Глава 24 НАСТОЯЩЕЕ

Стоя у окна в «Тамблвид-отеле», зная, что я вновь недалеко от нее, что где-то там, посреди пустынного ландшафта, она спит в чьей-то постели, я снова и снова переживал муки прошлого. Я знал, как именно она спит, – свернувшись клубочком рядом с партнером, откинув вверх руку, словно для защиты. Я помнил также, как именно она занимается любовью – иногда требовательно и жадно, но чаще с притворной застенчивостью и неохотой, постепенно заманивая, капризно отводя губы, чтобы наконец дать волю пронзительному крику торжествующей страсти. В момент, предшествующий оргазму, она делала отметку на моем теле, как это делают животные на своей территории. Потом, когда я показывал ей раны, она все отрицала. «Это не я, ты, наверно, сам нечаянно поцарапался», – и смотрела на меня так, словно не имела никакого отношения к тому, что только что происходило. Иногда она требовала, чтобы я покинул ее в последний момент, и быстро переворачивалась на грудь, как будто только так мы в равной мере могли испытать наслаждение.

От давнишней невинности до сегодняшней неопределенности пролегла длинная дорога, по которой и сейчас приходилось путешествовать без карты. Я вспомнил всех мертвецов вдоль этой дороги, начиная с мнимого самоубийцы Генри, от которого и потянулся этот горестный след. Я знал, что все еще нахожусь на неизведанной территории, но мною двигало самое сильное, неодолимое чувство, превосходившее страх, – сексуальная любовь, толкающая человека на немыслимые, порой страшные поступки, любовь, способная затуманить рассудок и рано или поздно превратить любого в идиота. План, намеченный мною в Нью-Йорке сразу после того, как я обнаружил местонахождение Софи, рассыпался; я смутно понимал, что затея моя бесплодна. Но пути назад не было. Я слишком далеко зашел и должен был двигаться дальше, невзирая на риск. Вряд ли я отдавал себе отчет в своих действиях. Охватившее меня отчаяние могло довести и до убийства. Я должен был так или иначе положить конец этой любви, написать «Finis» под этими потерянными главами моей жизни, которые начались со случайной встречи на дороге в Англии много лет назад.

После завтрака я еще раз обшарил одежду и вещи в поисках потерянных кредитных карточек, но опять безрезультатно. Прежде чем отправиться в путь, я попросил помыть «олдс», залил до краев масло и бензин и купил более подробную местную карту. Я уверял себя в том, что никакая опасность мне не грозит, что я принял все необходимые меры предосторожности и никто из людей, связанных с Сеймуром или Генри, не имеет понятия, где я нахожусь. В Нью-Йорке за мной следили, это я понимал, но полет в Даллас и Финикс прошел без инцидентов.

Я проехал, должно быть, не более двух миль, когда небеса вдруг разверзлись и хлынул муссонный ливень: многократные предупреждения по радио оказались не шуткой. В считанные минуты все вокруг заволокло густой пеленой дождя. Твердый скальный грунт не пропускал воду, и она просто текла по поверхности, образуя потоки высотой в четыре-пять дюймов, а в углублениях – огромные грязевые воронки. Вода уже достигала середины крыла моего «олдса». «Дворники» не помогали, и пришлось вслепую съехать с дороги и остановиться. Мимо плыл всевозможный мусор. Казалось, прорвало плотину. Вскоре вода стала просачиваться внутрь машины через прохудившиеся резиновые прокладки. Стекла запотели от моего дыхания, и почти ничего не было видно. Я сидел, слушая, как барабанит по крыше дождь, словно ударник из стереосистемы.

Минут через пятнадцать ливень ослабел, хотя вдали еще сверкали молнии, и я решил трогаться. После нескольких тщетных попыток задние колеса перестали наконец буксовать, и я осторожно на первой скорости выехал на дорогу, каждую минуту рискуя провалиться в невидимую яму. Полчаса я ехал совершенно бесцельно, не имея понятия, где может находиться дом Сеймура. Многие дороги вообще вели в никуда; дважды мне приходилось выбираться задним ходом, буксуя в бурой грязи. Я обогнал парочку вымокших насквозь бегунов, и это было единственное, что напоминало о жизни. Дома здесь обычно строили на расчищенных площадках, иногда вплотную к скалистым склонам, так что массивные скалы угрожающе громоздились над ними, заслоняя небо. Можно было лишь удивляться отваге первых поселенцев, передвигавшихся по такой негостеприимной земле в своих крытых фургонах.

Я уже собирался прекратить поиски, когда дождь начался с новой силой, словно невидимая рука отвернула громадный кран. На этот раз я тотчас же съехал на обочину. Пар медленно поднимался от земли, окутывая гигантские фаллические кактусы, напоминавшие шляпы, украшенные перьями, и делая их похожими на фигуры стражников. На этот раз дождь быстро кончился, и когда с ветрового стекла исчезли капли воды, я заметил в балке, под большим эвкалиптом всадника верхом на лошади и опустил стекло, чтобы лучше его разглядеть. Выйдя из укрытия, он направился в мою сторону. Именно здесь, под шум последних капель дождя, стучавшего по машине, мое прошлое наконец-то настигло меня: я увидел удивленное лицо Софи.

Не помню, кто из нас заговорил первым. Одетая в ковбойский джинсовый костюм, насквозь промокший и облепивший ее фигуру, она удивленно смотрела на меня. Лошадь поскользнулась. Софи схватилась за уздечку, чтобы не упасть, и дала шенкеля. Неужели она уедет, не сказав ни слова, испугался я.

