Фольклорные традиции в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя.

Гоголь постоянно искал свою дорогу в литературе. Самый первый отклик на ещё неопубликованную книгу он получил летом 1831 года.
Когда он явился в типографию, он заметил, что наборщики хохотали, и он узнал, что это из-за того, что те нашли его повести смешными, из чего он заключил, что его работы в духе черни.

Пушкин отметил в Гоголе два качества: Настоящая веселость. Чувствительность.

Гоголь, для которого это был шумный успех, был окрылен.
В 1832 году он издал вторую часть сборника. Первый сборник открыл романтический период его творчества. Это было обусловлено временем – тогда романтизм стал массовым, интересом к народной культуре и языку. Гоголь даже запишет про Петербург: «здесь так занимает всех всё малороссийское». Даже само название сборника соотносило его работу с принципами романтизма – циклизацией произведений на основе местности; наличие разных рассказчиков; есть издатель – пасечник Рудый Панько.
В сборник вошли восемь повестей, разных по проблематике, жанровым и стилевым особенностям, а материал для них – рассказы, байки, истории на разные темы, «лишь бы слушали да читали, а у меня наберется на десять таких книжек».

Гоголь очень свободно обращается со временем, он путает века и располагает события произвольно. Е го цель – рассказать о национальном характере. Время действия в повестях «Сорочинская ярмарка» и «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» - современность. В других повестях – «Майская ночь или утопленница», «Пропавшая грамота», «Ночь перед рождеством», «Заколдованное место» - 18 век. В «Вечере накануне Ивана Купалы», «Страшной мести» - 17 век. Гоголь использует такой прием: в его книге постоянно встречаются прошлое и настоящее. Что касается прошлого, то это ореол чудесного, сказочного. Гоголь действительно использует фольклорные традиции. Он использовал поверие о папоротнике, который расцветает в ночь накануне Ивана Купалы, или известный сюжет о продажи души черту. Присутствуют оборотни, ведьмы, русалки – поэтика ужасного. Вся эта нечисть искушает людей, пытается помешать им, в произведениях множество фантастических происшествий. Ещё один прием – переплетение реальности и фантастики. И герои произведения, и рассказчики верят, что их местность действительно населена нечистью, черти и ведьмы только и делают, что дурачат людей и вмешиваются в их жизни.

Наша нечисть в произведениях литературы не очень страшная, своя. В этом произведении Гоголь нарочно изображает нечисть в бытовом обличии. На пропавшей грамоте ведьма играет в дурачка, в повести «Ночь перед рождеством» черт выглядит как уездный стряпчий. Гоголь, мастер деталей, таким образом рисует ироничную ситуацию, создается комический эффект.

В переплетении фантастики и реальности четко разделены добро и зло, понятны отношения между людьми. Как правило, герои побеждают зло. Человек торжествует над нечистью, добро побеждает зло. При этом Гоголь постоянно балансирует на понятиях страшного и смешного. Он использует этот прием и в начале, и в конце повестей, и часто у него присутствует прием: при казалось бы предопределенном печальном финале всё кончается хорошо, и, напротив, «Сорочинская ярмарка», самая веселая повесть, кончается грустно, а «Страшная месть» - веселыми песнями.

С этим связана ещё одна особенность построение вечеров – повторяющиеся мотивы. Мотивы повторяются те же, но с противоположными знаками. Например, история с кладом показана трагически в «Иване Купале», комически в «Заколдованном месте».
Над всем этим царствует смех Гоголя. Здесь его смех именно юмористический. Этакий чистый народный юмор, ироничный взгляд на жизнь, который позволяет справиться с любыми обстоятельствами.
Все произведения в этом сборнике романтические кроме повести про Ивана Федоровича Шпоньку. В романтических повестях важен нравственный эффект, как и всегда у Гоголя, поэтому романтический идеал рисуется следующим: люди должны быть едины, между ними должны быть дружелюбные отношения. Идея единства, созданная на малороссийском материале, превращает «Вечера» в этакую утопию. Гоголь пишет о том, какая должна быть жизнь народа, каким должен быть человек. А вот реалистическая повесть показалась читателям одной из самых таинственных. Здесь действие перенесено из народной среды в сферу поместного быта. Время – современность, а не условные, давно прошедшие времена. Эта повесть в большей степени связана с последующим творчеством Гоголя. В ней проявляются художественные приемы, которыми активно пользуется Гоголь в последствие. Например, Шпонька разговаривает незаконченными предложениями, частицами. В этой повести Гоголь рисует Диканьку, которая перестала быть самой собой, она лишена сказочности и доброго отношения к жизни. Даже свадьба, которая должна быть легкой, веселой, кажется практически кошмаром. Внутренний мир героев ограничен, они – небокоптители, их жизнь скучна, внутренний мир скукожился.
Эта повесть закладывает новые замыслы Гоголя. Происходило изменение в его художественном методе, в тех задачах, которые он перед собой ставил.

