Некоторое прощение нужно вымаливать болью и кровью

Господи, помилуй. (Повторяется 12 раз)

Из молитвенника.

— Господи! Забери! Забери меня! Я больше не могу тут! — Андрей крушит все в гостиной, пока я чищу зубы в ванной.
Истерично вскрикивая каждый раз, он скидывает то подушки, то книжки на пол.
Я медленно спустился вниз, выглядывая с лестницы.
Послышался грохот. Я перепугался. С меня чуть не спала набедренная повязка, которую я благополучно повязал после душа.
Я был ошеломлен! Маленький, хрупкий Андрей схватил диван, перевернул его. Целый диван, который мне в свое время заносили два здоровенных грузчика!

— Не хочу! Не хочу! — он падает на пол, проезжается по нему коленями, но тут же вскакивает, барабанит по паркету руками. — Что ты смотришь?! Ненавижу! Ненавижу! Дай убить! Дай! — он ревет, крича в голос, оглушая меня. Я чувствую, как руки мои трясутся от этого крика.

Я спешу вниз. Он не перестает орать и биться в истерике:
— Бог! Куда? Куда ты свалил?! Вернись! Вернись! — он вытягивает руку вперед, ударяясь головой об пол.
— Андрей! — вскрикиваю я, подбегая к нему.
Он тут же отскакивает от меня, хватая со стола бутылку водки. Как я понимаю, парнишка разгромил бар в мое отсутствие.
— Андрей, — я говорю уже тише. Медленно подползаю на коленях к разъяренному зверьку. Он отшагивает назад. — Что случилось? — я не интересуюсь, почему он разгромил мой дом. Значит, у него душевные терзания.
Смущает то, что он упоминал Бога.
— Не подходи, — он открывает бутылку. Но я не слушаю, подползаю к нему ближе, хочу привстать и медленно выхватить из его рук водку, дабы он не запустил ее в меня.
— Туманов, не ершись, иди сюда.

У меня были такие клиенты, которых приходилось хватать за шиворот, валить на диван и буквально заламывать им руки за спину, чтобы они не буянили.

— Уйди, пока я дел не натворил! Уйди! — я схватываю его за ногу, пытаясь повалить на пол. Но он оказывается сильнее меня, толкает ногой, сваливает. Я толком не успеваю понять, что валяюсь на полу в столь унизительной позе, да еще и полуобнаженный.
Туманов подходит ко мне, большими глотками выпивает содержимое бутылки, затем замирает, ехидно смотрит на меня и выливает остаток мне на голову.

Я широко раскрываю рот, в панике глотая воздух.
Что?.. Повторил то же самое, что и я много лет тому назад.
Облил его водкой, оставил замерзать на полу.

У него психическое расстройство. Я креплюсь. Знаю, что нужно ему сейчас помогать. Поэтому разрешаю ему все. Но дальше битья подушек, как правило, эту неделю не заходило.

Он роняет бутылку, отходит назад и в ужасе смотрит на меня:
— Саша.

Никогда еще не удавалось ощутить себя им так сильно.
Не побывав в чьей-то шкуре, ты никогда не поймешь, насколько трудно живется человеку.
Я испытал на миг то унижение.

Комната покрылась темной пеленой, перед глазами все начало расплываться… Меня овевает холод. Холодные руки снова ложатся мне на плечи.
Но это не те привычные мне руки.
Пальцы ледяного монстра изучают изгибы моей шеи.
Затем скользят ниже, к груди, вонзая острые когти.

Я смотрю на свои руки.
Учась в школе, я любил отращивать ногти. Хотя, скорее всего, просто ленился их подстригать. На моих тонких, длинных пальцах это смотрелось очень красиво.
И мне тут же вспомнилось, как я своими руками, с длинными необрезанными ногтями «ласкал» обнаженное тело Андрея.
Он всхлипывал, стонал. Но это точно был не стон удовольствия.

— Я... Я не хотел, — он подсаживается ко мне, срывая с дивана покрывало и тут же накидывая его мне на плечи.
— Что ты творишь? — я не узнаю свой голос, когда это произношу. Холодные руки выбили меня из этого мира.
— Нет, все, хватит, я больше не хочу, — тут, неожиданно для меня и для него самого, он прижимается ко мне.
И холодные руки исчезают. Когти убираются из моих плеч.
— Саш, прости, — бормочет, как нашкодивший ребенок. И жмется. Жмется. Жмется!
Я обнимаю его в ответ.

