Ужин у Майкла

Окончив прием пациентов в тот день и занимаясь просмотром медицинских карт, я позвонил своей жене Крис и рассказал, что познакомился с Майклом Джексоном и он пригласил нас с Мейсоном на ужин. Я попросил ее не говорить Мейсону о том, куда мы поедем. Ему следовало просто одеться нарядно и быть готовым к сюрпризу. Примерно в шесть часов вечера я, наконец, уехал из офиса. Когда я прибыл домой, Мейсон был уже готов: одет в штаны цвета хаки, белую рубашку и галстук. Я улыбнулся ему и сказал: «Сегодня мы поедем в удивительное место».

Когда мы отъезжали от дома, Мейсон с улыбкой спросил:

– Мы же едем домой к Майклу Джексону, да, папа?

Не знаю уж, как он догадался про Майкла Джексона – наверное, потому что в нашем районе было только одно удивительное место – ранчо Неверленд. Мейсон знал о щедрости Майкла по отношению к школам в долине Санта-Инез. Майкл приглашал сразу по нескольку классов из местных школ посетить ранчо, пообедать или поужинать там, покататься на аттракционах, сходить в зоопарк и посмотреть кино. Он делал это очень часто. В последующие годы я не раз слышал, как Майкл говорил: «В Неверленде никто ни за что не платит».

Я улыбнулся Мейсону и кивнул:

– Верно.

И так было положено начало почти пятилетней ни с чем не сравнимой дружбе.

Мы жили в Балларде (район города Солванг), и от нас до ворот Неверленда было примерно шесть миль. Путь лежал через Лос-Оливос, шоссе 154, через ранчо Чамберлин ко внешним воротам, ведущим на ранчо Майкла. Ранчо Чамберлин занимает площадь примерно в 10 тысяч акров и прилегает к ранчо Майкла, которое имеет площадь примерно в 2800 акров. Дорога к его дому идет среди диких просторов, петляя между холмами, дубами и кустами полыни, и, проезжая по ней, всегда нужно смотреть по сторонам, потому что там встречаются кабаны, зайцы и олени. От ворот дом Майкла еще не был виден. У ворот нужно было обязательно остановиться и сообщить свое имя, и тогда вам разрешалось проследовать дальше на ранчо. У охраны была специальная форма, которую требовалось подписать, – в ней вы обязались вести себя как подобает гостю и ни в коем случае не делать фотографий на территории ранчо. Фотокамеры и телефоны со встроенной камерой нужно было сдать на проходной, и забрать их можно было только на обратном пути. От проходной меж холмов вела дорога длиной примерно в милю, и заканчивалась она у кованных железных ворот Неверленда. Этих ворот не было видно до тех пор, пока вы не взбирались на вершину холма, откуда открывался великолепный вид на озеро и часть дома. По ранчо беспрепятственно гулял скот, и часто животные лежали прямо на дороге, так что приходилось сгонять их, чтобы проехать. Когда Майкл был у меня на приеме, он предупредил меня об этом и велел «не ехать слишком быстро».

Когда мы приблизились к воротам Неверленда, они распахнулись автоматически. Ворота эти были массивными и очень богато украшенными. В арке в верхней части ворот позолоченными металлическими буквами было написано «Neverland», а поверх этой надписи на золотой ленте красовалось имя Майкла Джексона.

После ворот дорога разветвлялась влево и вправо, огибая пятиакровое озеро. Мне было велено следовать по правой дороге. Она привела нас к выгнутому каменному мостику, справа от которого шумел водопад, впадавший из второго озера примерно такого же размера в ручей, который бежал под мостом и соединял два озера между собой. На берегу там и сям были установлены бронзовые статуи играющих детей в натуральную величину. За мостом я увидел человека, похожего на шофера: он стоял возле четырех черных Роллс-Ройсов и жестом велел нам припарковаться рядом.

