Из истории контент-анализа как психодиагностической

ПРОЦЕДУРЫ

В современной отечественной психодиагностике контент-анализ, во­обще качественно-количественное изучение документов, применяется крайне редко по сравнению со всевозможными тестами, проективными методиками, опросниками. В то же время в 'истории развития ме­тода изучение документов имеется довольно, разнообразный опыт его использования для психодиагностических, целей.

Начиная с 20-х годов нашего века, в социологии и психологии по­мимо 'интуитивно-качественного подхода в. изучении документов все чаще стали применяться количественные методы. Следует' заметить, что документы в социальных науках донимаются достаточно широко,¹ к ним, как показывает исследовательская практика, относятся офици­альная и личная документация в собственном смысле слова, в том чис­ле письма, автобиографии, дневники, фотографии и т. п., материалы массовой коммуникации, литературы и искусства и т. д.

В СССР еще в 20-х годах количественные методы при изучении до­кументов использовали психологи Н. А. Рыбников, И. Н. Шпильрейн, П. П. Блонский, социолог В. А. Кузьмичев и др.

В США тогда же квантификацию в исследования материалов массовой коммуникации вводили М. Уилли, Г. Лассуэлл и другие. В 40—
50-е годы в США формируется специальный междисциплинарный метод изучения документов — контент = анализ (content analysis). Позднее он проникает в европейские страны. В нашей стране с конца 60-х годов этот. метод также получает распространение в социологических и социально-психологических исследованиях (подробнее см.: Семенов В. Е., 1983).

Сущность контент-анализа заключается в систематической надеж­ной фиксации заданных единиц изучаемого содержания и в их квантификации. Делаться это может в самых разнообразных целях в рус­ле той или иной концептуальной схемы или теории, в том числе и для нужд психодиагностики, для исследования межличностных и меж­групповых различий и специфики, их динамики во времени. Остано­вимся на исследовательском опыте качественно-количественного из­учения документов, либо имеющем прямое отношение к традиционной психодиагностике, а также к социально-психологической диагностике, либо близком к психодиагностическому опыту.

Качественно-количественный анализ содержания в 20-е годы испробовал в своих работах известный русский советский исследователь биографических материалов Н. А. Рыбников, который, в частности, рассматривал автобиографии как психологические документы, документирующие личность и ее историю. Он разделял автобиогра­фии на спонтанные и провоцированные, понимая под последними при­
ем побуждения испытуемого говорить о себе, причем говорить по определенному плану. Такой прием, по мнению Н. А. Рыбникова, «гарантирует однообразие собираемого материала, что имеет огромные преимущества, давая возможность сравнивать, объединять, обобщать собираемые факты и т. д.» (Рыбников Н. А., 1930, с. 40). Подобным
образом им были, например, проанализированы более' 500 автобиографических сочинений детей рабочих, написанных в 1926—1928 гг. При
этом исследователь предлагал школьникам описать свою жизнь, давая тему: «Как я живу теперь». В ходе анализа сочинений, в частности, прослеживалось, как распределяются положительные и отрицательные оценки школьниками своей жизни в зависимости от возраста и пола.

Автор делает вывод, что в среднем девочки дают более высокий процент положительных оценок, но этот перевес над мальчиками у них приходится на младшие группы. В старших же группах они усту­пают мальчикам. Причиной этого является возрастание нагрузки по работе в семье у девочек старшего возраста.

Далее Н. А. Рыбников анализирует «мотивы того или иного собы­тия, мотивы общего жизненного процесса, встречающиеся в детских автобиографиях». Эти мотивы он разбивает на три группы: матери­альные, психологические и неопределенные. Чаще всего встречаются мотивы материального характера (53%), мотивы психологического характера дает около одной трети ребят (31%). Исследователь отме­чает, что «хорошее житье чаще всего мотивируется причинами психо­логического характера (67% против 25%); наоборот, плохое житье-бытье вдвое чаще обосновывается мотивами материального характера (31% против 16%)». Автор также констатирует, что большинство дет­ских высказываний носит описательный характер, таковых высказы­ваний встречается 63,7% («учусь в школе, хожу гулять на улицу, иг­раю с товарищами» и т. д.) (Рыбников Н. А., 1930, с. 42).

