Дотронься до этой сучки!

Царь с хрустом потянулся: Агарес прилично помял его, но на способностях, подаренных богом Ахриманом, это никак не отразилось. Светлана исполнилась разочарованием – в ее голове, как дымка, исчезал один из главных мифов о загробном мире. Еще со школы она слышала байку: якобы перед глазами умирающего человека всего за одну секунду до смерти стрелой проносится видеоряд картинок из жизни – детство, школа, свадьба…

НО ОНА НИЧЕГО НЕ ВИДЕЛА.

Ни в первый раз, когда осколок стекла, проткнув глаз, вошел в ее мозг, ни теперь, во второй… Улыбающийся Мидас двигался к ней, разминая затекшие кисти рук, палец, превращающий плоть в золото, конвульсивно подергивался. На него не действовал окрик Малика, требующего сделать все скорее. Он работает бесплатно. И поэтому должен получить удовольствие от окончания охоты – вдоволь насладившись первобытным ужасом жертвы. Невеста почувствовала, что теряет сознание… рот Мидаса сделался огромным, заполнив все видимое пространство: как на экране кинотеатра, она могла разглядеть волосок, дрожащий на прозрачной кожице нижней губы – от нетерпения. Силы иссякли – Светлана обвисла в ручищах Ферри.

Рот сменился пальцем – таким большим, что отчетливо были видны линии узора на подушечке: нити переплетались, образуя красивый рисунок, – быки с изогнутыми рогами, на их горбатых спинах сидят длиннохвостые птицы…

Ладонь Мидаса придвинулась к лицу невесты, заставив окружающее пространство лопнуть голубыми льдинками, испуская арктический холод.

Горячая земля содрогнулась, уходя из-под ног Светланы…

Глава VII. Падение Вавилона
(Ночь на субботу, то же время)

Сквозь меркнущий разум невеста успела удивиться, насколько легко ее подняла в воздух раскаленная волна – словно перышко. Полет оказался быстрым и недолгим: она взлетела ввысь лишь на пару метров, не двигая руками и ногами, – что называется, «солдатиком». Соборная площадь треснула с легкостью ореховой скорлупы – ее разрезала извилистая, пышущая жаром трещина. Из подземных недр, словно горсть плевков, россыпью полетели бесформенные комья жидкого огня. Свалившись обратно, невеста приземлилась в трех метрах от Мидаса: голова стукнулась о камень, в глазах поплыл калейдоскоп из красно-зеленых пузырей. Мидас нелепо взмахнул руками, проваливаясь в расщелину, по новой рубашке поползли язычки подземного пламени. Успев схватиться пальцами левой руки за край пропасти, он отчаянно пытался вылезти наружу – из-под посиневших от напряжения, обломанных ногтей брызнула черная кровь.

– Дай мне руку! – прокричал Мидас Малику, перекрывая шум.

Он протянул правую ладонь, но Малик шарахнулся в сторону.

– Да ты чего, – испуганно завопил тот в ответ. – Шутишь, что ли?

Треснув, рядом переломилась пополам ель: на счастье царя, Ферри оказался сообразительнее коллеги. Подтащив ствол дерева к краю расщелины, бородач подтолкнул его Мидасу – обдирая ладони об иголки, тот вцепился в кору обеими руками, по еловым лапам весело побежали оранжевые разводы, сплетаясь в золотую паутину. Из глубин земли ударил новый сгусток энергии. Мидаса вместе с елью из чистого золота подбросило вверх: это помогло ему выбраться из пылающей расщелины, края которой сочились жидким огнем. Зубцы кремлевской стены, крошась, начали обваливаться. С ночного неба с ревом пикирующих бомбардировщиков ринулись объятые пламенем метеориты, чередуясь с огромными пластами льда. Сплющенная под ударами Боровицкая башня осела, уподобляясь девице в книксене, и грациозно завалилась на бок, на манер подтаявшего торта. Звезда на шпиле взорвалась рубиновым облаком, разлетаясь в мельчайшую пыль. Пылающее небесное тело размером со среднего носорога, издавая при полете воющий свист, с размаху ударило в крышу Дворца съездов – громадный купол, венчающий здание, исчез в одну секунду, будто испарился. Стены осели вниз, накрывая одна другую по принципу «карточного домика», разорвав пространство оглушающим грохотом, строение не рухнуло, а плавно и мягко сползло на камни – словно рисовая каша. В воздух столбом поднялась пыль, Соборную площадь заволокло белыми облаками. Поперек первой трещины на брусчатке аккуратно легла вторая, выплескивая потоки раскаленной лавы: мало кому пришло в голову, что вместе они образуют подобие креста. Потрясающей силы взрывная волна, вспучив вековые камни, разметала «новоживых» и «староживых», как яростный океанский шторм. Ферри, невеста, Малик и Мидас потеряли друг друга из виду – завеса известковой пыли не позволяла разглядеть даже собственные пальцы. А вот Агарес, правильно воспользовавшись землетрясением, сумел переломить рукопашную в свою пользу. Оседлав грудь поверженного противника, он вытащил из сапога крис – волнообразно изогнутый малайский кинжал.