Тематика «Вечеров» — характеры, духовные свойства, моральные правила, нравы, обычаи, быт, поверья украинского крестьянства («Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купалы», «Майская ночь»), казачества («Страшная месть») и мелкого поместного дворянства («Иван Федорович Шпонька и его тетушка»).

Идейный смысл «Вечеров на хуторе близ Диканьки» определялся народно-демократическими взглядами Гоголя.

Отражая народные представления и собственные мечты о справедливых, разумных социальных отношениях, об идеальном человеке, прекрасном физически и нравственно, Гоголь в «Вечерах…» возвышает добро над злом, великодушие над корыстолюбием, гуманизм над эгоизмом, отвагу над трусостью, энергию над ленью и праздностью, благородство над низменностью и подлостью, одухотворенную любовь над грубой чувственностью.

«Вечера на хуторе близ Диканьки» воссоздают народные нравы, бытовые обычаи и поверья главным образом стародавнего времени, когда Украина была свободной от крепостничества. Как известно, крепостную зависимость установила Екатерина II в 1783 году, И не случайно запорожцы из повести «Ночь перед рождеством», жалуясь на притеснения, на лишения прежних вольностей и привилегий, просят ее: «Зачем губить верный народ?» Поэтизируя свободную жизнь трудового народа, Гоголь в повестях «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь, или Утопленница» обращается не к подневольно-крепостным, а к государственным земледельцам, которых на Украине оставалось довольно много. Слова Левко: «Мы, слава богу, вольные козаки!» являлись выражением чувств, дум, желаний Гоголя и его положительных героев.

В «Вечерах…» герои во власти религиозно-фантастических представлений, языческих и христианских верований. Гоголь выражает народное самосознание не статически, а в процессе исторического роста. И совершенно естественно, что в рассказах о недавних событиях, о современности демонические силы уже воспринимаются как суеверие («Сорочинская ярмарка»). Отношение самого автора к сверхъестественным явлениям ироническое. Объятый высокими думами о гражданском служении, стремящийся к «благородным подвигам», писатель подчинял фольклорно-этнографические материалы воплощению духовной сущности, нравственно-психологического облика народа, как положительного героя своих произведений. Волшебно-сказочная фантастика отображается им, как правило, не мистически, а согласно народным представлениям, более или менее очеловеченно. Чертям, ведьмам, русалкам придаются вполне реальные, конкретные человеческие свойства. Так, черт из повести «Ночь перед рождеством» «спереди — совершенный немец», а «сзади — губернский стряпчий в мундире». И, ухаживая, как заправский ловелас за Солохой, он нашептывал ей на ухо «то самое, что обыкновенно нашептывают всему женскому роду».

Фантастика, органически вплетенная писателем в реальную жизнь, приобретает в «Вечерах…» прелесть наивно-народного воображения и, несомненно, служит поэтизации народного быта. Но при всем том религиозность самого Гоголя не исчезала, а постепенно росла. Более полно, нежели в других произведениях, она выразилась в повести «Страшная месть». Здесь в образе колдуна, воссозданном в мистическом духе, олицетворяется дьявольская сила. Но этой загадочно страшной силе противопоставляется православная религия, вера во все побеждающую власть божественного произволения. Так, уже в «Вечерах…» проявились мировоззренческие противоречия Гоголя. По стилю, по художественной манере в них преобладает романтический принцип изображения, но при явных реалистических тенденциях, побеждающих в «Повести об Иване Федоровиче Шпоньке и его тетушке».

Главная цель Гоголя — воплотить красоту духовной сущности народа, его мечты о вольной и счастливой жизни. Следуя романтическому принципу, писатель изображает быт украинского крестьянства и казачества по преимуществу не в его повседневности, будничности, многосторонности, а главным образом в его праздничности, необычности, исключительности. Ярмарка («Сорочинская ярмарка»), Иванов вечер («Вечер накануне Ивана Купалы»), гуляние парубков и дивчин в майскую ночь («Майская ночь, или Утопленница»), колядки («Ночь перед рождеством») — вот что привлекает внимание писателя. Героев «Вечеров…», отображенных в отдыхе, в праздничной гульбе, Пушкин справедливо назвал поющим и пляшущим племенем.-

«Вечера на хуторе близ Диканьки» населены массой персонажей — злых и добрых, обычных и незаурядных, пошлых и поэтичных. Перед нами проходит галерея лиц, явно нарушающих народно-нравственные законы, духовно ограниченных, корыстолюбивых, эгоистических, чаще всего властвующих: попович («Сорочинская ярмарка»), кулак Корж («Вечер накануне Ивана Купалы»), голова Макогоненко («Майская ночь, или Утопленница»), богач Чуб, дьяк («Ночь перед рождеством»).

