Часть 3 Пепел Вавилона

С разбитым сердцем от разрушенных мечтаний

Пришел он в город, где сбылись его желанья

Смог чудеса творить одним прикосновеньем

Добро пожаловать, о царь мой, из забвенья…

Army of Lovers. King Midas

Глава I. Ковчег Завета
(Пятница – город Аксум, Эфиопия)

Африканская жара густо сцеживала воздух. Стекаясь горячими волнами, он обтекал тело плотной массой, ежесекундно вызывая желание встать под холодный душ и, нежась в ледяных струях воды, остаться там навсегда. Казалось, подобной погоды не выдерживали даже мухи цеце: они летали настолько медленно и вяло, что напоминали вальяжные дирижабли. Песчаный карьер, где, обливаясь потом, копошилась пара сотен чернокожих рабочих, олицетворял собой огромную духовку, запекавшую все и вся – включая малярийных комаров. Часть землекопов орудовала лопатами, сноровисто кидая за спину комки сухой земли: некоторые, ползая на коленях, что-то бережно обрабатывали крохотными совочками – словно маленькие дети в песочнице. Прямо из песка, как грибы без шляпок, вырастали мраморные колонны: величественные, потемневшие от долгого пребывания под землей, с осыпавшимися барельефами, на большинстве изваяний была изображена женщина. Ее лик, тщательно очищенный от песка зубными щетками археологов, поражал властностью и самоупоением. Ледяные глаза смотрели сквозь камень, пробирая до дрожи… полная грудь была бесстыдно обнажена, а ноги, напротив, тщательно скрыты плотным покрывалом. Колонны упирались в пустоту: крыша этого превосходного дворца, когда-то вмещавшего 50 тысяч гостей, давно рухнула – остатки мертвого величия застыли безжизненными обломками на мозаичном полу. Отчасти дворец напоминал ацтекскую пирамиду – с четырех сторон к нему тянулись лестницы, вырубленные из черного мрамора, ступеньки продирались из объятий земли. В круге тронного зала располагалась прямоугольная плита, вычищенная до блеска. Рядом с ней зияли вмятины в виде «яблочных» ямок, оставленных коленями усердно молящихся за сотни, если не тысячи лет.

Вяло обмахнувшись пропотевшей шляпой, Гельмут с ненавистью отпил мутной и теплой воды – внутри стакана, зловеще шипя, растворилась обеззараживающая таблетка. Археологу было пятьдесят восемь лет, и он с полным основанием считал – в таком возрасте следует тщательно беречь свое здоровье. Но не так уж легко придерживаться этого правила, учитывая, что нормальной бутылочной воды в Эфиопии днем не найдешь даже с миноискателем. Сделаешь пару глотков этой бурды, а потом в печени черви заведутся. Да-да, не надо ему в сотый раз объяснять: наступил Апокалипсис, поэтому заразиться якобы ничем невозможно. Жена Лизхен уже телефон оборвала – сто раз звонила из родного Гамбурга. Слышимость ужасная, постоянно какие-то обрывы, треск, помехи на линии. Рассказала, что горожане в шоке: по городу шатаются тучи воскресших мертвецов с шишками за ушами – в 1348 году население Гамбурга подчистую вымерло во время бубонной чумы. В какой biergarten^[67] не сунешься – все места заняты «фефлюхте зомбиен»: сидят, пьют «францисканер», из-за шиворота сыплется земля. Лизхен, в чей дом уже переехали ее умершие родители вместе с кошкой, просила зайти в ближайшую церковь помолиться.

При мысли о молитве Гельмут поднял вверх остатки седых бровей и поправил громоздкие очки, саркастически рассмеявшись. Бедная Лизхен в шоке, ей сейчас что-либо объяснять бесполезно, а между тем Бога нет – любой преподаватель физики докажет подобный факт без труда. Но кто захочет слушать ученых? Люди обчитались бульварных газет, насмотрелись Голливуда – вот и сходят с ума. В каждом природном событии пытаются увидеть знамения Апокалипсиса, руками и ногами отпихиваясь от научных объяснений. А между тем все давно разжевано, как овсяная каша, ведь не первый год предупреждали: глобальное потепление, озоновая дыра и ухудшение экологии и не к таким вещам в итоге приведут. Позвольте, разве случилось что-то необычное? Отнюдь. Мощные землетрясения, эпидемии смертельных болезней, заражение рек и морей, обнаружение неизвестных видов животных – это происходило и раньше, причем с завидной регулярностью. Однако почему-то никому и в голову не пришло объявить концом света ту же Великую эпидемию черной чумы, опустошившую Европу, или китайское землетрясение XVI века, приготовившее кровавый салат из обломков домов и миллиона человеческих тел. Ах да, возразят скептики – но как же ожившие мертвецы? Помилуйте, мы живем в XXI веке. И секретные военные эксперименты, творимые на подземных базах изуверами в белых халатах, никто не отменял. ЦРУ, «Моссад», КГБ (или как оно там теперь называется), северокорейцы вместе с ливийцами вполне способны изобрести газ, пробуждающий к жизни мертвых.

