Что значит «экзистенциальный»?

Для многих философски образованных людей этот термин несет в себе целый ряд значений: христианский экзистенциализм Кьеркегора, ставящий во главу угла свободу и возможность выбора; антирелигиозный де­терминизм Ницше; акцент Хайдеггера на быстротечно­сти и подлинности; ощущение абсурдности мира, свой­ственное Камю; идеи Сартра о бескорыстной самоотда­че ради выполнения «надчеловеческого» долга.

Но в своей врачебной практике я употребляю слово «экзистенциальный» в самом прямом смысле — «имею­щий отношение к существованию (экзистенции)». Хотя экзистенциальные мыслители могут занимать разные позиции, все они исходят из одного допущения: люди — единственные существа, для которых их собственное существование является проблемой.

Таким образом, существование — ключевое понятие в моем подходе. С таким же успехом я мог бы использо­вать иные термины, например, «терапия существова­ния» или «экзистенциально ориентированная терапия». Но они представляются мне слишком громоздкими, и по­этому я остановлюсь на термине «экзистенциальная психотерапия».

Экзистенциальный подход — лишь один из множест­ва психотерапевтических методов, объединенных общей целью: справиться с человеческим отчаянием. Эк­зистенциальная психотерапевтическая позиция состоит в том, что мы страдаем не только на биологическом уровне (это психофармакологическая точка зрения), не только из-за борьбы с инстинктивными побуждениями (позиция Фрейда), не только из-за того, что значимые в нашей жизни взрослые не относились к нам с должной заботой и любовью или сами страдали неврозами (точка зрения теории объектных отношений), не только из-за беспорядочного образа мыслей (когнитивно-бихевио­ристская позиция), не только из-за «застрявших оскол­ков» травмирующих воспоминаний и не только из-за неурядиц в работе или в отношениях с важными для нас людьми, но и... из-за конфронтации с собственным су­ществованием.

Краеугольный камень экзистенциальной терапии — утверждение, что страдания человека, кроме прочих причин, вызываются неизбежной конфронтацией с ус­ловиями человеческого существования — или с «данно­стями» существования. Каковы же эти «данности»?

Ответ легко доступен и находится внутри нас. Нена­долго отложите все дела и просто подумайте о своем су­ществовании. Постарайтесь не отвлекаться, отбросьте все теории и убеждения и поразмышляйте о своем поло­жении в мире. Через некоторое время вы обязательно дойдете до самых глубоких структур существования или, если воспользоваться удачным теологическим терми­ном Пауля Тиллиха, до вопросов, вызывающих «пре­дельную заботу». На мой взгляд, «предельная забота» вызывается вопросами, имеющими самое прямое отно­шение к психотерапевтической практике. Это вопросы смерти, одиночества, смысла жизни и свободы.

Данные вопросы занимают центральное место в моей книге «Экзистенциальная психотерапия», написанной в 1980 году, в которой я подробно останавливаюсь на их феноменологии и на способах их применения в психоте­рапии.

Хотя в ежедневной работе психотерапевта все во­просы «предельной заботы» тесно переплетены, страх смерти все же является наиболее значимым и приносит максимальные страдания. В процессе лечения, однако, обязательно возникнут и вопросы смысла жизни, оди­ночества и свободы. Экзистенциально ориентирован­ные, но стоящие на разных позициях психотерапевты могут выстроить иерархию различным образом. Так, Карл Юнг и Виктор Франкл подчеркивают, что большинство пациентов обращаются к терапии из-за потери смысла жизни.

Экзистенциальное мировоззрение, на которое я опи­раюсь в своей практике, рационально. Оно отсекает по­верхностные верования и исходит из того, что жизнь вообще и человеческая жизнь в частности возникает слу­чайно; что мы — конечные существа, хотя и стремимся сохранить свое бытие; что нас «забрасывают» в сущест­вование, не снабдив разработанным жизненным планом или предопределенной «судьбой»; что каждый из нас должен сам решать, каким образом прожить свою жизнь как можно более полно, счастливо, нравственно и ос­мысленно.

Так существует ли экзистенциальная психотерапия? Хотя я часто и запросто говорю о ней и написал толстую книгу с таким названием, я никогда не считал экзистен­циальную психотерапию самостоятельной идеологиче­ской школой. Скорее, это мои личные убеждения и наде­жды, которые заключаются в том, что хорошо обученный психотерапевт, владеющий знаниями и навыками из разных областей психиатрии, должен учиться рабо­тать и над экзистенциальными вопросами (которые могут возникнуть у некоторых пациентов и на неко­торых этапах терапии).