Но, воссоздавая пеструю толпу характеров, Гоголь центром «Вечеров…» делает не праздных «существователей», погрязших в тине стяжательства, а трудовой народ. Ведущими героями «Вечеров…» являются характеры могучие духом, широкие по своей натуре, волевые, цельные, морально твердые, вроде кузнеца Вакулы («Ночь перед рождеством»), деда («Пропавшая грамота»), Данилы Бурульбаша («Страшная месть»), умные, смелые, ловкие, как Грицко Голопупенко («Сорочинская ярмарка»), поэтические, подобно Левко и Ганне («Майская ночь, или Утопленница»).

Действующие лица «Вечеров…» чаще рисуются в одностороннем преувеличении их психологических свойств, в резко подчеркнутой пластичности их внешних обликов, в эмоциональной приподнятости их речи, идущей от народно-песенной стихии. При этом внешний портрет персонажа всегда дается в тесной связи с внутренним его обликом.

Левко, молодой, вольнолюбивый, смелый до дерзости казак («Майская ночь, или Утопленница»), ради правды не щадит и своего отца. Это он, призывая парубков «побесить хорошенько» Голову, говорит: «Покажем ему, хлопцы, что мы вольные козаки». Писатель рисует его удалым вожаком парубков, импровизатором-песенником и режиссером хитроумнейших проделок. У него «орлиные очи», черные брови и усы. Его речь к любимой, полная нежности и ласки, певучая, словно песня: «Не бойся: никого нет. Вечер тепел…» Это объяснение Левко с Ганной, как установлено, восходит к народной песне «Сонце низенько, вечер близенько».

Романтически приукрашены и второстепенные действующие лица. Поэтизируя своих любимых героев, Гоголь наделяет их свойствами яркой индивидуальности. На это обратил внимание еще Белинский. Романтическая позиция Гоголя, за исключением повести «Иван Федорович Шпонька…», сказалась и в сюжетах «Вечеров…». Любой из них повествует «про какое-нибудь старинное чудное дело». Все они тесно связаны с волшебно-сказочным фольклором.

Но «Вечера…» вырастали на глубоко национальной почве. Героико-поэтические характеры и реально-фантастические события «Вечеров…» потребовали соответственной романтической их группировки и связи. Сюжеты «Вечеров…» строятся на смене остро контрастных эпизодов, представляющих главнейшие звенья основных событий, без последовательной постепенности и строгой мотивировки, при наличии фантастической интриги и ярко выраженного лирического начала. Так, повесть «Сорочинская ярмарка» открывается лирическим вступлением. В ней реальная и фантастическая интрига, связанная с легендой о красной свитке, заложенной чертом в шинке. В ее развитии используется смена антитетических картин: сговор Солопия и Грицко о Параске и решительное несогласие Хиври; уединенное свидание Хиври с поповичем, внезапно нарушенное нашествием гостей, и т. д. Повесть «Ночь перед рождеством» от начала и до конца построена на контрастной параллели лирико-поэтической линии Вакулы и Оксаны — грубо-прозаической, низменной линии Солохи и ее поклонников. На противопоставлении идеального героя, патриота, хранителя нравственных устоев Данилы Бурульбаша чудовищному злодею, предателю родины, его тестю, складывается архитектоника «Страшной мести». Строение «Вечеров…» характерно еще и тем, что наряду с отдельными, индивидуальными героями в них действует масса людей, народ.

«Вечера…» обильны картинами природы, величественной и пленительно-прекрасной. Писатель награждает ее самыми превосходными степенями мажорных сравнений: «Снег… обсыпался хрустальными звездами» («Ночь перед рождеством») и эпитетов: «Земля вся в серебряном свете», «Божественная ночь» («Майская ночь, или Утопленница»). Эстетизированные пейзажи усиливают красоту положительных героев, утверждают их единство, гармоническую связь с природой, а контрастируя, подчеркивают безобразие отрицательных персонажей.

В каждом произведении «Вечеров…» в соответствии с его идейным замыслом и жанровым своеобразием природа принимает индивидуальную окраску. В «Сорочинской ярмарке», как бы аккомпанируя беззаботно-радостной, торжествующей любви Грицко — Параски, она светла, полна «сладострастия и неги». В «Майской ночи» для нее характерны оттенки грусти, угрюмости, таинственности. В «Страшной мести» ей свойственна мрачность, суровость, героичность.