Туманов, ты мое спасение от вездесущей совести.

Мы опоздали в церковь на утренний молебен. По чистой случайности машина остановилась около поселка, мимо которого мы проезжали.
Чтобы я ни делал, она отказывалась ехать. Я не мог понять, что держит ее. Вроде бы все было на месте, но она не хотела заводиться.
Андрей сидел рядом. Сложа руки, он смотрел вдаль, напевая песню, которая играла у него в наушниках. Я не мог прислушаться первое время к тексту, думая, что она на иностранном языке.

Туманов напевает все громче и сильнее, пока я пытаюсь понять, что же случилось с мотором.
— Андрей, у тебя прекрасный голос, — замечаю я.
— Здесь нас больше нет. Мы легче чем воздух и свет. За мной… покидай*, — я не слышал ничего красивее. Слова, которые лились с его припухших и чуть посиневших от мороза губ, были сравнимы лишь с трелью соловья.
Я замираю. Понимаю, что опаздываем в корень, и с машиной случилось что-то совершенно непонятное.
Но я заслушиваюсь его пением, погружаюсь в его голос.

Он несколько раз повторяет эти слова, затем выдергивает один наушник и уставляется на меня:
— Нашел поломку?
— Нет, — вокруг меня снова возрождаются сказочные миры. Строгий вопрос Туманова возвращает меня с небес на землю.

Андрей вылезает из машины, закрывая за собой дверь.
Потуже завязывает шарф, кутается в свою старую куртку.
— Пошли, — отрезает он.
Гордо проходит мимо меня. Словно знает, что я побегу за ним...

— Куда? — я уставляюсь на него.
Но ноги не слушаются меня.
Все против моих мыслей.
Я иду за ним.

— Этот поселок, — я догоняю его, мы идем рядом. — Я тут раньше жил.
— Да? И давно?
— С сестрой. У ее отца. Мне до города недалеко было. Вот отсюда каждое утро в институт ездил, — он улыбается, вспоминая прошлое. В отличие от него, свой институт я помню смутно.
Помню, как ежедневно молил Бога о прощении, не в силах спать по ночам.
— А потом квартиру купил в городе? Как к нам переехал? — интересуюсь я. Мы, оставив на обочине мою машину, забыв обо всем на свете, идем через лес.
Он меня тут убьет. Но это будет справедливый конец.

Недавно я представил, как умру от рук Туманова. Сказать честно, моя бурная фантазия испытала экстаз от представленного.

— Нет. В квартире матери жил. Я вроде уже говорил. Тут с дядей алкоголиком приходилось тесниться. Благо, Светка помогала.
— Кто?
— Сестра, — он смотрит на меня, не останавливаясь, ведя по узкой тропинке. — Лорин, ты не бойся. Тут волков нету. Не сожрут.
— Я? Разве я что-то боюсь? — меня одолевает какой-то странный смех.
— Будешь еще думать, что тебя убить хотят, — Туманов, только не читай мои мысли…

Мы выходим из зарослей. Я жмурюсь, расталкиваю руками ветви, которые лезут мне в глаза.
— Саша, — тихо говорит он, беря меня за руку.
Я открываю глаза, распрямляюсь и вдыхаю холодный поток свежего воздуха.
— Андрюшка, — завороженно говорю я, переплетая наши с ним пальцы. — Какая красота!

И мы стоим на возвышенности. Взяться за руки и разбежаться по траве, как ни странно, даже не пожелтевшей с приходом осени.
Ветер шелестит листву на деревьев, стоящих у нас за спинами.
Я делаю еще один глубокий вздох. Холодный ветер пробивается в мои легкие, обволакивает их, покрывает тонким льдом.
Выдох.
Лед трескается.
Снова вдох. И уже легкие наполняются не просто воздухом, а счастьем.
Так пахнет свобода.

На склоне, вдали виднеются маленькие домики. Столбом стоит дым из труб.
Топят печи. Вот она, та самая моя Родина. Вот он, тот край, которого не коснулись современная техника и модернизация. Вот он, предел моих мечтаний.