– Что, опять? – обреченно вздохнул Кар, хватаясь рукой за лезвие.

– Ага, – расхохотался демон, вспарывая противнику яремную вену.

…Гигантские, раскаленные метеориты, смешиваясь с громадными кусками льда, продолжали утюжить город от центра до окраин, перемалывая в кровавую кашу стрельцов, панков, неандертальцев, солдат вермахта, купцов, витязей и японских туристов. Каменную мостовую заполнили тела умирающих – не успев отдать Богу душу, они заново воскресали, чтобы через секунду опять погибнуть от падения на голову очередного метеорита. Словно муравьи, люди сотнями сыпались в горящие расщелины с лавой – Врата Огня открывались всюду на площади, рассекая ее тело пылающими рубцами. Землетрясение не прекращалось ни на секунду: здания, дрожа, рушились в пыль, деревья вырывало с корнем, из прорванных труб лилась вода, каждый подземный удар, казалось, был вдвое мощнее предыдущего.

Расположившись на паре зубцов самого высокого участка кремлевской стены, сидя друг напротив друга, апостол Иоанн с ангелом Хальмгаром пассивно созерцали, как под лавиной небесного льда обмяк и съежился главный купол храма Христа Спасителя: падающие дождем градины проделали в золотой крыше великое множество одинаковых дыр, превратив церковь в решето.

– Мда, что-то не везет конкретно этому храму, – откровенно высказался Хальмгар. – Мистика, однозначно. Уже лет двести, прямо как часы: только на этом месте объект построят, как он впоследствии разрушается. Упрямые люди в Москве живут – я бы давно плюнул и перенес церковь в Бирюлево, от греха-то. А они отстраивают и отстраивают как заведенные. Но вообще ты зря падение Вавилона конкретно в Москве решил устроить. Сам видишь, сколько церквей. Думаешь, Богу понравится, что ты храм в щепки разнес?

– Ты знаешь, ему по барабану, – ответил Иоанн, провожая взглядом метеориты. – Он себе никаких храмов никогда и нигде не заказывал. А бассейн на этом месте ему не мешал. Когда это Бог жалел церкви? Для него они не более чем бездушные куски камня. Помнишь цунами 1755 года в Лиссабоне? Мало того, что оно случилось в День всех святых, так море разнесло все монастыри в городе. Это для людей культовые учреждения – благость, а ему-то что? Он сутками у алтаря не стоит и свечками не торгует.

Купол храма охватили языки пламени – они рвались вверх, словно пытаясь добраться до ледяных пластов. Красная площадь осветилась, как во время праздничной иллюминации, отдельные фрагменты панорамы ночного города застлал густой, непроглядный дым от повсеместно начавшихся пожарищ.

– Откровенно говоря, Иоанн, я тебя очень уважаю, – признался Хальмгар. – Других апостолов тоже, конечно, однако ты – самый лучший. Я твоим «Апокалипсисом» с детства зачитывался. Но поведай мне, пожалуйста, для чего, когда ты описывал там сцену падения града на Вавилон, то будто специально указал его вес: каждая градина – в целый талант! Это ж двадцать килограммов, извини меня. Ты не подумал, что они город натурально всмятку уделают? Интересно, в каком виде появятся перед Престолом здешние праведники? Расплющенные, без глаз, с кучей переломов. Красота.