«Вечера…» задуманы в форме сказа, всего вероятнее, дьячка Фомы Григорьевича. От его имени ведется повествование «Вечеров накануне Ивана Купалы», «Пропавшей грамоты», «Заколдованного места». Отступая от этого замысла, Гоголь дает слово «гороховому паничу» («Сорочинская ярмарка», «Майская ночь, или Утопленница») и другим рассказчикам. Образ пасечника Рудого Панько возник перед самой публикацией «Вечеров…» как их составителя и издателя. Все основные рассказчики, кроме «горохового панича», осмеянного Рудым Панько за вычурность, — представители народа, его воззрений. Вводя простонародных рассказчиков, Гоголь хотел, чтобы его «Вечера…» и по языку были народными. Лексика и фразеология этих рассказчиков, включая и Рудого Панько, — чудесные россыпи живого народно-просторечного языка, полного метких слов и оборотов, оригинальных выражений, присловий, поговорок и пословиц. Такой непосредственной разговорной речью украинцы заговорили в русской литературе впервые. Это было новостью, привлекавшей читателей.

Но сказ повествователей, более всего выдержанный в речи пасечника и дьячка, не сохраняет строгой последовательности и нередко переходит в «безличный», точнее сказать, в прямой голос автора, искушенного в литературной речи, великолепно владеющего изобразительными средствами романтизма.

В «Вечерах…», в основном романтических по содержанию и форме, явно проступают в той или иной мере реалистические эпизоды, картины, характеры: Хивря, Солопий и попович («Сорочинская ярмарка»), Каленик и Голова («Майская ночь, или Утопленница»), дед («Пропавшая грамота»). При наличии отдельных ошибок, указанных современниками Гоголя, в «Вечерах…» с большой точностью воспроизведена обрядовая сторона народной жизни. Таковы, например, описания гостей, поспешающих на ярмарку, и диалог Солопия с Хиврей в «Сорочинской ярмарке».

В повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» реалистические тенденции оформились в последовательную концепцию. Ее реализм — в типических характерах определенной социально-групповой принадлежности и в конкретных обстоятельствах. Именно этой повестью Гоголь особенно подчеркнул различия между духовным обликом трудового крестьянства и паразитирующим дворянством. Шпонька и его тетушка — мелкие помещики по образу жизни, поведению и желаниям. Мир их интересов страшно тесен, ограничен материально-вещественными, приобретательскими потребностями. Иван Федорович не заглядывал ни в одну книгу, кроме гадательной, а поэтому невежествен и туп. Оставшись наедине с понравившейся ему барышней, он не знает, о чем ему говорить, и после долгого молчания, собравшись с духом, произносит: «Летом очень много мух, сударыня!» Весьма подробно в повести воссоздан социально-бытовой уклад, порождающий косных, душевно вымороченных людей, подобных Шпопьке. Незавершенность сатирической повести о Шпоньке составитель «Вечеров…» объясняет утратой части ее рукописи, а на самом деле это замечательный и многозначительный художественный прием. Отсутствие конца повести подчеркивает тождественность, ординарность, заурядную обычность, пошлость, бессмыслицу, повторяемость всей последующей жизни Шпоньки.

В 1830 году в Отечественных записках вышла «Ночь накануне Ивана-Купала». В 1831-1832 выходит двумя книгами «Вечера». Пафосные критики и журналисты осуждают за излишнюю простоту, кое-где даже грубость, а Пушкину сильно понравилось, он увидел самобытность, живость, яркость, в письме, которое потом опубликовали, призывал своих друзей защитить Гоголя от нападок всяких умников. В том же письме Пушкин рассказывал, что наборщик фыркал и безуспешно пытался сдержать смех рукою, пока набирал все это. Вечера написаны очень простым, милым, кое-где грубоватым народным украинским языком. Многие сюжеты, персонажи, мотивы, песни, фигуры речи взялись из народного фольклора. Гоголь опирался на народные песни, комедии своего отца, из которых понатаскал эпиграфов к сорочинской ярмарке, из рассказов матери и бабки про нечисть всякую. Такого литература еще не знала. Фантастика переплетается с реальным, но главное содержание не фантастика (это, кстати, больше народные суеверия: все что ни случалось плохого, приписывали черту), а быт.

У Гоголя рассказчики находятся на первом плане в «Предисловиях» к 1-й и 2-й частям книги. Сами «Предисловия» ведутся от лица «издателя» и являются своеобразной композиционной рамкой произведения. Они построены в форме сказа, имитирующего живую разговорную речь. Непринужденная и доверительная беседа Пасичника с аудиторией, к которой он обращается «запросто, как будто какому-нибудь свату своему, или куму» просторечие подчеркивают достоверность самобытного уклада Диканьки, в который органично вписываются полные фантастики предпраздничные вечера у Рудого Панька. Заглавие книги, указывающее на единство места и времени повествования, становится основной темой первого «Предисловия». «Издатель» разъясняет читателям, о каких «вечерах» пойдет речь, чем они примечательны, как происходят его встречи с рассказчиками: «Бывало, соберутся, накануне праздничного дня, добрые люди в гости, в пасичникову лачужку, усядутся за стол, - и тогда прошу только слушать». Данные подробности указывают на реальность происходящего так же, как и подробная характеристика всей обстановки – Диканьки, хутора, пасичникова куреня с указанием дороги к нему. В «Предисловии» предварительно очерчен и сообщен читателям основной круг мотивов, ориентированных на легенду, предание, сказку, быль. Восклицание Пасичника: «Боже ты мой! Чего только ни расскажут! Откуда старины ни выкопают! Каких страхов ни нанесут!» - подчеркнут общий характер «историй», диковинных и страшных, относящихся к старине. В этом смысле «Предисловие» является своего рода экспозицией цикла.

