Читайте также: |
|
*глава получилась неожиданно серьезной -_-*
Кто ты? Как ты стал тем, кем являешься теперь? Ты сам не раз задавался этим вопросом.
Почему ты делаешь то, что делаешь? Почему не можешь, как обыкновенный человек, завести друзей и жить в свое удовольствие? Почему ты презираешь окружающих и готов применять силу в любой даже незначительной ситуации, получаешь удовольствие от причинения другим боли и никогда не боишься последствий?
Потому что всю твою жизнь тебе систематически внушали, что ты другой.
«Ты не такой как все. Ты отличаешься от тех насекомых, что копошатся под нашими ногами. Ты должен это понять, Зуо. Ты ведь понимаешь?» — шептал тебе отец в твой четвертый день рождения. И ты понимал. Возможно не все. Возможно не так. Но уже тогда формировалось четкое осознание того, что ты отличаешься от своих сверстников. Тебя всегда одевали в мини версии взрослой одежды: пиджаки, рубашки. Прививали с малых лет понимание того, что каждую вещь надо ценить. Наказывали за каждое пятнышко и заставляли самому по ночам стирать свои вещи.
«Запомни Зуо, ты не должен быть таким же как все!»
Тебе всегда разрешали высказывать свои мысли любыми, даже самыми грубыми, словами. Главное, чтобы это высказывание не было глупым. За глупость или лупили, или дарили подзатыльники, от которых сыпались искры из глаз, или хлестали ремнем без жалости и, не задумываясь о том, что для четырехлетнего подобные удары слишком сильны. А потом тебе на несколько часов запирали в комнате, запрещая включать свет. И пусть ты боялся темноты, отца ты боялся куда больше, поэтому ты лишь забивался в угол, глотал слезы, вздрагивал от каждого шороха и был готов к тому, что на тебя набросится чудище из шкафа или из-под кровати. Но свет ты не включал. Все равно.
«Ты обязан побороть своих демонов. Пойми, Мой сын не должен знать Страха!»
Но не из-за этого ты стал тем, кем ты был. В твоей жизни было три надлома, которые исковеркали твою душу до неузнаваемости. Надломы, что врезались в твою память настолько, что закрывая глаза, ты до сих пор мог с точностью до пылинки вспомнить все произошедшее.
Первый надлом был в пять лет. Тогда ты проснулся посреди ночи из-за ночного кошмара. Ты знал, что тебе надо побороть страх, но ничего не мог поделать. Как только закрывал глаза, перед тобой вновь возникали ужасные картины из сна и ты невольно утыкался в подушку и ревел. Ты был испуган настолько, что даже решил пойти к отцу, зная, что он даже в столь поздний час наверняка работает в своем кабинете. Наверное, за это он тебя отлупит, но ты не так страшился боли, как того, что называлось одиночеством, пусть сейчас ты даже не знал такого слова.
Под дверью отцовского кабинета была тонкая полоска яркого света, и ты, не задумываясь, приоткрыл дверь и заглянул в просторную комнату. То, что ты увидел, было пострашнее любого кошмара. Твой отец насиловал твою нянечку. Молодая девушка, которой было от силы лет девятнадцать, грубо прижатая к столу, поставленная раком, растрепанная, с задранной юбкой и порванными колготками кричала и молила о помощи. Отец же беспощадно вбивал ее каждым резким толчком в стол, прижимая ее лицо к каким-то документам и не обращая никакого внимания на крики девушки. Он знал, что никто не придет этой бедняжке на помощь, потому что все те, кто работали в этом доме, давно привыкли к тому, что их хозяин мог вытворять все, что ему вздумается. Если же полезть в его дела и попытаться в чем-то обвинить, твой труп, скорее всего, через неделю найдут в какой-нибудь канаве. Никто такой судьбы не хотел, поэтому в подобных ситуациях все словно муравьи разбегались по своим комнатам и просто старались не думать о том, что их хозяин вытворяет с молоденькой ни в чем не повинной девушкой.