Когда Гельмут увидел, как из-под земли лезут тысячи костлявых рук, то сам с трудом сохранил хладнокровие – в отличие от остальных археологов его группы, потерявших рассудок. Это запросто можно списать на результат долгого действия жары. Путники, умирающие от жажды в пустыне, созерцают мираж – оазис с водой. Археологи много месяцев раскапывают гробницы, конечно, им видятся в качестве призраков трупы в античных одеждах. Правда, позднее, при появлении царицы Савской – весьма вздорной и сварливой особы (так бывает со всеми людьми, обладающими излишним богатством) на кривых волосатых ногах, он окончательно уверился: секретный эксперимент спецслужб, другого объяснения нет. Надо обязательно обеззараживать воду. Этот так называемый Апокалипсис способен прекратиться в любой момент, а вот кишечная амеба и тем паче разновидность холеры лечатся очень долго.

Странно, а куда вдруг исчезло солнце? Гельмут сдвинул панаму за затылок, с недоумением глядя в небо, – и не поверил своим глазам. Профессор готов был поклясться: еще две минуты назад небесная синь поражала своей чистотой и девственностью… воздух пронзали лишь солнечные лучи – и ни одного, даже самого завалящего, облака. Теперь на месте голубого пространства зловеще клубились огромные грозовые тучи. Иссиня-черные, как кожа диких племен в окрестностях Дыре-Дауа, они походили на толстых быков, обвалянных с ног до головы в угольной крошке. Взамен палящего солнца спустилась духота – панама сделалась влажной, по вискам лениво поползли остро пахнущие, мутные от пыли капли пота. Муссонный дождь? Но в Аксуме вода с небес такая же редкость, как жара плюс тридцать в Антарктиде; в отличие от остальной Африки эта земля обречена вечно страдать от засухи. Недаром лозунг министерства туризма гласит – «Добро пожаловать в Эфиопию – страну, где солнце сияет 13 месяцев в году!»^[68]. Землекопы, как по команде, прекратили работу – сощурив глаза, они со страхом вглядывались в нагромождение туч, обмениваясь замечаниями на амхарском. Внезапное исчезновение солнца скорее пугало их, нежели удивляло. Гельмут тоже начал тревожиться, но совсем по другому поводу. Их команда рассеялась, едва из песка полезли трупы, большинство археологов, отойдя от шока, предпочли прекратить раскопки и отправиться домой. Многие рабочие последовали их примеру. Если сейчас что-то напугает тех, кто остался, – ему придется брать лопату и копать самому. А это совершенно, можно сказать, не входит в его планы.

Гельмут поднялся с раскладного стульчика, покрытого пятнами застарелой ржавчины, он приложил обе ладони ко рту рупором, пытаясь обратить на себя внимание. Крика, однако, никто не услышал, слова ученого заглушил чудовищный грохот, уши сразу онемели, заполнившись невидимой ватой. Свинцовую тьму облаков расчертила мраморная сеть молний, поверхность земли начала трескаться. Недра котлована взвыли гулкими, утробными голосами – словно в невидимом подземелье содержалось стадо слонов, разом вострубивших в хоботы. «Сейчас ливанет», – подумал археолог, однако его предположение оправдалось лишь частично. Черная масса в небе треснула – из множества прорех в облаках потоком хлынул яростный град. Тысячи кусков льда, каждый размером с добрый мячик для тенниса, сплошной стеной обрушились с небес. В воздух взвились фонтанчики крови из пробитых насквозь голов: археолог ясно увидел лицо рабочего, которому лед вошел точно в глазницу, окрасив темную кожу алым цветом. Даже сквозь заложенные от грома уши он слышал дикие вопли – люди пытались выбраться из земляного карьера, но ледяные шары сбивали их обратно. Пространство заполнил треск сломанных костей: шарики льда падали со скоростью пуль, кроша вдребезги черепа и суставы.

