Отступление № 7 – Иоанн/Ной

Ной просто-напросто лучился, фонтанируя счастьем и благожелательностью. И херувимы, и серафимы – любой, кто хорошо знал Бормана, несомненно, были бы поражены: этот милый добряк ничем не напоминал прежнего Ноя, столь безжалостного к своим подчиненным. Официально, в общем, ему не подчинялся никто, но любое небесное создание понимало: личный секретарь Господа обладает пусть невидимой, но в то же время неограниченной властью. С этим визитером он бы тоже не церемонился, если бы не особый, можно сказать, исключительный случай. Отказать в приеме одному из самых приближенных апостолов – сразу начнутся кулуарные разговоры в «аквариуме» под недовольный шелест крыльев. Как-никак Иоанн с давних пор любимчик Божий, а его Евангелие – признанный на Земле и Небе бестселлер. Вокруг уже и без того хватает интриг и сплетен завистников, словно это не Небеса, а московская гламурная тусовка. Достаточно факта, что каждый месяц в канцелярию стабильно приходит анонимка от Хама, повествующая: «Папа упился вусмерть в винограднике и уснул среди лоз в голом виде»^[54]. Приятно слышать такое – от родного-то сына… а вот что поделаешь, даже принадлежность к касте праведников не дает гарантии: в семье не без урода. Извинившись перед гостем, Ной вышел в приемную и сейчас же вернулся с экологическим чайником, кипятившим воду на молниях.

– Тебе черный или зеленый? – гостеприимно вопросил он.

– Зеленый, – грустно ответил Иоанн. – Говорят, он успокаивает нервы.

Подождав всполоха крохотной молнии (над чайником взвилось грибовидное облачко пара), Ной плеснул ароматной жидкости в раскрашенную узбекскую пиалу и подвинул ее в сторону гостя.

– Так, у меня где-то еще была халва…– потянулся он к буфету.

– Спасибо, – остановил его Иоанн. – Давай обойдемся без сладкого.

Размешав чай, он бережно постучал о краешек пиалы серебряной ложечкой. Овальный кабинет секретаря Господня был выполнен в виде пасхального яйца, его расписывали лучшие художники эпохи Возрождения, но это вовсе не добавляло комфорта мятущейся душе апостола. Он предположил, что хорошо бы для храбрости добавить в чай энное количество рома, однако попросить об этом стеснялся.

– Ты был назначен редактором адаптации «Апокалипсис-лайт», – с усилием сформулировал фразу Иоанн, постепенно набирая обороты. – И, вероятно, напомнишь мне: ведь я сам в узком кругу, на совещании Совета Серафимов, голосовал за soft-версию Апокалипсиса. Но тогда я и предположить не мог, что общее количество редакторских правок зашкалит все допустимые пределы. Теперь же я с ужасом обнаруживаю, что события вольно болтаются в пространстве, не придерживаясь никакого хронологического порядка. Например, все семь ангелов уже вострубили, а я до сих пор не съел книгу Апокалипсиса: «В устах моих она была сладка, как мед, но горькой показалась в чреве моем»^[55]. Неделю сижу с ножом и вилкой, официанта жду. Нет, ты пойми меня правильно: я не поклонник поедания книжек, но ведь, согласно собственному пророчеству, я просто обязан ее съесть! И ладно бы только это. Сегодня утром я был на ознакомительной поездке в Припяти, осматривал Зверя. Не стал огорчать Хальмгара, однако с первых же минут появились сомнения, что ему поклоняются все земные народы. Разноцветное существо в стиле циркового Арлекина вызывает смех, но не ужас. Пугает и следующее: важнейшая битва с падшими ангелами Сатаны до сих пор не состоялась. Более того, минуту назад меня известили, что она и вовсе переносится с воскресенья на неопределенное время! Мертвые поднялись из могил значительно раньше, чем предусмотрено! Признаюсь, у меня голова лопается. Это не редактура, а резня…

Ной отставил чашку с чаем и ласково приложил ладонь к его губам. Иоанн в изумлении остановился, захлебнувшись на полуслове.

– Дорогой брат, – с искренним сочувствием произнес праведник. – Разумеется, я полностью разделяю твое возмущение… да и как же мне его не разделить? Ты – автор Апокалипсиса, творец, художник. Откровение излито на страницы кровью из твоего сердца: ты не пожалел собственной души, красочно живописуя будущее человечества. Если позволишь, я задам лишь один вопрос – маленький-маленький. Как часто ты имел возможность видеть фильмы, поставленные по знаменитой книге-бестселлеру? Например, «Кристину» Стивена Кинга?

– Фильм ужасов? – с ходу запнулся Иоанн. – Я полагал, что в Раю строго запрещается ходить на киноленты с демоническим содержанием, за исключением «Экзорциста»^[56]. Конечно, я не смотрел это кино.