Но ты убежать не мог. Ты стоял как вкопанный и смотрел широко открытыми глазами. Маленький пятилетний мальчик. Ты видел все. Потекшую от слез тушь, перемешивающуюся на подбородке с сочащейся из милого носика нянечки кровью. Ужас в глазах этой бедной девушки. Ты видел эту злую ухмылку на лице твоего отца и его холодный пренебрежительный взгляд, словно под ним был лишь ненужный кусок мяса. Ты видел все это и плакал. Ты хотел уйти, отвернуться, не видеть, но сковавший тебя страх не позволял тебе даже вздохнуть. Когда отец заметил тебя, ты решил, что он накажет тебя за то, что ты подсматриваешь.
— Войди, — вместо этого пригласил отец, не прекращая насиловать девушку, приподнимая ее задницу и периодически хлестко ударяя по нежной коже, дабы девушка кричала не настолько раздражающе громко. Девушка так же увидела тебя, и теперь ужас в ее глазах трехкратно усилился, перемешавшись с нарастающим стыдом и подсознательной мольбой о помощи. Хотя чем ей мог помочь пятилетний мальчик.
— Подойди же, — повторил отец, и ты, дрожа, подходишь ближе, видишь эту картину во всей красе. Только сейчас замечаешь, что кофта на нянечке так же разодрана, и ее оголенная маленькая грудь прижимается к рассыпанным по столу кнопкам.
«Ей ведь больно!» — хочешь ты закричать, но слова застревают в горле. Тем временем в ушах нарастает бешеный стук, настолько громкий, что кажется, ты ничего кроме этого услышать уже не сможешь. Твое маленькое детское сердечко вот-вот готово вырваться из груди. Отец тем временем медленно выходит из девушки, застегивает ширинку. Хватает нянечку за волосы, стаскивает ее беспомощное тело со стола и швыряет на пол перед тобой. Она как тряпичная кукла, безвольно падает перед твоими ногами и уже не встает. Ее бедра испачканы в крови и чем-то белом. Девушка тяжело надрывно дышит, и ты слышишь лишь тихое скуление. А еще чувствуешь запах. Запах страха, который никогда ни с чем больше не спутаешь.
— Почему ты плачешь? – отец обращается к тебе и ты, вздрагивая, начинаешь что-то невнятно лепетать, за что тут же получаешь стандартный подзатыльник.
— Говори четко, — спокойно предупреждает отец и ты, давясь слезами, кое-как берешь себя в руки и говоришь, что тебе жаль нянечку.
— Жаль? ЭтО? – отец в явном недоумении, — Зуо… Я разочарован в тебе… ты же мой сын, — с этими словами отец подходит к тебе и ласково гладит тебя по голове, — Посмотри на нее… Что ты видишь? Кто она?
— Она моя няня, — пищишь ты и получаешь еще один подзатыльник.
— Нет! Не верно! Сколько раз говорить! Это всего лишь мусор! Зуо! Му-сор! Повтори! – от слез ты уже ничего не видишь, тебе хочется вернуться в свою комнату. Ты больше не можешь терпеть криков отца и видеть лица этой девушки. Ты ведь так любил ее! Она была так к тебе добра! И уделяла тебе все свое время! Она читала тебе сказки и играла в солдатиков! Она, та, что теперь лежала у твоих ног, тихо ревела, царапая тонкими пальчиками пол, сломленная, отчаявшаяся, несчастная и слабая.
— Му… сор, — лепечешь ты только бы поскорее сбежать.
— Повтори, смотря ей в лицо! – с этими словами отец вновь хватает девушку за волосы и с силой поднимает ее, заставляя тебя вновь увидеть этот наполненный страхом взгляд, — Посмотри ей в глаза и скажи кто она! Поставь эту суку на место! Зуо!
