Благодарности 18 страница. – Каролина, что именно произошло?

– Каролина, что именно произошло? Он попал в аварию в карьере?

Опять возникла пауза, затем Каролина Эддисон сказала:

– Джон не говорил тебе о бутерброде с арахисовым маслом? Как Харви мог узнать об этом? Бутерброды с арахисовым маслом у Адама в коробке с завтраком.

Сьюзан смутно помнила, что у сына Эддисонов была аллергия на арахис, – но какое это имеет отношение к смерти Харви?

– Арахисовое масло?

– Полиция говорит, что он… что он… – Каролина начала всхлипывать.

– Хочешь, я приеду? – спросила Сьюзан.

– Нет… скоро приедет мама… сестра… Может, ты позвонишь потом? Завтра? Я… прости.

Каролина повесила трубку. Сьюзан положила трубку на место и подумала, что беременность иногда мешает: она бы сейчас выпила чего-нибудь крепкого.

На улице уже темнело – а ведь всего пятый час. Сьюзан ненавидела короткие тусклые зимние дни и сейчас больше, чем когда-либо, скучала по долгим теплым летним вечерам. Харви Эддисон мертв. У нее не укладывалось это в голове. В сознании Сьюзан его образ раздвоился. Вот Харви Эддисон принимает ее у себя в кабинете. Может, он немного нервничал в этот момент, но она отнесла это на счет того, что ему приходится осматривать жену друга.

А вот перед Рождеством он стоит у них в гостиной и высокомерно говорит: «Какой прелестный маленький домик». Она возненавидела его за эти слова, он же проявил искреннее участие, когда у нее в тот вечер случился приступ. И вчера он был к ней очень добр.

Карьер. Арахисовое масло. Бессмыслица, с какой стороны ни посмотри.

Сьюзан очень хотелось хоть как-то успокоиться, поговорить с кем-нибудь. Пять минут пятого. В Лос-Анджелесе сейчас утро, пять минут девятого. Родители уже не спят – они ранние пташки. Может быть, она застанет кого-нибудь из них дома, пока они не ушли на работу. Она просто хотела услышать их, восстановить свою веру в то, что камни, лежащие в основании ее жизни, еще целы.

Когда Джон приехал домой и увидел вышедшую его встречать Сьюзан, он ужаснулся тому, как она осунулась от потрясения. В руках у него был номер «Ивнинг стандард».

– Взгляни, – сказал он, указав пальцем на первую полосу газеты.

– Да что же произошло? – спросила Сьюзан. – Я звонила Каролине, но она ничего толком не сказала.

Он покачал головой:

– Мне надо выпить.

Они прошли в кухню.

– Я сделаю, – сказала она.

– Я сам сделаю. А ты прочти статью.

Сьюзан развернула газету и, положив ее на стол, начала читать, не присаживаясь. Большую часть полосы занимала статья об обнаруженном властями складе взрывчатых веществ, предположительно Ирландской республиканской армии. Также на полосе, под заголовком «Загадка смерти телевизионного гинеколога», была размещена неожиданно большая фотография Харви Эддисона.

Сама статья была очень короткой. В ней говорилось, что сегодня ранним утром Харви Эддисон, ведущий популярных телевизионных программ канала Би-би-си «Чудо рождения» и «Частная консультация», был найден мертвым в принадлежащем ему автомобиле марки «порше» в меловом карьере в Бедфордшире. В машине было обнаружено большое количество кокаина. Полиция ожидает результатов вскрытия. Харви Эддисон был женат, оставил после себя троих малолетних детей. Его вдова испытала большое потрясение и не может представить никакой информации об обнаруженных наркотиках.

Сьюзан подняла глаза на Джона, который выдавливал кубики льда из замерзшего пакета в стакан.

– Ты знал, что он употреблял кокаин?

– Нет. А что тут такого? – Он подставил стакан под краник водяного фильтра и плеснул в него воды.

– Смерть, предположительно, наступила от передозировки наркотиков.

