Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.

1. Статья 3 Конвенции накладывает особо строгие ограничения на действие (бездействие) государств, преследуя цель защиты достоинства, а также физической и психической неприкосновенности человеческой личности. Таким образом, данная норма охраняет одну из основополагающих ценностей демократического общества и стоит в ряду неприкосновенных положений Конвенции, т. е. от нее невозможны отступления, предусмотренные ст. 15 Конвенции (см. комментарий к этой статье).

По общему правилу запрещенное ст. 3 обращение с человеком само по себе противоречит также и внутреннему праву и подсудно судам по уголовным делам. Даже в самых сложных условиях, таких как борьба с терроризмом и организованной преступностью, Конвенция налагает полный и абсолютный запрет на использование пыток, бесчеловечные или унижающие достоинство обращение или наказание.

Судебная практика исходит из того, что деяния, вменяемые в вину жертве подобного обращения, ни в коей мере не могут служить оправданием для отступления от требований ст. 3, каким бы одиозным и ужасным ни было совершенное преступление. Поэтому подобное обращение является недопустимым всегда, каким бы ни был его превентивный эффект, даже если оно выдается или действительно является эффективным средством предупреждения или борьбы с преступностью. Отсюда следует, что в любых обстоятельствах на государства возлагается обязанность поступать так, чтобы исключить подобное обращение, предпринимая в случае необходимости все соответствующие меры.

Если индивид мотивированно утверждает, что он подвергся со стороны официальных лиц государства обращению, в нарушение ст. 3, то данная

норма в соединении с обязательством общего характера, взятым на себя государствами в силу ст. 1 Конвенции, обеспечить каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в настоящей Конвенции, логически требует проведения действенного официального расследования, которое должно привести к идентификации и наказанию виновных лиц.

Другими словами, государства могут быть осуждены за бездействие, если отсутствует соответствующее законодательство, позволяющее принимать строгие меры по фактам, о которых сообщили жертвы. Это достигается главным образом с помощью судебного преследования, ведущего к осуждению виновных в совершении действий, запрещенных ст. 3 Конвенции.

Для того чтобы ст. 3 нашла применение, обращение, которое квалифицируется как дурное или, например, унижающее достоинство, должно достичь некоего минимума тяжести. Иными словами, жертва должна показать, что обращение с ней может реально рассматриваться как подпадающее под действие запрета, содержащегося в названной статье. Обжалуемое обращение может принимать различные формы, однако речь всегда должна идти о действиях (включая упущения), подразумевающих применение физического или психического насилия, принявшего определенный размах или совершенного с откровенным пренебрежением элементарными принципами гуманности при применении мер лишения свободы (условия содержания под стражей). Если индивид находится под стражей, лишен свободы, то использование в отношении него физической силы в случае, когда это не строго необходимо в силу его поведения, является посягательством на его человеческое достоинство и, в принципе, представляет собой нарушение права, гарантированного ст. 3.

Очевидно, что оценка подобного минимума носит, по существу, относительный характер. Она зависит от совокупности обстоятельств дела, в частности, продолжительности противоправного обращения и его последствий для физического и психического здоровья, а также от пола, возраста и состояния здоровья потерпевшего. Для того чтобы ст. 3 была задействована, нет необходимости в реальном применении такого обращения. Сама угроза применения пыток подпадает под действие ст. 3, если использование запрещенных мер представляется реальным и непосредственным.

Чтобы установить наличие сложившейся административной практики пыток или дурного обращения, необходимо два условия: повторяемость действий и терпимое к ним отношение со стороны официальных властей. Под повторяемостью следует понимать многократное применение пыток или дурного обращения, имевших место на одной и той же территории, приписываемых агентам одних и тех же полицейских или военных властей, либо в отношении жертв с общей политической принадлежностью. Это могут быть и действия, совершенные в нескольких местах или находящиеся в зоне ответственности различных органов власти, или действия, от которых пострадали представители разных политических направлений.

Под терпимостью официальных властей понимается такое положение, когда с пытками или дурным обращением мирятся. Начальники, несущие непосредственную ответственность за действия своих подчиненных, знают о незаконных действиях, но ничего не предпринимают для наказания лиц, их совершивших, или для воспрепятствования повторению таких действий. Высшие органы власти, в ответ на многочисленные утверждения о нарушениях, выказывают безразличие, отказываются от проведения какой-либо серьезной проверки истинности или ложности таких утверждений. Жалобы не получают справедливого разбирательства в рамках судебной процедуры.