Иоанн, в который раз за сутки, испытал чувство неловкости. К распухшему небу поднимались черные столбы жирного дыма, разбавленного огнем.

– Да, тут я дал маху, – признался он, не уставая поражаться, насколько происходящее напоминает ему картину художника Брюллова «Последний день Помпеи». – Но в свое оправдание хотелось бы сказать: ваши мастера спецэффектов, чьих достоинств я ничуть не умаляю, неправильно меня поняли. Я имел в виду конкретно греческий талант, который используют при взвешивании драгоценных металлов. Помнишь старую притчу про раба, коему дали золотой талант, а он зарыл его в землю? Это монета в семнадцать граммов.

– Про монету-то никто и не подумал, – расстроился Хальмгар. – Как видишь, все восприняли излишне буквально. И мне кажется, местный народ недоволен тем, что на него вдруг начали валиться пудовые куски льда.

Апостол промолчал, он смотрел на ГУМ. Главные башенки на центральном входе снесло градом под самое основание – они представляли собой груду бесформенных камней: изнутри, как листья салата, выглядывали кусочки зеленой черепицы. Левый подъезд сохранился на удивление неплохо, однако от правого осталась лишь половина: срезанная наискось, как масло ножом. Пролеты столетних лестниц упали вниз, тонны битого стекла превращались в хрустальные ручейки, плавясь от адского жара метеоритов. Под напором пламени почернел, потеряв остатки гламурного очарования, оливковый стенд с надписью Versace. Посреди дымящихся обломков одиноко высился фонтан: вода из чаши испарилась. Балансируя, как канатоходец на веревке, Иоанн поднялся на край стены, воздев руки вверх.

– И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, – провозгласил он, обращая покрытое сажей лицо к дыму багровых пожарищ. – Потому что товаров их никто уже не покупает – золотых и серебряных, камней драгоценных и жемчуга, и всяких изделий из слоновой кости – и душ человеческих… И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя… ты уже не найдешь его…

– Горе, горе тебе, город великий, одетый в виссон, порфиру и багряницу, – развернув полукругом огромные крылья, в унисон вторил ему ангел. – Ибо в один час погибло такое богатство! И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и корабельщики, и торгующие в море, и, видя дым от пожара ее, возопили – говоря: какой город подобен сему городу великому!

Закончив цитирование, Хальмгар едва не свалился со стены. Его поразила открывшаяся картина: храм Василия Блаженного, словно находясь в центре невидимого силового поля, оставался невредим под градом метеоритов. Все пять его глав по-прежнему гордо устремлялись к черным облакам, и лишь центральная золотая маковка казалась поврежденной. Очевидно, падением небольшого частного вертолета, чьи обломки дымились у основания храма.

– Это Его любимая игрушка, – улыбнулся Иоанн, отвечая на немой вопрос. – Сам посмотри – прямо пряничный теремок из сказки. Даже у Сталина рука не поднялась подобную красоту сносить, а ты думаешь, у Бога поднимется?

– Понятно, – кивнул ангел, радуясь Божьему чуду. – Кстати, а что это за корабли, упоминаемые у тебя в тексте? Соответствия мало. У Москвы и моря-то никакого нет, кроме разве что Клязьминского водохранилища.

Иоанн безмолвным жестом указал на Москву-реку. Вода кипела, выплескиваясь из берегов бушующими фонтанами: их струи состояли из грязи, белого пара и мелких камней. Землетрясение заставило ее захлестнуть пешеходные тротуары, и волны, вырвавшись на свободу, с жадностью поглощали первые этажи соседних домов. Разрисованные цветами и звездочками прогулочные кораблики, взлетавшие, как ракеты, под давлением пара, стрелой пикировали на городские крыши, объятые пламенем. Один катерок, расколовшись пополам, рухнул в обугленном дворе Дома правительства. Там, в общем-то, уже не было ни дома, ни правительства – громоздящиеся друг на друге камни окружала расплавленная чугунная ограда. Окрестные мосты, треснув в середине, обрушились в реку, став похожими на грустных жирафов-самоубийц, по доброй воле опустивших с обеих сторон длинные шеи в кипящую воду со сварившейся рыбой.