– Каролина что-нибудь сказала насчет этого?

– Она сейчас не в себе. Говорила что-то об арахисовом масле – у их сына Адама аллергия на арахис.

– Не вижу связи.

– Я тоже.

Джон сделал глоток виски, сел за стол и придвинул газету к себе.

– Они считают, что он совершил самоубийство?

– Да кто его знает.

– Каролина говорила, что они хорошо провели праздники и что Харви много всего собирался сделать в этом году.

– Для «Диджитрака» это настоящая подстава, – сказал Джон. – Не говоря уже о том, что он мне нравился. С его помощью мы зарабатывали самые большие деньги. – Он отпил еще виски.

– Насчет этих наркотиков… Невозможно же понять, насколько они сильные. Это же кот в мешке, если покупать их нелегально, у дилеров.

– Он врач, – сказал Джон. – Он мог прописать себе все, что хотел. Скорее всего, он не связывался с криминалом – хотя я не знаю, как это работает с кокаином. И почему карьер? Поехал в карьер, чтобы нюхнуть? Зачем?

– Может, у него была любовница и карьер был место их свиданий.

Джон задумчиво посмотрел на Сьюзан:

– Может быть. Они нюхают на пару, потом у него случается сердечный приступ, она пугается и сбегает? – Он покачал головой. – Неужели ты думаешь, у него не хватило бы мозгов придумать что-нибудь получше, чем карьер посреди зимы? Почему не поехать в отель?

– Он же часто появляется на телевидении. Может, он боялся, что его узнают, – предположила она.

Джон отхлебнул еще виски, покрутил стакан – кубики льда с дробью прошлись по стенкам. И, как вовремя вступивший музыкант, в оконное стекло постучал ветер. Затем, словно в ответ, в животе у Сьюзан шевельнулся Малыш.

Он будто почувствовал, что что-то не так.

«Малыш, ты читаешь мои мысли», – подумала Сьюзан.

И Кунц, слушая этот разговор, был счастлив. Тягостное впечатление от ее электронного письма почти рассеялось. «Умница», – подумал он. Так лучше. Сьюзан, ты меня очень радуешь.

Я бы хотел забыть об этом письме. Будто его и не было. Как было бы хорошо не докладывать о нем мистеру Сароцини. Но я не могу.

А он прикажет мне наказать тебя.

Он посмотрел на фотографию сестры Сьюзан, Кейси, которую он держал в руке. Идеально. Это накажет Сьюзан так, как ничто другое.

Но Сьюзан будет признательна ему за это наказание. Ведь Тринадцатая Истина гласит: «Всякая благодарность коренится в наказании».

Заключение коронера о смерти Харви Эддисона заняло несколько колонок в утренних газетах, вышедших во вторник, 12 марта.

Ванроу придерживал ультразвуковой датчик на выпуклом животе Сьюзан и улыбался.

– Киста уменьшается, – сказал он. – Ее почти не видно. Это очень хорошие новости.

Сегодня в четыре часа утра никак нельзя было подумать, что она уменьшается. Тогда Сьюзан казалось, что в животе у нее находятся раскаленные добела камни. Последние несколько недель боли у нее практически не прекращались. Кашлять и чихать было почти невозможно. Она очень плохо спала. Вот и сегодня она не выспалась и чувствовала себя разбитой.

– Тогда почему боли усиливаются? – спросила она, надевая джемпер.

Майлз Ванроу сел за стол, достал авторучку и сделал несколько пометок в ее карте.

– Эта стадия беременности редко бывает безболезненной. По большей части вам доставляет неудобство растяжение круглых связок, поддерживающих матку. Вы, по-видимому, испытываете ноющую, щемящую боль?

Сьюзан кивнула.

– Она сильнее справа?

– Да.

– Резкая колющая боль?

Она снова кивнула.

– Боль несколько усиливается, когда вы встаете после пребывания в сидячем положении?

– Да.

