верю, Матфей! Подобное зрелище вряд ли могло остаться
незамеченным.
Сотник воинов, охранявших Иисуса, чувствуя, что земля под ним начала
отплясывать сумасшедшую польку, изо всех сил вцепился в колеблющуюся скалу и
завопил:
- Черт подери! Чтоб мне только не провалиться - этот парень воистину был
сын божий!
К этому он, должно быть, прибавил:
- Ей-богу, жаль, что он умер! Какая досада!
Но евангелие последних слов не приводит.
Что касается первосвященников, книжников, фарисеев, неблагодарных калек,
исцеленных Иисусом, и прочих, то все они тоже прекрасно поняли, с кем имели
дело. Посудите сами, разве столь всеобщее нарушение законов природы не
являлось решающим доказательством божественного происхождения их жертвы?
Однако в те времена люди были такими хитрыми бестиями, что все, как один,
сговорились нигде и ни при каких условиях даже не упоминать об этом
сверхнеобычайном происшествии. Даже воскресшие проявили черную
неблагодарность. Всевозможные знаменитости, которых смерть Христа снова
вызвала к жизни, каким-то образом устроили так, что за все время их второго
существования ни об одном из них не было ни слуху ни духу.
Очевидно, именно этим объясняется тот факт, что ни в одной книге того
времени, разумеется, кроме евангелия, нет даже намека на это чудо, не
имеющее себе равных.
Часть пятая
Чудеса при
закрытых дверях
Глава 66.
КАК СНИМАЮТ С КРЕСТА.
Тогда некто, именем Иосиф, член совета, человек добрый и правдивый, не
участвовавший в совете и в деле их, из Аримафеи, города иудейского,
ожидавший также царствия божия, пришел к Пилату и просил тела Иисусова. И,
сняв его, обвил плащаницею, и положил его в гробе, высеченном в скале, где
ещё никто не был положен. День тот был пятница, и наступала суббота.
Лука, глава. 23, ст. 50-54
Друзья читатели, я надеюсь, вы не забыли Никодима, того самого забавного
книжника, который пришел как-то ночью поболтать с Иисусом и удалился к себе,
так и не поверив, что сын Марии - сын божий. Никодим колебался. На
заседаниях синедриона он не голосовал ни за, ни против Иисуса, предпочитая
мудро воздерживаться от всяких решений.
Бешеная пляска старушки земли в пятницу, предшествующую пасхе, положила
конец его мучительной неуверенности. Теперь он знал, чего ему держаться.
Подобно сотнику на Голгофе, он сказал себе:
- Воистину, человек сей был сыном божьим!
Его мнение было разделено другим высокопоставленным чинушей, причем
дьявольски сходным образом. Речь идет о влиятельном и могущественном
сенаторе, обладавшем сказочными богатствами. Звали его Иосиф из Аримафеи. Он
при желании наверняка мог бы спасти Иисуса от подвешивания на кресте, если
бы захотел вмешаться в судебное дело и выступить в его защиту. И если он не
сделал этого раньше, то вовсе не потому, что боялся, а просто потому, что
считал ниже своего достоинства вмешиваться в мелкую тяжбу какого-то плотника
с синедрионом.
Необычайный спектакль - всеобщее воскресение давно похороненных
покойников - вмиг обратил его в одного из самых ревностных приверженцев
Христа. Само собой разумеется, он малость запоздал, но, как говорится, лучше
поздно, чем никогда.
Итак, этот Иосиф Аримафейский пришел к Пилату и
сказал:
- Поздравляю вас, правитель! Вы совершили доброе
дело!..
- Позволив распять Иисуса?
- Разумеется!
- Не понимаю, что вы хотите сказать.
- Надеюсь, теперь-то вы убедились, что имели дело не с
простым тунеядцем?
- Ещё бы, теперь-то я знаю, что свалял дурака. Но послушайте, если бы
этот Иисус захотел проявить свою истинную сущность - а как мы с Иродом его
уговаривали! - ничего бы этого не случилось.
- Признайтесь лучше, что у вас не хватило твердости.
- Дорогой мой, я могу признаться лишь в одном: даже не подозревая о
божественном происхождении Иисуса, я тем не менее сделал все, что было в
моих силах, пытаясь его спасти. Но ваши иерусалимские жители просто
взбесились! Этот парень оказал многим своим соотечественникам значительные
услуги, а те вместо благодарности потребовали его смерти. Уверяю вас, я
использовал все способы...
- Знаю, знаю: белая хламида, порка, Варавва... А потом
вы умыли руки...
- Ещё бы! Я бы вымыл заодно шею, ноги и прочее, если бы понадобилось...
Но к чему это вы клоните?
- А вот к чему. Я весьма опечален, что сын божий преставился, а потому
хочу по крайней мере прилично его похоронить. Я готов даже предоставить ему
свой собственный превосходный склеп в одном из моих поместий.