Хотя цель этой главы — помочь психотерапевтам развить восприимчивость к важнейшим экзистенциаль­ным вопросам и «подстегнуть» готовность работать над ними, я считаю, что для достижения полноценного поло­жительного результата одной такой восприимчивости мало. Практически любой курс лечения требует приме­нения терапевтических приемов других школ.

СЕАНС ПСИХОТЕРАПИИ: ГРАНИЦЫ МЕЖДУ ПРОЦЕССОМ И СОДЕРЖАНИЕМ

Иногда, когда я рассказываю в своих лекциях о том, что терапия должна учитывать условия существования человека, студент может (и должен) возразить: «В этих идеях о нашем месте в существовании есть зерно исти­ны, но они кажутся такими размытыми и расплывчаты­ми... Что экзистенциальный терапевт должен делать на сеансе?» Или еще проще: «Если я был бы мухой и наблю­дал ваш сеанс, сидя на стене кабинета, что бы я увидел?»

Ответ на этот вопрос я начинаю с того, что рассказы­ваю об одном секрете, который помогает правильно проводить и интерпретировать сеансы. Обычно тера­певты рано узнают о нем, но и после многих лет практи­ки он не теряет своей ценности. Секрет прост: разграни­чивайте содержанием процесс (говоря «процесс», я имею в виду природу терапевтического общения).

Под «содержанием» я, разумеется, понимаю темы и проблемы, обсуждаемые во время сеанса. Здесь в игру вступают все те идеи, о которых я подробно писал в пре­дыдущих главах. Бывают сеансы, когда мы с пациентом надолго погружаемся в экзистенциальное содержание. Но часто эти темы не затрагиваются в течение несколь­ких недель, так как пациент желает обсуждать другие факторы тревоги: любовь, секс, выбор профессии, про­блемы с детьми, деньги.

Иными словами, экзистенциальное содержание мо­жет выступать на первый план для некоторых клиентов (но не для всех) и на некоторых (но не на всех) этапах терапии. Вот так это должно быть. Успешный терапевт никогда не станет навязывать то или иное содержание: терапия должна строиться не на теориях, но на челове­ческих отношениях.

Одно дело — проводить сеанс ради содержания, со­всем другое — ради «отношений». Психотерапевт, вос­приимчивый к экзистенциальным вопросам,относится к пациенту не так, как психотерапевт, не учитывающий их. Эта разница ощущается в каждом сеансе.

В предыдущих главах я подробно останавливался на экзистенциальном содержании; в большинстве описан­ных мною случаев я делал акцент на роли идей в измене­нии личности (например, принципы Эпикура, «волновой эффект», самореализация). Но обычно одних концеп­ций недостаточно: реальная терапевтическая сила за­ключается в синергии идей и человеческого общения.

В этой главе я предложу ряд рекомендаций, которые помогут психотерапевтам повысить эффективность те­рапевтического общения и придать ему больший смысл. Это, в свою очередь, даст терапевту новые возможности для помощи пациентам, которые хотят вступить в кон­фронтацию со страхом смерти и преодолеть его.

Идея, что в эффективности терапии ключевую роль играют именно отношения, сама по себе не нова. Клини­ческие психотерапевты и преподаватели психиатрии давно поняли, что лечит не теория и не концепции, но человеческие отношения. Первые психоаналитики зна­ли, что необходимо устанавливать с пациентом прочный терапевтический контакт, и исследовали отношения психотерапевта и пациента до мельчайших деталей.

Если мы принимаем допущение, что терапевтические отношения — действенный инструмент психотерапии (а в его пользу убедительно говорит множество исследо­ваний), возникает резонный вопрос: какой тип отноше­ний наиболее эффективен? Более 60 лет назад Карл Роджерс, один из первопроходцев психотерапевтиче­ских исследований, дбказал, что прогресс в терапии связан с рядом особенностей поведения психотерапев­та. Успешные психотерапевты неподдельно искренны, проявляют необходимую эмпатию и позитивное отно­шение, не зависящее от конкретных условий.

Эти качества психотерапевта важны для любых тера­певтических подходов, и я очень рекомендую развивать их. Однако я считаю, что при работе со страхом смерти или с другим экзистенциальным вопросом понятие искренности приобретает иной, более широкий смысл, ко­торый может привести к радикальным изменениям сущ­ности терапевтических отношений.

Дата добавления: 2015-10-24