13 страница. - Что? – спрашиваю заплетающимся языком, когда обезьяна-охранник телефонным звонком

- Что? – спрашиваю заплетающимся языком, когда обезьяна-охранник телефонным звонком отправлен за второй бутылкой, а несостоявшийся убийца кажется мне уже не монстром, а добрым Дедом Морозом без костюма. – Что вы… ик… хотите от меня?

Завтра мне покажется, что эти слова приснились. Но сейчас я слышу это очень отчетливо:

- Наверное, обещания, что, когда ты съездишь со мной на его могилу, не станешь плясать на ней от радости.

Глава 10

Пробуждение было… Да нет, не кошмарным. Никакой головной боли. Никакого желания кинуться вызывать Ихтиандра посредством фаянсового провайдера. Единственное – бешеная жажда и проснувшийся аппетит. Я уснула прямо на диване, в чем была, и кто-то, сейчас вспомню кто, даже заботливо подложил под голову подушку и накрыл сверху пледом… Что? Несостоявшийся папа?

Я резко встаю, не обращая внимания на приступ головокружения. За окном уже светло, только понятия не имею, сколько времени. Хватаю бутылку воды, чтобы сделать несколько судорожных глотков прямо из горлышка, и, подняв глаза, натыкаюсь на ироничный взгляд. Насмешка у них тоже выглядит донельзя одинаковой, эффект «дежавю» лишает способности связно мыслить и произнести хоть слово.

- Легче, Барби. Не бойся, от такого алкоголя голова никогда не болит.

Я смотрю на пол, на одну пустую и вторую наполовину… ладно, полную бутылку водки, непроизвольно недоверчиво качаю головой. Лавров-старший вне времени и воздействия ликеро-водочной артиллерии: безупречная укладка на густых каштановых волосах с тонкими ниточками серебра на висках, идеально сидящая рубашка без единой складочки, образцово-показательный узел галстука и иронично-снисходительная ухмылка сытого хозяина жизни, привыкшего все держать под контролем. Он что, не ложился вообще?

- Отсутствие чая натолкнуло меня на мысль, что ты пьешь только кофе, - офигеваю, заметив на тумбочке две чашки энергетика всех времен и народов. – Поберегла бы сосуды смолоду.

От такой «заботы» я случайно задеваю ногой бутылку на полу, что не может не развеселить первого человека в городе.

- Я понял. «Кофе нам не по нутру, нам бы водки поутру!» - ухмыляется Лавров, водрузив чашку на наш вчерашний импровизированный банкетный стол. А я хмурюсь, вглядываясь в напиток цвета чьих-то глаз. Что-то неправильное во всей этой ситуации. Нелогичное. Недопустимое. Нереальное. Мысль бьет в черепную коробку, не причиняя боли, но так быстро, что я не могу ее отследить и зафиксировать для дальнейшего разбора на составляющие, остается только собирать пазл завуалированных улик.

Разве так себя должен вести человек, который потерял единственного сына? Пить со мной водку за упокой его души и не изливать при этом собственную, нет, а разводить меня на эмоции и пьяные слезы с излишними подробностями? Я сейчас вспоминаю элементы разговора и хочу провалиться сквозь землю! Надеюсь, что подробности секса в цепях вчера остались за кадром… Рассказывать о том, как заказал меня, таким тоном, словно мы ведем беседу о культуре и искусстве, и потом…

- Спасибо, - пересохшая гортань добавляет голосу хрипотцы.

- За что ты меня благодаришь?

- За то, что проснулась, – сглатываю, не даю Лаврову открыть рот – боюсь услышать фразу наподобие «еще не вечер». Все неправильно, все не логично. Мне бы молчать, но я не могу: – Скажите… как… когда его похоронили?