— Му-сор, — уже более холодно произносишь ты. И вместе с тем ты словно впервые понимаешь истинное значение этого слова. Да… Действительно… Она лишь ненужный мусор. Отец прав. И понял ты это лишь сейчас.
— Верно… Верно, мой мальчик, — отец целует тебя в лоб и как ни в чем не бывало отводит обратно в комнату. Но после такого ты заснуть не можешь еще очень и очень долго. Ты стараешься понять отца и то, чем так провинилась нянечка.
«Она виновата в том, что слаба» — наконец-то приходит к тебе в голову ответ уже под утро. Поняв это, жалость к изнасилованной девушке куда-то улетучивается, и ты засыпаешь почти мгновенно.
Второй надлом произошел, когда тебе было уже восемь. Ты как обычно вернулся домой после школы. Отца дома не было. Он вообще навещал тебя и мать очень редко, работа для него была куда важнее. И как примерный ребенок ты пошел в комнату своей матери, дабы поздороваться. На твой стук в дверь никто не ответил. Решив, что мать просто не услышала, ты заглянул в ее комнату и во второй раз в своей жизни пожалел о своем поступке. Твоя мать сидела в центре просторной богато уставленной комнате перед небольшим стеклянным журнальным столиком. На столике, впрочем, никаких журналов или чего-то подобного не было. Лишь четыре длинные ровные бороздки какого-то белого порошка. Еще одну бороздку мать делала прямо сейчас, ловко орудуя ребром платиновой кредитки Кибер-банка. Когда было сделано еще две бороздки, женщина взяла заранее приготовленную крупную купюру, свернула ее в трубочку и уже хотела было втянуть через нее белый порошок, когда наконец увидела тебя.
— Мама… что ты делаешь? – в свои восемь лет ты уже прекрасно знал, что такое наркотики и не сомневался, что твоя мать сейчас хочет вдохнуть отнюдь не сахарную пудру.
— О… Зуо…Ты не должен был этого видеть… Хотя… – женщина-таки нагнулась над столом и вздохнула сначала одну бороздку белого порошка одной ноздрей, затем вторую – второй. Послышался шумный вздох. Женщина резко вздернула голову к потолку и схватилась за ноздри. Начала их массировать. Зрачки ее глаз почти сразу расширились, причем настолько, что полностью скрыли зеленую радужку, — Ты уже вернулся! – в ее голосе появились веселые нотки, после чего она втянула еще две бороздки.
— Знаешь… мама не плохая! Маме просто скучно! Ты ведь не будешь осуждать маму, верно? – говорила она все громче, на ее губах играла безумная улыбка, глаза лихорадочно засверкали.
— Мама! Пожалуйста, не надо! – вскрикнул ты, но было поздно. Женщина втянула оставшийся порошок и только после этого взглянула на тебя.
— Не надо? Чего не надо, А? Как ты смеешь мне говорить, что надо, а что не надо, а? – она внезапно вскочила на ноги, подбежала к тебе и замахнулась для удара. Ты инстинктивно сделал шаг назад, прижавшись к двери и не веря, что это твоя горячо любимая мамочка.
— Мама…?
— Ты такой же, как он! – заорала она и все-таки влепила тебе звонкую пощечину. На твоих глазах тут же выступили слезы. Не от боли. Боли ты уже давно не боялся. Скорее от обиды. Ну, зачем она занимается самоуничтожением? Разве не понимает, что тем самым она себя убивает? Или она делает это специально? Может она хочет умереть? Бросить тебя?
— Мама! Пожалуйста! Успокойся! – кричишь ты, бросаясь к матери и обнимая ее за тонкую талию.
— Ты! Такой же, как и твой отец! Такая же тварь, верно! И, небось, так же хочешь меня трахнуть, да! Скотина! – ты стараешься не слышать того, что она говорит. Она в бреду. Это все наркотики! Повторяешь ты, но ее слова все равно тебя задевают.
