Данные раскопок

D 1645 году французские иезуиты впервые в новую эпоху упоминают в своих записках об аттических древностях. В 1658 году французы-францисканцы строили монастырь в Афинах, в том месте, которое называли тогда "Фонарь Диогена", и опять-таки сообщали о древностях. Однако Элевсин покуда не трогали30. Лишь в 1675 году англичанин Джордж Уилер свидетельствует о наличии большой груды камней на месте элевсинской святыни, которую он опо­знал как таковую, потому что нашел там огромную, выше человеческого роста, статую девушки. По его предположе­нию, это было культовое изваяние богини Персефоны.

Девяносто лет спустя, в 1765 году, Ричард Чандлер уви­дел в деревне Элефси (новогреч.) эту статую и внес по­правку в прежнее толкование, охарактеризовав ее как изо­бражение жрицы. Когда в 1801 году Э.Д. Кларк вновь наткнулся на ту же статую, она по шею тонула в навоз­ной куче. Православный священник объяснил ему, что это — нигде больше не известная — святая Дамитра, оплодотворяющая нивы, потому он и поместил ее в та­ком странном окрркении. По сути, толкование было пра­вильное; в результате перемены религии память о древ­нейшей владычице-матери Элевсина, Деметре, претерпе­ла лишь некоторое искажение. Кларк вывез статую в Кемб­ридж, в Англию, где она находится и поныне. Второе такое изваяние, менее поврежденное, обнаружилось поз­же и теперь украшает музей Элевсина. Обе фигуры не­когда стояли по бокам с внутренней стороны вторых во­рот, ведущих на священную территорию.'

Гёте принял живейшее участие в находке Кларка (1817). Он узнал о ней из статьи под названием "United Antiquities in Attice", опубликованной в журнале Обще­ства дилетантов. Догадки касательно таинств, навеянные чтением этой статьи, а также Плутархом, Гёте воплотил затем в "Фаусте" — в "Классической Вальпургиевой ночи", а также в сцене нисхождения Фауста к Матерям.

Систематические раскопки ведутся в Элевсине с 1882 года; начало им положили Деметриос Филиос и Виль­гельм Дёрпфельд, великий ученик Шлимана. Дело ини­циаторов продолжили Андреас Скиас, Константинос Куруниотис, А. Орландос, Я. Травлос и — с 1930 по 1960 год — Георгиос Милонас, на книгу которого "Элев­син" мы здесь и опираемся.

К востоку от позднейшего акрополя, на месте мисте-риальных святилищ, в начале II тысячелетия до Р.Х. было земледельческое поселение. Обращенную к морю верхнюю часть юго-восточного склона холма занимали в XVIII и XVII веке жилые дома и могилы, а ниже, где впоследст­вии находился Дом посвящений, или Телестерион, по­строек не было. Застройка холма началась в 1580 году до Р.Х. Старую деревню потом забросили, в результате осво­бодилось довольно значительное пространство для неболь­шого храма, того самого, что упомянут в V гомеровском гимне. Стало быть, достаточно уединенное помещение для Сокровенных таинств появилось лишь с середины XVI века.

В большом Телестерионе V века располагалась "часов­ня", слркившая наследницей храма, — Анакторон, или "Место Владычицы". Под ним археологи открыли в 1931 — 1932 годах остатки много более древней постройки, раз­мерами в плане 7 х 4,5 м; судя по раскопочному слою, методу возведения и побочным находкам, она датируется серединой II тысячелетия до Р.Х. и в течение первых се­мисот лет своего существования не претерпела никаких изменений.

Колодец Деметры

Впервые Дом посвящений был расширен в VIII веке до Р.Х., когда с восточной стороны соорудили небольшую, обнесенную стеной террасу. Значительное строительство и перепланировку предприняли спустя два столетия Со­лон (640—560 до Р.Х.) и Писистрат (600—527 до Р.Х.). После того как в 480 году до Р.Х. персы разрушили святи­лище, Афины строили там еще дважды — при Кимоне (510—449 до Р.Х.) и Перикле (490—429 до Р.Х.). В 310 году до Р.Х. добавилась колоннада перед Телестерионом; такую дату называет Витрувий (161,17).

