Сергей АЛЕКСЕЕВ 19 страница

Через мгновение он осознал, что для него создана не только эта привораживающая помада на приоткрытых губах, а вся она, до кончиков волос, до ногтей, то царапающих, то вдруг пропадающих, - все как в лапах тигрицы...

***

А вечером, как всегда, они отправились на прогулку. Вечер был тихий, жаркий - земля отдавала тепло, и это состояние природы Ивану Сергеевичу напоминало Индию, хотя он никогда ее не видел...

Они вышли на Вишеру, и Августа неожиданно зашептала:

- Хочу покататься на лодке! Пойдем, я знаю, где лодочная станция. Только знаешь, давай отвяжемся от этого?

Она кивнула назад. Ничего не подозревающий швед-"топтун" зорко поглядывал по сторонам и в любой момент готов был, как и положено, защитить своим телом и газовым револьвером 45-го калибра охраняемый "объект".

- Как же мы от него отвяжемся? - усомнился Иван Сергеевич. - Смотри, как зарплату отрабатывает...

- Но не брать же его к нам в лодку! - прошептала Августа, намекая на интимные отношения, которые могут произойти. - Мы сейчас его обманем!

Неизвестно, где ее учили уходить от наблюдения, но сделала она это превосходно. Сама натолкнулась на прохожего парня, затем, будто бы падая, закричала. Иван Сергеевич понял ее замысел, подыграл - отпихнул парня и подхватил Августу. Телохранитель расслабился от безделья и припоздал подставить свою грудь, а когда ринулся в бой, налетел на кулак парня, видимо посчитавшего весь спектакль обыкновенным нападением. Что было дальше, они не видели, потому что неслись по закоулкам, взявшись за руки.

Иван Сергеевич промолчал по поводу ее странного искусства; она же, довольная и счастливая, тянула его по каким-то улицам к лодочной прокатной станции.

Иван Сергеевич сел на весла маленькой шлюпки, Августа - к рулю.

- Хочу к берегу! - показала она пальцем куда-то вперед. Он сбросил китель, фуражку, поплевал на ладони и по старой морской выучке стал грести мощно и размеренно. Ивану Сергеевичу было приятно показывать ей свою силу и удаль, а она, оценивая это, смотрела восхищенно и преданно. Здесь, в лодке, без охраны и всяких условностей, ему показалось, что он впервые видит ее настоящую суть. Августе, как всем женщинам мира, хотелось видеть рядом надежного и сильного мужчину, хотелось быть веселой, бездумной и свободной от не свойственного ее существу двуличия, обмана, ежеминутной игры. И чтобы продлить это ее состояние, он готов был гнать шлюпчонку хоть на край света...

Однако же при всем этом она любила править!

Когда лодка уткнулась в берег и он наконец развернулся - сидел лицом к Августе, - то увидел красивый пологий скат к воде, усеянный пенным морем ромашки.

"А нарву-ка я ей цветов! - решил он, заражаясь дурашливой энергией.Много! Охапку!"

- О, Ваня! - воскликнула Августа. - Посмотри!

- Вижу! - сказал он и выскочил из шлюпки. - Сейчас!

- Нет, посмотри сюда! - Она указывала рукой на ивняк у воды.

Иван Сергеевич на мгновение замер: под кустами сидел Савельев и будто бы загорал, откинувшись назад. В плавках, темных очках, с большим золотым крестом на шее - эдакий прохлаждающийся бездельник. Иван Сергеевич медленно перевел взгляд на Августу. Она сидела как ни в чем не бывало, невинно улыбаясь, словно хотела сказать свое любимое - о да!

"Ну и стерва же!" - подумал он и не нашел больше слов, чтобы выразить возмущение, недовольство, восторг и разочарование одновременно. Пистолет оставался в кителе, лежащем на сиденье лодки. А на берегу, кажется, больше никого не было, хотя в ромашках можно было положить незаметно целую роту.

- Иван Сергеевич! - воскликнул Савельев и снял очки. - Какая встреча!