Н. А. Рыбников не ограничивается только анализом документов. «Поскольку детские жизнеописания носят по преимуществу фактиче­ский характер, представляется возможным сравнить их с фактическим времяпрепровождением ребенка. Одновременно с собиранием детских жизнеописаний мы вели собирания бюджета времени ребенка. Это сравнение объективных данных о бюджете времени с субъективным описанием времяпрепровождения показывает, что целый ряд момен­тов, как неинтересных и неважных, ребята совершенно обходят, дру­гие, наоборот, оттеняют. Так, школа и все связанное с ней оказывает­ся особенно действенной для ребенка, она занимает 39% его высказы­ваний, тогда как в бюджете времени ее удельный вес не так велик» (Рыбников Н. А., 1930).

Применял количественный анализ документов и крупный психолог
П. П. Блонский который проанализировал 19Q собранных им «первых
воспоминаний» учителей и студентов, а также 83 письменные работы
школьников (в основном 11—13 лет) на тему «Мое самое раннее вос­поминание детства», в целях выявления характера первых воспоминаний (Блонский П. П., 1930). Исследователь делает вывод, что содержанием 68% воспоминаний
взрослых и 74% воспоминаний школьников является несчастье. «Не­
счастье и страх — таковы основные мнемонические факторы», что про­тиворечит фрейдовской теории сбывания как вытеснения неприятного. Как видим, простой количественный анализ содержания позволил П. П. Блонскому сделать весьма важное заключение. Однако процедура этого анализа, как и у H. А. Рыбникова, не была изложена. При этом вопросы процедуры и надежности полученных данных в значительной мере снимаются тем, что все исследование, 'включая сбор
первичной информации, в те годы обычно проводил сам исследова­тель, крупный ученый, подобный П. П. Блонскому или Н. А. Рыбникову. Тем не менее качественно-количественное изучение содержания
документов, проводимое в 20-х годах в нашей стране, в целом нельзя
назвать безусловно-строгим. Таковым оно тогда и не могло еще быть
в силу объективного положения в эмпирических социальных исследо­ваниях, методология которых только начинала складываться.

Тогда же в социолого-журналистских целях В. А. Кузьмичев про­вел тематический анализ 12 еженедельных советских газет, использо­вав, ту же группировку содержания, что и известный исследователь американской прессы тех лет М. Уилли: «1) политика, 2) экономика,. 3) культура, 4) сенсации (уголовщина, разоблачения и т, д.), 5) спорт, 6) персоналии (об отдельных людях и т. д.) 7) мнения (ре­дакционные статьи, карикатуры), 8) просто интересный материал, для развлечения, 9) журнальный материал (рассказы, моды, кулинария, фотография и т. д.), 10) смесь» (Кузьмичев В, А., 1930, с. 37—38). Как видим, в этом случае своеобразная психодиагностика осуществля­ется уже на уровне общественного сознания в различных социальных системах.

Данные, полученные автором, показывают, что в советских газетах на первых местах находятся темы экономики и политики, а в амери­канских — журнальный материал и персоналии. Это красноречиво свидетельствует о различиях в направленности советских и американ­ских еженедельников. Как пишет В. А. Кузьмичев, «важнейшие для воспитания широких масс материалы (политика и экономика) в аме­риканской газете отходят на задний план перед оглушающим, развле­кающим читателя материалом (сенсаций, моды, описание отдельных персон и т. д.)» (Кузьмичев В. А., 1930).

В качестве примера более позднего медико-психодиагностического, изучения документов можно привести, тематический анализ содержа­ния 4000 записанных сновидений здоровых и больных людей, который осуществлялся В. Н. Касаткиным на протяжении 30—50-.х годов (Ка­саткин В. Н., 1967). При этом учитывались основные особенности ка­честв и условий жизни людей, сновидения которых изучались: возраст, пол, образование, специальность, состояние здоровья, семейное поло­жение, родной язык и владение другими языками, местожительство, биографические сведения, дата, содержание дня, предшествующего сновидению, и состояние испытуемого при пробуждении.

Автор, в частности, нашел, что в «сновидениях взрослых людей встречались элементы, связанные с работой, трудовой деятельностью, (специальностью), в 62,5% всех сновидений; элементы быта, как-то; жилище, одежда, пища и т. п. — в 41,4% всех сновидений; элементы,, связанные со здоровьем, — в 44,3%;'эпизоды из семейной жизни— в 38,6%, сексуальные — в 8,0% всех сновидений» (Касаткин В. Н., 1967). Эти и другие данные позволили автору оспаривать фрейдист­скую теорию сновидений.

