Часть 7. Резня в Икэдая

Ветреной июньской ночью бунтовщики планировали поджечь императорский дворец и в последующей суматохе похитить императора. Они намеревались подстеречь протектора Киото, который непременно поспешил бы ко дворцу, и зарубить его на месте. Они собирались убить тех князей, кто выступил бы против них, и перевезти императора в Тёсю. Они намерены были потребовать от Сына Неба издать указ о нападении на бакуфу и вынудить двор назначить князя Тёсю протектором Киото.
Этот замысел был несвоевременным, неразумным и неудачным. И хотя он повлек бы за собой конец движения за изгнание иностранцев, это не умаляло его далеко идущих последствий и того, что результатом его стал поворотный момент в революции. Меж тем отличавшая Синсэнгуми склонность к убийству достигла апогея в одном из печально известных эпизодов этого момента — резне в гостинице Икэда.

В пятом месяце первого и единственного года эпохи Гэндзи (май 1864 года), накануне еще одного безумного и кровавого лета, в императорской столице командир Кондо Исами переосмысливал свою роль главы городской полиции и подумывал о роспуске Синсэнгуми. В прошлом январе сёгун Токугава Иэмоти повторно посетил Киото, дабы упрочить согласие между ведущими сторонниками союза Двора и Лагеря, обретшими политический контроль после августовского переворота. Переговоры проходили с января по март как при императорском дворе, так и в крепости Нидзё, цитадели Токугава в Киото. Присутствовали шестеро могущественных князей, поддерживавших союз; среди них Хитоцубаси Ёсинобу, князья Айдзу, Фукуи, Тоса, Сацумы и Увадзимы (45). Обсуждались два основных вопроса. Первый касался закрытия восточного порта Иокогама для иностранцев, что ограничило бы международную торговлю портами Нагасаки на юго-западе и Хакодатэ на севере. Сторонники Токугава выступали за закрытие Иокогамы, чтобы доказать императорскому двору — Иэмоти намерен честно выполнить свое обещание. Но бакуфу блефовало и не собиралось ни закрывать Иокогаму, ни изгонять иностранцев. Втайне оно добивалось все того же: успокоить императора-ксенофоба, чтобы взять в политической игре верх над могущественными провинциями. Прочие присутствующие князья, особенно Симадзу Хисамицу из Сацумы, возражали, доказывая, что нарушение торговых договоров может привести к войне. Другой вопрос касался отношения к отступникам Тёсю. Ёсинобу во главе сторонников Токугава призывал не щадить открытого врага бакуфу и даже, возможно, отправить в Тёсю карательную экспедицию. Другие князья выступали за то, чтобы проявить снисходительность. Согласие так и не было достигнуто, и в марте переговоры прекратились.

Меж тем сёгуну было вручено предписание императора изгнать иностранцев. Но выдворить их силой оружия было не более реально, нежели в прошлом году, когда Тёсю обстреляли иностранные корабли в Симоносэки. Узнав, что сёгун снова собирается покинуть Киото, не имея ясного плана дзёи, Кондо тут же отправил Айдзу письмо, прося разрешения распустить Синсэнгуми. Он напомнил властям, что он сам и его люди изначально вступили в Ополчение роси не только для защиты сёгуна, что повлекло за собой аресты и убийства врагов Токугава, но и для того, чтобы сражаться в Киото в авангарде движения за изгнание варваров. Словно для того, чтобы успокоить Кондо, власти снова предложили ему и его людям официальные ранги в иерархии Токугава и уверяли, что сёгун закроет Иокогаму и что Синсэнгуми в конечном итоге вернутся в Эдо, чтобы помочь ему изгнать иностранцев из Японии. Кондо склонен был принять это повторное предложение — возможно, он начинал осознавать: бакуфу не развяжет войну с иностранными державами. Кондо был абсолютно прав — и по иронии судьбы вопреки его опасениям всего через месяц после его письма Айдзу происшествие в киотской гостинице окончательно утвердило Синсэнгуми в роли самого грозного орудия бакуфу в деле ареста и уничтожения врагов Токугава.