Конечно же, они с Августой были знакомы, что Иван Сергеевич совершенно упустил из виду. Возможно, знакомы всяко, коли работали вместе чуть ли не два года...

- А, ученичок, - бросил Иван Сергеевич, резко подтягивая лодку на берег. Августа качнулась и уцепилась за руль. "Эх, утопить бы тебя!.." Она работала и на шведов и на Савельева! Но кому из них была преданна и служила неизвестно...

"Так тебе и надо, - подумал о себе Иван Сергеевич. - Повязали тебя, как теленка..."

Он подошел к Савельеву, сдвинул ногой его одежду, брошенную на траву легкая, без оружия, - и стал собирать ромашки. Нарвал аккуратный, без излишества, букет, всунул в середину ивовую розгу - что-то вроде икебаны! и поднес Августе.

- Примите, пани, в знак уважения и признания!

- О да! - восхитилась она. - Дзенкую!

- Я тоже дзенкую! - улыбаясь, проронил он и вернулся к Савельеву. Тот прихватил сигареты и показал рукой, приглашая пройтись по ромашкам.

- Ну, рассказывай, брат Савельев, кого еще поджег, подорвал? - со злой иронией начал Иван Сергеевич. - Кого на тот свет отправил?

- Не задирайся, Сергеич, - миролюбиво попросил тот. - Обстановка изменилась... Я приношу свои извинения за некоторые свои... грехи.

- Ни хрена себе грехи! - возмутился Иван Сергеевич. - Ладно, "Черемуху" в окно запустил, прочихались. Но зачем машину Мамон га спалил? Знал, что не моя машина, и спалил!

- Потому и спалил, что Мамонта, - признался Савельев.

- Ага, значит, двух зайцев сразу? Думал, мы с Мамонтом сейчас лапы вверх и к тебе на поклон?

- Могу тебе сейчас же отдать деньги за машину или завтра новую "Волгу" подгоню, - деловито предложил он, недовольный течением разговора. - Как хочешь. Документы будут оформлены на Мамонта.

- Не мне - Мамонту отдашь! - Иван Сергеевич показал в горы. - Видали, благодетель! Подгонит он...

- Сергеич, ты же не псих. Давай говорить спокойно.

- Да как с тобой говорить спокойно? Скажи спасибо, что я тебе еще рожу не набил!

- Этого делать не надо, - со скрытой угрозой проговорил Савельев.

- Конечно! У тебя тут под каждой ромашкой пулеметы расставлены!

- Ладно, давай забудем, - Савельев остановился - отошли порядочно. - Я сделал глупость, прости.

- У тебя выше плеч вот этот отросток есть, - Иван Сергеевич постучал пальцем по савельевской голове. - Эта штука, чтобы думать!

Он отвернулся к реке. Августа купалась возле лодки, слышался ее радостный, звенящий смех.

- Говори, зачем звал?

- Я знаю, что ты к буржуям еще не нанялся, - сказал Савельев. - Но уже держишь их в руках. Они на тебя поставили. Не согласишься - начнут выкручивать руки. Ты еще не испытывал, какие они подонки и сволочи.

- Ну конечно! - ругнулся Иван Сергеевич. - Выперли тебя и сволочами стали. А не выперли бы - пахал на них и радовался.

Савельев пропустил это мимо ушей, лишь паузу сделал, выжидая, когда успокоится собеседник.

- Соглашайся, Сергеич, - неожиданно предложил он. - Ставь любые свои условия и соглашайся. Они примут все: доверяют тебе.

- О да! - передразнивая шведов, пропел Иван Сергеевич. - Что я слышу? А ты-то как же? Я ведь твое место займу! Глядишь, они тебя простили бы и взяли назад. У них ситуация-то безвыходная.

- Мне они больше не нужны, - заявил Савельев, - Я и без них теперь обойдусь. По глупости сначала дергаться стал, а потом...