- Пожалуйста, у меня нет никаких возражений. Однако разрешите задать вам
один вопрос, уважаемый Иосиф... Я вас спрашиваю: вы вполне уверены, что он
умер?
- Приходится верить! Я разговаривал с одним из воинов, охранявших Лобное
место, и тот уверяет, что несчастного господа бога нашего на всякий случай
проткнули ещё копьем для полной гарантии, так что теперь он наверняка
покойник.
Надо полагать, что в это время сотник уже вернулся с
Голгофы, ибо Пилат, по свидетельству евангелия, обратился к нему с
вопросом, возможно ли удовлетворить пожелание сенатора.
Официальный отчет сотника подтвердил слова Иосифа Аримафейского, и Пилат
объявил, что не станет возражать, если Друзья бывшего плотника похоронят его
труп.
Выходя из дворца, Иосиф Аримафейский столкнулся нос к носу с Никодимом,
который спешил к Пилату с аналогичным делом.
Два высокопоставленных лица поздоровались, обменялись новостями и,
выяснив, что ими руководит одна и та же идея, решили объединить свои усилия.
И вот уже вдвоем они отправились за бальзамировщиком, ибо хотели сделать
все как полагается.
Тут нелишне будет напомнить об одном важном обстоятельстве: все это
происходило в пятницу и час был уже довольно поздний. Нужно было спешить,
так как следующий день, суббота, считался днем священного ничегонеделания.
Итак, Иосиф и Никодим развили бешеную активность. Ради кругленькой суммы
бальзамировщик согласился отложить свой ужин и начал собирать инструменты.
Пока он готовил пелены и благовония, Иосиф с Никодимом снова вскарабкались
на Голгофу, надеясь встретиться там с родственниками покойного.
В самом деле, все три Марии, в числе которых была и мать Иисуса, не
уходили от подножия креста, и любезный Иоанн был вместе с ними.
- Мамочка, не убивайтесь так! - говорил любимый ученик Христа.
- Ах, Иоаннчик, сынок мой! - отзывалась Мария из Назарета.
Заслышав такое, Никодим от изумления открыл рот и вытаращил глаза. Однако
нас его удивление не поражает, ибо мы знаем, что старого книжника не было на
Лобном месте в тот трогательный момент, когда Иисус назначил малютку Иоанна
своим заместителем по сыновней части.
Первым к группе женщин приблизился Иосиф Аримафейский.
- Сударыня,- проговорил он, почтительно склоняясь перед Марией из
Назарета,- примите наши самые искренние соболезнования. Понесенная вами
жестокая утрата поистине невосполнима, и мы вам глубоко сочувствуем.
Мать Иисуса разразилась рыданиями. Несмотря на все неприятности, которые
причинял ей старший сын, она все-таки предпочитала его остальным своим
детям.
- Сударь,- ответила она,- благодарю вас за то, что вы пришли сюда в столь
скорбный час и не остались глухи к нашему горю... Однако с кем имею честь?..
Мне кажется, я не имела счастья...
- Иосиф Аримафейский, сенатор,- представился тот, поклонившись.
Все три Марии отшатнулись.
- Простите,- заговорила Мария Магдалина,- но, если вы действительно
сенатор, как вы говорите, мы не понимаем, о каком соболезновании может идти
речь? Разве вы не были в числе врагов Иисуса?
Иосиф Аримафейский объяснил, как обстоят дела, и заодно представил
Никодима. Сначала Марии слушали его недоверчиво, но предъявленное им
разрешение за подписью Пилата на снятие тела смогло их убедить.
Наиболее хорошее впечатление произвел на них Никодим, вслед за которым
прибежал бальзамировщик с большим набором всяческих благовоний.
Присутствовавший при этом евангелист Иоанн ничтоже сумняшеся говорит о ста
фунтах состава из алоэ и смирны (глава. 19, ст. 39). Без малого пятьдесят
килограммов духов - это вам не шутка!
Сенатор привел с собой своих рабов с лестницами, клещами, веревками,
пеленами и прочими принадлежностями, необходимыми для снятия с креста
доброго сына божьего.
Операция эта была явно не из легких, особенно если учесть, что палачи
наверняка приколотили свою жертву на совесть. Тем не менее, как уверяют
священники, она прошла вполне благополучно, и руки Иисуса даже не были при
этом оцарапаны.
Кое-кто из моих читателей может скептически заметить:
- Должно быть, мессир Христос при этом едва не сорвался от смеха! Ещё бы:
ведь он только притворялся трупом, потому что бог не может умереть. Он и не
умирал ни на секунду, а последний вздох и прочее - весь этот спектакль был
задуман для публики с галерки.
Но тут я не могу согласиться. Мессир Иисус был действительно мертв, и
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ЗАБАВНОЕ ЕВАНГЕЛИЕ». 26 страница | | | ЗАБАВНОЕ ЕВАНГЕЛИЕ». 28 страница |