Когда мы вышли из машины, дверь главного дома отворилась, и восемь человек персонала выстроились на лестнице, приветствуя нас. Мы поднялись по лестнице, и каждый из членов персонала представился и пожал нам руки. Майкл встречал нас в дверях.

Это бы уже не тот Майкл, которого я видел ранее в своем кабинете. Здесь он был полностью хозяином положения. Он, казалось, чувствовал себя в этой роли очень привычно, уверенно отдавая указания персоналу возвращаться к своим обязанностям. Когда работники ушли, я представил Мейсона Майклу. Он, в свою очередь, представил нас Принсу и Пэрис, которые стояли прямо позади него (им было 3 и 2 года соответственно). Пэрис оказалась застенчивой: обняв Майкла обеими руками за левую ногу, она робко выглядывала на нас из-за его спины. Принс повел себя как джентльмен: вышел вперед, пожал нам руки и сказал, что рад познакомиться. Майкл попытался заставить и Пэрис поздороваться, но она только зарылась готовой в его пижамные штаны. Это насмешило его, и он произнес: «Пэрис, ах ты Эпплхед…»

Со временем, слыша это слово в разных ситуациях, я понял, что «Эпплхед» – это на самом деле ласковое выражение, которое Майкл использовал, когда кто-то вел себя как глупыш. Он даже несколько раз называл так Мейсона. Теперь, когда персонала вокруг не было, Майкл вел себя гораздо мягче, – снова как человек, с которым я познакомился в кабинете.

Первым, на что я обратил внимание в прихожей, был восхитительный запах, который, как я предположил, исходил от ароматической смеси в чаше на столе слева за дверью. Следом я заметил негромкую классическую музыку, которая нас окружала. Система была тщательно продумана так, что создавалось впечатление, будто музыка разлита повсюду в воздухе, – колонок нигде не было видно.

Слева в прихожей, ведущей в столовую, стоял манекен английского дворецкого в человеческий рост. На вытянутой руке у него был поднос с печеньями – настоящими, свежеиспеченными. Сразу справа, дальше по коридору, располагалась комната, которая, как я позже узнал, была комнатой Майкла. Чуть дальше по правую руку находилась резная лестница с дубовыми балясинами, ведущая на второй этаж. На стене слева, напротив лестницы, висела очень большая картина, изображающая Майкла сидящим на ложе из цветов и длинную очередь идущих к нему детей. По дому было развешено много схожих картин, явно выполненных одним художником – его стиль узнавался безошибочно. Я чувствовал себя как в музее.

Майкл, Принс и Пэрис провели нас в столовую, и Майкл сел во главе стола. Мейсона посадили справа от Майкла, Принса – слева, а я сел рядом с Мейсоном напротив Пэрис, которая провела на своем стуле всего ничего, предпочитая вместо этого сидеть на коленях у Майкла. Из кухни вошла женщина и на серебряном подносе принесла нам испускающие пар ароматизированные полотенца, чтобы вытереть руки перед ужином.

Каждому дали красную папку с изображением силуэтов детей, прыгающих по траве. Внутри было меню на вечер. Я помню тот вечер очень ясно. Хотя меню печатали ежедневно, состав его не сильно менялся. Там всегда присутствовал хот-дог, гамбургер, рыбные палочки, запеченные куриные ножки и чимичанга (жареная лепешка с мясом). На гарнир подавалась зеленая фасоль и кукуруза или морковь. В тот вечер я ел чимичангу, а Мейсон и Принс взяли хот-доги. Не помню, чтобы Пэрис ела что-то конкретное – она все время сидела рядом с Майклом. Сам Майкл ел рыбные палочки с фасолью и кукурузой.

За ужином мы с Майклом беседовали, и Принс, который слушал наш разговор, вдруг спросил:

– Барни, а вы знаете, что после ужина мы пойдем в аркаду?

Прежде чем я успел ответить, Майкл сказал:

– Принс, что ты сделал?