– Я тоже, – быстро ответил Ной. – Но те нечестивцы, кто осмелился видеть подобное непотребство, рассказывали – многие фрагменты книги в фильм не вошли. А почему? Физически невозможно поместить каждый диалог в киноадаптацию. Иначе на свет божий выйдет редкостная тягомотина примерно часов на восемь – столько ни один человек в кинотеатре не высидит, даже если придет туда с биотуалетом. Сравни масштаб постановки. Мы тоже делаем реальный блокбастер по книге. Но убежденный тобой Господь, утвердивший версию «лайт», вследствие огромной любви своей пожелал – люди должны испытать меньше мучений, чем им было предназначено изначально. Значит, сокращения текста неизбежны. Признаюсь – я сам рыдал, как младенец, когда пришлось вырезать из оригинала блестящие сцены у реки Евфрат: «И освобождены были четыре ангела. Так и видел я в видении коней, и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней – как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера. От всех этих трех язв умерла третья часть людей; ибо сила коней заключалась во рту их и хвостах их, а хвосты были подобные змеям, и имели головы, и ими они вредили». Господи вседержитель, да ты представляешь, как бы это выглядело в исполнении? Диавол от зависти без вопросов убил бы себя об стену: такой креатив ему неподвластен.

– А смысл? – встрял Иоанн. – Замах на рубль, но удар на копейку. «Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так, чтобы не поклоняться бесам золотым и серебряным». Вырежем под корень треть населения Земли, а остальные не прочухают, что предавать, убивать и обманывать за бабло – страшный грех. Кстати, знал бы, что появятся банковские карты, включил бы в описание пластиковых бесов. На деле я не сожалею об утере этого фрагмента. Но ведь твои цензорские ножницы прошлись по очень значимым местам…

Одним глотком выпив весь чай, Ной ринулся в атаку.

– Возлюбленный брат, – с молитвенным прононсом произнес он, по-буддийски сложив руки. – Я не знаю, как всем остальным, но вот мне твоя книга ОЧЕНЬ нравится. Это шедевр. Вот бьюсь об заклад: явись то же самое видение Матфею, Петру или Иуде – да им в жизни так не написать. Талант у тебя – огромный. Но, кроме невообразимо большой бочки меда, у меня есть и крохотная ложка дегтя… да и не ложка она даже, а микроскопическая толика на кончике швейной иглы. «Апокалипсис» чрезвычайно плохо отредактирован, а начало не удалось: отдает невообразимой нудностью, не цепляет. Тысячу раз извини, но все эти описания – семь светильников, семь звезд, послания ангелам семи церквей – Лаодикийской, Сардийской, Фессалийской и пес знает какой, двадцать четыре престола, где восседает столько же старцев в белых одеждах… многие уснули на прочтении еще до старцев.

Иоанна охватило легкое, но неприятное смятение.

– Гм, – сказал он, глотая утративший вкус чай. – Критиковать-то все здоровы, манной небесной не корми. Я, брат Ной, согласен, что местами в «Апокалипсисе» наблюдаются ненужные длинноты. Но, видишь ли, я счел своей обязанностью зарисовать каждую секунду откровения, ибо меня терзала боязнь – не дай Бог, я пропущу что-то очень важное.

– Искренне поддерживаю тебя, брат! – горячо воскликнул Ной. – Но, увы, увы – мой милый Иоанн… общеизвестно, именно в деталях-то и кроется Диавол. Это одна из основных ошибок начинающих авторов. Они растекаются мыслью по древу: дескать, что вижу, то и пою. Если бы не редактировали Ветхий Завет, знаешь, что могло получиться? Пришлось издать бы его в пятидесяти томах, как полное собрание сочинений Ленина. А там ведь не какие-нибудь всадники со змеиными хвостами, сокращаешь про Господа, плачешь и чувствуешь – ну прямо ножом ты по сердцу себе режешь! К чему это я? А к тому, брат, что сокращения неизбежны в любой книге – даже в самой что ни на есть крутой. Подумаешь, почистили каких-то там старцев… да кому, скажи на милость, эти старцы нужны? Сидят, кланяются, говорят чего-то… туфта одна. Зато дальше-то все – любо-дорого. Семь печатей мы с книги Апокалипсиса сняли? С величайшей осторожностью. Четырех всадников выпустили? Да, вон они по Дарфуру скачут. Звезды земные на землю пали? Почитай новости о метеоритном дожде в Гренландии. Цари земные скрылись? Еще как – ни Путина, ни Обамы, ни Саркози днем с огнем найти не можем. Семь ангелов вострубили? Само собой, я чуть не оглох. Зверь вышел на песок из воды? Уууу, гад здоровущий. Люди ему кланяются? А то. Семь чаш гнева Божия оприходовали? Без остатка. Речушку в Суринаме превратили в кровь, солнце, как и положено, безжалостно жгло огнем людей, сторонники Зверя в Либерии с ног до головы покрылись язвами и т.д. Первоначально, как ты помнишь, гнев Божий планировалось применять по принципу ковровой бомбардировки, утюжа всех подряд. Однако позднее стиль наказания был смягчен именно по твоей просьбе. Поэтому, дорогой мой автор, очень странно слышать сейчас упреки в реализации этого плана.

