Глава десятая Карла

Рождество было ужасом, завернутым в сверкающую фольгу. Карла хотела поехать в какой-нибудь отель и запереться в номере, пока не закончатся празднования. Как никогда прежде ей хотелось поехать за город, походить вдоль утеса или посмотреть на поле. Но нормальные вещи обязательно должны соседствовать с ненормальными, поэтому рождественский ужин должен был быть приготовлен и съеден. Ее мать пригласила их с Робертом к себе. Она расплакалась, когда Карла попыталась отказаться. Теперь, когда на них навалилось это горе, Джанет обнаружила, что выносить его сложнее, чем она предполагала.

– Мою внучку украли, – сквозь слезы сказала она. – Я не вынесу этого. Я просто не могу этого выдержать. Ты должна приехать сюда на Рождество. Если ты не приедешь, то разобьешь отцу сердце. Мы должны поддерживать друг друга в тяжелый час.

Рождественским утром Карла проснулась от звона колокольчиков. Роберт уже стоял у окна. Он наклонился вперед и уткнулся лбом в стекло. Еще до того как он повернулся, Карла поняла, что он плачет. Они никогда не плакали вместе. По негласной договоренности один из них предавался унынию, а другой был сильным.

Спустившись вниз, они обменялись подарками.

Карла с Рейн целый день ломали голову, пытаясь придумать, что подарить Роберту. Все, что они ни находили, было не то: слишком праздничное или романтичное, слишком глупое или бессмысленное. Ну а чего она ожидала? Подарок, предназначенный для горя? Разбитое сердце, завернутое в блестящую мишуру слез? В конце концов Карла купила мужу кашемировый свитер. Шерсть будет приятно согревать, а цвет морской волны подходил к его глазам. Роберт купил ей картину. Она осторожно вынула ее из пузырчатой упаковки и держала перед собой на вытянутых руках. Карла узнала заснеженные горы, пронзительно-синюю воду, белую колокольню церкви у озера. Они провели медовый месяц на озере Гарда в Италии, наслаждаясь сиреневой дымкой, поселившейся в окрестных долинах и холмах. Они упивались своей любовью, чувствуя, что перед ними лежит вся жизнь…

Настала ее очередь плакать. Роберт прижал ее к груди и помог дать волю чувствам.

В полдень они заехали за Рейн и Гиллиан, которые согласились отправиться на рождественский ужин к родителям Карлы. Джанет хлопотала в кухне, стараясь сделать все по первому разряду и отметая всякие попытки ей помочь.

– Слишком много поваров вызывают хаос, – заявила она и налила еще один бокал хереса.

Вскоре приехал Лео с женой. Джина должна была родить в начале января. Раньше они с Карлой много говорили о беременности, сравнивали симптомы, свой вес и мечтали, как кузины, практически сверстницы, вырастут и станут подругами. С самого начала беременности Джина набирала вес и теперь, за полтора месяца до родов, ее живот был огромным. Никто ничего об этом не сказал, и она устроилась в кресле. Играла музыка. Звук был немного громче, чем следовало бы, но никто не возражал, потому что это позволяло избежать неловких пауз в разговоре.

Джерард разрезал индейку. Джанет передала по кругу блюдо с брюссельской капустой, и, как всегда, каждый, не желая ее обидеть, взял несколько кусочков. Во время ужина Джанет выпила слишком много вина, и Карла заметила встревоженный взгляд Лео. Рождество и в обычной ситуации проходило не совсем удачно, если Джанет выпивала лишнего. Сейчас все признаки были налицо: она раскраснелась, стала раздражительной, движения ее были резкими и неловкими, а когда она принялась настаивать, чтобы все взяли еще капусты, язык ее заплетался. Джанет больше не могла контролировать ярость и сердито посмотрела на Роберта.

– Кто она? – спросила она. – Кто эта проклятая сука, которая украла мою внучку?

– Джанет, пожалуйста, давайте спокойно поедим… – В голосе Джерарда слышалась мольба.

– Спокойно! Какой может быть покой в этом доме? – Она указала пальцем на остатки индейки. – Боже помоги, я хочу ее пристрелить. Я хочу всадить пулю между ее злобных глаз.

Джина, не в силах смотреть на лица собравшихся, неуклюже встала и принялась убирать со стола. Джерард и Лео осторожно вывели Джанет из столовой и помогли ей подняться в комнату, где она приняла таблетку снотворного и отправилась туда, где небо всегда безоблачное и голубое. Вернувшись, Лео подал жене пальто и помог в него втиснуться.

– Мы обещали родителям… – Джина бросила на Карлу виноватый взгляд и обняла ее. – Мы уже опаздываем.