Женщина отшвыривает тебя от себя, вскакивает на журнальный столик и щелкает пальцами. Щелчок – команда к включению музыкального центра. Всю комнату заполняет какая-то молодежная музыка. И твоя мать начинает под нее яростно танцевать. Прямо на столе! Затем вскакивает на кровать, раскидывает подушки, прыгает. Затем вновь забирается на стол и скидывает с себя шелковый халат. Остается лишь в прозрачном белье и смотрит на тебя.
— Ну что, Зуо? Нравлюсь тебе? Хочешь трахнуть свою мамочку? Ты ведь такой же извращенец, как и твой отец? То же видишь во мне лишь тело? ОТВЕЧАЙ!
Ты вздрагиваешь и, словно только сейчас придя в себя, начинаешь мотать головой, пытаться доказать, что она не права.
«Мама, я люблю тебя!»
— Я вижу… Вижу как ты на меня смотришь! Ну, давай же! Действуй! Отродье! Его чертово отродье! Лучше бы я сделала аборт, чем родила от этот твари! Я ненавижу его! И тебя ненавижу! Вас обоих! – произнеся это, женщина рассмеялась и вновь начала скакать по всей комнате.
— За что ты так со мной?
— Потому что ты Его сын!
Заветные слова, которые дали тебе понять, что твой отец был прав во всем. Ты другой. И отношение к тебе всегда будет иное, чем к другим детям. Даже отношение твоей собственной матери.
Третьим и завершающим надломом твоей личности было твоё тринадцатилетие. День рождения, как и предыдущие двенадцать, ничем интересным для тебя не был. Твой праздник был для отца лишь хорошим поводом лишний раз встретиться со своими инвесторами, различными влиятельными людьми и возможностью обзавестись новыми связями. Огромный банкет и толпы незнакомых тебе напыщенных толстых мужиков, сопровождаемых длинноногими красотками. И ты мог биться об заклад, что чем девушка была выше ее кавалера, тем престижнее эта пара выглядела. И хотя это был твой день, на тебя никогда внимания не обращали. Ты был лишь ребенком, в сторону которого постоянно кидали лишь раздражительные взгляды.
Тебе как всегда надарили кучу ненужного и до жути дорогого барахла. Лишь отец сказал, что вручит твой подарок уже после банкета в своем кабинете. И ты впервые был настолько заинтригован. У тебя всегда и всё было, поэтому, казалось, удивить тебя чем-либо было уже невозможно. Но отец всегда умел делать сюрпризы, и ты ожидал чего-то особенного и сегодня.
Поэтому ты был очень возбужден, заходя в кабинет отца. Ты ожидал увидеть что угодно, от гоночной машины до сертификата на владение куском луны. Но не это. На рабочем столе твоего отца, обмотанная лишь красной лентой сидела молодая обнаженная девушка, скорее даже девочка. На вид ей было не больше пятнадцати. Она курила длинную сигарету, положив одну ногу на другую, и когда ты зашел, начала откровенно рассматривать тебя.
— Отец? – чего бы он от тебя не хотел, ты оставался ребенком. И видимо сегодня, он хотел с этим покончить. Мужчина вышел из-за двери и, положив тебе на плечи руки, прошептал на самое ухо:
— Она твоя, Зуо, — зло улыбнулся он и подтолкнул тебя к девушке. Она же, затушив сигарету о дорогой деревянный стол с готовностью раздвинула ноги, давая тебе возможность увидеть Всё. В висках застучало. Почти так же, как когда отец насиловал твою нянечку. Страх. Ты вновь ощутил этот запах. Правда, в этот раз источником его был ты сам.
— Но… — пересохшими губами прошептал ты.
— Никаких Но! Сделай это! Стань мужчиной! Стань наследником, достойным моего состояния!