Молния снова вскипятила чайник – длительная речь иссушила горло Ноя. Он уже собаку съел на общении с недовольными писателями: например, с нервными авторами апокрифов^[57]. Каждый считает свое творение гениальным и затмевающим все остальные – здесь очень важно опустить его с Небес на Землю. Кабы не въедливая редактура Ноя, весь Рай перевешался бы от качества текстов, которые любой праведник считал нужным впихнуть в Библию. Ной не делал исключений даже для апостолов. Из всех двенадцати Евангелий он одобрил к публикации только четыре – Луки, Марка, Матфея и того же Иоанна, остальным авторам было отказано по причине «неформата». Жаловаться Иисусу было бесполезно, но не в случае Богослова: они периодически гуляют с Господом в садах, а сие чревато последствиями…

– Эти сокращения я как раз не оспариваю, – растеряв прежнюю уверенность, промямлил апостол. – Меня смущают другие вещи. Вроде, если тебя послушать, мы все делаем правильно. Но в то же время что-то я не наблюдаю «144 тысячи девственников, не осквернивших себя с женами, не имеющих в устах лукавства и непорочных перед престолом Божиим». Согласно «Апокалипсису», они должны присутствовать. Но их как не было, так и нет. Катастрофа. Вкупе с восставшими мертвецами на Земле шестьдесят пять миллиардов грешников. Праведников – НОЛЬ.

Ной протянул к нему обе руки, задев чайник с молниями.

– Любезный брат! – с возмущением воскликнул он. – Тебе ли говорить это? Почитай, уже две тысячи лет, как ты наслаждаешься садами райскими в чертогах Господних, и нешто тебе неведомо, как трудно в современном мире сыскать девственников? Это штучный товар – природная редкость, вроде красного бриллианта. Такой эксклюзив на дороге не валяется. Представь, сколько придется установить пунктов, где дипломированные ангелы-психологи будут путем перекрестного допроса проверять наличие девственности у этих отроков! Их же, прости Господи, иначе не протестируешь: непорочны или нет. Соврут – глазом не моргнут. Мы оказались не подготовлены к мелким сложностям, поэтому хронология событий перепуталась. Но сути дела это не меняет.

Иоанн хотел сказать, что как раз меняет – и ОЧЕНЬ СИЛЬНО. Но, помня свое задание, отменил реплику, уткнувшись в дно пиалы.

– Так вот! – вдохновленно жестикулировал Ной, размахивая чайником. – Брат, уж кто-кто, а я – твой поклонник номер один. Но давно хотел тебе сказать – «Апокалипсис» содержит дикое количество повторов. Куда ни плюнь, везде кровища. Низкосортный трэш какой-то. Сначала у тебя луна «сделалась как кровь». Потом ангел вострубил – пошел «град и огонь, смешанный с кровью». Низвергается гора в море, и что мы видим? Конечно, третья часть моря «стала кровью». Про чаши гнева Божия уже понятно: их вылили в океан, реки и источники, каковые разом – хлоп, и кровь. Ты меня извини, конечно, но это совсем Тарантино получается. И как такое не подредактировать слегка? А землетрясения? Как брат и поклонник говорю – хватил ты лишку. Шестую печать с книги Апокалипсиса сняли, и пожалте: «Произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница», седьмой ангел вострубил, «сделалось великое землетрясение», а после него – еще одно! Но и этого тебе мало: выливает ангел шестую чашу гнева, и опять – «сделалось великое землетрясение, которого не бывало с тех пор, как люди на земле». Да, пару квэйков^[58] мы организовали. Но по твоему сценарию Земля обязана трястись без перерыва, а как работать в таких условиях, если тебя колбасит, словно на танцполе! Вот и пришлось сократить лишнюю кровушку, лишнюю тряску – это только на пользу пошло. Я для своего родного дяди так не стараюсь, как для тебя.

– У тебя нет дяди, – вяло возразил Иоанн.

– Неважно, – махнул рукой Ной. – Был бы – так старался. Я спокон веку таков. Вот ты сейчас весь в расстройствах, а думаешь, мне с ковчегом легко было? Вывезти каждой твари по паре, лазить за каждым пауком по Амазонке, в джунглях Африки, заплывать в океанские впадины, вытаскивая рыбу-светильник… а потом всех их принести в жертву Господу?^[59] Любимую колибри отправил в огонь, а уж о сумчатом волке и сейчас спокойно говорить не могу – слезы душат. Жалко, но это – РАБОТА. И Господь мои усилия оценил: дал личные гарантии, что потоп – последний. Знаешь, как мне после такого противно смотреть киношку, где очередной герой спасает мир? Не будь меня, Землю бы еще сто раз залило, ты знаешь Бога-отца – он на расправу крут, ему и повода не надо. Давай закончим, а? Время поджимает: Страшный Суд на носу.