В дальнейшем размеры и облик святилища оставались неизменны вплоть до 125 года от Р.Х., когда император Адриан несколько расширил Телестерион. В 166 году элев-синские храмы были разрушены вторично, на сей раз костобоками, варварским племенем с Балкан, которое опустошило всю Элладу. Император Марк Аврелий в 170—174 годах поднял комплекс из руин, заодно расши­рив главное святилище, а также добавив два двора и два второстепенных храма. Таким образом, собственно куль­товая постройка — Телестерион, место Третьей ор­гии, — достигла максимальных размеров при императо­рах Адриане, Антонине Пии и Марке Аврелии, а сами таинства в эту позднюю эпоху привлекали к себе огром­ное количество людей со всех концов Римской империи. Греки и римляне щадили Элевсин во всех войнах. Разру­шен он был, как известно, трижды: Ксерксом в 480 году до Р.Х., костобоками в 166 году от Р.Х. и — окончатель­но — королем вестготов Аларихом в 396 году.

Первоначальный, микенский, храм — археологи на­зывают его "Мегарон В" — был снесен Солоном, который возвел на этом месте большой зал с закрытым задним

помещением, причем вопреки культу повернул все по­стройки на 80° и ориентировал вход почти на север, туда, где к святилищу подходила его собственная Священная дорога из Афин. Новый Дом посвящений был вшестеро больше прежнего Анакторона с его портиком, достигше­го без малого тысячелетнего возраста. Что касается от­правления культа, теперь этот зал заменил собою портик, а новое заднее помещение — давнее, в старом Анакторо-не. Оно и сохранило за собой это имя, а сам зал получил другое название — Телестерион, Дом посвящений. С той поры новый Анакторон уже не менял ни своего положе­ния, ни размеров (3 х 12 м), тогда как Телестерион не­однократно перестраивался. В позднюю эпоху Анакторон — святилище, в которое нет доступа, — помещался свобод­но посредине Телестериона.

Портик маленького микенского Анакторона — воз­можно, именно там стояли мисты во время сокровенней­шей части таинств — был размером 4,5 х 2 м; большой зал для мистов при Солоне — 12 х 8 м, при Писистрате — 25 х 25 м, при Кимоне — 25 х 60 м, а при Пери­кле достиг приблизительно постоянных пропорций — 54 х 54 м. Писистрат вновь повернул главный фасад и вход к юго-востоку и обнес увеличившийся двор высокой стеной. Фактически лишь начиная с эпохи Солона третья часть таинств — Третья оргия — проходила в закрытом зале, в Телестерионе. В эпоху Перикла добавились два передних двора — внешний и внутренний; и наконец, Марк Аврелий выстроил четыре таких двора.

Солон не только выступил в поддержку Первой свя­щенной войны за Дельфы, но и воевал с соседним до­рийским городом Мегарой за святыни Элевсина, а также за обладание Саламином, уже преследуя светские цели. Он строил Священную дорогу из Афин до Элевсина, а мегарцы еще раньше начали прокладывать из своего го­рода такую дорогу со священными остановками; обе дороги должны были встретиться. Именно эта война — оружием и строительством — позволяет осознать всю серьезность вмешательства Солона в архитектуру святи­лища. Его новаторство шло вразрез с древним культовым каноном, требованием ориентации построек по оси вос­ток— запад. Преемник Солона Писистрат хотя бы устранил это нарушение.

Ниже по склону холма, к востоку-юго-востоку от пер­вого храма, почти у нарркного острия треугольного двора, окаймленного Писистратовой стеной, археологи обнару­жили древний колодец. полагаем что о нем-то и рас­сказывает V гомеровский гимн: там сидела скорбящая Демётра, когда ее увидели дочери Келея. Колодец построен, безусловно, в глубокой древности — вероятно, в XVI веке до Р.Х. — и уже тогда выполнял культовые функции. Воз­водя свою стену, которая, собственно, должна была прой­ти прямо по шахте колодца и перекрыть ее, Писистрат, чтобы этого не произошло, сделал специальную нишу. Од­нако пользоваться колодцем стало, по сути, невозможно, и тогда был вырыт новый, хорошо сохранившийся по сей день "колодец Деметры" за пределами священного участ­ка, слева от позднейшего входного портика — пропиле­ев, — неподалеку от храма Артемиды Привратницы, так­же относящегося к более поздней эпохе. Мегарцы по­строили аналогичный колодец и в память о цветущей лу­жайке, с которой Плутон похитил Кору, назвали его Анфион — Цветочный колодец.

В 160 году от Р.Х. Павсаний так описывал эту вторую Священную дорогу: "Вторая дорога ведет из Элевсина в Мегару. Если идти по этой дороге, то путникам встреча­ется водоем, называемый Анфион. В своих поэмах Памф [догомеровский поэт. — А-Л.] рассказывает, что у этого водоема сидела Деметра после похищения своей дочери в виде (простой) старухи; отсюда дочери Келея, приняв ее за (иноземку) аргивянку, отвели ее к матери, и Ме-танира таким образом доверила ей воспитание своего сына. Несколько в стороне от водоема — святилище Метаниры, а за ним — могилы [семерых аргивян. — Д.Л.] ходивших походом против Фив. <...> За могилой аргивян находится памятник Алопы [Лисички. — Д.Л.], которая от Посейдона родила Гиппотоонта и (за это) на этом месте была убита своим отцом Керкионом [с кото­рым пришлось сразиться и Тесею. — ДА.]. <...> Это место и до моего времени называется палестрой Керкиона <...>"31.