– И посыпали пеплом головы свои, – вспоминая классику, продолжил Хальмгар. – И вопили, плача и рыдая… ибо опустел город в один час!

Толстое стекло курантов над мавзолеем лопнуло от жара, покрывшись сеткой трещин, Спасская башня сморщилась, издав судорожный скрип, наподобие проржавевших петель дряхлой двери. В отличие от Боровицкой, она не осела, а рухнула прямо, столбом, с кряхтением и звоном рассыпаясь на жернова идеально круглых каменных долек, как порезанная колбаса. Мавзолей без единого звука провалился вовнутрь… крупные обломки ощерились острыми зубами из темно-красного гранита. Ребристые колеса разбившихся курантов вывалились на площадь, словно кишки из вспоротого живота неизвестного великана. Тяжелые стрелки упруго напряглись: механическое сердце часов, корчась в звенящих конвульсиях, остановилось.

Два человека, дальновидно укрывшиеся от адского града под сенью куполов собора Василия Блаженного, радостно выдохнули. Одарив друг друга торжествующими улыбками, они сдвинули пластиковые стаканы с дешевым шампанским – их тихий треск прозвучал свадебным звоном. Оба собутыльника выглядели лет на пятьдесят. Первый – маленького роста, с проплешиной посреди жидких волос, закутанный в рваный сюртук и штаны от старого тренировочного костюма. Второй – худой и долговязый, с длинными усами под сломанным носом: за его плечами качались искореженные крылья, выдавая принадлежность к полку польских кирасир.

– Шарман, мон шери. – Наполеон Бонапарт с наслаждением наполнил легкие горьким запахом дыма. – Дождался наконец-то: хоть через двести лет, но все же снова увидел, как горит Москва. Только ради этого стоило воскреснуть. Пардон, любезнейший, отвернитесь на минутку: у меня третий оргазм.

– У меня уже шестой, – смущенно признался польский комендант Кремля Николай Струсь^[94]. – Такая ностальгия… все полыхает, ломается, падает. Еще бы закусить человечинкой, Минину с Пожарским морду набить, и – полная нирвана. Интересно, а наше телевидение это будет транслировать?

– Жесть, – показал большой палец Наполеон и фирменным жестом заложил за отворот сюртука правую руку. – По поводу Пожарского – очень вас понимаю. Я тоже вчерась прицепил к треникам парадную саблю, пришел на аудиенцию к фельдмаршалу Кутузову, а его и след простыл. Они вместе с адмиралом Нельсоном и Моше Даяном^[95] уехали к воскресшему офтальмологу Федорову новые глаза вставлять. Определенно зря. Черная повязка, пересекающая лицо, отсвечивает в обществе модным гламуром.

С переливавшегося багровой мутью неба пушистыми хлопьями посыпался черный пепел – совсем как в первый день Апокалипсиса. Ветер тут же разнес порошинки по улицам и переулкам, игриво закручивая их в спирали. Град прекратился, а небеса иссякли, устав плеваться метеоритами, грохот и гул умолкли, разразившись раскатами прощального эха. Земля больше не дрожала – она затихла, обожженная лавой, истерзанная сотнями проломов. Кипящая река вернулась обратно в свои берега, булькая и шипя от недовольства. Огромный город лежал в руинах: над Красной площадью повис мертвый туман из непроницаемой пыли, смешавшийся с дымом пылающих костров. Кроме собора Василия Блаженного, в центре Москвы не осталось ни одного целого здания. Кругом, насколько падал глаз, высились лишь пустые, одинокие стены без крыш, зиявшие зубчатыми проломами.

– Веселись о сем, небо и святые апостолы, и пророки, – протерев глаза от пыли, подвел итог апостол Иоанн. – Ибо совершил Бог суд ваш над ним.

Хальмгар опустил руку с серым, блестящим предметом.