После переворота 18 августа ходили слухи, что Тёсю планируют нападение на императорскую столицу. Роялисты продолжали осуществлять «кару небес» в отношении Токугава и их сторонников в Киото и Осаке. Естественно, в преступлениях подозревались Тёсю. В апреле Синсэнгуми арестовали за поджог человека из Тёсю. Под угрозой пыток он выдал, что в Киото скрывается примерно двести пятьдесят самураев Тёсю. Первого июня Синсэнгуми арестовали двоих подозрительных людей на восточном берегу Камогавы. Те, также под угрозой пыток, выдали, что Тёсю планируют убить протектора Киото и поджечь императорский дворец. Перед этим, в конце мая, Синсэнгуми узнали, что самураи Тёсю, изгнанные из Киото, и отступники-ронины крутятся вокруг Икэдая. Эта гостиница располагалась в районе Каварамати, на западном берегу реки Камо, к северу от Малого моста Сандзё, в непосредственной близости от представительств княжеств и сердца города — дворца императора. Было известно, что самураи Тёсю часто посещают Икэдая и что ее владелец сочувствует роялистам и только рад предоставить свой дом мятежникам ради дела революции. Кондо Исами отрядил четверых ополченцев разведать потенциально опасную ситуацию. Среди них были Ямадзаки Сусуму и Симада Кай.

Шпионы Кондо вышли на человека по имени Фурудака Сюнтаро (46). Фурудака был ронином из провинции Оми близ Киото. Два года назад он унаследовал лавку под названием Масуя, которой управлял под именем Киэмон (47). От командования Синсэнгуми не укрылось то, что Масуя располагалась недалеко от Икэдая и представительств как Тёсю, так и Тоса. Но они не знали, что после августовского переворота дом Фурудаки служил убежищем диссидентам-роялистам, включая членов обоих этих кланов, которые задумали свергнуть правительство.

Среди этих диссидентов был Миябэ Тэйдзо, ронин из хана Кумамото. Ключевая фигура планируемого восстания, Миябэ ранее служил могущественному «внешнему» князю Кумамото в качестве старшего мастера по военному делу. Ныне он числился среди национальных лидеров направленного против Токугава и иностранцев роялистского движения. В возрасте сорока четырех лет он был одним из самых старших и самым уважаемым из киотских роялистов, большинству которых было от двадцати до сорока. После августовского переворота Миябэ служил офицером штаба императорской гвардии и сопровождал Сандзё Санэтоми во время его бегства в Тёсю (48). Миябэ тайно вернулся в Киото в мае.

Неосторожность Миябэ вывела Синсэнгуми прямо на Масуя. Первого июня он послал пожилого слугу Тюдзо в город с поручением. Синсэнгуми опознали его, Тюдзо был задержан возле буддистского храма и допрошен на предмет местонахождения его хозяина. Когда старик отказался говорить, его привязали к главным воротам храма и оставили так до тех пор, пока он не согласится сотрудничать. Хозяйка близлежащей гостиницы увидела старика и освободила его. Синсэнгуми наблюдали. Они проследили за Тюдзо до Масуя. К тому времени, как они прибыли туда, Миябэ сбежал, чтобы укрыться в надежных стенах представительства Тёсю, а вот для самурая, называвшего себя Киэмоном, хозяина Масуя, дело кончилось плачевно.

На рассвете пятого июня более двадцати членов Синсэнгуми, включая Нагакуру, Окиту, Хараду, Иноуэ и вступившего в ополчение в прошлом октябре Такэду Канрюсая, нагрянули в Масуя. Они искали Миябэ, но, естественно, не нашли. Вместо него они нашли и тут же арестовали Фурудаку. При обыске обнаружился тайный склад оружия и боеприпасов, а также спрятанные в потайном отделении шкафа компрометирующие документы, которыми обменивались заговорщики. Эти документы подтвердили то, что Синсэнгуми услышали от двоих недавно задержанных на восточном берегу Камогавы. Мятежники в самом деле планировали поджечь дворец и убить протектора Киото. Что столь же ошеломляло и ничуть не менее тревожило, они намеревались похитить императора. Теперь Синсэнгуми убедились, что Фурудака по уши увяз в заговоре и был поставщиком оружия, — хотя деталей, нужных для подавления восстания, включая место, время и способ действия, пока не знали.

