Глава пятая. Это был напряженный день, и Джонни обрадовался, когда Рик и Митч предложили

Это был напряженный день, и Джонни обрадовался, когда Рик и Митч предложили прогуляться к общежитию рабочих. Женщины были заняты подготовкой к похоронам, мужья Джесси и Эмили предпочли остаться в доме и сыграть в бильярд.

Все намеревались пораньше лечь спать, поскольку назавтра предстоял очень трудный день для всех.

Было большим облегчением оказаться на воздухе под звездным небом Аутбэка, побыть немного втроем – трое друзей, которым не нужны слова, чтобы понять друг друга. Они прожили здесь шесть месяцев, когда им было по шестнадцать, и вот они снова здесь все вместе двадцать два года спустя и молча делят воспоминания, принадлежащие только им одним… воспоминания о человеке, ставшем для них отцом.

– Как Меган обошлась с тобой, Джонни? спросил Рик.

– Согласилась принять финансовую помощь, уклончиво ответил Джонни.

– Джонни, ты же прекрасно понимаешь, что он спрашивает не об этом, – вступил в разговор Митч.

Джонни горестно вздохнул.

– Враждебность сменилась пассивной нейтральностью. Но я работаю в этом направлении, дайте время…

– Как раз времени у тебя не так и много, – напомнил Рик.

– Меган не приемлет моей… мои интересы.

Но мне кажется, что сегодня мы сломали некоторые барьеры.

– Я беспокоюсь о ней, – сказал Митч. – Она выглядит потерянной.

Джонни не понравились слова друга, и он нахмурился.;

– Меган – дочь Патрика. Она справится.

– Было бы хорошо, если бы вы подружились до твоего отъезда, Джонни.

– Я работаю над этим, – повторил Джонни.

– Она еще так молода, – заметил Митч.

– Не так уж и молода. Она справится, я не сомневаюсь, – заметил Джонни.

– Молода в том смысле… чтобы понять тебя.

Ты же всегда был немного ковбоем, Джонни. – Ты же был… деликатным этим утром, да?

– Черт возьми! Если я ковбой, то она… колючий кактус.

Рик рассмеялся.

– И эти колючки вонзились в твою кожу?

Глубже, чем Джонни хотелось бы признать.

– Я же сказал, что работаю в этом направлении.

– Смягчи ее, очаруй. Ты же мастер в этом деле, посоветовал Митч.

Особенно если учесть, что его обаяние не действует на Меган.

– И все‑таки постарайтесь стать друзьями.

Друзьями.

Похоже, с этим как раз и будут проблемы. Конечно, удобнее и спокойнее стать друзьями, объединенными общей целью. Надо признать, после их разговора Меган перестала отпускать в его адрес свои ехидные замечания, согласилась со всеми финансовыми предложениями, которые сделал Джонни и юридически оформил Митч, и даже изложила ему наиболее насущные проблемы Гундамурры.

Но глаза ее были при этом тусклы, голос ровным и безжизненным. И хотя Джонни не мог не испытывать глубокого уважения к тому, как она управляется с огромным хозяйством, он никак не мог справиться с желанием утешить ее и приласкать. Но Меган больше не была маленькой девочкой.

Он поймал себя на том, что все больше и больше думает о ней как о женщине, не может отвести взгляд от ее рта, маленьких ушек, завитков рыжих волос, выбившихся из тугого узла на затылке.

Должно быть, на него подействовал утренний разговор о браке и сексе, породив ненужные мысли и желания, которые отнюдь не отличались благородством. Познала ли она наивысшее удовольствие в объятиях мужчины, или парень – а может быть, парни? – из колледжа был грубияном и эгоистом, заботившимся только о собственном удовольствии? Если так, – то он хотел бы освободить ее от этих тягостных воспоминаний, заставить перестать прятаться от жизни.

А может быть, он просто хотел Меган?

Конечно же, ее пламенная гордость не могла не пробудить в нем пещерного человека, желающего утащить добычу в пещеру, сорвать с нее одежду, под которой она намеренно скрывает свою сексуальность, и заставить ее признать, что она женщина.