Я готова превратиться в мраморную статую, лишиться дара речи, получить увесистую оплеуху и ушат проклятий на голову, но не опускаю взгляда, удерживаю сканер светло-карих глаз с упорством смертника в ожидании смягчения приговора, не понимая, зачем, - только сознание знает, что именно делает. Оно ищет эмоции на дне чужих глаз, оно не хочет мириться с неопределенностью и неизвестностью, рвет собственные сухожилия в попытке достучаться до правды, и, если понадобится, до самых небес, там точно дадут честный ответ! Оно не видит в моем собеседнике убитого горем отца, возненавидевшего меня, не видит бескомпромиссного обвинителя, решившего воззвать к глубинам совести оттого, что выжила, в отличие от Дмитрия.

Я вспоминаю наш затянувшийся разговор на вилле в Симеизе, тогда, после беседы с моей матерью по скайпу и последующий за этим вечер откровений. Неужели родителям было наплевать на него аж до такой степени? Кем был для этой ненормальной пары фриков из высшего общества единственный сын? Рычагом для управления бизнесом? Гарантом, что династия Лавровых не прервется? Ошибкой молодости, от которой откупились вседозволенностью и дорогими презентами? Я хочу увидеть боль в глазах его отца – не потому, что это принесет мне удовольствие, нет, лишь для того, чтобы понять, что ошибаюсь! Что он держит планку безупречного политика, и никто не знает, какая боль иссушает его изнутри. Почему я ничего этого не вижу? Как такое вообще возможно?

Он отводит взгляд первым.

- В закрытом гробу. Почти сразу.

- Как…Пожар? Взрыв? Я… опознание… было?

Не могу я молчать! Просто не могу! И мне почти не страшно, когда я вижу блеск убивающей платины в знакомом взгляде, поджатые губы, ледяную решимость, а флюиды ярости бьют в доверчиво распахнутое навстречу сознание.

- Я не понял, Барби… Тебе это доставляет удовольствие?

Угрожающий тон голоса, похожий на острозаточенный скальпель, полоснул по сердцу. Договорилась, блин.

- Нет… Все не так…

- Какие подробности тебе нужны? Как я хоронил единственного сына? Как долго он умирал?

- Да нет же! – я напугана, но до последнего отказываюсь верить, что его больше нет. Я так это и не приняла. Ищу в каждом слове и жесте несостоявшегося свекра опровержение его же словам, черт, мне даже кажется, что я нашла… Сила воображения, что же ты со мной делаешь? Чувство вины, отпусти меня уже, сколько можно?

Нет, мои слова практически не повлияли на его невозмутимость. Раздражение я скорее уловила интуитивно. Вздрагиваю, проследив за движением ладони – это вызывает у него кривую ухмылку. Телефон.

- Сергей, на месте? – я не свожу глаз с пальцев поверх корпуса, кажется, «вертушки». – Слушай меня…

«Когда уйду, поднимешься в квартиру и утопишь эту суку в ванной/ придушишь в духовке/ сбросишь с балкона, замети только следы».

Я надеюсь, что это не ментальный захлест… Конечно же, нет! Это игра больного воображения. Я никогда не приду в себя. Прежняя жизнь кончена.

- Быстро прочеши пролеты и жди меня на лестничной клетке. Уезжаем, – он задерживает свой взгляд на моем, наверное, перепуганном лице, и на плотно сжатых губах снова ироничная усмешка а-ля «я сегодня добрый». Секунды зависают, но «не думай о секундах свысока». Откуда это во мне? Кровь скифских воительниц, гены монголо-татар или запуск программы под названием «воспитание от твоего сына»?

- А он мне предложение сделал. Вы знали? – Пусть ему будет не так стыдно на меня орать. Пусть я увижу хоть какое-то проявление эмоций, даже если оно выльется в фразу «через мой труп»! Нет… я, наверное, не дождусь. Они похожи куда сильнее, чем мне показалось вначале. Не знаю, что там творила мама, которая, по словам папы, «без тормозов», но железной выдержке он явно научился от отца.