Проклиная свою работу во всю мощь старческих легких, Гельмут, подобно младенцу в утробе матери, скрючился в три погибели под сиденьем железного стула. Лед оставлял на нем круглые вмятины, врезаясь в металл и отскакивая с пластмассовым стуком. Землекопы, обессиленные и сбитые с ног, оказались погребены под грудами небесного льда, засыпавшего котлован. Жуткий подземный вой возвысился до уровня мощного оркестра-какофонии: ревущий хохот перемежался с тонким женским многоголосьем, поющим церковную здравицу. Энергетический импульс ударил в колонну, высившуюся у основания тронного зала: неровные обломки мрамора устремились вниз, впиваясь в расплющенную градом плоть землекопов. Черные облака шевелились, подобно щупальцам осьминога – разворачиваясь и сворачиваясь, натужно извергая из себя сгустки свинцово-розовой мути, сверкающей звездными блестками. Котлован сотряс подземный толчок – верхушки колонн обвалились, остатки дворца мучительно дрогнули, готовясь рассыпаться в прах. Черное небо озарилось голодной вспышкой, захлебнувшись остатками града. Тучи побелели, будто их сжал невидимый кулак, и открыли пасть, превращаясь в львиный зев, между «клыков» монстра клокотала яростью раскаленная лава. Дальнейшие события скопировали запуск космического корабля – из «пасти», разорвав тучи в клочья, вырвался массивный огненный столб. Слепящие белые всполохи смешались с голубыми искрами, земля испустила тягучий стон – по ее поверхности пробежала дрожь, похожая на судорогу. Откинув искореженный стул, археолог приподнялся. Правое стекло в его очках было выбито градом – он зажмурил глаз, всматриваясь в большую плиту посреди тронного зала…

Там что-то происходило, неуловимо меняясь…

Землекопы со стонами ворочались на ступенях, корчась от боли, – чернокожие тела покрывала розовая смесь из крови и влаги – крупных капель тающего небесного льда. Они дрожали, страдая от неведомого в этих местах холода. Густой раскаленный воздух над блестящей плитой вспыхнул бледным светом, приняв очертания плотного и невесомого покрывала.

С обломанных верхушек всех девяти колонн, окружавших прямоугольник, стрелами ударили тонкие нити энергии, вытянувшись, как электрические провода. Раздался дребезжащий скрежет. Невидимый предмет на плите проявлялся – детально, как снимок в лабораторном растворе. Хватая ртом воздух, Гельмут отчетливо увидел желтые детские лица, обрамленные локонами кудрявых волос. Из солнечного марева, слегка расплываясь, выступили блестящие крылья – соприкоснувшись кончиками, они разворачивались за согнутыми спинами херувимов, делая тех похожими на гигантских бабочек. Каждый из стоящих лицом к лицу коленопреклоненных ангелов был изготовлен из чистого золота – покорно скрестив руки на груди, они как бы молились, не поднимая смиренных глаз от капорета ^[69]. Африканцы, не сговариваясь, пали ниц, притиснув лица к земле и мрамору, – лестницы дворца усеялись изорванными белыми рубахами. Стало тихо, будто невидимая рука повернула тюнинговый рычажок, убрав из котлована шум. Прекратились даже жалобные стоны раненых. Гельмут утер слезу счастья, он уже не сомневался – его экспедиция обнаружила тот самый храм. Приметы нельзя оспорить. Перед ним – капорет священного саркофага, обитый золотыми листами толщиной с тефах, то есть по древнеиудейским меркам в четыре пальца, находящийся под стражей двух херувимов из Эдемского сада. Крылья ангелов плотно смыкались, закрывая саркофаг от грозящей опасности. Из воздуха возникли четкие очертания длинных шестов: археолог уже знал, что они сделаны из цельного древесного ствола редкой разновидности акации, растущей только у Красного моря. Разумеется, шесты также были закованы в чистое золото и бережно продеты в тяжелые золотые кольца на боках предмета – ведь ЭТО полагается нести только на руках… Полностью проявившись, саркофаг замечательно просматривался со всех сторон: большой деревянный ящик, украшенный затейливой резьбой, с прикрепленными пластинами из желтого металла. В голове Гельмута поплыл красочный мираж – он мечтал протянуть руку и потрогать золотой ларец, таящийся в темных недрах саркофага, в глубине, на бархатной подушке…

Археолог отлично представлял себе – что именно находится внутри…

Он умер от разрыва сердца для того, чтобы воскреснуть через минуту – по причине Апокалипсиса, в который так упорно не верил. В общей суматохе остались незамеченными два человека, тихо подошедшие к саркофагу. Не сказать, чтобы их внешность и одеяния были ординарны: они облачились в свободные белые надкидки с голубой каймой. Один явно мог гордиться длинной седой бородой, как у Хоттабыча, другой давно смирился с наличием крыльев, покачивающихся на лопатках. Впрочем, после пережитой катастрофы землекопы не удивились бы даже стае летающих крокодилов.