Характеристика рассказчиков отдельных повестей также дается в «Предисловии» и принадлежит Рудому Паньку. В этой характеристике мы тоже наблюдаем взаимоотношения категорий «реального» и «фантастического». Авторитетом искусного рассказчика пользуется дьяк Фома Григорьевич. На него Пасичник ссылается как на лицо почитаемое и известное не только в Диканьке: «Вот, например, знаете ли вы дьяка Диканьской церкви, Фому Григорьевича? Эх, голова! Что за истории умел он отпускать!» Неопровержимыми доказательствами является то, что Фома Григорьевич не так, как прочие «мужики хуторянские» и даже «люди его звания», чистил сапоги «лучшим смальцем», утирал нос «опрятно сложенным белым платком, вышитым по всем краям красными нитками», и «складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю». И эти подробности в глазах Пасичника имеют не малую значительность: если Фома Григорьевич серьезен, аккуратен и точен в таких мелочах, то тем более он серьезен, правдив и точен в своих рассказах. Юмористические детали портрета рассказчика сообщают ему абсолютную достоверность и реальность этого образа. Таким образом, в «Предисловиях» сообщено самое главное о Фоме Григорьевиче: он не только принадлежит хутору Диканьке, но особо выделен и почитаем здесь. На противопоставлении Фоме Григорьевичу строится характеристика другого его повествователя – Макара Назаровича. По имени он назван только раз. Но читателям сообщено прозвище, полученное гостем из Полтавы в Диканьке: «панич», либо «панич в гороховом кафтане». Такое прозвище дано не случайно и указывает нам на определенное отношение к этому рассказчику. Оно напоминает о контрастном Диканьке мире, и тем самым сближает Макара Назаровича с чуждым ей Петербургом, т.е. с фантастическим миром. Если Фома Григорьевич представлен как умелый и правдивый рассказчик, то по контрасту с ним «панич» определяется как сочинитель рассказов, полных невероятными фантастическими событиями. Как видим уже из «Предисловий», разграничение в первой части книги не условно: возвеличивание одного и развенчание другого соответствует полемической задаче автора – противопоставлению двух миров и соответствующих им типов сознания, каждый из которых воссоздается в цикле и соотносится либо с литературной, либо с народно-поэтической традицией.

Гоголь создает особый образ издателя сборника, хуторского Пасичника Рудого Панька. Но это не условное лицо, как традиционно применяется; он не просто замещает автора и говорит за него. Сказ Пасичника выявляет резкое своеобразие его личности. Рудый Панько не рассказывает, он будто разговаривает с читаталем. Пасичник принадлежит другому, чем писатель, миру. И этот мир является антитезой Диканьки. Постепенно из слов Пасичника выясняется, что мир этот – Петербург. В нем всё устроено не так, как в Диканьке. На противопоставлении «наших хуторов» - «вашим хоромам» и строится характеристика Диканьки. На основании этого рассказчику Диканька представляется более реальным и действительно существующим краем, чем известный читателю Петербург. Достоверность существования хутора подтверждается приглашением Рудого Панька читателей к себе в гости: «Да, вот было и позабыл самое главное: как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Я нарочно и выставил ее на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслышались вдоволь». Пасичник наивно верит в то, что его Диканька не менее известна, чем Петербург.

Самые события в повестях «Вечеров» приурочены преимущественно к тем временам, когда на Украине еще не было крепостного права. Так, действие в повести «Вечер накануне Ивана Купала» происходит, когда «козаковал почти всякий», когда еще памятны были «молодецкие дела Подковы, Полтора-Кожуха, Сагайдачного» и других казацких гетманов. Сюжет «Вечера накануне Ивана Купала», передающий поверье о папоротнике, который цветет огненным цветом в полночь под Иванов день близок к народным преданиям. Тот, кто сумеет сорвать цветок и устоит перед призраками, — отыщет клад.