- Не удивлен, - сухо отвечает Лавров. – Согласилась? Или пригрозила суицидом?

Я едва не задыхаюсь от возмущения в шаге от проснувшейся злости. Нет, в нем вообще есть хоть что-то человеческое? Я сказала что-то смешное? Разве так ведет себя убитый горем отец? Если ему все равно – зачем были сложности с покушением на мою жизнь? Или для таких смерть – обыденность, где одна, там и другая? Я вчера весь вечер ждала вопроса в стиле «какими были последние слова моего сына», но, наверное, этот штамп растиражирован в голливудских мелодрамах и имеет с реальной жизнью мало общего.

- Согласилась! И с удовольствием. Вы удивлены?

- Не особо. – Он равнодушно надевает пиджак. – Ради интереса. Деньги или?

- Или!

- Тоже хороший вариант.

Наверное, мир перевернулся? Или сама вселенная не хочет лишать меня надежды, подкидывает тайные знаки, которые я так жадно ловлю?

Рядом с кофейной чашкой эффектно ложатся две визитки из тисненого картона, настолько белоснежно-яркие, что я боюсь к ним прикасаться. Ф.И.О, должность и телефоны. Обычно у подобных людей штат ассистентов, с которыми решают вопросы или договариваются о встрече, я достаточно взрослая, чтобы понять – мне только что оказали честь. Личные телефоны городского головы!

- Я тебя не тороплю. Когда будешь готова, позвонишь.

Я гашу на губах непроизвольную отповедь, что, наверное, не буду готова никогда. Он понимает меня без слов. Беглый взгляд на телефон, снисходительный кивок.

- Ну, и по любым вопросам: ректор поборы устроил, «Жилкомсервис» откосил от обязанностей, соседи перфоратор включили. Но я все же буду ждать, когда решишься.

Я остаюсь на месте, выход найдет сам. Может, я подсознательно боюсь, что сорвусь и наговорю ему черт знает чего, меня вообще не покидает ощущение, что смерть Димы переживаю из нас двоих одна только я.

Когда я впервые узнала с Димкиных слов, какие ненормальные отношения считались нормой в их семье, мне было… все равно, абсолютно. Измотанное стрессом сознание увидело в этом даже лазейку для диверсии против Лаврова-младшего и последующего уничтожения. Было ли мне его тогда жаль? Стокгольмский синдром неистребим, он уже самим фактом родительского игнора оправдал почти все свои поступки, а я… я поняла на девятнадцатом году жизни, насколько мне повезло с матерью. Сейчас я осознала еще одно: насколько его отцу было на него плевать. У меня нет пока детей, и, наверное, ближайшую пятилетку не будет, но, если бы такое случилось с моим сыном (не дай бог, конечно), я бы не разводила политесы с тем, кто был хотя бы косвенно виновен в его смерти. Я бы убила! Не получилось бы с первой попытки – была бы вторая, третья… До бесконечности!

Мне нужно прийти в себя. Я снова одна в этой квартире. Выбросить бутылки и свидетельства пьянки с Лавровым в мусорное ведро, плеснуть в лицо холодной воды… От этого очень быстро возвращается ясность мысли.

«Ходишь по краю… Тебе никто правды не скажет, пока не придет время… В целом справилась, я в тебя верил…»

Твою ж мать… Уйди из моей головы, из моего сознания, из моих мыслей! Догони своего отца, и идите к черту оба! Нет тебя больше в моей жизни, как и всего, что напоминает о тебе! Я буду жить и идти к новым горизонтам, и ты в дальнейших планах не значишься!

Вода искажает отражение в гладком полотне амальгамы, растягивает зыбкими разводами – я смотрю в этот жестокий портал без страха сейчас, я сломала систему транзита воспоминаний и якорей из прошлого одним движением сложенных в лодочку ладоней, в которые предусмотрительно набрала воды. Не знаю как, но я намерена прекратить это безумие. Ведь правду говорят, что не существует мистики, все у нас в голове.