Иоанн притворился, что не понял прозрачный намек.

– Повторов трудно избежать, – надавил на жалость апостол. – Когда сдаешь книгу в авральном порядке – не до вычитки. Но ты вычеркнул падение Вавилона! Для меня сей вопрос актуален, и здесь я не собираюсь уступать – готов снова дойти до Христа. Вавилон – это символ. Он должен расколоться на три части и рухнуть в пламени за все прегрешения, совершенные людьми. Иначе вообще грош цена тому, что мы с тобой затеяли. Как раз сейчас пришло время осуществить НАСТОЯЩЕЕ пророчество о Вавилоне, дабы показать власть Господа. Никто из людей не пострадает: одни бессмертны, а другие – мертвы.

Впервые с начала беседы Ной запнулся.

– Эээээ, – натужно протянул он. – В принципе я не против… но просто вот какое дело… Как ты указывал в «Апокалипсисе», сразу после падения Вавилона состоится Страшный Суд, а затем с неба должен сойти новый Иерусалим, «приготовленный, как невеста, украшенная для мужа своего». Но сходить-то нечему, получилось, как с Олимпиадой в Сочи. Резолюция Господа провести конец света есть, а строительства и не начинали. Я даже не знаю, какой тип стройматериалов применять. Поэтому думали, что отрезок времени, пока сторонники Диавола падут в озеро огненное, праведники перекантуются в Москве – поживут в «Мариотте» и «Балчуг-Кемпински». Им понравится: особенно убиенным за слово Божие. Посуди сам, милый брат, если же Москву постигнет судьба Вавилона, то селить их будет негде, – отели-то сгорят к свиньям.

Иоанн скромно возвел глаза к потолку: на мозаике да Винчи «Тайная вечеря» он сидел по правую руку от Христа. Ной был достаточно искушен в интригах, чтобы воспринять этот прозрачный намек.

– Так думают некоторые, – быстро среагировал опытный праведник. – И в корне ошибаются! Я вот тоже думаю – ведь безгрешные девственники вовсе не ломятся к нам гурьбой. Почему бы и не провести разовое падение Вавилона, хотя бы в назидание другим? Никто не верит в мощь великой силы Господа нашего. Может, наглядный пример сработает?

Апостол встал, с деликатностью отставив пустую пиалу.

– Когда планируете начинать? – деловито спросил Иоанн.

– Три-четыре часа уйдет на то, чтобы скорректировать действия ангелов, – улыбнулся ему в лицо Ной. – Хочешь отправиться сам и посмотреть на исполнение твоего пророчества? Я это устрою.

– Был бы благодарен, – ответил Иоанн, взглянув на часы.

– Считай, ты уже в Москве, – небрежно махнул рукой Ной.

Выдвинув ящичек лакового китайского столика с перламутровыми журавлями, он оттиснул печать на пропуск к земному телепортеру. Делая это, праведник попросту умирал от радостной мысли: неужели Иоанн сейчас покинет его кабинет? Вырвав пропуск из толстой книжечки, Ной размашисто расписался и протянул его апостолу.

– Ты не поверишь, брат, ну как же я был рад тебя видеть!

Прикрыв дверь, Иоанн прошел по облачному коридору, у стен в почетном карауле застыли статные ангелы с мечами в руках. На выходе апостола уже ждал красивый игрушечный электромобильчик (он также приводился в движение молниями). Запрыгнув на желтенькое сиденье, Иоанн за полчаса доехал до Райских Врат, где чуточку поболтал со старым знакомцем – привратником Петром. Терпеливо выслушав очередную жалобу – сколько святой Петр для КОЕ-КОГО сделал, а в благодарность получил лишь должность швейцара, апостол сочувственно покивал. Обнявшись на прощание с коллегой, он прошел через Райские Врата – туда, где светилась голубыми фонарями остановка телепорта. На лавочке ожидали очереди несколько человек: ангелы-адвокаты с чемоданами архивных документов для Страшного Суда, поставщики ангелов возмездия с упаковками серебряных мечей, а также три женщины, с головой закутанные в покрывала из искрящейся материи. Присев рядом с одной из них, Иоанн кашлянул в кулак. Не поворачиваясь, глядя прямо перед собой, он неслышно прошептал – точнее, просто произнес все слова без единого звука, одними губами:

– Я сказал все, что нужно.

– Он купился? – таким же безмолвным шепотом спросила женщина.