В «Вечере накануне Ивана Купала» черты реальной действительности, социальные противоречия приобретают особенную остроту. В повести рассказывается о печальной жизни и горькой судьбе крестьянина-бедняка Петра Безродного, батрачившего у богатого казака Терентия Коржа. Петро влюбляется в красавицу Пидорку, дочку Терентия Коржа, но препятствием к его счастью является бедность: богатей-казак не отдает свою дочь за нищего батрака. Таким образом, в основе повести, определяя и ее сюжетный конфликт, и распределение красок, лежит социальное противоречие, вполне жизненное и реальное. Добиться руки любимой девушки возможно лишь при помощи богатства. Потому-то Петр и соблазняется дьявольским предложением добыть золото ценою преступления. Получив ценой преступления богатство, Петро не обретает желаемого счастья. Женившись на Пидорке, зажив с нею «словно пан с панею», он не может вытерпеть мучений заглушаемой совести. Это осуждение жестокой власти «золота», эгоистического, собственнического начала, разлагающего простую и цельную жизнь народа, дано Гоголем в форме народной легенды, в которой народные представления о сущности зла персонифицированы в фантастических образах дьявольской силы.

В таких повестях, как «Вечер накануне Ивана Купала» фантастика приобретает черты романтической легенды, проникнута глубоким философским смыслом. Трагическая идея «Вечера накануне Ивана Купала» также тесно связана с фольклором, с народным представлением о нравственном долге человека. В народных сказках и легендах «нечистая сила» обычно олицетворяет злое, антинародное начало в самой действительности, является выражением жестокости и корыстолюбия, чуждых народу, присущих господствующим классам. «Нечистая сила», как и в народных поверьях и сказках, наделена у Гоголя теми отрицательными, подлыми качествами и чертами, которые присущи «высшему лакейству» и враждебны народу, глубоко чужды благородным и душевно-чистым парубкам и дивчинам «Вечеров». Таков дьявол Басаврюк, соблазняющий людей жаждой золота, толкающий их на преступления.

В «Вечере накануне Ивана Купала» реалистические сцены народной жизни сменяются фантастически-таинственным колоритом, изображением ужасов в духе романтической поэтики. Начало повести выдержано в том же бытовом, сказовом стиле, что и остальные повести, — как рассказ дьячка Фомы Григорьевича. Там же, где рассказчик переходит к описанию преступления Петра, убийства им Ивася, повествование теряет свой бытовой, юмористический характер. Рассказчик обращается здесь к эмоционально-книжному описанию в духе романтической поэтики ужасов. Мотивы балладной фантастики переплетаются в этих эпизодах с мотивами народной легенды. Несмотря на включение в повесть этих фантастических мотивов, «Вечер накануне Ивана Купала» примыкает к остальным повестям «Вечеров», передавая народное предание, в котором выражено осуждение корыстолюбия и власти золота. «Вечер накануне Ивана Купала» имеет подзаголовок «Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви», и повествование окрашено тем же народным юмором, что и другие рассказы Фомы Григорьевича.

В повести «Ночь перед рождеством » Гоголь особенно полно выразил свою горячую симпатию к свободолюбивым запорожским казакам. В сцене посещения Екатерины II запорожцы жалуются на притеснения и потерю прежних вольностей и привилегий, указывая на свои заслуги в обороне родной земли от татар и турок. «Один из запорожцев, приосанясь, выступил вперед: «Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-либо с турчином; разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость? прежде слышали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слышали, что хочешь поворотить в карабинеры; теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско? тем ли, что перевело твою армию чрез Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?..» Потемкин молчал и небрежно чистил небольшою щеточкою свои бриллианты, которыми были унизаны его руки». Эта деталь, подчеркивающая равнодушие Потемкина к жалобам запорожцев, особенно характерна, оттеняя всю сцену, раскрывая ее внутренний смысл. Сатирическими чертами нарисована и картина придворных нравов. Изображая бездушное и пышное великолепие дворца царицы, Гоголь иронически развенчивает его показной блеск, рисуя придворные порядки через восприятие их кузнецом Вакулой, который простодушно удивляется всей этой ненужной роскоши и чопорности дворцового этикета. Показывая Потемкина, Гоголь отмечал в нем грубость, деспотизм, презрение к окружающим. Поэтому ответ запорожца на простодушный вопрос Вакулы по адресу Потемкина: «Это царь?» — спросил кузнец одного из запорожцев. «Куда тебе царь! это сам Потемкин», — отвечал тот» — воспринимается как явная ирония. В противоположность заискивающим, униженно кланяющимся генералам и вельможам, пресмыкающимся перед царским фаворитом, запорожцы ведут себя гордо и независимо. Они говорят с Потемкиным и царицей со свободным достоинством и лукавством, отнюдь не повторяя тех верноподданнических фраз, которым учил их Потемкин.