Вечером мы с девчонками встретились в пляжном клубе «Аризона». Здесь шумно и многолюдно, не мы одни задались целью удержать уходящее лето. Я думала, буду одиноко цедить коктейль у стойки, не снимая парео, опасаясь смотреть в глаза мужчинам, которые старше меня… Как бы не так. Я настолько сильно хотела верить, что поставила точку в затянувшемся сумасшествии, что просто срывалась с катушек, помимо воли превращаясь в красивую шаровую молнию, сотканную из противоречивых нитей эксцентричной загадочности и едва уловимой скромной уязвимости, даже приобретенную ценой крови и слез фишку стоило расценить, как позитивный опыт, и пустить в ход. У меня нет больше никаких барьеров, а легкость мохито заглушает любые попытки голоса из прошлого снова взорвать мозг и пустить веселую вечеринку под откос. Адреналин выбивает любую депрессию на раз, достаточно спуститься с витой горки в бассейн, насладиться переходом сверхскоростного барьера с аритмией совсем иного характера, словить покой расслабления от собственной смелости с восхищенным «я это сделала!».

Погудели мы на славу, никто не уснул в бассейне и не разбил лоб о бортики, перебрав коктейлей. В последний день лета мы позволили себе изменить взгляд на многие вещи – не только я, а, наверное, каждая из нас. Мы отказались вызывать такси, - вечеринка подразумевала лишь наличие красивого купальника, а не каблуков и облегающих мини - кроссовки и балетки позволили нам намотать километраж по просыпающемуся городу, который без людей гораздо прекраснее. Пустынные улицы, редкие автомобили, неестественная тишина. Завтрак в «Макдональдсе» - я знаю, что вредно, но могу я хоть раз сделать то, чего от меня никто не ожидает? Мы синхронно ловим себя на мысли, что скучали по академии и беззаботными пока еще буднями семестра, и завтра вновь ворвемся свежим ветром в начало нового курса – три неразлучные подруги, такие разные и похожие одновременно…

Первый день в стенах родной альма-матер заряжает позитивом, не пугает даже увеличившееся количество пар в расписании – мы срываемся в караоке, до хрипоты сажая голос. «Вспоминайте иногда вашего студента!»

Да, я верю, что смогла сбежать, и теперь все у меня будет отлично, и действительно, первые несколько дней я почти не вспоминаю о нем и о том, через что прошла его «стараниями». Скоро начнется иная реальность, но я не чувствую ее приближения. Я обманываю себя наигранным счастьем, на фоне скорой катастрофы его краски еще ярче. Мне не сбежать. Я на высокой ноте завершающего аккорда, и то, что принимала за разрыв с прошлым, было лишь шоковым забвением. Увы, анестезия любого шока рано или поздно заканчивается…

…Конец сентября в Ялте – это не осень. Это продолжение затянувшегося лета, которое не спешит сдавать свои позиции, заняв последний оборонный блокпост на Южном Берегу Крыма. По ночам ярче низкие звезды, падает градус температуры воздуха и воды, чаще идут дожди, но они еще такие кратковременные и обманчивые, не предвещают наступления скорой осени и увядания зеленой листвы. Кипарисы вокруг всегда вечнозеленые, отдыхающих по-прежнему немало, на набережной все еще работают клубы и рестораны, заманивая веселой музыкой, экскурсионный бизнес не замер, наоборот, процветает сильнее, чем в летний сезон. Кажется, что лето не покинет этот край высоких гор, синего моря и приветливого бриза никогда, остановит время, подчинив его своему светлому эгоцентризму, и, наверное, именно поэтому приходит ощущение, что прошло совсем мало времени… Ничтожно мало. Но ведь оно здесь и течет совершенно по-иному.