Относительно почитания Деметры в Мегаре Павсаний далее (1.39,5) пишет: "<...> город <...> был так назван при [доэллинском царе. — ДЛ.] Каре, царствовавшем на этой земле; они рассказывают, что тогда впервые у них были сооружены святилища Деметры, и люди называли их Мегарами. <...> А прежде он назывался Ниса".

По мегарской версии, первым иерофантом в Элевсине был, таким образом, сын Посейдона и Алопы. Погиб­нув, Алопа как бы разделила функции Персефоны, ибо оккультного Плутона публично зачастую именовали По­сейдоном. Таблички из "микенского" Пилоса говорят о Посейдоне как о верховном боге, сходном с подземным Плутоном, однако вовсе еще не похожем на более позд­него олимпийского Зевса. Мегарцы связывали с Элевси-ном такие древние мифы, какие позднее бытовали только в Аркадии.

В Аттике этому древнему мифу близок лишь цикл о Тесее; если мегарцы полагали родиной Деметры Аргос, то афиняне — Крит, где принял посвящение Тесей. Но в VI веке до Р.Х. афиняне уже давным-давно твердо усвои­ли мифологию Гомера и Гесиода, согласно которой Зевс, безусловно, главнее своих братьев и царит в одиночку. И если мегарцы почитали Гиппотоонта, сына подземной Алопы, как древнейшего иерофанта Элевсина, то у афи­нян эта Алопа была супругой элевсинского властите­ля полей, по имени Рар, а их трагический поэт Херил ок. 500 года до Р.Х. объявил первожреца Триптолема их сыном. Поля Рарион расположены возле дороги в Афи­ны. Тем самым Мегара отсекалась уже и чисто географи­чески32.

Наша реконструкция ночного ритуала опирается на все ступени архитектурного развития святилища, но прежде всего учитывает тот облик, какой оно имело с времен Перикла, то есть начиная приблизительно с 440 года до Р.Х. Тогда в западной части у колодца была площадка для открытых культовых танцев; в защищен­ной части существовали два двора, а также Дом по­священий — Телестерион. Особое место — "меж-дворье" — было отведено для промежуточного эпизода. Третья оргия проходила в Телестерионе; Четвертая по содержанию повторяла другие, а физически представля­ла собой возвратный путь. В 170 году от Р.Х. Марк Авре­лий выстроил для каждого эпизода особый двор, так что в последний период рядом с Домом посвящений распо­лагались четыре двора. Предшественником этих пяти "подмостков" вплоть до VII века до Р.Х. был один-един­ственный незащищенный двор юго-восточнее малого храма; Писистрат, возведя стену, защитил его и придал ему постоянную форму. Именно там проходили Первая, Вторая и Четвертая оргии, тогда как Третья первона­чально разыгрывалась, вероятно, в преддверии храма, а позднее уже в Телестерионе.

Георгиос Милонас, последним ведший раскопки в Элевсине и пользовавшийся непререкаемым авторитетом, счи­тает итоги раскопок на священном участке скудными с точки зрения содержательности: "хотя там был перевер­нут каждый камень", священное празднество и его культо­вый смысл остались неведомы. "С ранней юности, — пи­шет он, — я пытаюсь доискаться, что же там некогда про­исходило. Надежды таяли одна за другой, потому что ка­менных свидетельств не было. Много ночей я стоял на сту­пенях Телестериона, купаясь в волшебно-серебряном сия­нии луны, и надеялся услышать голос посвященных, наде­ялся, что человеческая душа все же сумеет уловить искорку сокрытого от рассудка. Увы! Древность упорно хранит свою тайну; Элевсинские мистерии разгадать невозможно"33. А чтобы дать чувству хоть какую-то зацепку, он сравнивает их с воскресным причастием в Православной церкви.