Но Меган отказывается видеть в нем мужчину.

Не говоря уже – мужа…

Кроме того, он действительно должен вернуться в Аризону, чтобы закончить фильм. Не самое удачное время для установления отношений с Меган, но вот когда он вернется через несколько месяцев… Джонни вдруг понял, что хотел бы увидеть теплоту и радость в ее глазах, ну, может быть, с искорками насмешки.

Общежитие было пустым – ни одного временного работника. В Гундамурре остались только те, кто жил здесь постоянно.

Все трое одновременно посмотрели на койки, на которых когда‑то спали, вспомнили страхи и мечты, которыми они делились друг с другом в ночной тиши.

Джонни твердо решил после завершения съемок сделать перерыв в своей творческой карьере, вернуться в Гундамурру и пожить здесь подольше, чтобы понять, сможет ли он быть здесь счастлив. Он прошел большой путь с тех пор, как ему было шестнадцать, многого добился, но его всегда тянуло домой, в Гундамурру.

А вот теперь и Патрик позвал его.

Это было его последним желанием и последней волей – чтобы он, Джонни, разделил Гундамурру с Меган.

Или он призван только спасти ее от банкротства, убедиться, что дела пошли на лад, а затем отдать свою долю Меган, как ответный жест на тот бесценный дар, каким стала для них всех любовь Патрика.

Что было в голове Патрика, когда он составлял завещание? Но для Джонни было долгом чести выполнить его последнюю волю.

И все же – в чем заключается правда?

Мысли Джонни были отрывочными и противоречивыми, и он чувствовал, что не готов поделиться ими даже с друзьями. Его чувства к Меган… Это было очень личным.

Они покинули общежитие, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам. На миг Джонни испытал зависть к своим друзьям, рядом с которыми сейчас лежали в постели их жены – женщины, которые любили, знали и понимали их. Джонни прошелся по веранде, опоясывающей дом по периметру, затем остановился у двери своей комнаты, чувствуя себя слишком возбужденным и неспокойным, чтобы пытаться уснуть.

Он облокотился на перила веранды, взгляд его остановился на единственной сохранившейся зеленой лужайке – она поливалась водой из подземного источника по специально проложенной трубе. Это было лужайка жены Патрика. В каждом из четырех углов лужайки росло перечное дерево, под которым была установлена скамейка.

Именно на этой лужайке и этих скамейках собирались все обитатели Гундамурры в сочельник, пели рождественские гимны и веселились. Джонни обычно играл на гитаре и запевал…

Внезапно он выпрямился.

На одной из скамеек кто‑то сидел.

Меган Он инстинктивно понял это, прежде чем разглядел сидевшего.

Меган одна, не спит… как и он.

Он не успел подумать, что, может быть, она хочет побыть одна, – ноги сами понесли его к скамейке. Она не должна сейчас быть одна, он не хочет, чтобы она чувствовала себя одинокой. Патрик велел ему быть рядом с ней.

Пульс Меган участился – Джонни увидел ее.

Он идет к ней.

Она хотела поговорить с ним, перехватить, когда он пойдет в свою комнату, но ее решимость быстро таяла по мере того, как он приближался.

Она знала, что они втроем – Джонни, Митч и Рик ходили в общежитие, где жили когда‑то, и вдруг почувствовала, что, по сути, ничего не знает о том, что привело их сюда двадцать два года назад. Но ведь ей было всего шесть лет, когда Патрик привез в Гундамурру трех шестнадцатилетних подростков.

– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе, Меган? – Голос Джонни был мягким и глубоким.

Она подняла глаза. Перед ней стоял большой и сильный мужчина. Как ее отец. Широкие плечи, которые были готовы взвалить на себя все тяготы Гундамурры. Вместо ее отца. Вместо нее. Но не с ней.

– Нет, Джонни. Буду рада.

Он сел рядом с ней и наклонился вперед, опершись локтями на колени и свесив руки между ними.