Как и прежде, он стоит, ухватившись за перила лоджии роскошной виллы сильными ладонями, и задумчиво смотрит вдаль. Только теперь его задумчивость иная. Нет, никаких проявлений тревоги на волевом лице, в плотно сжатой линии губ, в застывшей мимике лица, в задумчивости взгляда, в котором сейчас отражается море, углубляя оттенок глаз до мистического изумруда. Он спокоен и сосредоточен. Если бы перед каждым из нас поставили невыполнимую задачу – проникнуть в его мысли, никто бы не смог этого сделать, только попытался, может быть, ограничившись шаблонными предположениями.

Что может занимать мысли мужчины, подобного ему? Все просто, кажется? Бизнес. Курсы валют. Котировки биржевых акций. Дорогие автомобили. Блеск высшего общества, куда открыт путь лишь избранным. Развлечения, от которых – ну да, мы все помним, что у него несколько нестандартные увлечения, возможно, сердце бы забилось сильнее, предупреждая об осторожности. Мы привыкли оперировать фактами и мыслить теми категориями, что в нас заложены с детства. И никто из нас не осознает, как был далек от правды именно сейчас, в этот момент.

Бизнес? Он недавно вернулся из Германии и Чехии. Там все под контролем, и радует положительная динамика прироста. Курсы валют? О, вы бы удивились, если бы узнали, насколько далеко он смотрит и знает наперед, до каких заоблачных отметок скоро взлетит курс евро и доллара. Ценные бумаги? Он рассчитал все давным-давно, пусть не сам, пусть с помощью финансистов и экономистов, но инвестиции скоро оправдают себя, невзирая на грядущий кризис. Он не привык жить одним днем. Вся его жизнь – сверхскоростной полет гоночного болида «Формулы-1» с финишем в будущем, которое, можно сказать, просчитано и разложено на детали. Он уверен и спокоен за собственное благополучие на несколько лет вперед.

Атрибуты красивой жизни, погоня за эксклюзивными развлечениями, пресыщенность богатого аристократа? Ему нет до этого дела, это настолько прочно вошло в его жизнь, что стало рутиной, и вызывает чаще всего скуку. Это материальная сторона вопроса, если вы попытались замахнуться на духовную… Как там в детской игре? «Холодно… холодно… чуть теплее… нет, абсолютный ноль!» Даже не пытайтесь, та картина, что прочно засела в воображении, настолько далека от действительности, что придавит прессом разочарования, как минимум!

Он любит проводить время на терассе этой виллы, чаще всего глядя вдаль, на глубокое синее море, и ощущать на коже согревающие лучи теперь уже осеннего солнца. Это два в одном: и возможность отвлечься от проблем, которые в его интерпретации называются «ситуациями» и подлежат решению, какими бы критическими ни казались изначально, и в то же время нестандартный запуск программы под названием «решение». От созерцания пейзажа появляется прилив сил, улучшается сообразительность и находятся нестандартные подходы к решению проблем, что превращает любую «ситуацию» во временное недоразумение с последующей нейтрализацией негативных последствий.

Один звонок. Триста секунд разговора. Новая информация, которая могла бы перевернуть мир с ног на голову, если бы он не знал, что есть пути решения этой проблемы. Точечный, подобно удару самого жесткого флоггера, целенаправленный удар в сплетения стальных нервов, перевитых колючей проволокой наработанного годами самоконтроля, все равно проник глубоко в сейф под названием «чувство вины», не зная преград титановой стали.

На физическом уровне это практически никак не проявилось. Не ускорились килогерцы сердечных сокращений, не застило взгляд темной пеленой подскочившего давления - спорт и здоровый образ жизни давно и успешно страховали от таких неприятностей. Ровный ритм бега крови по коронарным артериям, но уже с совсем иным смыслом, отбивающим каждый удар. Не захотел замечать. Упустил из виду. Дал себя обмануть завуалированным улучшением. Не смог представить и близко всей глубины боли этой, по сути, маленькой, но такой сильной девочки. Уступил шаблонному мышлению – тому самому, которое всегда презирал в себе и гнал прочь.

