Несправедливые порядки в университете и способы с ними бороться
§1. Несвободы при поступлении в Университет
В университеты принимали только окончивших гимназии юношей, не моложе 17 лет и неженатых. Если студент хотел вступить брак, то он в обязательном порядке подавал прошение ректору. Такая практика— просить разрешения у начальства— была характерна для всей чиновничьей России.
«Вы - еврей и желаете поступить в университет сверх трехпроцентной "нормы"? Это ни в каком случае невозможно, хотя бы вы были семи пядей во лбу и сгорали от жажды научного просвещения.
Вы - женщина и также стучитесь в университетская двери? Увы, ваше несчастье в том, что вы не родились мужчиной, но университет не откроет для вас своих дверей»[5], - пишет В. Булгаков с возмущением.
Евреи поступали в университеты для приобретения гражданской полноправности — это позволяло им вырваться из черты оседлости. Однако процентная норма сдерживала их[6]
«По этому поводу граф И.И. Толстой, бывший министром проcвещения в составе кабинета Витте в 1905-1906 годах, уже после своей отставки, в 1907 году писал: ”вузы периодически хотя и избавлялись от наплыва еврейской молодежи, но <…> неудовольствие, порожденное этими мерами (ограничительными постановлениями. – А.М.), неоднократно служило поводом к студенческим волнениям <…>. Еврейская молодежь <…> вступает в жизнь с чувством несмываемой обиды и вражды к ограничивающей ее права государственнойвласти. Этими озлобленными элементами пополнялись и поддерживались революционные партии <…>, вузы, огражденные от наплыва евреев <…>, оказались совершенно не огражденными от пропаганды этих же революционных партий”[7]»
«Каждого молодого человека, стучащегося в двери "высшей школы", не может не поражать та бездна <...> ограничений, с которыми подпускаются желающие к источнику "чистого знания". Полицейским участком гораздо больше пахнет в университетских канцеляриях, чем храмом науки»[8], -вот какой вердикт выносит В. Булгаков. Он, как и Л. Толстой, считает, что при доступе к образованию непремлимы сословные, имущественные, национальные и др. преграды. Особенно недопустимы преграды для лиц разных вероисповеданий. Он выступает за преподавание на национальных языках, за разрешения устройства всякого рода частных школ, низших и высших — это исключило бы недовольство порядками заведений учащихся[9]
Таким образом, система университетского образования в России во второй половине XIX— начале XX вв. являлась важнейшим рычагом государственного регулирования сословного, религиозного, национального и полового состава интеллигенции, что возмущало учащихся и людей, им сочувствующих.
§ 2. Методы борьбы студентов за свои права
Против правительственного гнёта не раз протестовали студенты. Но их методы не всегда были удачными:
«В целом, московские студенты в основной своей части еще с шестидесятых годов XIX столетия состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев и ютились в «Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашевским переулком. Нуждающихся было на 1913/1914 учебный год примерно 40 тыс. человек (из 123 тыс. списочного состава студентов высшей школы)»[10]. В поисках социальной справедливости, политика и общественная деятельность заменила им религию.
Когда политика ставится выше религии, это ведёт к нравственному упадку. Открывается путь для насилия, революционной пропаганды. Против отрицания религии, против насилия высказывается Булгаков в статье "Через восемь лет" (К вопросу о современной реформе школы) (1918): «внешние насильственные меры против церкви только укрепляют ее» «...где прилагается насилие, там мы постоянно будем сталкиваться с опасностью изуродования живого организма и омертвления его тканей»[11].
Однако, это не означает, что последователи Толстого и сам Лев Николаевич критиковали всё происходящее. Очень радостно Толстой встретил массовую студенческую забастовку 1899 г., которая началась в Санкт-Петербургском университете в ответ на репрессивные меры правительства. Объединяющей студентов организацией была «Касса взаимопомощи». Это был достойный пример отпора полицейскому режиму.
«Во второй половине февраля, после начатых правительством репрессий (арестов, высылок и т. п.), студенческое движение продолжало расширяться. К протесту студентов пятнадцати забастовавших учебных заведений Петербурга, в числе которых была даже Духовная академия, решительно примкнуло и студенчество пяти московских и девяти провинциальных высших учебных заведений. Ввиду этого, в листовке организационного комитета Петербургского университета от 4 марта 1899 г., между прочим, отмечается, что, благодаря «единению» студенчества, «удалось в две-три недели добиться фактического закрытия всех без исключения учебных заведений России с их тридцатитысячным составом учащихся» [12]. Толстой был особенно заинтересован той формой, в которую вылилось движение, и студенческая забастовка представлялась ему одной из форм непротивления злу насилием.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Обзор источника | | | Глава 2 |