"Так, понятно, - подумал Иван Сергеевич. - А потом понял, что сам силен, что Служба у тебя налажена, весь регион под контролем, люди к шведам не убежали. И даже Августу перевербовал!"

- Одним словом, нам шведов в России не надо! Они решили через толстый кошелек руки погреть. А чего ради? Почему мы должны отдавать им то, что принадлежит нашему народу?

- Смотрите, какой патриот! - заметил Иван Сергеевич.

- Не смейся, Сергеич, - Савельев мотнул головой. - Я их ненавижу! Я им стану тут Александром Невским и Петром Первым! Я им такую Полтаву устрою!

- Ну и устраивай, а я-то тут при чем? Савельев утихомирился, поняв, что перед своим учителем попусту хорохориться не следует.

- За шведами стоит правительство. У них там мощное лобби... Мне просто не дадут работать.

- А тебе и так не дадут работать, - заявил Иван Сергеевич. - Потому что тыуголовник. Ты совершил террористический акт в отношении законно существующей фирмы и конкретных личностей. Пригонят сюда ОМОН, прочешут и выловят всех твоих людей.

- Ты же знаешь, что это невозможно, - проговорил Савельев не без гордости. - Мои люди - это призраки, тени. Их руками не пощупаешь, их нет в природе.

"Ну да, всех обеспечили документами прикрытия, у всех - легенда,согласился Иван Сергеевич. - ОМОНа ты не боишься..."

- Допустим, не выловят... Но как ты собрался работать?

- Это уже мои дела, - уклонился он. - Для меня очень важно, чтобы ты сел в "Валькирию". Ты же старый халтурщик, у тебя получится хорошее руководство. И пока в правительстве есть люди, которым фирма выгодна, от нее все равно не отвязаться. Шведы будут цепляться за Урал всеми силами. А денег у них!..

- Кстати, о деньгах, - ухватился Иван Сергеевич. - Скажи-ка мне, кто их финансирует?

- Не знаю, - откровенно признался Савельев. - Я сначала не интересовался... А когда пытался выяснить - уходят от ответа.

- А твой... человечек? - Иван Сергеевич кивнул на купающуюся Августу. - Не посмотрела в бумажках?

- В бумажках ничего не увидишь...

- Какой хоть капитал? Частный? Государственный?

- Не знаю, какой-то фонд. - Савельев развернулся, предлагая пойти в обратную сторону, - не хотел, чтобы слышала Августа. - Один раз краем уха слышал... Финансами занимается Джонован Фрич. А он как змея: ног нет, а ходит.

- Это такой молчаливый?

- Молчаливый, тихий, спокойный, как танк...

- Он что, не швед?

- Какой он швед - американец! А может, француз. На всех языках по телефону чешет... - Он обернулся к Ивану Сергеевичу. - Соглашайся, Сергеич, сам все увидишь. Ты поопытнее меня...

- В результате я должен буду работать на тебя? - в упор спросил Иван Сергеевич. - На твою авантюру?

- Ты будешь работать на Россию!

- Знаешь, Савельев, давай без громких слов, - попросил он. - А то ты, как всякий неофит, святее папы римского.

- Ну, если хочешь - будем работать на одну идею, - поправился тот. - Каждый на своем месте.

- А на какую идею? Найти золотишко и поделить пополам?

- Ну что ты так примитивно обо мне судишь? - обиделся Савельев.

- Потому что ты примитивно поступаешь!

- Иногда это надо делать, Сергеич, - выразительно проговорил он. - А то мы вокруг да около, когда требуется проявить волю и совершить определенные, конкретные действия. Если бы я им о себе не напомнил, они бы долго тебя щупали, принюхивались: верить, не верить...

- Ну спасибо! - хмыкнул Иван Сергеевич. - Эх, Савельев, Савельев! Учил, учил тебя, да вижу, что зря. Ты самый обыкновенный авантюрист.