И ты сделал то, что от тебя требовали. Твое тело горело. Оно Хотело этого, но не душа. Что-то внутри разрывалось от боли и ревело, нет, кричало, молило о помощи, как тогда та милая девушка, что читала тебе сказки. Желало все прекратить и забыть как страшный сон. Девушка под тобой сладострастно стонала, а ты только и мог, что глотать подкатывающие слезы, в этот момент почему-то ненавидя и эту похотливую девицу, и настолько жестокого отца, принудившего тебя лишиться девственности в столь юном возрасте и, наконец, себя за то, что не мог перечить отцу как бы этого не хотел.
Три надлома сделали из тебя того, кто начал презирать людей, того, кто насмехался над слабыми, того, кто не боялся показать свою силу. Ты стал тем, кем ты теперь был.
*************************************************************************************************
И так, с самого детства ты понимал, что тебя готовят к чему-то грандиозному. Отец-миллиардер всегда напоминал тебе, что если ты останешься слабым ничтожеством, коим рождается каждый человек, то он скорее сожжет все свое состояние перед своей смертью, чем оставит его тебе. С семи лет ты обучался одним из самых жестоких боевых искусств – Май-тай, тебя обучали драться различными видами холодного оружия и пользоваться огнестрельным. Тебя словно готовили к войне.
«Верно, Зуо… Вся жизнь и есть война. И ты должен выйти из нее победителем. А чтобы победить, надо быть сильным. Ты должен стать таким же, как я.»
Но ты не хотел становиться подобным отцу. После того, что он сделал с твоей няней, после того, до чего он довел твою мать, и наконец, после того, как он растоптал тебя самого, ты не просто не хотел быть таким как он, ты боялся стать им. И чтобы перебороть влияние этого человека на себя, тебе надо было стать сильнее, намного сильнее его самого! А для этого надо было отказаться от его денег и всей той роскоши, которую он тебе предоставлял. Поэтому-то в свои четырнадцать лет ты ушел из дома. Отец тебя не отговаривал, и не даже пытался вернуть. Он был рад, даже счастлив.
«Ты действительно мой сын» — сказал он тебе тогда на прощание, даже не думая, что эти слова кроме гадкого ощущения где-то внутри ничего большего у тебя вызвать не могут. Ушел ты, взяв с собой лишь рюкзак со всем самым необходимым. А под «необходимым» подразумевалась теплая кофта, электрошокер, да суинкуин – одно из недавних изобретений: маленький цилиндр, при нажатии на который он вытягивался в длинную и прочную палку. Это было для самообороны, потому что ты понимал, что улицы города – опасная территория, на которой обыкновенному подростку не выжить.
В первую же ночь на улице на тебя напала какая-то банда, желающая заполучить твои бесценные внутренние органы. Чтобы справится с восемью психопатами, тебе даже не потребовалось помощь взятого с собой оружия. Плавные движения, отточенные сильные удары и вся банда валялась у твоих ног, захлебываясь в собственной крови. Ты, во второй раз за всю свою жизнь дравшийся не с мастером Май-тай, а с обыкновенными людьми, окончательно убедился, что же такое сила. Сила, которой ты обладал.