– Я тоже тоскую по нему, Меган, – тихо сказал он, – но я понимаю, что твоя потеря намного больше, чем моя, потому что ты была рядом с ним каждый день, работала бок о бок…

– Не надо! – Меган сглотнула, чтобы затолкать обратно готовые вырваться из груди рыдания. – Я хотела поговорить с тобой о другом.

– О чем угодно, – заверил Джонни.

Неужели все так безнадежно? Ведь он не женат. Он сам сказал, что не встретил никого, кого бы ему захотелось привезти сюда. Но его жизнь поп‑звезды так далека от жизни, которой она живет в Гундамурре.

Джонни повернулся к ней и взял за руку.

– Итак, Меган, о чем ты хотела поговорить?

Мне казалось, что утром мы все обсудили.

– Я была не права, Джонни. Я была раздражена и несправедлива…

– Все в порядке, – поспешил он успокоить ее.

– Ничего не в порядке! – воскликнула Меган.

Ей не была нужна его снисходительность. – Митч как‑то сказал, что я не знаю, каким было твое детство и что привело тебя в Гундамурру. Теперь я хочу знать это, потому что иначе я не пойму, почему папа выбрал тебя.

– Мне жаль, что ко всем твоим потрясениям добавилось еще и это..

Подушечкой большого пальца он поглаживал ее ладонь, посылая жаркие импульсы по всему телу. Она почувствовала, что теряет нить разговора. Все защитные инстинкты призывали ее прервать этот контакт, не позволять себе чувствовать это предательское возбуждение.

– Знаешь, я никогда не расспрашивала отца о тебе. Ты был для меня просто Джонни. Потом ты стал Джонни‑звездой, снискав мировую популярность и славу.

– Мне именно это всегда и нравилось – что все твое детство и подростковые годы я был для тебя просто Джонни. Я был бы рад, если бы так оставалось и сейчас. Вокруг меня достаточно людей, которые видят во мне исключительно звезду, – сухо закончил он.

Меган была рада, что он не видит смущения, вызванного его словами.

– Извини, я предпочитала думать о тебе самое худшее.

То ли Джонни понял, что ей неловко, то ли сам решил придать разговору немного юмористический оттенок, но он добавил с усмешкой:

– Вообще‑то, женщины обычно реагируют на меня несколько иначе. Теперь всегда спускай меня с небес на землю, как только я приеду в Гундамурру – Прекрати, Джонни, – раздраженно попросила Меган, – не стоит тратить на меня свое пресловутое обаяние. Я ведь прекрасно знаю, что за ним ничего нет.

Она попыталась поймать его взгляд, но он поднял голову и смотрел в звездное небо. Его рука крепче сжала ее руку, затем расслабилась, как будто он спохватился. Она поняла, что что‑то гнетет его изнутри, что‑то, чего он не хочет показать.

– Когда вечером вы втроем ходили в общежитие для работников, я поговорила с Ларой и Кэтрин. Ведь я действительно не знаю, что привело вас троих сюда, в Гундамурру, к отцу. Я очень много узнала о Рике. И Митче. Но они ничего не могли рассказать о тебе, Джонни.

– Они ничего не рассказали, потому что нечего рассказывать, – коротко ответил Джонни. – У Рика и Митча была хоть какая‑то семья, у меня никакой и никогда.

– И все равно у тебя должна быть какая‑то история, даже у сирот она есть, – стала настаивать Меган, полная решимости узнать наконец правду.

– Ничего такого, что бы я помнил. – Он с вызовом посмотрел на нее. – Мне сказали, что моя мать была проституткой, которая умерла от передозировки героина, когда мне было два года. Никто тогда не заявил на меня прав, и меня отдали на воспитание в семью. Кто был моим биологическим отцом – узнать не представляется возможным.

Два года! Меган было страшно подумать, сколько прошло времени, прежде чем малыша хватились. Да, действительно лучше, что Джонни ничего не помнит.

– Моим отцом стал твой отец, Меган.

Теперь она знала почему.

– А твои приемные родители, Джонни?

Он покачал головой.

– Это были люди, которым надо было категорически запретить брать на себя заботу о чужих детях. Я сбежал, когда мне исполнилось двенадцать, и стал жить на улице.

– А твое образование?