Принс, который поначалу выглядел озадаченным, вдруг просиял улыбкой и ответил:

– Ой, да, я вмешался в разговор.

– Верно, ты вмешался, – подтвердил Майкл. – И что теперь надо сделать?

Принс, явно гордый тем, что правильно ответил на вопрос, повернулся ко мне и произнес:

– Извините, что я вмешался, Барни.

Я сказал ему, что извинения приняты и что я обсужу с ним эту тему через минуту. Майкл объяснил:

– Он возбужден, потому что сегодня ему можно пойти в аркаду.

Позже Майкл рассказал мне, что в аркаду дети допускались только по специальным праздникам. «Иначе она им наскучит и не будет казаться такой интересной, – пояснил он. – Таким образом они не принимают ее как должное».

Внутри всех стаканов, стоявших на столе, виднелось нечто похожее на кубики льда, но на самом деле это были прозрачные пластиковые кубики, которые светились изнутри красным и синим светом. Майкл очень гордился этими стаканами, и мы оказались их первыми пользователями. Любые напитки, какие только можно было пожелать или вообще вообразить, имелись в кухне. Я помню, что Майкл пил яблочный сок «Martinelli’s». Он почти всегда брал его к ужину. Я ни разу не видел, чтобы он пил кофе или чай. Кроме того, я никогда не видел, чтобы он употреблял пиво, вино, или любой другой алкоголь. Одет Майкл был по-прежнему в тот же наряд, в котором приходил ко мне на прием. И в последующие наши ужины на ранчо Неверленд его костюм мало отличался от того, что было на нем в тот вечер. Большая часть одежды Майкла была его собственного дизайна, но что бы он ни носил, он носил это с достоинством.

Аркада

Десерт после ужина нам подали в аркаду, которая располагалась прямо за домом. Я бывал в этом строении за много лет до этого, когда дом был только построен другом нашей семьи Биллом Боном. Оно располагалось между теннисным кортом и бассейном. Увидев теннисный корт, я сразу же вспомнил, как мы играли там парами годы назад. Но войдя в Аркаду, я заметил там второй этаж, которого не помнил с предыдущих лет. Вообще единственное, что я узнал внутри, это лестницу, ведущую вниз, в помещение, которое когда-то служило добротно оснащенным винным погребом. Теперь же каждый дюйм этого помещения был занят видеоиграми – всеми, какие вы только можете вообразить. Там были пинбол-машины, фото-кабина и даже пресс, который давит монетки. Заглушая звуки игровых автоматов, в помещении гремела рок-музыка, и общий шум стоял такой, что приходилось кричать людям, стоявшим рядом. Я, помню, подумал, что счет за электричество им, наверное, приходит впечатляющий.

Одна большая видеоигра, внутрь которой я даже забрался, стояла на том месте, где раньше был выход на теннисный корт. Внутри игры создавалась эмуляция полета, как будто ты пилот в кабине самолета. Когда ты закрывал дверь и пристегивался, перед тобой появлялся экран: на нем были видны вражеские самолеты, которые нужно было сбить. При повороте руля вправо или влево весь аппарат наклонялся в сторону. Если я тянул руль на себя, вся машина поворачивалась, так что я лежал на спине, глядя вверх – еще чуть-чуть, и будет мертвая петля! Хотя это было весело, меня немного укачало, так что мне пришлось прекратить полет и выйти наружу. Я пытался уговорить Мейсона попробовать, но, наверное, он немного испугался, поэтому отказался.

У стены стоял бар с мороженым – можно было приготовить ванильное, шоколадное или смесь из двух сортов. Там же имелся холодильник со стеклянной дверцей, через которую было видно, что есть внутри. В нем лежали всевозможные виды мороженого: эскимо, брикеты, ведерки и фруктовый лед. Рядом стоял ящик под стеклом, из которого можно было получить любые конфеты на свете.