Американскими! исследователями с 40-х годов контент-анализ стал использоваться и для определения психологических особенностей, пси­хических состояний личности и групп. Например, психологическую структуру отдельной конкретной личности на основе анализа коллек­ции личностных документов исследовали Г. Оллпорт (Allport G., 1942) и А. Болдуин (Baldwin A., 1942). Психическую напряженность, предсуицидные состояния и мотивацию посредством анализа содержа­ния писем, записок, дневников пытались измерить Дж. Доллард и О. Маурер (Dollard J., Mowrer О., 1947), Ч. Осгуд и Е. Уолкер (Osgood Ch., Walker E., 1959).

В целях специфической психолого-политической диагностики изуча­ли различия в социальных ценностях у представителей США и Герма­нии К. Левин и Х. Себалд (Lewin Н., 1947; Sebald Н., 1962). Первый исследователь анализировал американскую и немецко-фашистскую /ли­тературу для юношества, а второй — песенники этих же стран, издан­ные в 1940 г. В обоих исследованиях были обнаружены явные разли­чия в ценностных ориентациях, которые пропагандировались амери­канскими и, немецкими изданиями тех лет.

К подобного же рода анализу относится исследование использова­ния эмоциональных стереотипов в газете «Чикаго Трибюн», оппозици­онно настроенной к президенту Рузвельту и его политике, проведенное в 30-х годах С. Сарджентом (Sargent S., 1939). Для выражения отно­шения к политике и практике рузвельтовского направления газета ис­пользовала негативные стереотипы типа «диктатура, инквизитор, регламентация, подачка» и т. д., тогда как в газете «Нью-Йорк тайме» в аналогичных случаях употреблялись термины: «контроль, расследо­ватель, регуляция, помощь» и т. д. Множественное сопоставление соответствующих выражений и понятий в газетах выявило отношение стоящих за газетами групп к. определенным политическим лидерам, партиям и явлениям.

Л. Лоуэнталь на основе количественного анализа биографий, пуб­ликуемых в популярных журналах, показал, как изменялись ценно­сти и кумиры американского общества на протяжении первых четы­рех десятилетий нашего века от «идолов производства» (бизнесмены, менеджеры, банкиры и т. д.) к «идолам потребления» (певцы, кино­звезды, спортсмены и т. п.) (Lowenthal L., 1950).

Многочисленные, зачастую спекулятивные исследования были про­ведены западными психологами и психоаналитиками для изучения личностных особенностей авторов-писателей на основе контент-анали­за их литературных произведений (особенно часто анализировались сочинения В. Шекспира и Ф. М. Достоевского).

Вместе с тем контент-анализ репрезентативных выборок произве­дений художественной литературы и искусства может позволить вы­явить обобщенные характеристики и особенности авторов в зависи­мости, например, от социально-демографических признаков. Подоб­ные статистические закономерности особенностей отражения людей и социальной среды писателями были обнаружены нами при изучении художественной прозы и портретной живописи (Семенов В. Е., 1983). Сошлемся и на контент-анализ эпизодов жестокости и агрессии в за­падных и отечественных кинофильмах, выполненный под нашим ру­ководством Н. Н. Лепехиным и Ч. А. Шакеевой. Анализ выявил коли­чественное преобладание и более жестокий характер подобных эпи­зодов в западных фильмах (Социально-психологические проблемы нравственного воспитания личности. Л., 1984).

С 50-х годов получает распространение качественно-количествен­ный анализ вербальной коммуникации в малых группах, начатый Р. Бейлсом (следует отметить, что обычно такие исследования принято относить к наблюдению, хотя речь, зафиксированная, например, на магнитной' ленте, становится уже документом). Посредством анализа диалогов, деловых бесед, дискуссий в малых группах и первичных кол­лективах можно диагностировать стиль руководства, социально-психо­логический климат, конфликтность и т. п. (см., напр.: Обозов Н. Н., 1979). Аналогичные возможности открываются для психодиагностики массовидных процессов и состояний при изучении массового вербального поведения на улице, в транспорте, магазинах и т. д. (Semenov V., 1984),

Таким образом, опыт применения качественно-количественного ана­лиза различных документов демонстрирует его значительные возмож­ности для психодиагностики, причем как на уровне личности, так и на уровне малых и больших групп. В качестве эмпирических объектов изучения могут быть использованы личные документы (письма, фото­графии, дневники, автобиографии и т. п.), материалы групповой, кол­лективной и массовой коммуникации (т. е. записи разговоров, дискус­сий, совещаний, всевозможные уставы, приказы, объявления, газеты, радиопередачи, реклама и т. п.), а также продукты, деятельности лю­дей, включая литературу и искусство.