Ванроу улыбнулся:

– Все симптомы болезненности круглых связок. Это неприятно, но абсолютно безопасно для вас и для ребенка. Через неделю-две вы почувствуете себя лучше. Есть еще жалобы?

– Боль в спине.

– Это нормально.

– Чувство жжения.

– Да, – сказал он, записывая.

– И… – Сьюзан покраснела, – похоже, геморрой.

– Все это в рамках нормы для текущей стадии беременности. – Доктор положил ручку и сочувственно улыбнулся. – Сьюзан, я понимаю, как много неудобств причиняют вам эти боли, но вы должны понять, что они являются доказательством тому, что вы носите здорового ребенка.

– Замечательно, – сказала она и, пожав плечами, вымученно улыбнулась. – И так видно, что он здоровый. Так толкается. Наверное, вырастет футболистом и будет играть за Анг… – Она спохватилась и замолчала, затем угасшим голосом закончила: – За Швейцарию.

По лицу Ванроу пробежала тень и тут же исчезла.

– Сьюзан, я обещаю вам, что вы не будете страдать ни одного дня дольше, чем это действительно необходимо. Нас выручает, конечно, то, что с кесаревым сечением не придется дожидаться родов.

– С кесаревым сечением? – перебила она.

– Да. Естественно. Из-за вашей кисты…

Сьюзан покачала головой:

– Нет. Я читала о естественных родах. У меня есть книги, где рожавшие женщины делятся своим опытом. Я хочу родить сама.

Ванроу добродушно улыбнулся:

– Сьюзан, я не сторонник естественных родов. Я считаю, что они изжили себя с появлением больниц и гинекологов, и, кроме того, они связаны с риском, на который я не могу пойти. Мне необходимо будет удалить остатки кисты, а это имеет смысл делать одновременно с кесаревым сечением. – Он подался вперед и сцепил перед собой длинные, поросшие волосами пальцы. – Не стоит бояться кесарева сечения. Это самый безопасный способ появления на свет – и для ребенка, и для матери.

Сьюзан снова покачала головой:

– Я решила, что буду рожать естественным способом. Я хочу находиться в сознании, когда мой ребенок родится. Я хочу чувствовать связь с ним – или с ней.

Ванроу внимательно слушал. На его лице было написано понимание. Он сказал:

– Даже если бы я имел иные взгляды на естественные роды, я бы все равно рекомендовал вам кесарево сечение. Вы очень ответственная и внимательная женщина, Сьюзан, вы делаете для ребенка все возможное, но вы должны избегать слишком сильной эмоциональной связи с ним. В противном случае вам будет очень тяжело с ним расстаться.

– Мне и так это будет очень тяжело.

– Да, я понимаю. Материнский инстинкт – сильная вещь, может быть, самая сильная на земле. – Ванроу провел рукой по лбу. – Вам необходимо искать способы, как ослабить связь с ребенком, а не как усилить ее.

– Но ведь то, как ребенок родится, никак не повлияет на его будущее, – сказала Сьюзан. – Я, как и было договорено, передам его мистеру и миссис Сароцини. Но ребенок должен быть рожден с любовью, а не с равнодушием. Меня уже долгое время мучают боли. Чтобы и дальше бороться с ними, я, по крайней мере, должна быть уверена, что страдаю не напрасно и мой ребенок появится на свет, не испытав при этом боли.

– Повторяю, единственный способ родить ребенка без боли и травм – согласиться на кесарево сечение.

Сьюзан вдруг подумала, что сказал бы ей Харви Эддисон.

– Вы знаете Харви Эддисона? – сменила она тему.

Ванроу странно посмотрел на нее, и Сьюзан задумалась, не знает ли он, что она консультировалась у другого гинеколога. Нет, это невозможно!

– Пару раз наши дороги пересекались. А вы что, были с ним знакомы? – Доктор, казалось, задумался, затем сказал: – Ну конечно! Ваш муж работал с ним. В сегодняшней утренней газете я видел отчет о расследовании его смерти. Несчастный случай. Я думаю, коронер подошел к вопросу очень мягко.