Мы идем медленно, ступая по замерзшей зеленой траве.
Я выдыхаю клубы горячего воздуха. Туманов дышит тихо, почти что неслышно.
Вдруг он сжимает мои пальцы, хватает крепче и бежит.
Бежит вперед, громко смеясь.
Я срываюсь с места и бегу за ним.
Я так смеялся только в детстве.

— Андрей! — громко кричу его имя, бегу за ним, еле поспеваю.
Громкий голос мой оглушает склон, разносится по каждому уголку, забирается в щели каждого домика.
— Сашка! Сашка! — он кричит громче меня, захлебывается радостным смехом.

Падает на землю, тянет меня к себе.
И я падаю. Рядом с ним.
Мы не отпускаем руки. Он тяжело дышит, смотрит в небо.
Серое небо, нависшее над нами, окутало возвышенность, склон, переходящий в плавную равнину.
Мы оказались во власти серой пелены, готовой раствориться и пролиться на эту грешную землю дождем или градом.

Вокруг нас множество чудес, которые совершаются каждодневно.
И всему этому мы не удивляемся. Вроде бы, что необычного в рассвете или закате. Или, что волшебного в этом небе, затянутом серыми тучами.

Мне как никогда ранее повезло сегодня. Я наблюдал обычное чудо.
Андрей еще спал в машине, а я ехал из города, который просыпался в полшестого утра.
Было темно, и лишь фары встречных автомобилей освещали нам дорогу.
Деревья, леса, посадки, мимо которых мы ехали, были необычайной красоты, покрытые полумраком, скрываемые в ужасной тьме.

Я ехал, наблюдая за тем, как гаснут огни и зажигается солнце, горячими лучами пробегаясь по поверхности этой грешной земли…
Рождение нового дня. Боже, спасибо, что дал мне глаза. Боже, спасибо, что позволил видеть это чудо.

Андрей ведет меня за собой. Солнце, что пробивалось через облака этим утром, неожиданно скрылось за уже потемневшими серыми облаками.

— Куда мы идем? — вновь спрашиваю я.
Андрей останавливается около калитки невысокого, немного осевшего домика.
— Домой. Мы шли домой, — его тонкие пальцы поддевают крючок, открывают калитку, приглашают меня войти.

Каждый его жест настолько тонок и соблазнителен, что, увидев лишь один взмах его руки, я забываю обо всем и послушной собачонкой иду за ним.

— Дома. Мы дома, — он разводит руками в сторону. Поднимается сильный ветер, подхватывает калитку, захлопывает ее.
Я как в капкане.
Туманов стоит пару минут. Опускает руки, и ветер затихает.
Он снова манит за собой.
Разумеется, я следую за ним.

Мы входим в эту маленькую избу. Я наклоняюсь, так как могу задеть головой потолок.
Андрей тянется, достает руками до потолка. Смеется:
— Я, кажется, вырос. Веришь ли? Я на протяжении всей жизни расти буду, — дверь скрипит. К нам выходит маленькая, худенькая девушка.
Белобрысые волосы забраны в низкий хвост. Глаза маленькие, голубенькие, словно бусинки.
Как у Андрея…

— Света! Светка! — вскрикивает рыжик, смеется заливным смехом, кидается ей на шею.
Девушка улыбается, обнимает его в ответ.
— Отец в город уехал. Будет только к вечеру, — говорит она тонким голосом.
Затем ее глаза уставляются на меня.
— Это Саша. Саша Лорин, — произносит Андрей. Я подхожу ближе. Светлана замирает в немом ужасе.
— Андрей… Зачем?.. — бормочет она, облокачиваясь на дверь, чтобы не упасть.
— Мы к тебе в гости пришли, — недовольно бурчит он, отталкивая ее от двери, заходя внутрь. Я иду за ним. В комнате, в которую я захожу, потолок намного выше.
Разгибаюсь.
— Братик, милый, ты простил его? — она кидается ему на шею.
Андрей выше своей сестры.
Он сводит брови, отталкивает ее:
— Помолчи!
Я не понимаю, о чем они говорят. Сажусь на диванчик рядом с Тумановым.
— Я вам чай принесу, — она убегает в другую комнату.
— Андрей, — начинаю я. Он резко оборачивается ко мне.
— Чего тебе? Не смей спрашивать ничего. Иначе пожалеешь.
Я замолкаю. Светлана приносит чай, ставит его перед нами, садится напротив.
Андрей уставляется на приоткрытую дверь комнаты.
— Надо. Надо выйти, — он поднимается, рыча. — Сейчас приду.
Мы со Светой остаемся наедине. Она молчит, наливая мне чаю.
— Саша, — тихо говорит, а сама вся дрожит, — не обижайте Андрея. Не надо. И он простит Вас. Только Вы его не бойтесь. Он уйдет, когда время настанет, — ее рука ложится поверх моей.