Мы гуляли вверх и вниз по лестнице, пробуя разные игры. Помню, в какой-то момент я взглянул на Майкла, а он под гремящую музыку немножко танцевал и делал свою лунную походку – так, словно был наедине с собой. Он не красовался перед нами – просто получал удовольствие от музыки. Это был единственный раз, когда я видел его за этим занятием. В последующие визиты я неоднократно просил его показать, как он танцует, но он всегда находил отговорку (не те ботинки, ноги болят, пол не такой и т.д.) В конце концов я решил, что наверное, его просят об этом слишком часто.

Однажды я спросил его, что будет, если он развернет движение вспять. «Как это?» – не понял он. «Ну, когда ты делаешь лунную походку, это выглядит так, будто ты пытаешься идти вперед на пешеходной ленте в аэропорту, которая движется в обратном направлении, – пояснил я. – А что если ты сделаешь прямо наоборот? Будет ли это выглядеть, как если бы ты шел назад на ленте, которая движется вперед?» Майкл подумал над этим с минуту, потом сказал: «Не знаю. Надо поразмыслить». Я после не спрашивал, пробовал ли он.

Наверное, так часто я просил Майкла показать мне лунную походку только потому, что он был знаменит этим движением. И хотя он так и не согласился ее продемонстрировать, у этой истории есть продолжение. Как-то в последующие месяцы в одной из наших бесед разговор зашел об этом, и я спросил его:

– Как ты вообще додумался до лунной походки? Это случилось, когда ты работал над танцевальными движениями? Ты заметил что-то, что навело тебя на мысль о ней?

Он улыбнулся и ответил:

– Ты правда думал, что это я ее изобрел?

– Ну конечно, – улыбнулся я в ответ. – Наверное, я всегда так полагал, ведь я не видел, чтобы кто-нибудь еще ее исполнял.

Майкл сказал:

– Я тоже, пока однажды не увидел ее в один прекрасный день в Нью-Йорке. Я ехал в своем лимузине и смотрел в окно. Мы были на одной из глухих улиц, и я заметил ребят, которые стояли в кружок и танцевали по очереди. Один из них делал лунную походку. Там я ее и увидел. Мне нужно было видеть ее вблизи, поэтому я велел водителю притормозить и сдать назад. Я вышел из машины, подошел через улицу к тому месту, где они танцевали, и попросил этого парня показать мне, как он ее делает. И он показал. Я никогда не смогу ставить ее себе в заслугу. Это та группа ребятишек научила меня. Потом я попробовал изобразить ее на сцене, и зал просто взорвался, поэтому я оставил ее как часть номера.

Когда я вспоминаю эту историю в пересказе Майкла, я невольно улыбаюсь, думая об этих ребятах: как волнительно это, должно быть, было для них – показать что-то Майклу Джексону, который вот так подошел к ним на улице. Они, наверное, до сих пор рассказывают об этом.

Наверху

После того, как мы почти час провели в аркаде, Майкл сказал, что хочет проводить нас в дом и кое-что показать. Для того чтобы попасть назад в дом, нужно было набрать на двери электронный код. Майкл отвел нас на второй этаж, в большую игровую комнату, которая располагалась над столовой. В дальнем конце комнаты, напротив входной двери, стояла огромная фигура Дарта Вейдера, собранная полностью из конструктора Лего. Рассказав нам историю ее происхождения (которую я с тех пор подзабыл), Майкл направился к шкафам и ящикам и начал доставать оттуда игрушки и отдавать их Мейсону. Он, казалось, заглядывал в эти ящики с таким же интересом, с каким Мейсон смотрел, что он из них достает. Думаю, Майкл и сам не знал, что в них лежит. Я помню, как он достал резиновую маску Дарта Мола и отдал ее моему сыну со словами:

– Вот, Мейсон, оставь ее себе. Ты знаешь, кто такой Дарт Мол?

