Читайте также: |
|
Слава обрушилась на нас утром следующего дня вместе с
похмельем.
– Алло! – Прохрипел я в трубку бесцеремонного утреннего
телефона.
– Санек, поздравляю! Читал про вас в газете! Круто, молодцы! –
Тараторил однокашник Володька. – У вас есть что-нибудь ваше на
кассетах?
– В газете? Ого… Ну, что-то есть, – промямлил я (мы,
действительно, на репетициях что-то записывали).
– Дашь списать?
И началось…
После нашего выступления в ДК, которое кто-то из зрителей,
оказывается, снял на видеокамеру, в Новозыбкове стали рождаться
сверхновые звезды эстрады. Наверное, кто-то все же поверил, что в
нашем городе может быть все совсем по-другому… По слухам,
репетировали на Жуковщине, для репетиций оборудовали каморку в
качалке жители маленькой, но гордой улицы Полевой, свои рок-
музыканты объявились и у центровых. Пошла мода и на «концертный
прикид» – покорять ДК мы выползли в банданах, драных джинсах и
футболках с печальным ликом Кобэйна.
Теперь в гардеробе каждого второго представителя молодежи
Новозыбкова имелась «кобэйнистая» футболка. Особенно элегантно
она смотрелась вкупе с классикой – пузырящимися на коленях
тренировочными штанами.
С нами подружился один из главных и страшных «блатных»
города – сам Саша Толстый. Этот увалень самостоятельно нашел
место репетиций «БН» (теперь это был гараж родителей Шифера,
куда мы притащили выкупленную у школы аппаратуру). Он долго и
внимательно слушал, потом смиренно попросил гитару – и
неожиданновыдал начало знаменитого каприса Паганини.
– Каприз Паганини! На киче ящик как-то смотрел, а там чикса на
скрипке пилила, – простодушно делился секретами своего мастерства
Толстый, – да фартово так! Ну, я на гитаре и подобрал… Тянет…
Но самые удивительные перемены постигли сам Новозыбков.
Мода на Сборы среди молодежи стала медленно отступать в
прошлое. Не кричали по ночам центровые, застав у себя врасплох
заблудшего ломоноху. Не свистела накачанная Полевая, вылавливая
по ночам чужаков, не устраивала показательных избиений
Жуковщина. Случилась, правда, массовая драка в технаре, но в ней
бились исключительно девушки – женские бои, они, как известно, без
правил.
Криминальный репортер отметил бы, что «в настоящий момент
столкновения враждующих группировок приняли незначительный
локальный характер».
– Эгрегор созидания! – Важно говорил Шифер. – В городе
наконец-то произошла смена поколений.
– От слова «поколение» воняет стадом, – морщился Ха. По-
моему, он побаивался снова оказаться в однородной толпе.
– Нужно ковать железо! – Волновался я. – Давайте забабахаем
рок-фестиваль? У нас теперь рок-музыкантов – как грязи…
И с этим нельзя было не согласиться.
Эмма Карловна по нашей просьбе замолвила слово в
администрации городского парка. Царствовал там строгий одноглазый
мужчина по прозвищу Циклоп.
– Музыканты? – Грозно уточнил он у нас при встрече.
– Да, – оробели мы.
– Мат в песнях есть? Секс, наркотики? – Перечислил директор
парка компоненты.
– Только рок-н-ролл, – не моргнув глазом, ответствовал
хитроумный Ха.
– Добро. Выступайте. Меньше по подвалам будете ныкаться,
молодежь, – резюмировал Циклоп.
На наш клич откликнулись все районы города, некогда
враждовавшие между собой. К нам в гараж на прослушивание
приходили с Жуковщины, Коммуны и Хутора. Группы «Летающие
вагоны», «Сапоги всмятку», «Дети Чернобыля», начинающие панки,
металлисты, откуда-то появились грустные барды с фанерными
гитарками.
Грядущий рок-фестиваль обещал стать событием тысячелетия.
Афиши мы сделали сами. Большая и одиозная украшала
полстены центрального ДК, бой за который закончился для Ломонохи
так бесславно. Несколько десятков маленьких афишек поселились на
грязноватых фонарных столбах. И небо! И лето! Июль буйствовал
повсюду, качая тяжелой зеленью ветвей каштанов и кленов, лаская
солнцем и балуя крупными звездами по ночам. В один из таких летних
деньков я шел по городу с репетиции и, завернув в один из двориков –
услышал.
…В окне четвертого этажа, скрытом кленовой зеленью, – голос
неизвестной девчонки. Нежный, звонкий, чистый. Она пела про дым,
который синим танцем уходит в открытое небо, где несомненно есть
что-то такое, за что не обидно родиться из пепла и с легкостью уйти
словно в воду, – туда… Она пела, волнуясь, мою песню – вместе со
мной из невидимого трескучего магнитофона.
Так поют ангелы, когда им хорошо.
Я остановился и жадно слушал.
Это и было – Самое Главное. Больше мне не надо ничего.
Моя группа проводила вечера в свежих темно-синих двориках в
приятном обществе девчонок, гитар и недорогого портвейна, нежась в
теплых сливках местечковой славы. Вот тогда-то он и подошел к нам,
этот человек. Поджарый, с благородным лицом, заросшим щетиной.
Пьяный.
– Ребят, а Серегу можете?
– Какого Серегу?
Оказалось, Есенина. Есенина мы не могли.
И тут он стал читать нам, прочел, наверное, целый том. А потом –
свое – «Поэму о мельнице». Стихи о мельнице, которая хочет
взлететь. Она всю жизнь машет своими крыльями – словно
вертолетными лопастями – и напрасно. Потом человек поблагодарил
за внимание и ушел, покачиваясь, скрылся в городской синеве.
– Интересно, кто это был? – спросил я.
– Призрак Новозыбкова, – предположил Шифер, – это знак, точно
вам говорю.
Но что именно сулил сей странный знак, наш умник рассказать так
и не сумел. Впрочем, все вскоре разъяснилось и без его участия.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 56 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Ноктюрн на водосточных трубах | | | Карнавала не будет |