Другая, совершенно не такая, но все же холодная.
Холод, который веет от Туманова, скорее могильный.

— О чем ты?
— Он снова Бога видит, — Света не успевает договорить. Андрей появляется прямо за ее спиной:
— Письма приходили?
— Да. Тебя звали в Москву. Говорят, такие специалисты, как ты, им нужны.
— О моей судимости говорила им?
— Да. Они не обратили на это внимания.
— Значит, поеду в Москву. Я, кажется, тут надолго.
Я допиваю чай.
Андрей бестактно хватает меня за руку, тянет к выходу:
— Пошли. Ехать пора.

Я вспоминаю о машине. Боже, что за гипноз? Как он мог увести меня так далеко за собой?

Я поднимаюсь с дивана, выхожу в прихожую. Андрей и Светлана шепчутся. Девушка просит его о чем-то.
Простить и помиловать… Кого? Меня?
Туманов. Твоя фамилия соответствует тебе и твоему характеру. Я в твоей западне.

Мы не попадаем на молебен. Ехать в церковь нет смысла. Андрей предлагает оставить это до следующей недели.
Соглашаюсь.
Машина, как по-волшебству, снова заводится.
Я поворачиваю ключ зажигания, слышу звуки мотора.
Чудеса…

— Что за альбом? — спрашивает Андрей, когда мы возвращаемся домой. Я принимаюсь за планирование графика работы на следующую неделю. Туманов, затеяв уборку, находит в комоде, в нижнем ящичке, в горке старого постельного белья мой школьный альбом.
— Да так, — нехотя говорю я. — Мои школьные годы.
Туманов садится со мной. Открывает на первой странице, удивленно смотрит:
— Это ты такой маленький?
Я отрываюсь от своих дел:
— Я, Андрюш, я.
— А тут? Пухленький такой.
— Ой, прекрати! Не смотри! Стыдно мне даже, — я пытаюсь отнять у него альбом. Он хохочет.
Нечаянно альбом падает. А мы и не замечаем, хохочем, пытаемся защекотать друг друга.
— Саш! Ну пусти, — стонет он, а потом смеется, пытается выползти из-под меня. Я крепко прижимаю его к дивану.
Ох, ну и не наигрался я в детство…

Он поворачивает голову. Альбом, лежащий на полу, открыт на последней странице.
— Что это? — он тянется к нему, пытаясь поближе рассмотреть фотографию.

Туманов к нам перешел в одиннадцатом классе. Тогда мы, высокие, взрослые, крепкие ребята стоим у входа в школу. Сбоку жмется рыженький паренек маленького роста, щупленький, младше нас на года три.
Это Туманов.

— Ничего, — я обхватываю ладонями его лицо, разворачиваю к себе.
— Фотография. Твой одиннадцатый класс.
— Да… Неважно. Красивее я не стал!
Он выползает из под меня и хватает с пола альбом.

Внутри все холодеет. Я подхожу к нему, пытаюсь вырвать альбом.
Страшно. Дрожит все. Туманов, вроде и со мной рядом стоит, но как-то отдаляется. И я не могу до него достать.
Потолок рушится. И я молю, чтобы толстая глыба придавила меня.
Хочу сейчас умереть. Или провалиться сквозь землю, в ад, например.
Вполне заслуженно.

— Я? — он оборачивается ко мне.
И тут же оказывается со мной очень близко. Я не могу отшагнуть назад. Ноги приклеены к полу.
Сон. Просто очередной сон.
Я открою глаза. Проснусь. И покажется, что Туманов мне приснился и ни черта на самом деле не было!

Я открываю глаза. Его лицо прямо передо мной!
Глаза в глаза!
— Ты учился со мной в одном классе?