Понятие административной практики имеет большое значение прежде всего потому, что оно способствует квалификации конкретного действия как противоречащего Конвенции, подчеркивая его достоверность. Оно показывает также риск, который берет на себя заявитель, обращаясь к внутренним средствам правовой защиты. В силу этого обстоятельства заявитель избавлен от обязанности исчерпать внутренние средства защиты, которые оказываются иллюзорными в контексте терпимости официальных властей к административной практике, противоречащей Конвенции.

Каждое утверждение об обращении, представляющем собой нарушение ст. 3 Конвенции, должно основываться на соответствующих доказательствах. Чтобы установить факты нарушений, Суд использует критерий доказательств вне всякого разумного сомнения. Суд основывается на всей совокупности данных, находящихся в его распоряжении; он может официально получать их сам. В случае спора «доказательство» становится ключевой проблемой. Если, с одной стороны, неблаговидные действия, якобы противоречащие ст. 3, в силу своей серьезности должны быть доказаны так, чтобы устранить если не всякую неопределенность, то по крайней мере ее значительную часть, то, с другой стороны, реальна ситуация, когда обстоятельства дела не позволяют сделать однозначный вывод.

Когда заявитель и правительство расходятся в оценке доказательств либо когда факт совершения нарушения не был установлен на национальном уровне, Суд нередко заслушивает свидетелей. Поступая так, он восполняет упущения национальных судов, которые не смогли (или не сумели) установить обстоятельства дела. Здесь вступает в действие принцип субсидарности, на котором строится система наднациональной защиты прав. С учетом того, что физическому лицу может оказаться затруднительно или просто невозможно получить формализованные доказательства в отношении обращения, которое ему пришлось перенести, доказательством могут служить как совокупность признаков, так и не опровергнутые предположения, носящие достаточно серьезный, точный и взаимосогласованный характер.

В основе разумного сомнения должны лежать конкретные достоверные факты, а не теоретические представления. Прослеживается определенная эволюция практики Суда, которая идет в направлении большей строгости к органам государственной власти и усиления их «объективной» ответственно-

сти. Если заявитель дал подробное и точное описание спорных событий, которое выглядит достаточно достоверно, а доказательства противного отсутствуют, то Суд согласится с ним. Когда стоит вопрос о дурном обращении, бремя доказывания возлагается на государственную сторону. В основе здесь лежит следующее соображение: лицо, попавшее в руки агентов государственной власти, по определению находится в уязвимом положении, поэтому на органы государственной власти возлагается задача объяснить происхождение следов дурного обращения, оказавшихся на теле заявителя, которых не было на момент его задержания.

В практике Суда сложились критерии, позволяющие дать достаточно четкие определения понятиям, которые содержит ст. 3 Конвенции.

Под бесчеловечным обращением понимается обращение, вызывающее сильные физические и моральные страдания, которые могут дополнительно привести к острому психическому расстройству.

Под унижающим достоинство обращением понимается обращение, которое порождает у индивида, который ему подвергся, чувства страха, тревоги и неполноценности, способные унизить его, опустить до животного состояния и сломить в конечном итоге его физическое и психическое сопротивление. Такая формулировка преследует, главным образом, цель воспрепятствовать особо серьезным посягательствам на человеческое достоинство. Равным образом, меры, умаляющие общественное положение или репутацию личности, могут рассматриваться как унижающее достоинство обращение в смысле ст. 3 при условии, что они достигают определенной степени тяжести. Дискриминация по признаку расы может, при определенных обстоятельствах, рассматриваться как унижающее достоинство обращение в смысле ст. 3. Если определенной группе лиц предписан определенный режим исходя из их расовой принадлежности, это может в определенных обстоятельствах стать особой формой посягательства на человеческое достоинство.

Под бесчеловечным наказанием понимается наказание, вызывающее страдания необычно высокого уровня. Речь идет о наказании, сопряженным с насилием (например, назначение телесных наказаний).

Под унижающим достоинство наказанием понимается наказание, которое особенно сильно унижает человека и отличается по интенсивности от элемента унижения, присутствующего в любом наказании.

Понятие «пытки», которое примыкает к бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, отличается от них главным образом интенсивностью причиняемых страданий. Проводя отличие пытки от бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, Конвенция хотела при помощи первого из этих понятий указать на особую низость умышленного бесчеловечного обращения, причиняющего очень сильные и жестокие страдания.