Кузнец Вакула является воплощением тех положительных черт, какие запечатлелись в народных думах и песнях. Вакула не теряется ни в каких случаях жизни. Он готов заставить служить себе и нечистую силу, не робеет он и во дворце у царицы. Его поступки воодушевляются большим и подлинным чувством любви к Оксане. Гоголь с исключительным целомудрием и сердечностью изображает его преданную, безыскусную любовь. Искренне и прекрасно чувство Вакулы, готового сделать все на свете, чтобы завоевать свою Оксану.

Кокетливая и гордая Оксана подкупает непосредственностью, прелестью юного, еще самою ею не осознанного чувства. Ее красота крестьянской девушки, с восхищением описываемая автором, — красота жизненная, здоровая, как красота родных полей, рек, щедрой и яркой украинской природы. Характерно, что в сцене свидания Оксаны с Вакулой Гоголь исключает такую, имевшуюся в первоначальной редакции деталь: «Тут кузнец вышел из себя и в душевном волнении обхватил рукою ее полный стан. Чувствовала дрожавшая рука, как подымались под нею полные девические перси. Дрожь и чудный холод пробежал по жилам парубка». Эта подробность оказалась слишком чувственной, принижающей красоту большой и чистой любви Оксаны и Вакулы. Такой здоровой, безыскусственной природной красотой отличаются все героини «Вечеров».

У Гоголя фантастика народного творчества способствует созданию жизненных сатирических образов, является выражением глубокого сродства мировоззрения писателя с народом. Гоголь в своих повестях делает фантастических персонажей — чертей, ведьм — носителями злых и корыстных черт, тех дурных, отрицательных моральных и социальных качеств, которые свойственны представителям господствующей верхушки, провинциальному чиновничеству, сельской «знати». Черт в «Ночи перед рождеством» похож на губернского стряпчего: «настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды...» Черт очень похож на судейского чиновника не только по внешности, но и по своим повадкам, по желанию напакостить людям. Изображая черта провинциальным любезником и франтом, Гоголь, в сущности, показывает смешной, гротескный облик провинциального ухажера, повадки которого приданы им черту. Волокитство черта смешно именно потому, что в нем легко узнать манеры провинциального любезника.

Замысел «Вечеров на хуторе близ Диканьки», идейная и художественная структура книги определялись противопоставлением положительного начала в жизни народа, его свободолюбивого характера — тусклому и безобразному миру «существователей», представителей помещичьей среды и деревенских богатеев. В этом глубокий внутренний смысл и органичность включения в «Вечера» повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка», резко оттеняющей своим сатирическим изображением духовной пустоты и паразитизма помещичьей среды — то благородное и прекрасное начало, которое увидел писатель в народе. Это противопоставление проходит и в дальнейшем через все творчество Гоголя, по-разному на разных этапах раскрываясь в художественных образах его произведений. Эта повесть из быта мелкопоместных помещиков выделяется среди повестей «Вечеров» не только своей темой, но и зрелостью художественного метода, типической обобщенностью образов. Сатирическая живопись в «Иване Федоровиче Шпоньке и его тетушке» связана с теми бытовыми, полными едкого юмора зарисовками, которые Гоголь дает в остальных повестях «Вечеров», подсмеиваясь над кичливым «головой» в «Майской ночи», над Чубом или Солохой в «Ночи перед рождеством». Но в повести о Шпоньке представлены уже не отдельные бытовые штрихи, а передано типическое воплощение существенных сторон жизни.

В этой повести Гоголь показывает всю мелочность и убожество духовного мирка дворянского общества, типичность своих «героев». Писатель раскрывает во всей жизненной полноте ничтожную душонку Ивана Федоровича и окружающую его среду алчных собственников, моральных уродов, порожденных паразитическими условиями их существования. Насколько широка, вольнолюбива гордая и благородная натура человека из народа, показанная в остальных повестях, — настолько ничтожен, мелок, убог Шпонька и его окружение.

Уверенной и свободной кистью рисует писатель, казалось бы, повседневные, будничные картины поместного быта, которые приобретают огромную разоблачительную силу. За внешне добродушным описанием жизни Вытребенек и Хортыщ встает перед читателем праздная, заполненная мелкими хозяйственными заботами жизнь украинского поместья, его убогий и ограниченный мирок. Этот мир, с детства хорошо знакомый писателю, — мир могучего изобилия природных благ и в то же время полного духовного оскудения их владельцев. Гоголь высмеивает и разоблачает видимость этого идиллического существования, фальшь, якобы мирного «патриархального» уклада. Ведь в этом уголке основной жизненной пружиной являются корыстолюбие, бесчестные проделки и плутни его обитателей.