– Вне сомнений, – заверил апостол.

– Храни молчание, – строго приказала собеседница. – До того дня.

– Конечно, моя любовь, – кивнул Иоанн. – Все, что ты скажешь.

От фигуры в покрывале исходил тонкий запах карамели…

Глава VI. Молочный мальчик
(Москва, пятница – туннели метро)

Агарес твердо обещал мне переломать все ноги, если я снова посмею так заорать. По выражению лица демона понятно, что он не шутит. Бедняга утверждает, что у него лопнула по меньшей мере одна барабанная перепонка.

Или даже обе. Хорошо, что при Апокалипсисе повреждения на теле восстанавливаются – пусть даже и не сразу. В шутку или всерьез, но демон клянется: такого визга он не слышал даже от грешников в Аду. Еще бы. Одно дело – адские сковородки, и совсем другое: когда приходишь в себя после потери сознания и видишь мужика, который тебя сбросил в подъезде с лестницы. Брызжущий водоворот трехдневных событий напоминает вспышку буйной шизофрении. Мертвецы не могут сходить с ума? Честное слово, очень жаль. Как в том анекдоте про отрезанную голову на рельсах – «Вот, блядь, и сходил за хлебушком». Вышла, что называется, за сигаретами – влетела в такую карусель, что хочется крикнуть: «Остановите, я сойду».

Мой мертвый мозг трескается от наплыва информации. Агарес объяснил – самый первый, черновой вариант «Апокалипсиса» содержит упоминание: некая последняя невеста способна повлиять на конец света. Молодая девушка, обреченная погибнуть вскоре после своей свадьбы, а затем воскреснуть на первом же кладбище, где трупы поднимутся из могил. Таковым кладбищем стало Ваганьковское – это моя пиар-контора о похоронах позаботилась, она там с целью инвестиций участки покупает. Более чем очевидно… те, кто на меня охотится, каким-то образом сумели достать и прочитать этот евангельский черновик. На вопрос: а в чем, собственно, состоит мое влияние, Агарес и Аваддон переглянулись и ничего не ответили. Аваддон – человек в белой маске и с черным лицом, спасший меня в вестибюле «Отрадного», выпустив облако гремящей крыльями саранчи. Он ангел бездны, и его послал Рай, чтобы уберечь меня от возможных неприятностей. Агарес – могущественный демон, важный начальник из Преисподней: о цели своего задания он не особенно распространялся. Но, видимо, я ему тоже для чего-то крайне необходима.

Нормальная, даже бытовая ситуация: плетусь по мрачному туннелю метро – под ногами сплошная сырость, шуршат пробегающие крысы, не горит ни одна лампочка, а рядом переругиваются бредущие по шпалам ангел и демон. Может, я не воскресла, а просто-напросто лежу в психушке и меня по самое не хочу обкололи лекарствами? Из обрывков их разговора (пока они не спохватились и не перешли на непонятный мне, гортанный язык) я поняла, что эти двое – сводные братья. Как такое может случиться? Надо будет потом расспросить, обожаю семейные тайны. Мы движемся к метро «Охотный ряд»: очень скоро человек с белым, как смерть, лицом сможет выяснить, в каком именно квадрате Москвы мы находимся. «Он это умеет», – безапелляционно сказал Аваддон, и у меня нет оснований ему не доверять.

Топать долго – уже несколько раз заблудились. Мои спутники не разбираются в схеме подземки и совершенно напрасно положились на мою интуицию. Я привыкла ездить по туннелям, а не ходить по ним. Там, оказывается, полным-полно хитроумных ответвлений и закоулков! Часто сворачиваем не туда: приходится возвращаться назад и искать новый путь. Думаю, до «Охотного ряда» такими темпами мы доберемся поздно вечером. Ни фига себе радость, скажу я вам – половину суток тащиться через эти гребаные коридоры! Одно хорошо – перерывы для отдыха не требуются. Стоит прийти усталости, как она сменяется новым зарядом сил: прямо как в спину пушистого розового кролика из рекламы вставили очередную батарейку. Я мертвая, они – тоже из загробного мира, нам непонятны проблемы живых. Почему «Охотный ряд»? Это уже личная заслуга Агареса. Демон убедил Аваддона – там он сможет отыскать ОДНУ ВЕЩЬ, способную создать препятствие на пути наших преследователей. Они длительное время яростно шептались о чем-то в углу, ангел со скрипом, но согласился, сказав, что другого-то выбора все равно нет. Конечно же, в подробности меня посвящать отказались. Пришлось призвать на помощь все душевные силы, чтобы пережить подобное хамство. Я вообще-то девушка спокойная, но тут любая выйдет из себя, если ей дают понять: ты – никто. Полная дура, мебель для интерьера, мы все решим за тебя – а ты, существо второго сорта, стой в сторонке и не встревай. В принципе подарен отличный повод устроить скандал, но, увы – это ни к чему не приведет. Мужики не способны слышать женщину. Их слух от природы устроен так, что воспринимает только звук льющегося пива и телевизор, где показывают чемпионат мира по футболу. Откуда у меня такие злобные мысли? Ах, ну да, конечно. После своего первого, но на редкость неудачного брака я просто обязана стать лесбиянкой.