Я отворачиваю голову, а его взгляд передо мной!

Я делаю шаг назад. А он не отступает. Стоит у меня перед носом!
Смотрит!
Смотрит!!!

Я падаю на пол, закрываю лицо руками, а взгляд меня не покидает!
Осталось глаза выколоть.

— Саш? Ты чего? — открываю глаза, а он навис надо мной.
— Я… я… — я чуть язык не проглатываю!
Он разворачивает ко мне фотографию нашего класса, показывает пальцем на меня.
— Ты, получается, со мной учился. Не помнишь, как его звали?

Молчу.

— Помню. Он меня тогда… Погоди, — он замирает. Я, кажется, не дышу довольно долго, — а ты где тут?

Молчу.

— У вас с этим ублюдком глаза похожи.
Он наклоняет голову в бок.
— Глаза. Глаза, — кладет руку мне на горящие щеки, поглаживая по ним. — Глаза.
Он щурится.

Я сам того не замечаю. Он хватает меня за волосы, тянет на себя, грозно шипит:
— Долго собирался молчать? — перед глазами у меня пелена. Я вижу его смутно. Он резко опускает мою голову вниз, так что я чуть не ударяюсь головой об пол.
Ногой наступает мне на спину, пинает. Я, обессилевший, словно из меня выпили всю жизненную энергию, падаю на спину, распластываюсь на полу.
— Долго мной наслаждался? — он хватает горячий кофе со стола, выливает мне на лицо.

Боль! Горячо! Глаза! Глаза!
Он вылил на меня кипяток!

Кричу, утопая в этом крике, пытаясь всячески стереть горячую жидкость с лица, открыть глаза. Они ломят, голова кружится.

— А что, если теперь силы будут равны? — он усаживается на меня, врезает звонкую пощечину.

Горячая боль уходит, приходит черная пелена, глаза горят, щека разрывается на части.

Сердце, я слышу, я чувствую, как оно вырывается наружу.

Захлебываюсь собственным воздухом.
Он держит пальцы сжатыми на моем горле.

— Помилуй! — хриплю, брыкаясь, понимая, что он каким-то образом сильнее меня!
— Ааааа! — он орет. Орет громко, пронзительно, оглушает меня. Я распахиваю глаза, чувствую, как резкий свет режет их. Крик обволакивает меня полиэтиленовым мешком. Я оказываюсь в бездыханном пространстве.
Туманов подхватывает меня за волосы, ударяет головой о ножку стола.
Сознание еще варит пару минут, но перед глазами темнота.

«Просыпаюсь» я в прихожей. Около стола. Около рта застывшая кровь. Ноги ломят, руки не поднимаются.
Свет выключен, в доме тишина.
Только сейчас замечаю. Окно открыто. Холодный осенний ветер обдувает меня. Занавески вихрем крутятся.
Ну и морозильник!
Я облит чем-то вонючим. Господи, чистой воды самогон.
Мне его дядя в прошлом году давал. Где Туманов его нашел?!
Приподнимаюсь. Усаживаюсь на колени. Отлично, он меня еще и раздел. Вижу рядом с собой коробок и разбросанные около него спички.
Господи Праведный! Да он поджечь меня хотел, что ли?!

Во мне просыпаются силы. Я отползаю подальше от коробка со спичками. Нахожу мобильник на столе, хватаю его, набираю номер Туманова.
Гудки. Гудки.
Сбросил.
Сам перезванивает. Что он удумал еще?

— Проснулся? — слышу шум и его голос.
— Ты где? - вскрикиваю я.
— Понял, что я ушел от тебя? Умница. Я не хочу тебя убивать. Но очень руки чешутся! Бог не позволяет.

Молчу. Тяжело дышу. Поднимаюсь и медленно иду к окну.
Глаза болят, тело ломит, голова валится с плеч.
Закрываю окно. Он слышит щелчок и тихо смеется.

— Представь, что теперь силы равны. Я избиваю тебя. И мне в этом помогают три друга амбала, которые выше тебя в два раза. Двое тебя держат, один снимает на камеру и мечтает сотворить с тобой невообразимое! А я тем временем грубо имею тебя.