Жить на улице оказалось для тебя куда проще, чем ты думал. В первую неделю ты без особого труда отбивался от охотников за органами, педофилов, гомосексуалистов и просто маньяков. На вторую неделю по всем злачным местам уже расползлись слухи об очень сильном подростке. Тогда ты впервые встретил Вульва – того самого толстяка, которого теперь терпеть не мог. Правда, тогда особой любви ты также к нему не испытывал. И тем ни менее он сделал твою жизнь проще, предоставив возможность биться на незарегистрированных боях. Ты согласился участвовать сразу, с одним лишь условием, что убивать своих соперников не будешь, по крайней мере не специально. Вульв немного поспорил, но все же согласился на твои условия. Так и началась твоя жизнь. Днем ты подрабатывал в казино, где по достоинству оценили твое мастерство истинного шулера, а по ночам дрался. Ты влился в преступный мир настолько легко, словно изначально крутился там. Хотя отчасти это было именно так. Твой отец – мэр города и обладатель самой большой сети заводов по утилизации мусора в мире, никогда не гнушался самых грязных методов в отношении своих конкурентов или компрометирующих его репортеров. Он уничтожал целые телеканалы, убивал не только обидчиков, но их семьи. Не сам естественно, а как раз-таки через обширные связи с криминальным миром. С самого детства, на твоих днях рождениях и на других подобных больших банкетах, ты видел лица, которые затем видел и на этих подпольных боях, и на съемках порнографии, где подрабатывал оператором, и в казино. Ты знал их всех, но никто из них не знал тебя, и это было тебе на руку. Медленно, но верно ты начал создавать вокруг себя некий синдикат из молодых, но очень талантливых людей. Каждого ты отбирал сам. Сам искал, сам привлекал. Никто из них не посмел бы тебе отказать, даже если бы очень захотел, и никто из них никогда даже не подумал бы тебя предать.
Через год после ухода из дома денег у тебя было достаточно, чтобы вернуться в школу. Сначала ты думал бросить учебу, но быстро осознал, что без компьютерного образования в этот век просто не выжить. Тогда-то ты и заинтересовался программированием. А точнее хакерством. Да, тебя всегда тянуло ко всему неправильному и запретному. Ты копался в программах, читал ворох литературы и твои усилия увенчались успехом. К семнадцати ты уже свободно взламывал, заражал, уничтожал. Проще говоря, мог делать практически все, что захочешь на территории виртуалии. Тогда-то тебе и повстречался этот странный, но, несомненно, очень сильный хакер – Лис. Сначала ты лишь наблюдал за ним, присматривался, следил за его действиями, узнавая, на что он способен. Он силен – но был ребенком, это ты понял почти сразу по тому, что если он что-то и ломал, то не ради наживы или даже славы. Он просто развлекался. На редкость глупое поведение, которое быстро начало тебя раздражать. Но ты выжидал, думая, что он сделает более существенный шаг, проявит себя. Ты примерно оценил его способности, и поэтому тебя злило то, что он так глупо растрачивает свой талант.
Наконец ты не выдержал и попробовал взломать его компьютер, тем самым спровоцировав и посмотрев, что он будет делать. Его «ответ» превзошел все твои ожидания. Такой защиты ты никогда не видел. И вряд ли еще когда-нибудь увидишь. Вот тогда этот Лис и стал тебе действительно интересен.
С того времени когда ты впервые услышал о нем, и заканчивая тем моментом с взломом, прошло два года и за это время твой интерес к этому неизвестному объекту вырос настолько, что казалось, если ты не узнаешь, кто же он, то обязательно кого-нибудь прикончишь. Поэтому ты расставил ловушки. И этот пусть и гений, но все же ребенок, попался в одну из них. Тогда-то ты и узнал, что Лисом является некий Тери Филини, девятый класс обучения.
Пятнадцать лет… Лису было всего пятнадцать. Ты был в ужасе, осознавая, что тебя победил малолетка. Да, ты предполагал, что это ребенок. Но в это слово вкладывал человека примерно твоего же возраста. Ведь практически все твои ровесники еще глупые и ленивые ничтожества с мозгами младенцев. А он был младше. И при этом в программировании бесспорно сильнее. Тебя это злило, но и интриговало. И тебе захотелось узнать его поближе. Как же двигаются шестеренки в голове этого хакера? О чем он думает? Каким видит этот мир?
Именно поэтому ты насочинял Вульву, что Лис возможно создатель ПКО-вируса, хотя прекрасно понимал, что это не он. Но ты не мог ни с того ни с сего всю неделю протаскаться с школьником, не вызвав подозрений или насмешек. Ты не хотел признаваться кому-либо, что этот человек тебе интересен по личным мотивам. Поэтому-то и придумал эту историю, а Вульв, как и остальная преступная братия, в нее охотно поверил.