– Я все на камеру снимал, – пояснил он. – Апостолов это не касается, но у ангелов так положено, на слово не верят: совершил чудо – принеси документальное свидетельство. Я запечатлел падение Вавилона в лучшем разрешении. Потом на диск перепишу – зайдешь, заберешь. Такая вещь, как Апокалипсис, один раз в жизни случается. Позже в торренты^[96] сброшу.

– Так ведь Инета уже нет, – напомнил Иоанн, присаживаясь на зубцы.

– Точно, – почесал крыло Хальмгар. – Тогда ладно. Смонтирую, у Иисуса в кинозале посмотрим. Еще когда Гибсон сделал «Страсти Христовы», он распорядился доставить последний вариант Dolby Surround. Уши рвет – не приведи Господи. Надеюсь, ты доволен. Мы осуществили падение Вавилона, как было сказано в «Апокалипсисе», и не загубили ни одной живой души. Через минуту-другую все мертвые тела на этой площади воскреснут.

– Шоу потрясающее, – восхитился апостол, стряхивая с ушей известь. – Жаль лишь одного. Отсюда не очень хорошо просматривалась Тверская. А я давненько мечтаю увидеть крушение одного клуба со стриптизом, на язык так и просится: «И голоса играющих на гуслях, и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами – в тебе уже слышно не будет…».

– Это ты про клуб «Дягилевъ», что ли? – задумался Хальмгар. – Так он еще в прошлом году умудрился сгореть, причем без нашего участия. Опоздали.

Оба собеседника, взявшись за руки, пропали в облаке белого тумана.

У пылающих стен храма Христа Спасителя, колыхаясь на дымовой завесе, незримо плавал в воздухе четвертый всадник Апокалипсиса, сидя верхом на светло-зеленом коне, настоящий цвет которого пал жертвой ложного перевода. Впечатления сталкивались в груди, как копья воинов: он чувствовал себя нищим без копейки, сидящим на ужине в фешенебельном ресторане. Огромное кладбище мертвецов, десятки тысяч свежих трупов самых разных наций и рас, множество грудей, испустивших судорожный вздох… но ему уже не провести свою жатву. Зачем он приехал сюда? Наивный вопрос. Увидеть массовую гибель людей – в последний раз. Ведь уже завтра ему придется думать: как занять свой первый выходной.

В кармане у Смерти похрустывала мятая справка об увольнении.

Светлана пришла в себя от сильных рывков: кто-то дергал ее за ноги. Лицо и тело были сплошь засыпаны щебенкой – теплой, как песок на пляже. Ресницы, припорошенные слоем серой пыли, с трудом приподнялись. Расплываясь в стиле изображения любительской съемки, на нее смотрело идеально белое лицо с кроваво-красной улыбкой – прямо как Джокер. Лоб и щеки украшали брызги мелких малиновых пятен, похожих на веснушки.

– Ave Satanas, – обрадовалось лицо, став знакомым. – Я тебя нашел.

– Как ты меня опознал? – еле слыша свои слова, спросила невеста.

– По розовым кроссовкам, – ухмыльнулся Агарес. – С такой одежкой твое тельце ни с кем не спутаешь: здание рухнуло, тебя засыпало с головой.

Светлана кашлянула. Из губ вылетело белое облачко. Она пыталась задать вопрос, но слова куда-то ушли – в горле скрипела проклятая известка.

– Кровь? – понял ее демон. – Не волнуйся, она не моя. Когда Картафилу глотку резал, сослепу в артерию попал: все лицо мне забрызгал, козлище убогое. Встать сможешь? Не делай резких движений – обопрись на меня.

Ноги у Светланы подкашивались, в ушах могильным звоном бухали невидимые колокола. Навалившись на плечо демона, она протянула вперед руку – пытаясь проткнуть висящую перед ней вязкую, черно-белую мглу.

– Боже мой… Господи… что здесь произошло?

Демона передернуло как мальчика, который сунул палец в розетку.