Закрываю рот рукой. Рвотный рефлекс пожаловал.
Я оказываюсь на месте Туманова. Ноги подкашиваются, я падаю на пол. Образ Макса нависает надо мной. Володька и Ваня держат мои руки.
Паника!
Но вместо меня… Туманов. Дает мне еще одну звонкую пощечину. Мучается с пряжкой на моем ремне.
Господи, спаси!

Мобильник падает из рук. Я слышу голос Андрея:
— А потом измученного, в крови, лишенного всего прекрасного, чистого, оставляет на морозе! При открытом окне! Облитого паленой водкой!
После этих слов окно распахивается, ветер влетает в комнату, охватывает меня, сковывает, сжимает всеми силами.

Холодно.
Холодно.
Холодно!

— Андрей! Андрей! — падаю на пол и ору в трубку. — Прости меня! Прости!
— У меня теперь есть второй шанс все исправить. Я воспользуюсь им. Слышишь?
— Андрей! — я и не замечаю, как плачу. Проще просто умереть. — Где ты?
— На вокзале. Помнишь, меня приглашали в Москву? Так вот…
Не даю договорить:
— Не поедешь! Не пущу! Я… я… Андрей! — дрожу. Боже, я боюсь его потерять. Я привязался к нему. — Я люблю тебя. Слышишь меня? Сильнее, чем друга, крепче, чем брата. Я умру без тебя!
— Этого я когда-то хотел. Чтобы ты умер.
— Андрей, — его голос становится тихим, спокойным. — Ты меня спас. От одиночества.
— Дурак. Я был причиной твоего одиночества. Я твое проклятие. Оставь меня, а я оставлю тебя.
— Я не смогу так жить! — во мне снова рождаются новые силы.
Поднимаюсь. Бегу в ванную. Надо умыться. Одеться. Ехать.
К нему.
— Прощай, Лорин.
— Я еду к тебе! Убей меня прямо там! Только не уезжай вот так...
— Как? — его голос долбит по ушам, несмотря на то, что он мягкий и нежный. В отражении я вижу чудовище с красными глазами и бордовым лицом.
— Я не могу без тебя… Андрей!
Гудки.
Черт!

Быстро умываюсь. Душ принимать некогда. Господи, я даже не знаю, во сколько поезд на Москву.
По дороге хватаю джинсы и футболку. На влажное тело натягиваю их. Господи, лишь бы успеть.

Выбегаю из дома, чуть не падаю.
Шнурки на ботинках не завязаны.
Добираюсь до машины, завожу ее. Мотор ревет.

— Давай, милая. Выжми все, что можешь, — шепчу, поглаживая руль машины. Выезжаю из дома, не закрывая не то что гараж, даже входную дверь.

По дороге набираю Андрея.
— Туманов! — ору в трубку, проносясь на красный. Чуть не сбиваю старушку.
Боже, прости душу грешную.
— Чего тебе?
— Я уже еду! Во сколько поезд?
— А что, если он уехал уже? Да отвали от меня! Я тебя ненавижу!
— Андрей, — машина не слушается меня. Виляет из стороны в сторону. — Я эгоист. Но я не отпущу тебя. Никто не примет ни тебя, ни меня. Мы обречены.
— Проживу в одиночестве. Я бросаю трубку, Лорин. И мобильник выкину, чтобы ты меня никогда не нашел.
— Андрей! Не смей! О Боже… Аааааа!
Меня выносит на встречку. Руль не поворачивается. Мобильник падает.
— Лорин? Ты чего там?! Эй! Не молчи! — Туманов орет что-то там. А руки скользят.
Не справляюсь с управлением. Сталкиваюсь с автобусом.
— Саша! Саша, не молчи!

Меня уносит в сторону. Первый удар. Машина переворачивается. Ударяюсь головой о крышу.
Второй удар, прижимаюсь к стеклу. Оно трескается. Ранюсь о него.
Третий удар. Машина съезжает вниз.
Андрей что-то там орет в трубке. Мобильник лежит рядом со мной, а меня придавило…
Я еще жив. Я смогу…
В голове вертится голос Туманова. Та самая песня, что он напевал:

— Здесь нас больше нет. Мы легче, чем воздух и свет. За мной… Покидай.

Примечания:

*здесь и далее исполняется отрывок из песни Биопсихоз — НН

Дата добавления: 2015-09-01