– Почему?

– Ну, это, конечно, не мое дело, но, как практикующий врач, он должен был знать, какая доза кокаина является безопасной для здоровья, а какая – нет.

– Вы имеете в виду, что…

Ванроу вскинул брови.

– Что он покончил жизнь самоубийством?

– Я в этом почти не сомневаюсь. А вы считаете иначе?

– Я несколько раз видела его жену… вдову. – Сьюзан замолчала. Ей опять вспомнились бутерброды с арахисовым маслом. Здесь, казалось, была какая-то связь. Но какая? Полиция сбросила факт появления бутербродов в коробке с завтраком Адама со счетов, приняв версию, что их положил туда кто-нибудь из его одноклассников – в тот день бутерброды с арахисовым маслом были у нескольких детей. Они не связывали происшествие в школе со смертью гинеколога от передозировки кокаина. Звонок Харви в школу тоже не вызвал у них подозрения – он был расценен как типичное проявление родительской заботы.

– А что говорит его вдова? – спросил Ванроу.

Сьюзан плохо себя чувствовала, поэтому не стала рассказывать историю про бутерброды с арахисовым маслом. Может, Харви сошел с ума? Попытался убить сына, а затем в припадке раскаяния совершил самоубийство?

Концы явно не сходились, но Сьюзан все же не могла отделаться от мысли, что его смерть и подброшенные бутерброды связаны между собой. Для нее это было еще одним пугающим совпадением.

Она попрощалась с Ванроу до следующей недели и вышла.

Стояла почти середина марта, а на то, что уже весна, не было и намека. Утро было пронизывающе-холодным, и, выйдя на улицу, Сьюзан запахнула полы своего длинного темно-синего пальто и подпоясалась.

– Как ты там, Малыш? – сказала она. – Тебе тепло?

Малыш не отозвался. «Наверное, спит», – подумала Сьюзан. Она опять не стала просить Ванроу сообщить ей пол ребенка, но по какой-то причине ей казалось, что Малыш окажется мальчиком.

Приближался полдень. Машина Сьюзан была припаркована на подземной стоянке, и она за нее не беспокоилась. Несмотря на усталость, она решила прогуляться до Оксфорд-стрит и зайти в «Маркс и Спенсер».

К тому времени, как она добралась до магазина – он оказался дальше, чем она думала, а улица была забита народом, – она совершенно выдохлась. Она купила в продуктовом отделе стакан свежего апельсинового сока и присела на скамейку возле отдела мужской одежды, затем содрала пластиковую обертку со стакана, сняла крышку и стала пить. Ее злило то, что Ванроу был не согласен с ее решением рожать без кесарева сечения. «Это мой ребенок, – упрямо думала она. – Это мое решение».

Малыш ударил ее. Это был не обычный его пенальти за сборную Англии – это был настойчивый, нервный удар, как будто он старался привлечь ее внимание. Беспокойство Малыша передалось и ей самой.

– Люблю тебя, Малыш, – прошептала она. На глаза ей навернулись слезы. – Господи, как же я смогу кому-то тебя отдать?

Отдохнув несколько минут, она встала со скамьи и направилась к отделу товаров для детей. Она медленно прошла по рядам детской одежды, обмениваясь улыбками («Я тоже!») с другими находящимися там беременными женщинами. Она смотрела на то, как они выбирали одежду и потом шли к кассе, чтобы оплатить ее, и ей становилось еще грустнее. Как бы она хотела иметь возможность сделать то же!

Она в который раз посчитала оставшиеся дни. Сегодня 12 марта. Малыш должен родиться 26 апреля. Почти ровно полтора месяца. А потом?

У нее был телефонный номер и адрес лондонского адвоката, дамы, специализирующейся на законодательстве о суррогатном материнстве, – их прислали из интернет-справочной, куда Сьюзан посылала запрос, – но, невзирая на все ее сомнения относительно мистера Сароцини, она все никак не могла набраться духу позвонить ей.

