Два рода счастья

В старые времена, когда боги, казалось, были еще очень близки к людям, жили в одном маленьком городе два певца, и обоих звали Орфеями. Один из них был великим певцом. Он изобрел кифару, предшественницу гитары, и, когда он ударял по струнам и пел, все живое зачарованно внимало ему. Дикие звери кротко лежали у его ног, высокие деревья склонялись к нему: ничто не могло устоять перед его песнями. И поскольку он был так велик, он посватался к самой красивой девушке. Затем началось падение.

Еще во время свадебного празднества умерла прекрасная Эвридика, и полный бокал разбился прежде, чем он успел его пригубить. Но для великого Орфея смерть еще не означала конец. С помощью своего великого искусства он нашел вход в преисподнюю, спустился в царство теней, переправился через реку забвения, прошел мимо Цербера и живым предстал перед троном бога мертвых и тронул его сердце своей песней.

Бог мертвых отпустил Эвридику, но поставил одно условие. Орфей был так счастлив, что не заметил скрытого за этой милостью коварства. Он пустился в обратный путь, а позади слышал шаги своей любимой. Невредимыми прошли они мимо Цербера, переправились через реку забвения, начали подниматься к свету, который показался уже вдалеке. Тут Орфей услышал вскрик — Эвридика споткнулась — в испуге обернулся и еще успел увидеть тень, падающую в ночь. Он остался один. Вне себя от боли, он запел прощальную песнь: «Ах, я потерял ее, все мое счастье погибло!»

Он вернулся к свету, но, побывав у мертвых, потерял связь с жизнью. Он отказался, когда пьяные женщины хотели затащить его на праздник молодого вина, и тогда они разорвали его на куски. Так велико было его несчастье, так бесполезно оказалось его искусство. Но: его знает весь свет!

Другой Орфей был человек маленький. Он был простым уличным певцом, который выступал на маленьких праздниках, играл для маленьких людей, приносил им маленькую радость и сам испытывал от этого удовольствие. Поскольку он не мог прокормиться за счет своего искусства, он освоил еще одну, обычную, профессию, женился на обычной женщине, у него были обычные дети, иногда он грешил, был совершенно обыкновенно счастлив и умер старым и пресыщенным жизнью. Но: его не знает никто — кроме меня!

З) Дух веет

Ларе: Я ищу что-то еще и не знаю точно, что это такое. Скорее всего, это что-то надежное во мне. У меня такое ощущение, что во мне все так непостоянно.

Б. X. (после небольшой паузы): То, что человек удерживает, превращается в бремя.

Ларе: У меня тоже было такое подозрение.

Б. X.: Вот именно! В большинстве случаев судьба терапевтов трагична, потому что они всегда немного опаздывают. Многие из них считают, что приносят клиенту что-то особенное, а у него это уже есть. Возможно, они даже «считали» это с него. Непостоянство — характерная черта духовного. Дух веет. Что-нибудь еще, Ларе?

Ларе (взволнованно): Да, во мне постепенно снова появляется чувство благодарности, которое я уже знаю, но снова и снова теряю.

Б. X.: Оно непостоянно и, будучи таковым, нормально. Что было бы, если бы мы постоянно носились со своей благодарностью?

Ларе: У меня есть две вещи. Со вчерашнего дня меня не покидают мысли о желании контролировать и о «предаваться и отдаваться происходящему». Это так и вертится у меня в голове.

Б. X.: Однажды здесь была женщина, у которой дома каждое воскресенье разыгрывалась страшная драма. Муж вставал раньше, чем она, одевал детей, готовил завтрак, и она имела возможность еще немножко поваляться в постели. Когда завтрак был готов, он и дети кричали: «Мама, завтрак готов!» Она в это время была либо еще в постели, либо в душе и кричала в ответ: «Начинайте есть!»

Но они этого не делали. Каждое воскресенье повторялось одно и то же. Они ждали, пока она придет, а ее это злило. Это было много лет назад, тогда я был еще наивен и предложил ей одно очень простое решение. Я сказал: «Тебе просто нужно сказать: я рада, что вы меня подождали». Она на меня разозлилась и три дня со мной не разговаривала. Через три дня я спросил: «Что было бы для тебя хорошим решением?» Она ответила: «Когда я говорю: «Начинайте!» — они должны начинать». Я спросил себя, что происходит в том и в другом случае. Если она скажет: «Я рада, что вы меня подождали», то что-то изменится — у нее, у мужа, у детей, но тогда она потеряет контроль. Если она скажет: «Начинайте», и они начнут, тогда она сохранит контроль. Но над чем? Настоящий контроль всегда ни над чем.

Ларе: Так она ничего и не контролирует!

Б. X.: Вот именно! Совершенно верно. Уже не помню, к чему я это рассказал. (Всеобщее веселье.)

Людвиг: Сегодня во второй половине дня у меня было очень хорошее чувство нежности, но сейчас оно снова ушло.

Б.X.: Чувства могут остаться, если их не держать. Как только хочешь что-то удержать, оно уходит. Жизнь постоянно идет дальше — к следующему и следующему. Если ты идешь дальше, оно идет с тобой. Но стоит тебе остановиться, и это становится невозможно.

И) Варианты счастья

Когда одна из участниц жалуется, что ей не удалось полностью справиться с упражнением, где надо было обнять родителей обеими руками и привести их к сердцу, Б. X. говорит: «Я хочу сказать несколько слов о счастье. Это было видно и сейчас, во время упражнения. Многие боятся счастья, боятся решающего шага, где вместе с любовью ощущается глубина, а глубокая любовь — это и счастье, и боль. Где-то очень глубоко они сходятся, и мы страшимся такой любви, потому что тогда мы испытываем и эту боль. Такое счастье не имеет ничего общего с веселостью. Это нечто Полное, Спокойное, Глубокое. В этом счастье есть серьезность, и уже это может переходить в легкость, поэтому иногда я помогаю приводить людей через этот порог к счастью».

Олаф: Если чувствовать это так, очень глубоко, то тут есть и близость смерти.

Б. X.: Да, верно.

Олаф: Тогда это просто по-человечески — через какое-то время даже пошутить.

Б. X.: Да, это как в трагедии: когда король убит, приходят клоуны. Это, так сказать, часть драматургии.

Тут нужно учитывать еще один момент: иногда собственное незаслуженное счастье воспринимается нами как что-то негативное, которое пугает и представляет собой угрозу. Возможно, это связано с тем, что втайне мы полагаем, что своим счастьем можем возбудить зависть судьбы и других людей. Тогда принять свое счастье — это словно нарушить табу, взять на себя вину, согласиться с опасностью.

Дата добавления: 2015-10-24