Тихие шаги по плитке открытой обширной террасы привлекли его внимание. Поворот головы без нарушения царственной осанки, - с потеплевшим на миг взглядом, одновременно возможность сменить позу и незаметно размять затекшие пальцы.

Приблизившаяся женщина, казалось, сошла с Олимпа высшего общества. Длинные светлые волосы. Безупречная оливковая кожа, оттененная легким загаром. И только глаза, как и сама манера взгляда, у них всегда были зеркально похожими – умными, задумчивыми, оценивающими и лишенными эмоций. По крайней мере, именно так могло показаться тому, кто не встречал эту роскошную женщину раньше.

«45 – баба ягодка опять» к Валерии нельзя было применить ни в коей мере. Во-первых, ей никто никогда не дал бы больше 35. Во-вторых, хабальское обращение «баба» мало кому бы пришло в голову при ее появлении. Снежная королева во всем блеске своего величия протянула бокал с белым вином и остановилась рядом, прижавшись спиной к перилам.

- Не переживай. Невозможно контролировать все и вся. – Александр не стал скрывать улыбки. Один звук голоса бывшей супруги – и мир расцветал яркими красками под чарующую мелодию изумительного тембра этой сирены. До знакомства с ней он и не предполагал, на что способна сила голоса и как ловко он может помочь его обладательнице всегда добиваться желаемого.

- Я вообще не понимаю, как я мог отпустить ее в таком состоянии.

- Саш, а если бы она осталась? Вот просто подумай. Как быстро ее бы добили грани твоей собственной реальности?

- Этого бы никогда не случилось. – Уверенности этого ответа мог позавидовать любой политик. Валерия не стала искать брешь в обороне этой невозмутимой констатации, спокойно пригубила светлое вино.

- Я просто хочу сказать, ты не можешь быть в ответе за то, что случилось. Иногда твоя мания контроля в отношении тех, кто глубоко небезразличен, причиняет боль тебе же самому.

- Лера, ты же знаешь, что все гораздо сложнее.

Изящный, небрежный жест тонкой ладони истинной леди и самой сильной и разумной из всех женщин, которых ему довелось встречать в этой жизни – его достаточно, чтобы подобие покоя накрыло едва уловимым покрывалом. Она единственная всегда знала его настоящего.

Карьера Валерии Кондаковой была предрешена с детства. Еще бы, дочь не самого последнего чиновника в партийном аппарате власти! Он сам не знал ответа на вопрос, что же именно разглядел в двадцатилетней Лерке тогда, на заре своей бесшабашной молодости. Говорят, доминантами не становятся, этот психотип заложен с детства, но понятие «покорность» никак нельзя было применить к его будущей жене. Она не подчинялась ничему, кроме долга по отношению к правящей партии и, пожалуй, своему отцу, от которого взяла стальной характер и несгибаемую волю. Ее побаивался даже преподавательский состав МГИМО, чем она без зазрения совестью умела пользоваться. Лидер комсомольского движения в фирменных джинсах – это легко представить сейчас, но тогда! Именно такой он ее впервые встретил в одном из ресторанов, где представительница «золотой молодежи» отмечала свой день рождения в компании немногочисленных приближенных. «У меня нет друзей», - небрежно пожала плечами на его вопрос о том, не хочет ли она с подругами пересесть к ним за столик. Галантная попытка предложить продолжить вечер в более интимной обстановке была прервана властным хлопком ладони по столу и смелым взглядом холодных серых глаз – так дерзко смотреть ему в глаза могли лишь единицы.

«Я похожа на дуру?» - проворковало прекрасное создание самым мелодичным на свете голосом, от звука которого горячая волна чего-то острого, запретного, слишком сильного, чтобы быть просто вожделением, ударила в солнечное сплетение, лишая памяти и прежней беспечной свободы. Остался только самоконтроль. «Жена», - понял он в тот же момент.