– Будь добра, – сморщился он. – Не упоминай, плиз, это имя. Я еще ничего, а у некоторых демонов от его звучания приступы язвы желудка начинаются. Хорошо, что все церкви в прах рассыпались, ave Satanas, – у меня серных таблеток не осталось. Милого брателло с волшебными инъекциями мы вряд ли дождемся: изволил исчезнуть в неизвестном направлении. Эта компашка заявилась к Боровицкой башне весьма оперативно. Видимо, он не сумел их надолго задержать, чем так бахвалился. Вот как они в Раю работают. Ангелов что-то просить – легче самому сделать. Ладно, вертолет он все же сбил лихо, не спорю. Относительно сути твоего вопроса: да, у меня имеются некоторые догадки. Серия внезапных природных катаклизмов очень напоминает параграф из иоанновского «Апокалипсиса» – там, где описывается наказание, павшее на Вавилон. Правда, точно не помню – мне по этому предмету твердую тройку в аттестат влепили. Нет, они не перепутали город. Вообще-то Вавилон – призрачный образ. К моменту рождения Иоанна он как населенный пункт уже не существовал, для иудеев это был символ роскоши, изнеженной жизни, блуда и сибаритства, то есть, в современном толковании, цитадель гламура. Если брать отдельно роскошь и гламур, Москва идеально подходит на роль Вавилона, а вот в сексуальном аспекте – excuse me. В Евангелии «вавилонский блуд» упоминается с бесконечным смаком, на который только способны люди с вынужденным воздержанием. Оцени – главная блудница сидит верхом на Звере, держит чашу, в чаше намешано «блудодейство ее», а еще, оказывается, девушку по очереди трахали все цари земные. Стандартный шведский порнофильм с финальной групповухой. В Москве, конечно, хватает откровенного блядства – и даже не в повседневной жизни, а скорее в политике. Но вашему городу далеко до секс-столиц типа Амстердама или Паттайи. Откровенно говоря, меня вообще не волнует, что это сейчас было. Вавилон – так Вавилон. Землетрясение, метеориты и цунами пришлись как нельзя кстати. Иначе сейчас твою золотую статую при входе через Боровицкие ворота уже давно фотографировали бы японцы.

Агарес нежно погладил Светлане щеку. Со стороны это могло показаться лаской, но на деле он лишь стер слой известки с ее кожи, возле нижнего века.

– Думаю, далеко идти ты сейчас не сможешь, – пояснил он. – Надо хотя бы двадцать минут отлежаться, чуточку прийти в себя. Мы с тобой похожи на Пьеро и Мальвину, поступивших в театр французской пантомимы: грустные актеры с трагическими лицами, обсыпанными мукой. В таком состоянии обычный человек нас не узнает, но Мидаса еще глючат пары священного лавра. И хотя их воздействие будет продолжаться недолго, нам следует…

Не закончив фразу, демон резко отпустил невесту – не чувствуя опоры, та мешком осела на кучу камней. Сгорбившись, Агарес повернул шею, слегка наклонив голову вниз: он усиленно, по-собачьи внюхивался в пыль.

– Ты опять? – вяло произнесла Светлана.

– Странно… – свистящим шепотом ответил демон. – Я чувствую его. Ощущаю, понимаешь? «Смертьфона» нет в Боровицкой башне. Устройство замуровали р я д о м, в одной из близлежащих стен. Метеорит эту стену разрушил… и теперь я впитываю исходящие от аппарата радиоволны. Оживай быстрее. Если я найду его – это сразу решит все твои проблемы.

Подхватив невесту на руки, Агарес двинулся к обломкам кремлевской стены, слабо различимым в тумане: сложившись «домиком», два больших каменных пласта образовывали импровизированный шалаш с «ячейкой» внутри.

Аваддон появился с севера, через обломки Боровицких ворот. Ангел не снимал маски – инфракрасное зрение позволяло ему видеть даже сквозь толщину пыли и черного дыма. Они разминулись с Агаресом, чудом не столкнувшись в плавающем тумане: демон не заметил брата. Вспышку головной боли и тошноты он объяснил тем, что сослепу наступил на обломки креста из разрушенной церкви. А вот ангел вполне мог бы его увидеть.

Но в этот момент он смотрел совершенно в другую сторону…

Дата добавления: 2015-09-04