– Мартин? – Почти в тот же момент я произнес ее имя, но без вопросительной интонации. – Как ты здесь оказался? – Она откинула с лица слипшиеся пряди мокрых волос.

Я наконец овладел собой и ответил:

– Ты не поверишь, если я скажу, что приехал сюда, чтобы тебя разыскать. И тем не менее это так, и слава Богу.

– Но зачем?

– Зачем я приехал? Это трудно объяснить. Залезай в машину, не можем же мы разговаривать вот так.

Оглядевшись, она сошла на землю с лошади, привязала ее к дереву и влезла в машину, устроившись на продавленном сиденье. От нее исходил резкий запах лошади и каких-то сильных духов типа «Лилии долины».

Некоторое время мы молчали. Я не касался ее; мы сидели чуть поодаль и смотрели друг на друга. Снова начался дождь, на этот раз слабый, он словно затянул окрестный пейзаж тонкой москитной сеткой. Мне вспомнился французский фильм, один из замечательных фильмов послевоенной классики: загадочный Габен, у которого при разговоре почти не двигались губы, и Симона Синьоре – кажется, они играли двух обреченных любовников. Все эти фильмы кончались несчастливо, но с тех пор банальные слова любви, отчаяния и гнева, которые всем нам бывают нужны для объяснения наших слабостей, намного лучше звучат по-французски – так, как произносили их они в сценах неотвратимого прощания. Сейчас, чтобы не спугнуть Софи, я хотел той же печальной близости под легкой пелериной дождя, но не мог найти нужных слов. Я боялся сказать или слишком мало, или слишком много. Я почувствовал, что вся моя жизнь была подготовкой к этой встрече, и все же я оказался к ней не готов.

Наконец Софи нарушила молчание:

– Мне нельзя оставаться здесь. Это очень опасно.

– Для меня или для тебя?

– Для обоих. – Она потянулась к дверце машины, но я остановил ее.

– Я знаю, что Генри жив. – Слегка касаясь ее руки, я чувствовал, как бьется ее сердце. – Где он сейчас? С тобой?

Она не отвечала.

– Он здесь? – повторил я.

– Они все здесь, вот почему это так опасно.

– Кто «они»?

– Сеймур и все остальные. Тебе не надо было меня искать.

– Но я тебя нашел, о чем же теперь говорить.

– Ты ничего не можешь сделать. Ничего. И никто не сможет помочь. Это зашло слишком далеко.

– Что именно?

– Все.

– С тех пор как я впервые увидел Генри в Венеции, вокруг меня погибают люди. Ты знаешь об этом?

– Не говори ничего! – сказала она, но я был непреклонен, хотя и разрывался между давней страстью и жестокой необходимостью выяснить как можно больше.

– А почему – тебе известно?

– Мне известно лишь то, что они убьют нас обоих, если обнаружат, что мы виделись.

– Но почему? – настаивал я. – Во что ты замешана? Это ты знаешь?

– Кое-что знаю. В общем, знаю достаточно.

Она опять попыталась вылезти из машины, но я снова ее задержал.

– Отпусти меня! – сказала она. – Насколько я знаю, они все время за нами следят. Я не могу оставаться здесь ни минуты, меня будут искать.

– Ты не пыталась бежать?

– А куда?

– Я мог бы найти безопасное место.

– Нет, слишком поздно. Теперь слишком поздно для нас обоих. Разве ты не понимаешь, что возврата нет? Я очень виновата перед тобой.

Отчаяние на ее лице было неподдельным.

– Ну их всех на хрен! Плевать на все, что было, если и ты про это забудешь. Только согласись – и я найду способ вытащить тебя отсюда.

Она отчаянно затрясла головой.

– Ну тогда обещай, что встретимся еще раз.

– Не могу! И что толку?

– Бывает же, наверно, что ты остаешься одна?

– Нет. Только сегодня удалось вырваться, потому что схожу с ума от этого дома, от этих людей.

– Они что, всегда здесь?

– На следующей неделе, кажется, собираются в Чикаго. По крайней мере я слышала это краем уха.

– Ну и?

– Но я не могу сюда приехать. За мной постоянно следят.

– Скажи куда, я приеду.

Она задумалась на мгновение.

– У Сеймура есть шале во Флагстафе, он туда ездит кататься на лыжах. Я могу попроситься туда, пока они будут в отъезде.

– Хорошо. Я приеду во Флагстаф и буду ждать. Назови ресторан или другое место, где можно встретиться.

– А если не смогу?

– Я еще что-нибудь придумаю. А до следующей недели постараюсь заполучить подмогу.

– Что ты имеешь в виду?

– Не твое дело. Назови место. Там есть «Макдональдс»? Нужно что-нибудь заурядное.

– Там есть ресторан «Говард Джонсон», прямо у шоссе.

– Я найду его. Я буду приходить туда завтракать каждое утро и ждать. Ты сказала, на следующей неделе? Когда они уезжают?

– Они говорили, во вторник.

– Отлично. Я буду там. Теперь иди.

Она вылезла из машины. Я следил за тем, как она села на лошадь и пустилась вскачь. Я провожал ее глазами, пока она не скрылась за пеленой дождя, понимая, что, несмотря ни на что, несмотря на ее проклятый страх, чувства мои к ней не изменились.

Дата добавления: 2015-10-02