Помимо самостоятельного или равноправного применения в ком­плексе с другими методами контент-анализ может выступать и в ка­честве вспомогательной техники для обработки данных, полученных посредством проективных методик (например, ТАТ, тест Роршаха),. нестандартизованного интервью, открытых вопросов анкет и т. п.. (Логинова Н. А., Семенов В. Е., 1973; Столин В. В., 1982; Lindner R., 1950; Hafner A., Kaplan A., 1960).

Следует подчеркнуть, что контент-анализ основан на принципе по­вторяемости, частотности различных смысловых и формальных эле­ментов в документах (определенных понятий, суждений, тем, образов и т. п.). Поэтому данный метод применяется только тогда, когда име­ется достаточное количество материала для анализа (т: е. или пред­ставлено много отдельных однородных документов, автобиографий, писем, фотографий и т. д., или есть несколько и даже один документ, например дневник, но достаточного объема). При этом интересующие нас элементы содержания (единицы анализа) также должны встре­чаться в исследуемых документах с.достаточной частотой. В против­ном случае наши выводы будут лишены статистической достоверности. Критерием здесь служит закон больших чисел.

Не все виды документов пригодны для контент-анализа и по причи­не затруднений с формализацией их содержания. Иногда невозможно задать четкие однозначные правила для фиксирования, нужных харак­теристик содержания (например, трудно или совсем нельзя формали­зовать описание лирического героя некоторых поэтических произве­дений).

Отсюда объекты анализа должны удовлетворять требованиям ста­тистической значимости и формализации.

Квантификация в контент-анализе от простого подсчета частот встречаемости тех или иных элементов-единиц содержания постепен­но эволюционировала к более сложным статистическим средствам в частности, еще в 1942 г. А. Болдуином был предложен подсчет со­вместной встречаемости слов в тексте (Baldwin A., 1942). В конце 50-х годов Ч. Осгуд с сотрудниками обогатил контент-анализ методикой «связанности символов», в которой развивается принцип Болдуи­на, что позволяет обнаруживать неслучайные, связанные между со­бой элементы содержания, представленные в специальных матрицах (Семенов В. Е., 1983; Osgood Ch., 1959). В сущности, эта методика была началом введения в контент-анализ корреляционной техники, а затем и факторного анализа.

Новым этапом в развитии контент-анализа стала его компьютери­зация в 60-х годах. В Массачусетском технологическом институте по­явился «универсальный анализатор» (The General Inquirer) — ком­плекс программ анализа текстовых материалов для ЭВМ, при помощи которого можно подсчитывать частоты категорий содержания текста, получать различные индексы на основе совместного появления этих категорий и т. д. (Stone Ph., Dunphy D., 1966). Подобным образом на ЭВМ были исследованы речи двадцати американских президентов при их вступлении на этот пост, редакционные статьи в газетах разных стран, личные письма, сочинения, вербальное поведение психически больных людей и прочие материалы. С 70-х годов в США разрабаты­ваются стандартные программы анализа разнообразных документов на ЭВМ, которые предлагаются организациям и частным лицам (Сохоn А., 1977); тогда же компьютерный контент-анализ разливается и в других странах (Deichelsel А., 1975).

Естественно, что использование ЭВМ в контент-анализе обеспечи­вает преимущества, заключающиеся в надежности получаемых данных' и быстроте анализа, по сравнению е ручным, выполняемым людьми-кодировщиками, которые подвержены ошибкам из-за утомления и субъективных факторов. Таким образом, трудоемкость составления про: грамм окупается тем огромным объемом содержания, которое доста­точно быстро и надежно можно проанализировать на компьютере, а также освобождением кодировщиков от их чрезвычайно утомительного труда. В целом проблемы использования машинного контент-анализа близки общей стратегии применения ЭВМ в эмпирических социальных исследованиях. Важно правильно определить, когда следует воспользоваться машинным, а когда ручным анализом, что зависит», от задач исследования, от объема материалов, подлежащих анализу,' от степе­ни их формализуемости.

На основании данного обзора представляется, что качественно-количественный анализ документов в нашей психодиагностике несомнен­но должен использоваться более широко и интенсивно.

Дата добавления: 2015-10-24