Она просто не могла позвонить. Они заключили с мистером Сароцини сделку, и она должна выполнить ее условия. Она должна каким-то образом избавиться от этих безумных мыслей о том, чтобы оставить ребенка себе. Через полтора месяца все закончится. Полтора месяца. И все закончится. Всего полтора месяца.

По ее лицу текли слезы. Она остановилась возле секции ярких детских комбинезонов с подходящими по цвету носочками и стала перебирать их. Затем перешла к вешалке с хлопчатобумажными костюмами. Ее внимание привлек маленький матросский костюм. Она сняла его с вешалки, повесила обратно, снова сняла и, не в силах справиться с собой, направилась к кассе.

«Просто подарок, – убеждала она себя. – Небольшой прощальный подарок Малышу».

– Ну рассказывай, как она.

– Не очень хорошо. Я бы даже сказал – очень плохо.

Мистер Сароцини сидел за столом в своем кабинете в Женеве и поглаживал пальцем прижатую к уху телефонную трубку.

– Как ты оцениваешь ее шансы на выживание?

– Эмиль, ее состояние ухудшается. Я не могу гарантировать, что она выживет. Я очень обеспокоен. В обычных обстоятельствах, если бы она была нормальной пациенткой, я положил бы ее к себе в стационар немедленно, не затягивая на лишние сутки – настолько все серьезно.

– Я понимаю. Сегодня 15 марта. Остался месяц и двенадцать дней.

– Может быть, чуть больше или чуть меньше.

– И что нас ждет? – Мистер Сароцини снова погладил пальцем трубку. Его кожаный ежедневник раскрытым лежал перед ним на столе.

– Киста настолько большая, что ей почти не остается места для сворачивания, поэтому скоро она вообще прекратит двигаться. Если это произойдет, когда она будет находиться в свернутом положении, прекратится снабжение ее кровью, и через несколько дней она омертвеет. Если мы в этот промежуток времени ничего не предпримем, и ребенок, и Сьюзан Картер погибнут.

– Когда ты сможешь безопасно извлечь ребенка?

– Я хочу подождать еще хотя бы месяц. Мне нужно быть абсолютно уверенным в том, что легкие ребенка полностью сформировались и смогут функционировать. В восемь с половиной месяцев. Раньше – слишком рискованно.

– Будет жаль потерять Сьюзан Картер.

– Да, я согласен. Но главная наша задача – спасти ребенка.

Возникла пауза. Затем мистер Сароцини сказал:

– Ты же заберешь ее в клинику сразу, как только почувствуешь опасность?

– Да. Я тщательно слежу за ситуацией, а Стефан Кунц держит в постоянной готовности частную машину скорой помощи. Мы не можем допустить, чтобы ее увезли в другую больницу.

– Хорошо. Держи меня в курсе.

– Разумеется.

Она не собиралась приносить каталоги домой, но молодая симпатичная продавщица ее убедила. Она сказала Сьюзан, что невозможно понять, как по-настоящему будут выглядеть те или иные обои, пока не приложишь образец к стене. И вот Сьюзан сидела на полу самой маленькой из спален для гостей, вполуха слушала по радио «Калейдоскоп», а вокруг нее были рассыпаны каталоги с образцами детских обоев.

Был понедельник, 18 марта. В последнее время она внимательнее следила за датами и почти каждый день проверяла свое состояние по календарю в книге, сравнивала свой живот с представленными там иллюстрациями, чтобы удостовериться, что все соответствует норме. Она знала, что Малыш имеет защитную оболочку верникс – согласно книге, эта пористая жирная смазка предохраняет его от намокания, несмотря на то, что он постоянно погружен в околоплодную жидкость. Книга также утверждала, что в случае, если он родится недоношенным, его шансы на выживание будут составлять девяносто пять процентов. Две недели назад они повысились на пять процентов. Сейчас его – или ее – рост составлял около тридцати сантиметров, а вес около девятисот граммов.