Их роман, стань он достоянием общественности, удостоился бы крупнобюджетной экранизации. Тогда Александр считал, что ему никогда не надоест сумасшедшее равноправие во всем, Валерия не уступала ему ни в твердости принятия ответственных решений, ни в уровне интеллекта, ни в страстном желании. На этой твердой опоре взаимопонимания и способности искать компромиссы и держался их брак. Первые пять лет он мтарался забыть о своих не вполне нормальных устремлениях – умом понимал, что Леру не переделать, разве что обратить в свою веру на партнерской позиции. С рождением Ильи эти мысли замерли на недолгий период. Валерия не стала довольствоваться карьерой домохозяйки, политика тоже навевала на нее скуку, как оказалось, то ли дело - плацдарм для бизнеса в разгар лихих девяностых. Она не пожелала оставаться в стороне. Инвестиционный бизнес развивался, росло материальное благополучие, хватило пяти лет, чтобы достичь финансовой устойчивости и обрести твердую почву под ногами. Говорят, когда перестают радовать привычные вещи, стабильность становится врагом номер один.

Синдром тематического голода не подлежит излечению. Наверное, потому, что это не заболевание. Запечатанные до поры до времени желания не лишили рассудка, нет, они просто заполнили кровь своим абсолютным неоспоримым правом с молчаливым призывом – «никогда не беги от себя!». Он и не стал этого делать.

Сейчас, с развитием эры всемирной сети, все обстояло куда проще: и с поиском партнера, и с детальной информацией по профильному предмету. Тогда же ничего этого не было. Может, именно потому поколение тематиков прошлых лет было настолько сплоченным и знающим цену высшей ступени подобных взаимоотношений? Умение ценить избранный мир, в котором так трудно было найти друг друга? У истоков первого клуба города их было трое – сплоченный коллектив постигших тайны бытия, взявших на себя почти неподъемную ношу соблюдения установленных правил.

Наверное, никому из соратников в мире БДСМ не было на тот момент так тяжело, как ему. Тематические сессии дарили ощущение крыльев за спиной, но они же и свергали час за часом в пропасть. Измена. Предательство. Двусмысленность.

«У тебя не комплекс Мадонны и Блудницы, ты слишком умен для этого, - говорил Стерхов, который работал над очередной диссертацией по психиатрии на тот момент. – С остальными, ей-богу, проще. Для них супруга и хранительница семейного очага неприкосновенна, тогда как с другими женщинами можно реализовать любые темные желания. У тебя даже здесь конфликт абсолютного противоречия».

Он понимал его без долгих пояснений. Озвученный термин подразумевал собой ситуацию, в которой женщина «для любви и семьи» рассматривается как партнер, а женщина «для секса» должна иметь более низкий социальный статус, находиться в подчиненном положении. У многих он формируется в подростковом возрасте, когда осознаешь, что не можешь реализовать зачатки тьмы с объектом первой любви, и принимается подсознательное решение – нежность и любовь можно испытывать к одному человеку, а реализовывать свои сексуальные желания – с другим. Но он никогда не вписывался в стандарт растиражированных понятий. Кто сказал, что нельзя совместить несовместимое? Наверное, он по-своему любил и боготворил каждую из тех, кто состояла с ним в тематических отношениях. Просто Валерия другая, у него всегда хватало сообразительности видеть очевидные вещи с разных сторон.

Их разговор состоялся только спустя несколько месяцев после рождения сына. Ходить вокруг да около было не в его стиле, как и ставить ультиматумы и пытаться ломать другого человека. Валери даже не удивилась. Прочитала научные статьи, едва не разобрала на составляющие его коллекцию приспособлений, восхищаясь плетением и чарующей красотой регалий Тьмы, и нет, не испугалась. Только подняла красивые брови.

- Интересно. Глубоко. Это как… отдельная религия!

- Ты правда так считаешь? – она озвучила его мысли. Она всегда была умной женщиной.