Оставалось лишь взломать непробиваемые школьные браслеты и запрограммировать отображать на них твое имя в тот момент, когда они соприкоснуться с кожей этого самого Фелини. Ты ждал… Ты хотел увидеть, понять этого человека. И ты разочаровался! Он оказался таким же ничтожеством, каким была и большая часть человечества. Почему ты так считаешь? А что еще можно думать о парне, который бегает от тебя по маленькой комнате с воплями: «Я пони!»??? Ты был зол, но отчего-то впервые за столько лет тебе захотелось улыбнуться.
Первый круг Ада: 6. Когда срывает крышу
*такого бреда аффтор еще не писал... -_-*
— Я пони! – понимание столь простого и очевидного факта пришло в мой не совсем вменяемый разум примерно через полчаса после того, как Зуо затащил меня в какое-то маленькое темное помещение. Сначала я лишь бегал по комнате, ловко уворачиваясь от попыток моего сэмпая схватить меня за шкирку. Впрочем, Зуо не особенно и старался меня поймать. Равнодушно наблюдая за тем, как я беснуюсь, он уселся на длинную лавочку. Пластиковая лавочка шла параллельно десяткам узких серых неприметных шкафчиков, располагавшихся у одной из стен комнатки. У другой же стены стояли ведра на колесиках, в которые я не преминул врезаться и даже попробовал использовать их как ролики, но, пробуравив лицом пол, я от этой идеи отказался, и с десяток швабр, что в данный момент казались мне волшебными палочками «версия Макси». Было бы не трудно догадаться, что комната в действительности предназначалась для уборщиков клуба, в котором мы находились. И если бы я был в нормальном состоянии, я, конечно же, пришел бы к самым обыкновенным выводам. Но сейчас, после того как я навернул по комнате кругов пятьдесят, напевая гимн моей страны и то и дело начиная кружится вокруг своей оси, возомнив себя балериной, отчего-то мне это помещение напомнило те конюшни, что часто показывались в вестернах XXII века! В связи с этим, в больную голову пришел не менее больной вопрос. Кто же может находиться в конюшне? Вариантов ответов почему-то оказалось только два: кони, естественно, ну и наездники, или, если хотите, ковбои! Но я не чувствовал себя ковбоем! Поэтому эту роль я предпочел отвести Зуо! Да-да! Так и вижу его в широкой шляпе, с зажеванной сигаретой в зубах и с детским пистолетиком, стреляющим водой. Логичнее было бы увидеть Зуо с базукой за спиной, но сейчас водный пистолетик для меня в складывающуюся картину почему-то вписывался куда лучше! Итак… Раз Зуо ковбой, а я не ковбой, и мы в конюшне, что это значит? Правильно. Я конь! Мне даже захотелось заржать, дабы проверить собственную теорию, но меня уже одолевали новые гениальные размышления. Пусть это и конюшня, но слишком маленькая. Сюда если конь и поместится, то тоже маленький. Теперь вы поняли? Разобрались, почему я возомнил себя пони?!
— Ты идиот! – возразил Зуо, скучающе осматривая мою конюшню.
— Не-е-ет! Зуо! Дурак! Я же говорю, что я пони! Лошадка такая маленькая! Вымерла всего тридцать пять лет назад! Я о них доклад даже делал в пятом классе! – и тут меня торкнуло. Вымерли?! Все пони вымерли?! О Господи! Мой вид! Вымер!