Они не говорят, почему в этом деле замешан Олег. Утверждают, что сами хотели бы знать – кто он такой и что ему надо. Я им не верю. Человека с белым лицом Аваддон опознал сразу, как только тот прикоснулся к стеклу. Я своими ушами слышала: ангел разговаривал с ним… и он УЖЕ считал, что белолицый – марионетка, которой управляет опытный кукловод. Теперь Аваддон отделывается заявлениями, что личность нападавшего не суть важна: требуется раскусить, кто именно стоит за ним. Надеюсь, я сумею выжать из них хоть какие-то подробности прежде, чем мы доберемся до «Охотного ряда». Пять лет проработала пиар-менеджером – знаю, как надо людей правильно на беседу разводить: сначала расположить к себе, а затем вытягивать нужную инфу по крупицам. Иначе ведь лопну от любопытства, пока мы шагаем до нужной станции. Я двигаюсь тупо, как послушная лошадь. Почему у меня нет внутри страха? Ангел и демон встревожены куда больше. Ах, вот почему. За последнюю неделю случилось СЛИШКОМ много всего, чего не должно было случаться. Свадьба, смерть, воскрешение, ночевка у Иры, костры на улицах постапокалиптической Москвы, солдаты вермахта, стрельцы царевны Софьи^[60], дворяне в бархатных камзолах, незнакомец с белым лицом, новая ипостась Олега, гремящая железом саранча с женскими волосами и пробуждение во тьме – у ног ангела. Чересчур круто.

Опустевшее метро продолжает поражать непривычной тишиной. Совершенно мертвое пространство. Нет железного лязга вагонов, механического объявления станций через громкоговоритель, птичьего многоголосья тысяч пассажиров, не движутся эскалаторы, и никто не предупреждает с дежурным безразличием – «Не кладите вещи на поручни». Подземка напоминает тушу огромного зверя, пораженного копьем неведомого охотника в самое сердце, – он лежит, рухнув наземь недвижимой грудой бетонных мышц. Проклиная все на свете, спотыкаясь и падая в темноте, я ползу по зловонным кишкам мертвого монстра. Сверху капает затхлая вода, скрипят трухлявые шпалы, кроссовки вымазаны в грязи, во тьме слышатся шелест и шуршанье: жуки это или крысы, мне уже наплевать. Почему метро так красиво снаружи и столь ужасно изнутри? Подземка с давних пор служит кладезем идей для леденящих кровь книг и сценаристов фильмов ужасов. Ее мрачные недра таят в себе мутантов, древних чудовищ, инопланетян и серийных убийц. Метро – неодушевленное создание, механический организм. Но видеть его пустым до ужаса непривычно: все равно, что встретить в лесу муравейник без муравьев. Десятилетиями мы неслись в ободранных вагонах по темному брюху подземки, от станции к станции, не смотря в окна, уткнувшись в книжку или слушая плеер… а за окнами простирался настоящий, невидимый пассажирами ад. Вычурный пафос помпезных станций и в контрасте с ним – кошмар черных коридоров… Словно в доме известной красавицы живет сестра-уродка – беззубое и горбатое существо, которое родители стыдливо прячут от любопытных глаз в дальней комнате. Вы помните ощущение, когда поезд вдруг останавливается в туннеле между станций, в полнейшей тьме и гробовом молчании? Пассажиров сразу охватывает подсознательный страх. Они сами не знают, чего, но они – БОЯТСЯ: будто крышу вагона сейчас облепят нырнувшие из сумрака монстры, желающие насытиться кусками их мяса. Я вновь спотыкаюсь об шпалу – едва не падаю. Мать-перемать. Почему здесь так душно? Волосы превратились во влажные сосульки, с их кончиков капает пот, чувствую, как по футболке расползаются большие мокрые пятна. Второй день не принимала нормальную ванну, Боже ты мой. Кто сказал, что зомби пофиг гигиена? Я отдамся за горячий душ и одну ложку шампуня…

Я поворачиваюсь к Агаресу, и он перехватывает мой взгляд. У него странные глаза – желтые, с зелеными огоньками, как у дикой кошки. Забавно бы узнать – я интересую его как женщина? Эх, для чего себе льстить… я не вижу себя в темноте, но и так понятно – грязное, измученное существо непонятного пола, залитое потом, с синяками на теле. Еще денек в таком состоянии, и со мной согласятся переспать, если только я заплачу сотню евро. А то и дороже. Хотя… он же демон: кто знает, какие у них вкусы в отношении женщин. Он идет рядом со мной и по неизвестной мне причине старается держаться подальше от своего брата. Отношения у них сложные – никаких объятий, похлопываний по плечу и добрых слов. Я обворожительно улыбаюсь ему высохшими губами, надеясь, что кошачьи глаза хорошо видят в кромешной, плотной темноте. Но демон не реагирует. Опытная сволочь.