- Иван Сергеевич! - прищурился Савельев. - Признайся, ведь ты же меня халтурить учил? Я же не слепой, все видел. Ты же нашел библиотеку Ивана Грозного? Нашел! Я когда пришел в "Опричнину" и стал смотреть твои материалы, все понял. На хрен искать ее, на хрен целый сектор держать...

"Ах ты, стервец! - изумился про себя Иван Сергеевич. - Библиотеку вспомнил..."

- Ничего я не нашел. Это все домыслы!

- Да ладно, можешь не говорить, - отмахнулся Савельев. - Я ведь не об этом... А о том, что ты нашел ее самым авантюрным образом. Ты же ведь теорией не занимался в "Опричнине". Ты покопал архивы немного, с лозоходцами по Вологде походил, анализом позанимался - это что в отчетах есть. А на самом деле ты искал в другом месте и другими способами. Почему теперь меня заставляешь заниматься теорией? Пусть ею Мамонт занимается!

- Мамонт пусть занимается тем, чем занимается, - отчеканил Иван Сергеевич. - Я знаю, на что ты рассчитываешь. Ты хочешь чужими руками жар загрести. И шведы на то же ориентируются! Как всегда: один с сошкой - семеро с ложкой.

- Сергеич, давай так. Моя метода - это моя метода. А вы с Мамонтом делайте что хотите. - Савельев сорвал три ромашки, сложил вместе. - Только давайте все вместе, в одну дуду, в один букет. Без шведов, американцев, французов и всех прочих.

- Это ты меня взялся агитировать?

- Я хочу дело делать.

- Без специалистов, с одними кагэбэшниками и "нелегалами" ты на Урале ничего не сделаешь, - заключил Иван Сергеевич. - Служба у тебя хорошая, но кончатся деньги - и разбежится по другим авантюрам.

- Пусть это тебя не волнует, - поморщился Савельев. - Эти мои проблемы.

- Запомни, Савельев: арийские сокровища - это символ. Их может не существовать вообще.

- Нет уж, Сергеич, - усмехнулся тот. - Если за это дело взялся большой капитал - они существуют. Реально! В тоннах, в каратах! Они всю историю ждали горбачевской перестройки. И Наполеон собирался идти до Урала, и Гитлер.

- Ну что, желаю тебе успеха, - проговорил Иван Сергеевич. - Только есть две просьбы: убери своих людей от Мамонта - "телок" особенно, и не трогай его.

- Я смотрю, тебе мои "телки" нравятся, - ухмыльнулся Савельев. - А для друга пожалел!

Иван Сергеевич подошел к нему вплотную:

- Эти твои... барышни работают на два фронта.

- И пусть работают, - легкомысленно согласился он. - Профессионалки, им надо на хлеб зарабатывать. А если выгодно для всех фронтов - пусть трудятся. Сейчас, Сергеич, ни одного шпиона не найдешь, чтоб только на тебя работал. Но они все четко представляют, по какой грани ходят, и великолепно знают конъюнктуру. Ты за Августу не беспокойся.

"Гад! - вдруг с ревностью подумал он. - Поди, и тебе слайды показывала..."

Савельев подмигнул и признался:

- Моя слабость. Люблю работать с женщинами. Они не предают.

- Работай, - проронил Иван Сергеевич и направился к лодке. Августа вышла из воды и теперь обсыхала под заходящим солнцем.

- Погоди, Сергеич... Ты же мне ничего не сказал. Ни да ни нет.

- Я, брат Савельев, никогда сразу не говорю.

- Знаю, ты старый темнила. Но все-таки?

- О моем решении узнаешь, тебе есть через кого, - обронил он на ходу."Волгу" утром я найду возле будки милиционера. Желательно уже зарегистрированную, с номерами и без бомбы. На мое имя.

- Нет проблем, - заверил Савельев. - Но как ты объяснишь шведам?

- Как-нибудь...

Не останавливаясь, он разбежался и со всей силы вытолкнул лодку на стремнину. Августа уже сидела за рулем. Савельев скакал на одной ноге, натягивая брюки.