Я обессилено упал на колени посреди комнаты, задрал голову к потолку и заревел. Крокодильи слезы ручьями текли по моим щекам, отражая всю ту скорбь, что я чувствовал по отношению к своим собратьям-коняшкам. Зуо тем временем медленно поднялся с лавочки, взял одно из ведер, наполнил его до краев холодной водой из небольшого крана, что располагался почти у самой двери, и уже наполненное ведро пнул в мою сторону. Ведерко мягко подкатилось ко мне, и вода в нем частично расплескалась, но я на это никакого внимания не обратил. Какой уж там, когда я вымирающий вид!
— В чем дело? Пришел в себя? – тем временем обратился ко мне Зуо, медленно подходя ближе. Я в ответ кивнул:
— Да… я наконец-то понял, какова моя судьба… Я единственный пони на планете! А я так мечтал о семье! О маленьких детишках-пони с милыми крылышками за спиной!
— Постой… Ты же сейчас о пегасах, а не о пони… — Недоуменно поправил меня Зуо. Точно! Вот в чем дело!
— Так я — пегас! И нас таких много! – просиял я, лыбясь во все лицо.
— Пегасов в природе не существует…
Знаете… Тот ужас, что я ощутил после подобных слов, мне сложно передать словами. Словно под моими ногами разверзлась пропасть, из которой повеяло мертвым холодом, что окутал мое тело и того и гляди был готов затащить меня внутрь этой черной дыры. Моя душа разорвалась на тысячи кусков, а сердце уже было готово остановиться. Страх, беспомощность и какая-то безнадежность поглотили меня и не хотели отпускать.
— Как же… — я сам не сразу узнал свой писклявый голос, — я что же… Не существую? – я был на гране истерики, меня буквально колотило! Но Зуо почему-то моего ужаса не разделял. Скорее уж наоборот. Он злился! Я это понял по тому, как начал дергаться его налившийся кровь левый глаз, а так же по тому, насколько изысканно сплетенный трехэтажный мат слышался в мой адрес, — А как же высказывания одного древнего мудреца: Мыслю – значит существую? Я ведь мыслю?
— Нет, насекомое, ты…
— Не-не-не… Зуо! Такой взрослый мальчик, я все еще не знаешь, что пегасы млекопитающие? Насекомые – это драконы! Хотя нет… они скорее хладнокровные… А кто же тогда насекомые? Может, это они не существуют, а не… — льющийся из меня нескончаемый поток бреда резко оборвался. Я сам не понял, как внезапно что-то с силой надавило на мою голову, окуная ее в ледяную воду в ведре. Я попробовал подняться. Но нечто давило на мой затылок сверху настолько сильно, что я был способен лишь на беспомощные трепыхания и лихорадочные соображения по поводу того, что же мне делать. Так как все было для меня, мягко говоря, неожиданно, я не успел набрать в легкие воздуха, поэтому в первые же секунды кислорода мне стало катастрофически не хватать. В груди все загорело и заболело. Вздохнуть хотелось настолько сильно, что, кажется, от одного только этого желания я мог умереть. И когда я уже был на грани, моя голова была резко выдернута из ведра. Я тут же начал лихорадочно хватать губами воздух, и лишь немного отдышавшись, заозирался и увидел Зуо, сидевшего на корточках прямо передо мной.
— Зуо! Ты спас меня! – эти умозаключения мне даже комментировать не хочется, — Но постой… беги, Зуо!!! Беги!!! Или неведомая сила и тебя попробует утопить в ведре! Скорее же! – завопил я, героически закрывая спиной Зуо от ведра и ожидая нового нападения.
— Мля-я-я… Это я тебя в ведро окунул, идиот, — потирая виски, тихо прошипел мой сэмпай.
— Ты! Психопат! – тут же заверещал я пуще прежнего, толком не соображая ни то, что делаю, ни того, что говорю.
— И это мне говорит тот, кто еще минуту назад был уверен, что он пони? – брови Зуо приподнялись, в голосе сквозил сарказм. Да как он смеет надо мной смеяться!
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Первый круг Ада: 1. Завещание | | | Первый груг Ада: 5. Три надлома 2 страница |