Она рассказала все это Малышу.

Неделя обещала быть долгой. Джон уехал до среды – у него были дела на севере Англии и в Шотландии. В этом доме она не слишком страдала от одиночества, но все равно будет скучать по нему. Сейчас в ее жизни и так мало что происходит. Завтра она собиралась идти в кино с Кейт Фокс, а в среду пригласила Каролину Эддисон на ленч, но Каролина не знала еще, сможет ли прийти.

В дверь позвонили.

Сьюзан с легким раздражением посмотрела на часы. На часах было без двадцати четыре. Она никого не ждала, а в четыре сорок пять по радио начнется передача, которую она старалась не пропускать, – в ней актеры читали рассказ какого-нибудь писателя. Сегодняшней трансляции она ждала с особенным интересом, так как автора этого рассказа она знала. С другой стороны, ей было приятно, что пришел кто-то, с кем можно поговорить, – пусть даже это назойливые свидетели Иеговы или мальчишка с дефектом речи, продающий тряпки.

Это был Фергюс Донлеви.

Он стоял на ступеньках, на ледяном ветру, подняв воротник пиджака и засунув руки в карманы брюк. На его лице было написано беспокойство.

– Сьюзан, ты получила мое сообщение?

Этот неожиданный визит удивил и обрадовал ее.

– Нет. Какое сообщение?

– У тебя на автоответчике. Я звонил утром.

Она всплеснула руками:

– Ой, я совсем забыла проверить автоответчик. Я ездила утром на прием к врачу. Заходи. Хочешь чаю?

– Я возвращался в город и по дороге решил заехать. Может, я не вовремя?

– Нет, что ты. Напротив, – сказала она. – Даже хорошо, что ты приехал. У меня есть несколько вопросов по рукописи, по двадцать третьей главе. Я сама собиралась тебе звонить.

Они прошли в кухню. Она поставила чайник на огонь.

– Ну, как ты? – спросил он.

– Ну, хорошо, как видишь.

По выражению его лица Сьюзан поняла, что он ей не поверил. Он беспокойно прошелся по кухне. Чайник начал закипать. Она достала кружку для Фергюса и стакан для себя и открыла плоскую жестяную банку с песочным печеньем. Фергюс сел за стол и взял одно. Затем, выглянув в окно, он спросил:

– Вон то дерево – это вишня?

– Да.

– Она только цветет или дает ягоды?

– Прошлым летом никаких ягод не было. Наверное, она декоративная.

Он взял еще одно печенье и держал его в руке, не откусывая.

– Ты когда-нибудь была на фестивале цветов в Вашингтоне? Он проходит там каждый год в мае.

– В Вашингтоне округа Колумбия?

– Да.

Она покачала головой:

– Никогда не была в Вашингтоне. Но когда-нибудь обязательно поеду – почтить столицу взрастившей меня страны.

Он кивнул с рассеянным видом. Казалось, он хотел о чем-то поговорить и теперь потихоньку подбирался к нужной теме. Он снова выглянул из окна.

– Раньше я этой вишни не замечал.

Он откусил половину печенья и стал смотреть на оставшуюся половину, будто на произведение искусства или археологическую находку огромной исторической ценности. Дожевав, он прочистил горло.

– Как твои боли?

– Нормально.

Он с беспокойством вгляделся в ее лицо:

– Ты не очень хорошо выглядишь. Ты на седьмом месяце и должна вся светиться. Считается, что с пятого по седьмой месяц – лучшее время беременности.

– Я знаю. Я читала об этом.

– А твой гинеколог, Майлз Ванроу, он доволен твоим состоянием?

– Он говорит, что киста уменьшается. Но я с ним чуть-чуть поцапалась на прошлой неделе. – Она налила воды в кружку Фергюса, затем ложечкой утопила всплывший чайный пакетик. – Он настаивает на кесаревом сечении. Я хочу родить сама. Ты с молоком пьешь? С головой у меня в последнее время плохо – не помню.