Иван Сергеевич сел за греби, но не притронулся к веслам - смотрел на кормчую. И вдруг увидел перед собой ту, которую обрисовывал когда-то Савельеву, выдавая собственные вкусы за вкусы Мамонта.

"Почему ты такая стерва? - думал он, улыбаясь. - Что у тебя, денег не хватает, семья большая? Провалишься - разорвут на две части! И защитить некому будет, дура..."

- Греби, Ваня, - сказала Августа. - Не думай ни о чем.

Он молча взялся за весла и плескал ими без всякого напора и интереса до лодочной станции. Надо было бы обдумать и прокрутить в памяти весь разговор с Савельевым, проанализировать, связать несвязываемые детали, но ничего не хотелось, глядя на Августу. Он чувствовал себя трижды обманутым, и если это возможно уже проделывать с ним, значит, все кончено. Голова не варит, нюх потерян, душа не чувствует - ленивый, старый кот, одним словом...

С тем же настроением он вернулся в особняк и оживился, лишь когда у дверей их встретил швед-переводчик, обеспокоенный долгим отсутствием Афанасьева, гуляющего без охраны. Иван Сергеевич с удовольствием обматерил телохранителя и попросил, чтобы его больше не давали. И если шведская охрана не может обеспечить ему безопасность, то он воспользуется своей собственной, но тогда придется покинуть особняк. Переводчик заверил, что охранник будет сурово наказан и что подобных инцидентов больше не повторится.

Охранник же и так был наказан: суровые фингалы синели под каждым глазом, что бывает от хорошего удара в переносицу либо при сотрясении головного мозга. Если бы Савельев захотел убрать Ивана Сергеевича, то сделал бы это давно и совсем несложно...

Он вошел в свой номер, где все уже было отремонтировано, побелено, заклеено, словно и не было ни трещин, ни выпавшей штукатурки. Сразу же закрыл дверь на ключ и лег в постель. Но и поуспокоившись, не мог собраться с мыслями. Лежал и тупо думал, что, когда в государстве беспредел" хочешь не хочешь, придется идти работать к шведам, связываться с авантюристами, со шпионками, работающими сразу на двух хозяев, ибо в искаженном мире и разрушенном обществе не может существовать ни одна стройная система, отлаженная правилами, принципами и законами. И что ему самому теперь придется чувствовать конъюнктуру и лавировать меж двух огней. Или стукнуть себя в грудь, наполненную чувством чести русского офицера, и уехать к себе в деревню во Владимирской области, чтобы копать грядки и подновлять быстро дряхлеющий дом.

Он опасался, что Августа может прийти к нему под предлогом обязательного стакана теплого молока на ночь и что он, не готовый еще лавировать там, где проявляются обыкновенные человеческие чувства, может взорваться, выставить ее и тем самым навредить делу. Августа же чувствовала его состояние, и в эту ночь он уснул без молока, которое в теплом виде терпеть не мог.

Но утром она принесла обязательный кофе в постель. И открыла помер своим ключом. Иван Сергеевич прикинулся спящим. Августа поставила маленький никелированный поднос на ночной столик и вдруг поцеловала ему руку, лежащую поверх одеяла. Он инстинктивно отдернул ее, вытаращив глаза.

- Варберг приехал, - тихо сообщила она. - Доброе утро!

И так же тихо выскользнула из номера.

Русинов еще раз обошел свою машину: притащили на буксире - так и не отцепленный от переднего крючка, чекерный трос валялся на земле. Он забрался в салон, осмотрелся - все на месте, кроме коробки испорченной тушенки, которую он выставил снежному человеку. Достал из-под матраца радиомаяк, вынул его из свинцового футляра и спрятал назад. Пусть теперь Служба наконец вздохнет облегченно: Мамонт вновь появился в эфире!

Собаки, подняв лай, уже не смолкали, однако во дворе участкового была тишина. Русинова подмывало осторожно подойти к окну, тихо постучать и чтобы открыла Ольга... Но он не знал ее окна, не имел представления о расположении комнат в том большом доме. Забравшись в машину, он отстегнул кровать и лег, не раздеваясь. Через несколько минут собаки умолкли, стало тихо и спокойно.