- Посмотри. Плотской стороне вопроса уделено очень мало внимания, тогда как высокодуховность подобного феномена неоспорима. Интересно и вроде бы понятно, только… абсолютно не мое. Хотя утверждать, не прочувствовав, тоже довольно странно.

Их взгляды встретились, и Валерия сдвинула брови, согнув в дугу стек.

- Я тебя прошу… Ну для меня это как театр или, на крайний случай, буддизм с исламом. Заслуживает уважения, интригует, вызывает любопытство… Но не греет!

В тот же вечер состоялась их первая сессия. Он до последнего надеялся, что сможет достучаться до глубин ее сознания, вскрыть в ней то, чего… чего, увы, там никогда не было – обостренной тяги к подчинению. К доминированию она тоже относилась довольно прохладно.

- Прости. Да и не я это. Совсем… Если бы могла, я бы дала тебе то, в чем ты так нуждаешься… Но пусто внутри. Совсем. Огонь не заставишь гореть насильно.

Он понимал – мог сломать Валерию и внушить ей эту философию. Не без труда, но мог. Истинный путь, выработанный годами, никогда бы не позволил ему этого сделать ни с кем из тех, кто смог подарить ему безграничное доверие.

Эта ситуация не могла решиться или же быть проигнорированной. Понимали это оба. Год они пытались делать вид, что ничего не происходит, но убивать себя неопределенностью и терзаниями больше не имело смысла.

Как отреагировала Валерия? Наверное, так, как бы это сделала на ее месте любая другая женщина. Только без унизительных истерик и насмешливых поворотов пальца у виска, без угроз лишить родительских прав или заказать психиатрическую экспертизу. Он больше не скрывал от нее своих наклонностей. В других семьях это происходит до оскомины стандартно: с крушением сервиза, воплями «ты загубил мою юность», «я отсужу у тебя последнюю пару носков» и «уйди, чтоб не видела!». Они всегда были выше шаблонов людской недальновидности.

Разговор они начали тоже не совсем стандартно. Под сгорающим в закате небом Анталии, наслаждаясь заслуженным отдыхом.

- Я знаю, что является ключевым понятием, - спокойно сказала Валерия. – Эмоциональная связь. Настолько сильная и неразрывная, что может сдвинуть с орбиты все, что было прежде. Принимая это, ты отдаешь взамен себя, чем сильнее раскрывается тебе навстречу… партнер, - ее мелодичный голос дрогнул, - тем больше твоя отдача. Вы проникаете друг в друга и становитесь единым целым. Ты пытался убедить меня, что так происходит только во время сессии, но все гораздо глубже. Связь не исчезает. Знаешь, почему говорят, что женская измена гораздо страшнее мужской?

- Не из-за шовинизма и недооцененной роли женщины, - он понимал ее как никогда. – Мне всегда было жалко тех, кто апеллировал лишь к этому.

- Нет. Потому что женщина любит, отдавая себя, свой мир, без оглядки и полностью. Еще одно заблуждение, что мужчины так не могут… Не могут, если не в Теме или просто не доросли эмоционально до такого раскрытия. Знаешь, тем, кто не пытается увидеть дальше собственного носа, эта ситуация не показалась бы достойной даже малейшего внимания. Кому-то из наших общих знакомых было бы абсолютно смешно: нет сексуальной связи – не измена. Им никогда этого не понять. Но я, к сожалению, понимаю это даже сильнее, чем следовало.

- Лера, я могу отказаться от этого. Одно твое слово. Легко не будет, но я готов приложить к этому все усилия.

- Можешь, и, возможно, у тебя все получится. Только зачем убивать в себе то, что стало твоей личной религией, системой ценностей, твоим кислородом, не побоюсь этого слова? Я не хочу заставлять тебя приносить эту жертву. Но и дать тебе то, чего ты так жаждешь – я могу, но ты никогда не получишь настоящих эмоций, потому как их нет.

Дата добавления: 2015-10-24