– Неплохо, – сурово промолвил Ной, с благоговением кланяясь капорету. – И главное, предельно точно. «И отверзся храм Божий на небе, и явился ковчег завета его в храме Его; и произошли молнии и голоса, и громы, и землетрясение, и великий град». Славно, что ты записал все это на видео, – предъявим Иоанну в качестве доказательства. А то он тут уже приходил ко мне и скандалил: мол, ужасно извращаем смысл его гениального текста.

– О боже мой… – вздохнул ангел Хальмгар, обмахиваясь пальмовой ветвью. – Эти авторы вечно недовольны. По-моему, здесь придраться будет не к чему. Все соответствует идеально. Единственно, конечно, апостол может сказать – дескать, в своем творении он имел в виду конечное появление Ковчега Завета в конкретном храме гроба Господня в Иерусалиме.

– Ууууу, – протянул праведный Ной. – Да откуда ж ему самому знать, что именно он имел в виду? Когда Иоанну пригрезился «Апокалипсис», никаких христианских церквей в Иерусалиме вообще не было: это очень общее представление, основанное на мираже. К тому же, извини меня, у нас все храмы – это «храмы Его». Даже какая-нибудь скромная часовенка в Сыктывкаре. Будет возмущаться, так ему и скажу – дорогой автор, чья бы корова мычала, а твоя сдохла. Аксум превосходен. Начнем с того, что местная церковь Девы Марии Сионской спокон веку заявляла: у них в тайнике хранятся ветхозаветные скрижали из ковчега. Существует даже пожизненная должность «молчаливого хранителя»: берут отшельника, сажают рядом с ларцом, и он годами сидит, не произнося ни единого слова. Страх таков, что при эдакой смешной охране грабителям за столько лет и в голову не пришло похитить скрижали. Никто на Земле не знал – это копии, а настоящий Ковчег Завета надежно погребен песками в главном святилище дворца царицы Савской. Правильно сделали, что в свое время переправили его сюда прямо из Вавилона. И где он теперь, этот злосчастный Вавилон?

Хальмгар вежливо кивнул, соглашаясь с начальством.

– Меня больше беспокоит другое, – заметил ангел. – Как можно к воскресенью доставить Ковчег Завета из Аксума в Москву? Путь откровенно неблизкий, а в Библии ничего не сказано про использование самолета.

– Разумеется, – с важностью погладил бороду Ной. – Предусмотрено только два пути транспортировки – нести на руках и везти на телеге с волами. Первое – это не такой адский труд, как может представиться: сказано же, что «ковчег сам несет тех, кто несет его». Но в ручную перевозку заложена очень сложная вещь: Господь наш не любит, чтобы кто-то притрагивался непосредственно к стенке саркофага. Держаться за шесты – это пожалуйста, а дальше – ни в коей мере. Помню, у нас произошел трагический случай на производстве: некто Оза во время перевозки ковчега, когда волы накренили телегу, всего лишь простер руку, чтобы придержать саркофаг, – и его поразило молнией^[70]. Надеюсь, ты сделаешь определенные выводы.

– Да уж, – подтвердил Хальмгар. – Господу палец в рот не клади. Проблема в следующем – мы не успеем с помощью генной модификации создать таких суперскоростных волов, дабы доставить ковчег в Москву к сроку. Придется обратиться к помощи дешевой рабочей силы из этой местности. Ящик понесет их сам со скоростью пассажирского авиалайнера. Если носильщиков поразит молнией, тоже не страшно: обычные издержки, да никто и не умрет.

Ной повернулся к ступеням, пальцем поманив насмерть перепуганных землекопов. Никто не двинулся с места, разглядывая диковинного старика. Нахмурившись, белобородый старец достал из пришитого к хитону кармана сто долларов, и ситуация с носильщиками изменилась в лучшую сторону.

– Займись этим, – приказал Хальмгару праведник. – Я уже опаздываю на совещание по строительству небесного Иерусалима. Желаю тебе удачи.

…Окутавшись белым дымом и оранжевым пламенем, Ной вознесся на небо – прямо, держа руки по швам, словно изображая баллистическую ракету. Только что воскресший археолог, проводив его полет взглядом, умер заново.

Дата добавления: 2015-09-04