– Послушай, Агарес, – шиплю я вполголоса. – Я понимаю, у вас такой стиль: держать объект в неведении. Но это ошибка. Сама личность человека с перчаткой на руке для меня значения не имеет. Просто объясни – что он сделал с Ириной? Почему я должна его бояться? И если во время Апокалипсиса люди в принципе не умирают, то откуда исходит опасность?

Демон сверлит огоньками глаз спину Аваддона. Но тот отмалчивается, предоставляя возможность один на один разбираться с моим любопытством.

– Да здесь все проще простого, – объясняет Агарес, слегка запинаясь. Он обладает интересным голосом – в отличие от ангела, говорит совсем без акцента: так, будто демон родился и вырос где-нибудь в Рязани. – Этот человек жил много веков назад. Ученые-историки, впрочем, подняли бы нас на смех – они считают сию личность мифическим персонажем, никогда не существовавшим в реальности. Скажи, ты можешь вспомнить оттенок его кожи на лице? Молочный, искрящийся, ну просто потрясающе белый цвет.

Я киваю. Разумеется, помню. Такое вряд ли забудется за один день.

– Его купали в молоке с самого раннего детства, – с увлечением продолжает демон, перепрыгивая через шпалы. – Так было принято в их кругах – что называется, наследственность. Мать ребенка еще при жизни определила себя как богиня, даже воздвигла храм в свою личную честь. И она, и отец мальчика изначально вселяли в него уверенность – он сродни самим богам и обязан по виду отличаться от прочих смертных. Ежедневно к их дому доставляли бочки с отборным молоком от лучших коров, и ребенок бултыхался в нем дни и ночи напролет. К тридцати годам парень добился своего, став обладателем идеально белого кожного покрова: он словно принадлежал существу, явившемуся из другого мира. Это сейчас белой кожей никого не удивишь – любой каприз за ваши деньги, Майкл Джексон тебе подтвердит. Но тогда, две с половиной тысячи лет назад, подобное зрелище приводило людей в трепет. На удивительного паренька с молочно-белой кожей толпами приходили посмотреть ходоки из самых дальних городов. Но надо сказать, в глубокой древности даже очень высокопоставленные боги были проще, чем сейчас. Демократичнее и умнее.

Демон сделал выжидательную паузу – как оказалось, вовсе не зря.

– Тогда народу на Земле жило меньше, – немедленно возразил Аваддон. – И запросы у них были куда скромнее. Прислать «феррари» или трех блондинок никто не просил. Может, прекратишь крутить постоянную фигу в кармане?

Агарес не удостоил его ответом.

– Официальная Библия это скрывает, – с ехидцей произнес он. – Но те языческие божества, престолам которых поклонялись тогдашние народы, являлись земными представителями главного, небесного Бога. Так сказать, что-то вроде нынешних губернаторов или представителей президента. Осирис в Египте, Кришна в Индии, Ахурамазда в Персии. Со временем многие из них были уволены как не справившиеся с работой, но это к делу уже не относится. Древние боги спокойно общались с людьми, наказывали, поощряли, судили их споры, выслушивали просьбы… даже устраивали конкурсы красоты. Трудно представить таких продвинутых богов, правда? Это сейчас тупо молятся годами и не слышат с Небес ни слова в ответ…

Аваддон резко останавливается, преградив нам дорогу. На его лице маска, но я чувствую, как душу ангела бездны разрывает хрипящее чувство ярости…

Глава VII. Клетка для души
(То же время, день и место)

Несколько секунд они смотрят друг на друга: лицо демона застывает, мускулы недвижимы; и мне кажется, что он надел точно такую же маску.

– Ты думаешь, я постесняюсь дамы, брателло? – звучит ледяной голос Аваддона. – Напрасно. Еще одна такая фраза – и ты получишь в табло.

Демон дарит брата взглядом, от которого свернулось бы молоко.

– Не любишь правду? – усмехается он. – Понимаю тебя, братец.

– В белых облаках я видел твое понимание, – с олимпийским спокойствием отвечает Аваддон. – Вали к себе в Ад и там клевещи на добро, сколько хочешь. В следующий раз я не дам тебе инъекцию серы: ты останешься валяться здесь. Уж поверь – горьких слез я при этом вовсе не пролью.