– Знаю, – ответил Мейсон, – но я не могу ее принять. Я знаю, сколько она стоит, и это очень дорогая вещь.

– Нет-нет, возьми, – уговаривал Майкл. – Я настаиваю, чтобы ты ее взял.

Мейсон взглянул на меня, и я с улыбкой кивнул ему. Он повернулся обратно к Майклу и сказал:

– Ну хорошо. Я возьму ее при одном условии.

– При каком? – спросил Майкл.

– При условии, что вы подпишете ее изнутри!

Майкл засмеялся и, приподняв брови, и кивнул мне:

– А он умный!

Он вывернул маску наизнанку и надписал ее с внутренней стороны: «Мейсону. Твой друг, Майкл Джексон». Хотя Майкл пытался подарить Мейсону множество других игрушек, ему удалось уговорить моего сына только на несколько вещиц – маски Дарта Мола Мейсону было вполне достаточно.

После игровой комнаты Майкл отвел нас в кинотеатр, который располагался примерно в полумиле от дома. Это было большое здание с круговой мощеной площадкой для подъезда и несколькими бронзовыми статуями детей возле входа. Мы прошли через двери внутрь театра и увидели перед собой длинную стойку со стеклянной передней панелью. И снова она была наполнена всеми сортами конфет, какие только можно вообразить. За стойкой стоял аппарат по производству попкорна и сбоку от него еще один дозатор для мороженого. Кроме того там тоже был холодильник с брикетами мороженого за стеклом.

Мы покатались на «Морском Драконе» – лодке в стиле викингов, которая раскачивалась так высоко, что казалось, ты вот-вот из нее вывалишься. Мейсон сел в нее с неохотой и всю дорогу просидел, зажмурившись. Нам даже пришлось остановить аттракцион раньше времени – настолько он был напуган. В парке развлечений всюду были расставлены киоски с попкорном и мороженым. Еще один аттракцион, на котором мы катались, назывался «Танцующие кресла». Самое замечательное во всем этом было то, что аттракционы никак не ограничивались по времени. Оператору можно было просто указать жестом, хотите вы остановить аттракцион или продолжать кататься.

Когда мы накатались вдоволь, Майкл позвонил вниз и один из лимузинов Роллс-Ройс подъехал за нами, чтобы отвезти нас обратно в дом. Там Майкл попрощался с нами в дверях.

– Спасибо большое, что вы приехали. Я отлично провел время, – сказал он.

Мы ответили ему аналогично, поблагодарив за чудесный вечер, и отправились к своей машине. Когда мы отъезжали, Мейсон спросил: «Папа, что это?» Я оглянулся на заднее сиденье и увидел три большие сумки, полные игрушек, которые Мейсон так вежливо отказался взять в игровой комнате. В том числе там были приставки Xbox и Game Cube с различными играми к ним. И в наши последующие поездки на ранчо история всегда повторялась. Перед нашим отъездом Майкл с помощью своих работников заваливал нам заднее сиденье подарками. А когда прошло время и Майкл начал приезжать в гости к нам, он неизменно появлялся с пачкой DVD-дисков.

На следующий день в школе у Мейсона на уроке ученикам дали задание рассказать историю о себе. Мейсон поднял руку и поведал классу, что ужинал в гостях у Майкла Джексона. Многие одноклассники засмеяли его: «Ну да, конечно, Мейсон!» Они просто отказались ему верить. С тех пор Мейсон никогда больше не говорил об этом. Все визиты Майкла к нам и свои последующие поездки на ранчо он держал при себе.

Время шло, и я все чаще стал заезжать к Майклу (один или с семьей), а он стал приходить к нам домой, часто вместе с Принсом и Пэрис. Мы общались лично или по телефону почти каждую неделю на протяжении следующих пяти лет, кроме тех периодов, когда он уезжал из города.

Дата добавления: 2015-10-24