Участковый был возле Кошгары вчера, иначе бы встретились на мертвой дороге. Как он там оказался? Поехал разыскивать его, когда Ольга сказала, куда он направляется? Но почему только вчера, когда прошла уже неделя, как он отправился к Кошгаре? Может быть, пришел срок выпускать его из каменного мешка? Выпускать уже невменяемого? Или участковый даже не заходил в штольню, отбуксировал машину - зачем она теперь сумасшедшему? Потом будет объявлено, что найдена машина с такими-то номерами, такой-то марки, хозяин которой бесследно исчез. А Русинова оставили пока в пещере дозревать до полного умопомрачения... Нет, не вяжется! Машину бы не трогали, лишние вопросы. Да и сомнительно, чтобы участковый запирал его в каменном мешке. Наверное, было так: Ольга ждала, что он вернется, и не выдержала, рассказала отцу, куда он поехал. Если здесь существует поверье, что Кошгара - проклятое место, зона радиоактивного заражения, то участковый поехал его искать. Нашел разукомплектованную машину и пошел в штольню - возможно, определил, что хозяина нет уже несколько дней, а все подземелья в Кошгаре можно обойти за полдня. Значит, что-то случилось с Русиновым. В пещере обнаружил груду углей и головни на насосной площадке, расплавленный и застывший свинец. Понял, что человек ушел без машины, зацепил ее и притащил в поселок...

Не хотелось обвинять отца Ольги, а косвенно и ее, но и оправдать трудно. Участковый связан с хранителями - это установлено. И мало того, покрывает серогонов, скупающих оружие, не имеющих документов. Если он, Русинов, знает, что за войско сидит в лесу, то участковому, имеющему своих осведомителей, не знать об атамане-летчике Паше Зайцеве - полный абсурд. Значит, атаман выполняет определенную функцию у хранителей; они нуждаются в Паше с его гвардией и потому позволяют серогонам жить в этом регионе. Вроде беглых пограничных казаков, которых держали как смертников за возможность вольно жить и пахать землю. Возможно, Лобан и "казаки" не знают истинной сути, но атаман знает!

А снежный человек? В стекле - пулевая пробоина! Участковый мог понять, что Русинов отстреливался от снежного человека, - там же куча следов его присутствия: мятые, погрызенные банки, выломанная дверца. К тому же это не снежный человек, конечно, если умеет читать. Одичавший, сумасшедший Зямщиц?.. Участковый мог решить, что произошла схватка с ним и в результате Русинов пропал... И это абсурд! Следы на дороге после дождя, пожалуй, видны до сих пор... Он просто пытается оправдать Ольгиного отца.

На окраине поселка залаяла собака, и голос ее, словно подхваченный ветром, разлетелся по всем улицам. Кого-то еще носило ночью. Русинов услышал мягкий шелест шагов по земле, осторожно привстал: чтобы на качнуть машину, и отодвинул край занавески. К воротам участкового подходили двое мужчин в спортивных костюмах - в темноте отчетливо белели белые "лампасы" на брюках, окантовка обшлагов и воротников. Один сел на скамеечку у ворот, другой перемахнул через изгородь палисадника, подошел к окну, осторожно постучал. Видимо, за окном откликнулись на стук. Мужчина выбрался из палисадника и, ожидая, когда отопрут калитку, стал осматривать машину. Тронул ручку водительской дверцы, пощупал место удара на лобовом стекле, и, когда остановился возле окна, Русинов узнал его! Виталий Раздрогин!

Калитка отворилась всего на секунду, впустив гостей. На улице начинало светать, и забираться под окна дома было опасно. Русинов осторожно вышел из машины, попробовал заглянуть во двор - там было еще темно, да и забор высокий, бесшумно не перелезть. Он метнулся вдоль изгороди: участковый обстроился основательно. В сторону огорода с цветущей картошкой выходили рубленые стены сараев, так что путь во двор один - через калитку или ворота.