Агарес чувственно заскрипел зубами: было видно, что он борется с желанием начать драку. Однако демон промолчал, и мы двинулись дальше. Негатив этой парочки, очевидно, постепенно пропитал и меня – я начинаю злиться.

– Ну, так и что дальше? – даю я волю эмоциям. – Может, хватит уже зубы заговаривать? Заколебали своей мистикой… сразу-то нельзя сказать?

– Спокойно, девица, – прерывает меня демон. – Как раз здесь и начинается полный рок-н-ролл. Наш белолицый симпатяга не удовольствовался наличием белой кожи – он окончательно вошел в роль божества. И на этом основании возжелал, чтобы жители приносили ему кровавые жертвы. Но одного желания мало: для вхождения в высшие чертоги требовалась сущая мелочь – умение творить чудеса. И тогда паренек, по примеру своей мамы, обратился с просьбой к местным богам, умоляя презентовать ему одну весьма и весьма интересную способность. Однако те не оказались столь легковерны, как он ожидал. Хоть они и не имели в запасе детектора лжи, но отказали просителю наотрез, заподозрив его в наличии злого умысла. Любой другой кандидат в боги успокоился бы и пошел топить свое горе в свежем молоке… но не таков был этот белолицый мальчик. Ночь он провел в раздумьях, а на рассвете покинул родной город… его путь лежал на Восток – в далекие владения, отданные в удел могущественных богов зла. Припав к подножию тернового трона персидского бога Ахримана, он поклонился богатыми дарами и поцеловал тому ноготь мизинца ноги в знак вечной покорности. Ахриман с древних лет олицетворял пещерное зло: он являлся давним властелином смерти и ночного мрака, царствуя над мириадами подчиненных ему дэви – летающих демонов. Бог охотно заключил договор с молочным мальчиком: тот отдавал во власть демонов свой город на ближайшую тысячу лет… а взамен Ахриман жаловал его уникальной способностью. Той самой, которую ты видела в деле.

…Мы вышли на открытое пространство. Аваддон включил армейский фонарик, нащупывая белым пятном света большие буквы на серой стене. «Цвет-ной буль-вар», – щурясь, прочитала я по слогам как первоклассница.

– Ты сказала – он не может тебя убить? – небрежно спросил демон.

– Да, – осторожно ответила я. – А разве это не так?

– Нет, все правильно, – согласился Агарес. – Он вовсе не убивает. Прикосновение опустошает человека, заключая его душу в своеобразную клетку. Ты, словно варенье внутри леденца, находишься в непробиваемой оболочке: не можешь двигаться, говорить, видеть – по сути, превращаешься в огородный овощ. Это тоже жизнь, но в полной коме. Человеческую душу колдовство запирает в особую камеру, как в карцер. Ты уже наблюдала – при Апокалипсисе мертвые восстают из могил, и убитые воскресают вновь через минуту после смерти. Белолицый – один-единственный человек в нынешнем мире, способный устранить тебя. В этом, как я вижу, и состоит его задача: поместить в клетку твою душу, до тех пор, пока не кончится Апокалипсис…

Я не нахожу слов – в опустевшей голове лопаются мириады звезд.

– А Олег?! – кричу я на все метро. – Зачем ему моя душа в клетке?

– Лапуль, – умиротворенно говорит демон. – К чему эти страдания? Сама посуди – вот я-то откуда знаю? Я ж твоего Олега в глаза не видел. Уверен, мы его здесь повстречаем еще… тогда сама лично и спросишь. Гарантирую словом демона: что знает – расскажет. Что не знает – тоже расскажет. У нас специальные курсы в Аду имеются: мастера учат, как из людей правильно кишочки вытаскивать… Отмотаешь, бывало, метров восемь, а там…

– Свинья ты, – оборачивается Аваддон. – Какая же ты свинья…

Как всегда, за равнодушной маской не виден обуявший его гнев.

– Да, брателло, – грустно кивает демон. – Чудовище я – просто не то слово. А что у тебя в активе? Надевал памперсы младенцам или старушек через дорогу переводил? Вообще-то, если не ошибаюсь, подконтрольная тебе саранча кусала людей так, что они покрывались язвами и кричали от боли… как же ваша поганая контора заколебала двойными стандартами…

Аваддон делает шаг к нему, засучивая на ходу правый рукав. Демон не отступает – его глаза страшно сузились, в них полыхают кошачьи огоньки.

– Прекратите! – визжу я так, что от сводов туннеля отдается гулкое эхо.

Оба останавливаются. Демон усиленно трет оглохшее ухо.

– Что было дальше? – милым голоском-бубенчиком, как ни в чем не бывало, спокойно интересуюсь я у Агареса. Но тот не успевает раскрыть рот.

– Я расскажу, – мрачно отвечает из-под маски Аваддон, и лицо демона искажает гримаса. Он считал, что «байки из склепа» – только его эксклюзив.

---

Дата добавления: 2015-09-04