Мелкость мыслей и чувств, робость и бездарность, боязнь жизни — таковы основные качества Ивана Федоровича. Шпонька благодушен и кроток, он жаждет лишь спокойного существования и не вмешивается ни во что в окружающем его мире. Уже в школьные годы проявилась мелочно-педантическая, тишайшая и ничтожнейшая его натура: он сидел в классе «всегда смирно, сложив руки и уставив глаза на учителя». Полон юмора и рассказ о первом и единственном «грехопадении» благонравнейшего Шпоньки, соблазненного жирным блином. Чуждыми оказались кротчайшему Ивану Федоровичу и нравы офицерской среды, в которую попал Шпонька, убоявшийся бездны школьной премудрости в виде «пространного катехизиса» и книги «о должностях человека». На военной службе Шпонька был столь же смирным и исполнительным, как и в школе, и, держась в стороне от офицерских забав и затей, в свободное от службы время «упражнялся в занятиях, сродных одной кроткой и доброй душе: то чистил пуговицы, то читал гадательную книгу, то ставил мышеловки». Столь же уродливо преломляется и чувство влюбленности в душе робкого Ивана Федоровича: он страшится подлинного большого чувства, оно не умещается в его маленьком, тусклом душевном мирке. Как впоследствии Подколесин, Иван Федорович в своих жениховских мечтах смешон и жалок. Его чувство — пародия на подлинную любовь, на те чувства, которые с такой поэтичностью раскрываются в образах Вакулы и Оксаны, Левко и Ганны и других влюбленных героев «Вечеров».

Примитивность мышления Шпоньки, его духовное убожество переданы в речевой характеристике. Несловоохотливость и косноязычие кротчайшего Ивана Федоровича не только результат его робости или застенчивости. Шпоньке просто не о чем говорить — он лишен каких-либо интересов и представлений, весь его внутренний мирок мало отличается от мирка улитки. Внешняя незаконченность сюжета (в последнем абзаце упоминается о «новом замысле» тетушки, относящемся, видимо, к женитьбе ее племянника, о чем читатель должен узнать в следующей главе, в повести отсутствующей) лишь подчеркивает бессмыслицу и бесплодность существования Шпоньки и подобных ему.

Пассивности и никчемности Шпоньки противостоит ловкий пройдоха Григорий Григорьевич Сторченко, присвоивший кусок земли в двадцать десятин, которые должны были по наследству отойти Ивану Федоровичу. Григорий Григорьевич — один из тех типов «подлецов», которые в дальнейшем займут столь большое место в творчестве писателя. те элементарные нравственные принципы, которые были глубоко чужды Сторченко. Рисуя сцену встречи Шпоньки со Сторченко на постоялом дворе, Гоголь как бы невзначай, точным и верным художественным штрихом приоткрывает его подлинную сущность помещика-крепостника. Любвеобильный помещик, только что нежно лобызавший Ивана Федоровича, мошеннически обкраденного им, не считает нужным маскироваться под простодушного добряка, когда он гроpно обращается к подростку-лакею, не успевшему разогреть ему курицу.

Не менее колоритен и типичен облик мелкопоместной помещицы Василисы Кашпоровны, тетушки Шпоньки. Василиса Кашпоровна сочетает богатырское сложение с чувствительной привязанностью к племяннику. В этом помещичьем мирке Вытребенек все определяется одним стремлением что-либо урвать у ближнего, скопить копейку, а все умственные интересы ограничены способами соления огурцов и варки варенья. Единственная ее человеческая привязанность — племянник Иван Федорович, но и эта привязанность приобретает в обществе, основанном на корысти и стяжании, примитивную форму выколачивания для него копейки. В ее характеристике уже сказалась отличительная черта реализма Гоголя: социальная оценка персонажа дается им в жизненных, повседневных проявлениях.

Гоголю глубоко чужд и ненавистен этот, словно окостеневший в своем однообразно ничтожном прозябании, мир мелкопоместных тунеядцев. Его сатира разоблачает убожество, корыстолюбие и духовное уродство представителей этой среды. Уже в повести о Шпоньке Гоголь выступает как изобразитель типической социальной среды, в которой формируются его герои. Поэтому столь характерны даже второстепенные персонажи повести, как, например, прожившийся мелкопоместный сосед Сторченко Иван Иванович, превратившийся в приживальщика. Далеко не случайно обращается здесь Гоголь к вещным сравнениям и метафорам. Примитивность и умственная скудость его героев особенно ярко подчеркнуты этими сопоставлениями с предметами, взятыми из той же сферы их застойного быта, за пределы которой они не способны выйти.

Сохраняя и в повести о Шпоньке образ простодушного, недалекого рассказчика, Гоголь, однако, делает его уже не представителем деревенской среды, а носителем иного социального сознания, мелким «панком», провинциальным горожанином, живущим в Гадяче. Степан Иванович Курочка — автор записей о Шпоньке — столь же ограничен, как и те «герои», о которых он рассказывает

Дата добавления: 2015-09-04