Он тронул калитку - заперто изнутри... И тогда демонстративно сел на скамеечку и стал ждать. Прошло минут двадцать, прежде чем во дворе заходили: сначала послышался неясный говор двоих мужчин, затем неожиданно взвыл стартер легковой машины. Двигатель долго не заводился - похоже, давно не ездили! - лишь с шестого приема раздался мерный гул "Жигулей".

- Давай скорее! - внятно сказал кто-то. - Чемодан в багажник!

Будто удирали!

Русинов затаился в проеме запертой калитки. Вот дрогнули ворота, и створки их распахнулись наружу, заслонив Русинова. Со двора выехал "жигуленок" шестой модели, новенький, молочно-белый, притормозил возле машины Русинова. Не видно, кто за рулем! Вышедший вслед за машиной человек стал запирать ворота: завел одну створку, потом взялся за другую, открывая Русинова.

Это был Раздрогин! Только неузнаваемый - в белом летнем костюме, черной рубашке и белом же галстуке, в руке небольшой кейс. Он куда-то срочно уезжал!

Русинов выступил из проема калитки и оказался за спиной и чуть сбоку от Раздрогина.

- Здравствуй, Виталий!

Раздрогин замер, но лишь на миг! Спокойно захлестывая створку ворот с другой створкой, обернулся...

Он! Разве что возмужал, заматерел - эдакий элегантный молодой купец.

- Ну что смотришь, Раздрогин? - спросил Русинов. - Мы тебя ищем лет пятнадцать. А ты здесь?

Он владел собой великолепно: спокойно бросил кейс на заднее сиденье, распахнул переднюю дверцу, чтобы сесть.

- Вы обознались. Извините...

Русинов забежал вперед, встал, опершись руками на капот:

- Виталий, давай поговорим! Я - Русинов. Ты же знаешь меня!

По Институту они не были знакомы, никогда не встречались, но он, общаясь с хранителями, не мог не знать Русинова. Мало того, возможно, принимал участие в его судьбе...

Раздрогин выпрямился - одна нога была в кабине.

- Вы ошиблись! - внушительно и властно проговорил он. - Уйдите с дороги!

Второй, бывший за рулем, безбородый, крупный парень, резко распахнул свою дверцу. Они невероятно спешили!

Русинов отступил от машины:

- Мы еще увидимся, Раздрогин! Я буду здесь, понял? Я никуда отсюда не уйду!

Дверцы мгновенно захлопнулись, и "жигуленок" рванул с места, пробуксовывая на влажной от росы траве. Русинов ощутил, как заболели ладони: молодая кожа под лопнувшими пузырями иссохла, истрескалась по линиям руки и кровоточила. А старую он содрал, пока ехали на телеге с Лобаном...

В проеме калитки стояла немолодая женщина. По возрасту - наверняка мать Ольги... Она все слышала и видела.

- Здравствуйте, - сказал Русинов.

- Откуда вы здесь? - не скрывая страха и недоумения, спросила она. - Как вы здесь оказались?

- Приехал, - он сделал несколько шагов к калитке. Женщина запахнула фуфайку на груди, словно защищаясь. - Увидел свою машину возле ваших ворот... Не бойтесь меня.

- Я не боюсь! Но вас же ищут повсюду!

- Кто меня ищет?

- Муж... И с ним - люди. Прилетели на вертолете...

- Где же они? - насторожился Русинов: с вертолетом его могла искать только Служба...

- В горах, - она недоуменно пожала плечами. - Вчера нашли машину и снова уехали.

- Видимо, мы разминулись по дороге, - предположил он. - Но меня никто не должен искать! Я не терялся.

- Не знаю... Ищут. - Она что-то утаивала и относилась к нему с опаской. И почему-то все время рассматривала его.