По правде говоря, Милонас напрасно падал духом. Внешние свидетельства раскрывают многое — надо лишь знать их духовное окружение. Вполне обоснованно Ми­лонас сетует только на то, что его жившие в прошлом веке наставники — филолог-классик фон Виламовиц и археолог Нильссон — были духовно далеки от сего пред­мета. И тот и другой при всей своей учености и славе страдали слепотой, что обнаруживается и в их сужде­ниях о не столь древних и более доступных свидетель­ствах. Так, они писали объемистые труды о Платоне и древнегреческой религии, но сами не были ни мысля­щими платониками, ни людьми мало-мальски религи­озными. Милонас унаследовал их позитивистскую бес­помощность, которая заметна и в его трактовке лишь иррационально любимых им таинств: например, он срав­нивает начальное шествие мистов в Фалер, к морю, под возгласы "halade mystai", с нынешним автомобильным потоком в летний выходной день34 или же привлекает для сопоставления обряды Православной церкви (мы тоже находим это небесполезным), однако решительно отказывается обратиться за помощью к современной древним таинствам орфике вкупе с ее сохранившимися гимнами, ибо "орфики были шарлатанами" — оценка, заимствованная у Ульриха фон Виламовица, который был духовно глух к тому миру35.

Милонасу отнюдь бы не помешало наряду с блестя­ще проведенными раскопками изучить не только воз­никновение греческой и латинской литургии36, но вос­пользоваться и орфическими гимнами, которые почти на тысячу лет старше, как духовными провожатыми к таинствам; ведь их исключение равнозначно историчес­кому подлогу. С освоением этих источников раскрыва­ются многие другие, что мы надеемся показать, в част­ности, на примере нашей реконструкции мистерий.

Некоторые надписи в Элевсине сообщают нам очень древние имена богов. Конечно, интерес представляют не все надписи; иные из них, относящиеся к поздней империи, содержат лишь сугубо частные факты. А вот имена богов всегда говорят весьма многое. Например, одна из древних надписей требует по обряду: "Козу купно для Деметры, Гекаты и Харит"37. Поскольку Элев­синии не допускали кровавых жертв, речь здесь идет, видимо, о примыкающем к ним открытом празднике Фесмофорий. Что же до таинства, то мы можем уз­нать из этой надписи по крайней мере имена божеств, причем особое внимание следует обратить на Харит, ибо они указывают на стилистику обрядов, которой была совершенно несвойственна жестокость прочих мистерий; мы называем эту стилистику "обращение к музам".

Другие надписи содержат указания на откры­тые военные игры, предварявшие таинства и тоже име­новавшиеся Элевсиниями. Так, одна из надписей ок. 500 года до Р.Х. перечисляет жертвы, которые по­лагалось принести накануне этих игр: "Трехлетний бык обеим богиням [Деб и Коре] и Плутону Долиху; по одному барану Триптолему, Телесидрому ["священному бегуну", то есть Евбулею. — Д.Л.], Артемиде, Посей­дону, Харитам, Гермесу и Гее"38. Тех же богов Аристо­фан рекомендует для поклонения женщинам на афин­ском празднике Фесмофорий39. Пятый гомеровский гимн VII века до Р.Х. относит такие военные игры не к сентябрю или октябрю, как сообщает надпись, а к весенним месяцам, видимо к февралю. Но маловеро­ятно, чтобы они происходили дважды в году. Проведе­ние игр весьма существенно с точки зрения духовного смысла мистерий, и в свое время мы остановимся на этом подробнее.

Первый двор внутреннего святилища располагал нижни­ми и верхними подмостками. Внизу стоял "камень скор­би", сиденье Деметры, перед которым плясала нагая слу­жанка Ямба-Баубо. Вероятно, она выплясывала перемену обличий, движение вспять от человека и животного вниз к змее. Под конец у нее в руке было яйцо, которое она протягивала богине. Этот дар надлежало поместить в се­редину круглого камня со множеством выемок — для раз­дельного принесения в жертву всевозможного зерна. Лишь это яйцо вызывало у старухи улыбку.

Пещеры элевсинских Матерей

Второй эпизод разыгрывался на подмостках возле хол­ма, откуда дорога вела направо вглубь, к древним пещерам около заслоняющего их небольшого храма Диониса. Сле­ва, уже на самих подмостках, стояла герма — четырех­гранный каменный столп с головой Гермеса.

Остановки открытой Священной дороги из Афин — не доходя до первой речки Кефисс — являют параллельно этому поле Деметры, "skira" (отсюда мисты наблюдали танец Ямбы на мосту), а затем справа за речкой — ка­мень Плутона (Зевса Мэлихия), опять-таки указывавший на небольшой храм перед древним двойным фотом. Наверху Пестрой горы находилось святилище Аполлона Хранителя Прямостоящего Образа Человеческого, и, как в Дельфах, оно имело связь с мастером превращений Дио­нисом. Возле гермы наша реконструкция мистерий поме­щает сцену бичевания, а в финале — висящий скелет.

Дата добавления: 2015-10-24