Задержание как стадия, предшествующая судебному процессу, как правило, находится вне сферы действия какого-либо судебного контроля. Речь идет о так называемом периоде задержания, который может варьироваться

по времени, однако в соответствии с практикой Суда по применению п. 3 ст. 5 Конвенции не может превышать четырех дней. Здесь особенно важно, чтобы полицейские не оказывали физического давления на задержанного (побои, избиение) и не использовали при допросе приемы, призванные сломить физическое и моральное сопротивление задержанного. Речь идет о таких приемах допроса, как надевание пластикового пакета на голову, оставление без сна, лишение воды и пищи и др.

По общему правилу всякое применение физической силы к лицу, лишенному свободы, которое не является строго необходимым из-за поведения задержанного, считается посягательством на его человеческое достоинство и, в принципе, представляет собой нарушение права, гарантированного ст. 3 Конвенции, причем даже в ситуации, представляющей чрезвычайно серьезную опасность для общественного порядка. Потребности следствия и несомненные трудности в борьбе с преступностью не влекут сужение защиты, которой должна пользоваться физическая неприкосновенность личности.

Беспокойство вызывают некоторые ситуации, даже не содержащие реальных актов физического насилия по отношению к задержанным, например помещение в карцер. Хотя изоляция от общества в карцере не представляет сама по себе формы бесчеловечного обращения, продолжительная изоляция в камере является нежелательной, тем более когда заинтересованное лицо находится в предварительном заключении. Кроме того, полная сенсорная изоляция в сочетании с тотальной социальной изоляцией оказывает вредное воздействие на личность и представляет собой такую форму обращения, которая не может быть оправдана требованиями безопасности или какими-либо другими соображениями.

Содержание под стражей лиц, страдающих тяжкими заболеваниями, порождает серьезные проблемы. Так, содержание под стражей инвалидов в условиях, причиняющих им дополнительные страдания при отсутствии каких-либо приспособлений, которыми бы они могли воспользоваться как инвалиды, является унижающим человеческое достоинство обращением в смысле ст. 3 Конвенции.

Хотя, по общему правилу, государства — участники Конвенции несут ответственность только за меры, применяемые к лицам, находящимся под их юрисдикцией, тем не менее иногда возникают ситуации, когда им приходится отвечать за так называемые виртуальные нарушения. Подобное происходит в случаях высылки или выдачи иностранцев. Государства, в принципе, свободны не принимать, высылать и выдавать иностранцев, находящихся под их юрисдикцией. При этом следует отметить, что ни Конвенция, ни ее протоколы не предусматривают права на убежище.

Однако полномочия, признаваемые за государством в данной области, должны осуществляться с учетом обязательств, вытекающих из международных договоров, включая Конвенцию. Поэтому в практике Суда постоянно подчеркивается, что высылка иностранца в определенную страну может в

исключительных случаях вызвать вопрос, не подвергнется ли он там бесчеловечному обращению в смысле ст. 3 Конвенции.

Такие опасения имеют под собой почву в случае, когда иностранец высылается в страну, где вследствие господствующего в ней режима или особой ситуации основополагающие права человека, гарантированные Конвенцией, серьезно нарушаются либо полностью отменены. Государство на основании ст. 3 Конвенции принимает на себя ответственность за то, что подвергает высылаемое лицо риску дурного обращения с ним. Для контроля за существованием таких рисков нужно прежде всего, чтобы государство знало или должно было знать на момент высылки о таком последствии.

Другими словами, практика Суда подчеркивает, что поведение государства оказывается несовместимым с ценностями, закрепленными Конвенцией, если оно сознательно передало индивида (каким бы ужасным ни было преступление, которое вменяется ему в вину) другому государству, когда существуют серьезные основания полагать, что этому индивиду угрожает опасность подвергнуться обращению, запрещенному ст. 3 Конвенции.

Очевидно, что риск быть подвергнутым пыткам или бесчеловечному и унижающему человеческое достоинство наказанию не должен быть эвентуальным, он должен быть реальным и вероятным. Доводы в поддержку соответствующих утверждений должны быть серьезными и обоснованными, т. е. основываться на доказательствах, поддающихся объективному контролю.

Основные правовые позиции, сложившиеся в ходе применения Европейским Судом по правам человека конвенционного положения, запрещающего рабство и принудительный труд (статья 4 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод).

Дата добавления: 2015-09-01