– Только то, которое дал мне твой отец. Он преподал мне уроки, которые вряд ли дадут самые лучшие учебные заведения.

И снова отец. Она никогда не могла представить себе, какую роль он сыграл в судьбах трех изломанных жизнью мальчишек, – жизнью, научившей их никому не верить и с вызывающей улыбкой встречать очередной удар.

– А где ты учился музыке? – спросила Меган.

– У парней из разных групп, подрабатывая у них на побегушках. Но музыка всегда была в моей голове, именно она помогла мне справиться со многими вещами.

А она еще называла его творчество расчетливой игрой на сердцах людей!

После его слов Меган подумала, что возьми она за труд вслушаться в его песни, она многое бы поняла.

– Я помню, папа дал тебе гитару.

– Да. Я до сих пор храню ее. Именно на ней я подыгрывал всем, когда мы распевали рождественские гимны.

Значит, отец выбрал Джонни, потому что считал его в наибольшей степени своим приемным сыном? Как сама она была дочерью Патрика Магуайра больше, чем ее сестры?

Ей нравилось так думать, хотя Меган ни на миг не сомневалась, что он любит их всех троих, просто по‑разному. Оказывается, она никогда раньше не задумывалась, как же счастливы были она сама и ее сестры – у них были родители, которые любили своих дочерей, всегда были готовы выслушать и сделать все, чтобы мечты дочерей сбылись. А ведь она воспринимала все это как нечто само собой разумеющееся.

У нее было очень счастливое детство и юность, омраченные только помешательством на Джонни.

Но это не его вина.

Она повела себя как испорченный ребенок, и все только потому, что он не приехал на празднование ее совершеннолетия, не сыграл роль, которую она для него придумала. И тогда в своем воображении она придумала для него другой образ.

Сегодня ее восприятие Джонни Эллиса изменилось в корне, но тут же возникла другая проблема – он стал для нее еще привлекательнее.

– Я сочувствую твоей потере. – Она крепко стиснула руку Джонни, не зная, как еще продемонстрировать искренность своих слов. – Правда, Джонни.

Он посмотрел на нее.

– Ты будешь завтра у могилы стоять рядом со мной, Меган? Патрик соединил нас своим завещанием, но я тоже хочу, чтобы мы были вместе.

Ее собственное желание быть с ним всколыхнуло все внутри Меган, ускорило ток крови. Она наделась, что он не заметил, как вспыхнуло ее лицо.

– Да, – прошептала она.

– Спасибо.

На мгновение воздух наполнился электрическими разрядами, Меган показалось, что все надежды и мечты вот‑вот сбудутся. Джонни поднялся на ноги и потянул ее. Сердце Меган птицей забилось в груди. Он отпустил ее руку, и она подумала, что Джонни сейчас обнимет ее. Она услышала, как он резко втянул воздух, увидел, как поднялась его широкая грудь, и подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Его руки легли на ее предплечья, взгляд сосредоточился на губах.

Сейчас он поцелует ее.

Но вместо этого Джонни произнес:

– Я всегда думал о тебе как о младшей сестре, Меган.

Не‑е‑ет1 Она с трудом сдержала протестующий возглас.

– Если бы ты могла думать обо мне как о старшем брате…

Нет, нет, нет!

– … думаю, Патрик был бы счастлив. А теперь ты должна лечь и попытаться уснуть, – с братской заботой продолжил он. И поцеловал ее в лоб. Спокойной ночи, Меган.

Он убрал руки, отступил на шаг и пошел через лужайку к гостевому крылу, где находилась его комната.

Меган стиснула руки, еле сдерживаясь, чтобы не броситься за ним и не выбить из него все братские чувства, и только гордость удержала ее на месте. Здравый смысл велел ей пойти в свою комнату, закрыть дверь и дождаться завтрашнего дня.

Завтра она покажет ему, что она женщина, а не маленькая девочка. Она не станет скрывать свою женственность под мужской одеждой. И волосы тоже.

Завтра она ему покажет!

Она не допустит, чтобы Джонни Эллис навсегда записал ее в младшие сестры.

Дата добавления: 2015-09-02