XXXVII. Рационализм, мистицизм и эмпиризм. Платон и Аристотель. Прокл

В процессе изобретения есть три стороны, которые были давно подмечены человеческим духом, и каждая из них являлась самостоятельной точкой отправления при построении теории изобретения — мысли, познаваемые объекты и индивидуальный дух человеческий, познающий объекты духовного и телесного мира и размышляющий над ними. Прежде всего должна была поражать воображение та таинственная связь, которая объединяет внешнее и внутреннее — природу и мысль в горниле философского творчества. Эта связь толковалась как проявление в душе творца сверхмирного и сверхчеловеческого начала — начала божественного. Отсюда сближение творческого акта, великой догадки с theia mania, с мистическим экстазом. Такова мистическая точка зрения на изобретение, она предполагает интуитивное прозрение в сущность мира, постижение ее не в копии, но в оригинале, уловление ее законов если не полностью, то частично. Явление творчества настолько сложно, важное значение в нем деятельности мышления столь очевидно, что первые попытки объяснить механизм творчества не могли игнорировать и этого мышления. Для мистика:

...Как в росинке чуть заметной Весь солнца лик ты узнаешь, Так слитно в глубине заветной Все мирозданье ты найдешь*.

Но если наряду с мистической наклонностью в душе философа живет мощный мыслитель, высоко ценящий силу разума и отводящий ей первенствующее место в своей системе, то он должен был, как это и сделал Платон, обратить внимание на тот путь, которым человеческий разум сам из себя извлекает новое объективное знание. Это натолкнуло Платона на учение об идеях и прежде всего на анамнезис. Творческая мысль есть в то же время творческая память; диалектика, развивающая связь между идеями, есть в то же время интеллектуальная мнемотехника. Мир мысли "себе довлеет" и не нуждается в почерпывании материала извне, со стороны, эмпирические обобщения дают лишь вероятные мнения, уступающие в ценности прирожденному знанию. Но на помощь творческой памяти и творческой мысли приходит и комбинаторика творческого воображения, сочетающего между собою раз-

личные мысли, причем Платон идет на помощь комбинирующей деятельности воображения применением, по примеру математиков, метода исчерпывания всех возможных комбинаций. Так он поступает в "Софисте", давая исчерпывающую классификацию философских систем, так он действует в "Теэтете" (хотя и не совсем отчетливо), определяя условия возникновения ложного знания; к такому же приему, наконец, он прибегает во второй части "Парменида" в диалектике "единого" (о чем речь будет ниже). Платон полагает начало рационалистической теории изобретения, не отвергая вполне и "мистического" момента творчества, который находит себе широкое применение в новоплатонизме, иудейской и арабской философии. Наряду с мистической и рационалистической струей в теории изобретения намечался и третий поток мысли. Познание законов мира сводится к ориентировке в многообразии окружающих явлений. Чтобы понять структуру бытия, мы должны мысленно рассортировать вещи так, чтобы все однородные явления попали в одну группу. Такова была основная идея Бэкона и последующего эмпиризма до Пирсона, по словам которого дух есть сортирующая машина: "Нетрудно вообразить себе на основании существующих механизмов большую сортирующую машину такого рода, что если бросить в один конец ее груду камней всякой величины и размеров, то некоторая часть их будет ею выброшена, остальная же часть выйдет через другой конец процеженная, так сказать, рассортированная, в зависимости от величины камней". Подобным же образом и человеческий дух, приступая к анализу явлений во времени и в пространстве, оказывается в состоянии кратко описать прошлые и предсказывать будущие череды всякого рода чувственных впечатлений (см.: Пирсон. "Грамматика науки", стр. 134). Таким образом, намечаются три направления в теории изобретения — мистическое, рационалистическое и эм-пиристическое, причем эти тенденции нередко причудливо совмещаются в той же системе.

Аристотель является продолжателем идей Платона, дополняя их признанием ценности эмпирического знания. Его теория силлогизма не есть в его глазах лишь контрольный аппарат для обоснования и доказательства уже ранее приобретенных знаний. Он не упускает из виду синтетическую природу силлогизма, он обосновывает ее на преобразованном учении об hexis и ktesis*, устанавливая различие между актуальным и потенциальным знанием. Наконец, все учение о фигурах и модусах у него строится на комбинаторике, причем его не соблазняет внешняя симметрия четырех фигур, симметрия, выражающаяся в том, что третья и четвертая фигуры по расположению терминов в посылках образуют зеркальное отражение первых двух:

Он бракует "фальшивое окно" — четвертую фигуру.

Дата добавления: 2015-10-02