– С молоком. Спасибо. Сьюзан, это твой ребенок, и если ты хочешь родить сама – это твое право. Ты говоришь ему, чего хочешь, и, если ему это не нравится, идешь к другому гинекологу.

Она налила себе в стакан апельсинового сока, поставила кружку и стакан на стол и села.

– Все не так просто.

– Да?

Сьюзан вспыхнула.

– Извини. Я нахал.

– Да нет, просто… – Она замолчала, взяла стакан и отпила соку.

Фергюс снова выглянул из окна. Сьюзан проследила за его взглядом. По газону прыгала малиновка, разыскивая не подобранные раньше крошки, которыми ее кормила Сьюзан. Затем Фергюс сказал:

– Помнишь, перед Рождеством мы обедали вместе. Ты тогда упомянула фамилию Сароцини.

Она постаралась, чтобы ее ответ прозвучал непринужденно, но у нее ничего не получилось.

– И что?

– Я не знаю еще, какая здесь связь, и если ты скажешь мне, что это не мое дело, то ладно, я заткнусь.

– Это не твое дело, – сказала она.

В воздухе повисло молчание. Сьюзан сама себе удивилась. Она сказала это не задумываясь, и теперь ей было немного стыдно. Она поиграла стаканом, затем подвинула Фергюсу жестянку с печеньем:

– Угощайся.

Но по выражению лица Фергюса было понятно, что так просто он эту тему не оставит, – в глубине души Сьюзан не хотела этого.

Не отрывая взгляда от ее лица, он достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.

– Как тебе Майлз Ванроу?

– Мне он нравится. Очень компетентный, очень внимательный. Точнее, он нравился мне до прошлой недели. Сейчас уже не знаю. – Она улыбнулась. – У него мрачная медсестра. Я действительно думаю, что он хороший врач. А что?

– В Скотленд-Ярде собрано на него досье.

Сьюзан удивилась:

– Досье? Что за досье?

Он помешал ложечкой чай, хотя этого и не требовалось.

– В Скотленд-Ярде есть группа по расследованию преступлений, связанных с оккультизмом, входящая в их отдел по борьбе с порнографией. Основной задачей этой группы является контроль организаций, члены которых практикуют сатанизм и черную магию. Они проверяют подозрительные организации на связь с производством детской порнографии, жертвоприношениями и тому подобным. В основном они занимаются случаями жестокого обращения с детьми.

По спине Сьюзан прошла волна холода.

– Какое отношение к этому имеет Майлз Ванроу?

– Приблизительно четыре года назад эта группа совершила рейд на черную мессу в Северном Лондоне – информатор сообщил, что на ней должен был быть принесен в жертву новорожденный младенец. – Он положил ложечку на стол и посмотрел ей в глаза. – На этой мессе был и Майлз Ванроу.

– Майлз Ванроу? – Очертания комнаты внезапно изменились, будто Сьюзан смотрела на нее в кривое зеркало: стены приблизились друг к другу, потолок ушел вверх. – Мой Майлз Ванроу? – Она не могла в это поверить.

– Да, светский гинеколог. – Фергюс вскинул брови, будто ожидая ее подтверждения. Она торопливо кивнула, и он продолжил: – Они ничего не нашли. Но в Скотленд-Ярде считают, что участников мессы кто-то предупредил о налете и они подготовились.

– Майлз Ванроу точно был там? Ты уверен?

– На все сто процентов.

– Откуда ты это узнал?

Фергюс посмотрел на нее взглядом, понятным без слов. Он был знаком со многими высокопоставленными людьми.

– В пятницу я обедал с заместителем начальника полиции – в закрытом ресторане в Скотленд-Ярде, вполне приличном.

Сьюзан растерянно улыбнулась, показывая, что приняла информацию к сведению.

– И что произошло после этого рейда?