Родители Джины сунут ей за спину мягкие подушки, подставят под ноги скамеечку. Они будут хлопотать вокруг нее, обсуждать разные имена, расспрашивать, что показало последнее ультразвуковое исследование и не прошла ли изжога. Карла глубоко вздохнула. Если она хочет пережить горе с высоко поднятой головой, то должна принять беременность невестки. Она сунула руку под пальто Джины и легонько нажала на ее выпирающий живот. Ребенок пошевелился. Ощущение было такое, словно от сердцебиения.

– Ты найдешь ее, Карла, – Джина старалась не заплакать. – Ты должна продолжать верить. Обещай, что будешь верить.

Джина родила во вторую неделю января. На свет появилась девочка, названная Джессикой, три с половиной килограмма, на килограмм легче Исобель.

Роберт крепко сжимал руку Карлы, когда они шли по коридору клиники. Ей было больно, но она не возражала. Боль помогла ей войти в палату, где над кроватью парили воздушные шары с поздравлениями, а букеты цветов источали одуряющий аромат. Там уже собралась семья Джины. Они замолчали, когда вошли Карла и Роберт. Невысказанные мысли повисли в помещении тяжелым облаком. Карла физически ощущала неловкость окружающих, сочувствие, которое они хотели бы выразить, если бы нашли нужные слова. Трагедия превратила их с Робертом в отщепенцев, жертв нераскрытой загадки. Снова завязался разговор, но все общались вполголоса, словно неосторожное слово могло разрушить хрупкое спокойствие. Она наклонилась и погладила племянницу по щечке. Джессика была у матери на руках: маленькая краснолицая куколка с редкими черными волосиками, завернутая в розовую простыню.

– Мы должны идти, у нас встреча с друзьями, – сказал Роберт.

Джина кивнула, принимая отговорку. Она больше не советовала Карле надеяться. Время банальностей прошло. Слова уже не могли быть адекватным ответом для людей, измученных неопределенностью.

К концу января было принято решение прекратить поиски. Дело не собирались закрывать, но поисковая команда была направлена на расследование других, более важных дел. Еще одна нерешенная загадка. Их так много. Большая пустота с пометкой «пропала без вести». Исобель станет прошлым, на которое наткнутся, если будут искать подобные случаи. Не то чтобы Карла могла представить какой-нибудь похожий случай, но дети исчезали постоянно. Она читала о таких вещах. Бывало, что родители после развода не могли поделить ребенка. Иногда детей похищали и делали рабами. Иногда матери исчезали, убив или бросив ребенка на произвол судьбы. Она больше не хотела ни слушать такие истории, ни читать о них. Еще немного, и чаша переполнится. Карла чувствовала, что с каждым днем оказывается все ближе к краю пропасти.

Шеф полиции Мэрфи сообщил ей об этом со всей возможной деликатностью. Все время поисков он поддерживал с ними постоянный контакт, но его уверения с каждым разом становились все менее убедительными. На этот раз Карла снова наблюдала за его бровями, пока он рассказывал о ходе поисков, о ниточках, которые никуда не привели. Как странно выглядело бы его лицо, если бы он сбрил брови, думала она. Как луна без тени.

В ту ночь Роберт сидел в кухне с бутылкой виски. Он вернулся в спальню после двух ночи.

– Карла… – Он оперся о дверь, и его голос дрогнул. – Карла! – повторил он громче, потом опустился на пол и обхватил колени руками. – Я знаю, что ты винишь меня. Но я не мог этому помешать… Я не мог сделать для нее даже этого…

Он заплакал. Это был ужасный, горестный плач.

– Я не виню тебя, – сказала Карла, помогая ему лечь в постель. – Но теперь мы должны сделать все возможное, чтобы внимание общественности к тому, что случилось, не угасло.

Когда он заснул, Карла пошла в детскую. Над кроваткой была прикреплена фотография Исобель. Она уже устарела. Исобель было уже почти три месяца, и цвет ее глаз можно было без труда определить. Карла надеялась, что они окажутся карими, но с таким же успехом они могли быть ярко-голубыми, как глаза ее отца. Она улыбалась и набирала вес, прыгая на коленях какой-то незнакомой женщины. Ее маленькие ножки и не собирались подгибаться.

Свет упал на морских коньков. Карла совсем забыла, как красиво они двигаются. Достаточно было малейшего дуновения ветерка, чтобы они заколыхались. Она вспомнила день, когда купила их. Витражист был восхищен колыбелью. Он повесил морских коньков над ней, и от белого газа отражались все цвета радуги.

– Это для моей первой внучки, – сообщила Гиллиан витражисту, который улыбался, пока она заворачивала коньков в пупырчатую упаковку. Витражист сказал, что тоже скоро станет дедушкой. Вероятно, теперь он радуется внуку, а Гиллиан приходится жить одной лишь надеждой.

Дата добавления: 2015-10-02