Скорее всего, это была Служба! Он запечатал радиомаяк в свинцовый панцирь и ушел из эфира. Наверное, эта штуковина работала настолько исправно, что такого не могло быть. Потому и подняли тревогу. Но ведь Служба обязательно бы обыскала машину и обнаружила радиомаяк! И сразу бы раскусила его хитрость. Впрочем, могла и так раскусить. Теперь они перерывают Кошгару!

- Скажите, а как вас зовут?

- Надежда Васильевна...

- Надежда Васильевна, а Ольга дома? - спросил он.

- Нет, она в больнице... Дежурит.

- Но там замок на двери!

- Мы на ночь запираем, - пояснила она. - А ходим через черный ход. Чтобы больные не убегали домой...

- Мне можно увидеться с ней? - спросил Русинов. Она смешалась - не хотела пускать его к дочери! Но и отказать не смогла...

- Хорошо... Я провожу...

- Простите меня, Надежда Васильевна, - он замялся. - У вас гости были... Молодой человек с бородой - это Виталий Раздрогин?

- Нет, что вы! - опасливо засмеялась она. - Это Сережа.

- Значит, обознался, - с готовностью согласился Русинов: она не знала его настоящего имени! Впрочем, какое у него было настоящее?..

- Обознались, это Сережа... Приезжает к нам заключать договора, - она откровенно старалась убедить его. - Машину у нас оставляет, иногда ночует... Он занимается бизнесом.

- Понятно, - покивал Русинов, поддерживая разговор. - И у вас уже появились бизнесмены.

- Давно! У нас же лес, мед, дикорастущие...

- А что это такое - дикорастущие?

- Ягоды, грибы - что в лесу растет.

Надежда Васильевна несколько отошла от ошеломления и испуга, и Русинов, стараясь продлить беседу, хотел окончательно вывести ее из этого шока.

- Да, у вас тут грибов в августе - хоть косой коси! Однажды мы за пятнадцать минут набрали шесть ведер белых. На одном пятачке!

- А вы в наших краях уже бывали?

- В ваших не бывал, но на Северном Урале в общей сложности прожил месяцев сорок!

Они подошли к больнице, и Надежда Васильевна вновь насторожилась. К тому же, доставая ключ из-под крыльца, наткнулась на рюкзак и карабин Русинова.

- Это мои вещи, - объяснил он.

Отомкнув дверь, Надежда Васильевна попросила его подождать на крыльце, сама же скрылась в темных сенях. Минуты через две в коридоре послышался стремительный шорох тапочек. Он мечтал об этом мгновении, но эти последние события и новости все испортили. Мысль билась между вертолетом, Раздрогиным и Службой...

Но когда Ольга выбежала на крыльцо, он на какой-то миг забыл обо всем. Ему хотелось, чтобы она бросилась к нему, хотелось, чтобы обняла, прижалась, приласкалась, как в ту ночь, когда спала на его ладони. Ольга же на миг остановилась, и в глазах ее Русинов увидел те же самые чувства, что были у ее матери, - страх и недоверие.

- Ты жив? С тобой все в порядке? - пугливым шепотом спросила она.

- Как видишь, - проговорил он, любуясь ею. - А что может со мной случиться?

- Пойдем скорее! - Она взяла за руку, потянула к двери. - Только тихо! Больные спят!

В медицинском кабинете горела настольная лампа. Надежда Васильевна убирала со старого кожаного дивана постель.

- Мама, иди домой и спи! - приказала Ольга. - Видишь, все в порядке...

- Да я уж теперь не усну, - проговорила она озабоченно. - Не хотела оставлять одних!

- Мама, иди! - Ольга отобрала у нее простыню, сложила постель на край дивана. - Время еще - четыре!

Надежда Васильевна набросила фуфайку на плечи и нехотя удалилась. Ольга усадила Русинова на диван.

- Так! - Она задумалась, потерла лоб. - Что будем делать? С тобой на самом деле все в порядке?

- Если не считать это, - он показал ладони - кожу стянуло и разгибать пальцы было больно. Ольга мельком глянула на руки:

Дата добавления: 2015-10-24