– Один из офицеров Скотленд-Ярда рассказал о Майлзе Ванроу репортеру «Ивнинг стандард» Бену Миллеру. Его редактор новость не пропустил – возможно, испугался обвинения в клевете. Миллер решил продать материал в другое издание, позвонил редактору, договорился о встрече, но так на нее и не приехал. По дороге упал под поезд в метро.

Во рту у Сьюзан пересохло. Она с трудом сглотнула.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

Фергюс показал на сигаретную пачку:

– Не возражаешь, если я…

– Конечно. – Она сняла с полки и поставила на стол пепельницу.

Он вытянул из пачки сигарету.

– Тебе не случалось читать об оккультизме в Европе в двадцатом столетии?

– Когда я только начинала в «Магеллан Лоури», я была помощником редактора, как раз работающего над книгой по истории оккультизма.

– Какие-нибудь имена врезались тебе в память?

– Алистер Кроули?

– Почему он?

– Полагаю, из-за легенд о нем. Это ведь его называли нечестивейшим человеком столетия?

– Скорее, это он сам себя так называл. Но не важно. В твоей книге не упоминалось фамилии Сароцини?

– Нет. Уверена, что нет.

– Ее нет ни в одной книге. Он был слишком умен для того, чтобы позволить напечатать свое настоящее имя. Оно не было известно за пределами узкого круга посвященных, а остальные знали его под различными псевдонимами. Многие считали Эмиля Сароцини Антихристом. Дьяволом во плоти. Именно Сароцини послужил образцом для Алистера Кроули, когда он формировал свой имидж. Именно на него Кроули желал походить. Сколько лет тому Эмилю Сароцини, с которым ты знакома?

– Ну, думаю, под шестьдесят. Трудно сказать.

Фергюс зажег сигарету и затянулся.

– Считается, что Эмиль Сароцини умер в 1947 году, однако его смерть могла быть сфальсифицирована для того, чтобы скрыться от трибунала за военные преступления.

– И сколько ему тогда было?

– Шестьдесят, может, больше. Он был настоящим мастером по перелицовыванию своей биографии.

Сьюзан вспомнила, как трудно определить возраст мистера Сароцини, но, быстро посчитав в уме, она поняла, что сейчас ему не может быть меньше ста десяти. Невозможно.

– Это не может быть тот же человек, – сказала она.

– Да.

Она сделала глоток сока, чтобы смочить рот. Она была очень обеспокоена, но в то же время ей казалось, что в их с Фергюсом разговоре было что-то сюрреалистичное, будто они вдвоем разыгрывали какую-то пьесу.

– Фергюс, ты что, хочешь сказать мне, что Майлз Ванроу готовится принести моего ребенка в жертву на каком-либо темном ритуале? Так, что ли?

Он с отчаянием посмотрел на нее:

– Сьюзан, я ничего такого не хочу сказать. Я не знаю, зачем я пришел сюда, зачем рассказываю тебе эти безумные вещи, зачем взвинчиваю тебя. Не стоило мне приходить, извини. Сам не знаю, что со мной.

Но он точно знал, что с ним и зачем он все это рассказывает, хотя и сам не мог до конца поверить в движущее им знание. Во всем этом кроется какая-то ошибка, ужасная ошибка. Все закончится тем, что он получит тортом в лицо и будет выглядеть полным дураком, так поспешив с выводами.

Но что еще он мог сделать, кроме как прийти сюда?

В голове у Сьюзан все спуталось. Ей казалось, будто множество маленьких существ снует в ее мозгу, перетасовывая кусочки информации, стараясь уложить их в некое подобие системы. Обдумывая в основном то, что рассказал Фергюс Донлеви о Майлзе Ванроу и Эмиле Сароцини, она в то же время не могла избавиться от мыслей о несчастье с Харви Эддисоном и почему-то с Заком Данцигером, композитором, из-за которого в прошлом году колотило весь «Диджитрак». Среди прочих мыслей мерцало и воспоминание о летнем обеде с Фергюсом.

Дата добавления: 2015-09-04