Фурудаку доставили в штаб в Мибу и поместили в темный и сырой двухэтажный склад в усадьбе Маэкава, где его допросили Кондо и Хидзиката. Фурудака отказался говорить. По словам Нагакуры, Фурудака прибыл в Киото «преисполненный решимости умереть и не сказал бы ничего». Его били кнутом, пока кожа на его спине не повисла лохмотьями. Он «закрыл глаза, стиснул зубы и лишился чувств, но рта не раскрыл». Наконец Хидзиката потерял терпение. Он связал руки Фурудаки за спиной и подвесил его вниз головой на прочной веревке, переброшенной через балку, затем вбил деревянные клинья в подошвы ног Фурудаки, прикрепил к клиньям большие свечи и зажег фитили. Густой поток расплавленного воска потек по ногам Фурудаки. Боль была невыносимой. Промучившись почти полчаса, он наконец сломался и не только подтвердил, что планируется государственный переворот, что уже было известно из документов, найденных в его доме, но и признался, что его товарищи, включая людей из Тёсю, скрываются в домах и гостиницах в районе Каварамати.

Неожиданные выводы из признания Фурудаки встревожили и взбесили Кондо и Хидзикату — и подстегнули их склонность к убийству. Не менее встревожены и взбешены были мятежники, узнав об аресте Фурудаки и обнаружении компрометирующих документов и тайника с оружием. Большинство мятежников происходили из Тёсю, Тоса и Кумамото. Хотя они не верили, что Фурудака добровольно раскроет врагу их планы, репутации Синсэнгуми было довольно, чтобы пробудить их наихудшие опасения. Самые уравновешенные, предполагая, что Фурудака убит, а их замысел раскрыт, предлагали вернуться в родные провинции и разработать встречный план удара в более подходящее время. Однако некоторые горячие головы призывали безотлагательно атаковать ставку Синсэнгуми, вырезать всех врагов, которые там будут, спасти Фурудаку, если тот еще жив, и следовать первоначальному плану. Чтобы решить, как действовать дальше, мятежники созвали ночью собрание. Местом встречи назначили гостиницу Икэда в Каварамати.

Тем же вечером самураи пяти поддерживавших Токугава кланов, включая Айдзу, Хиконэ и Кувана (49), вместе с Синсэнгуми и другими проверяли гостиницы, чайные домики, рестораны и представительства провинций в Каварамати и окрестностях. Количество членов Синсэнгуми сократилось до сорока человек. Некоторые были больны, и в этот вечер годных к службе насчитывалось тридцать четыре. Кондо взял девятерых для поисков на западном берегу реки. Среди них были Нагакура, Окита и Тодо — трое его лучших фехтовальщиков. Хидзиката повел примерно двадцать человек, включая Хараду, Иноуэ и Сайто, на восточный берег (50).

Пятого июня в Киото был канун большого праздника Гион, который привлекал любопытствующих со всей Японии. Стояла жаркая летняя ночь. В окрестностях Малого моста Сандзё, освещенного белыми и красными праздничными фонарями, толпился народ, жаждущий освежиться на прохладном ветерке, дующем с Камогавы. Как вспоминал Нагакура почти полвека спустя, никто из собравшихся даже в самых своих безумных мыслях не предполагал, что поблизости вскоре развернется одна из самых жестоких битв, одно из самых знаменательных событий последних кровавых лет правления Токугава бакуфу. Да и люди Кондо, добравшись к десяти вечера до ворот Икэдая, не подозревали, что наверху им придется скрестить мечи со множеством противников (51).

В свою очередь, мятежники наверху представления не имели, что десятеро опытных бойцов, столь же полных решимости умереть, защищая бакуфу, сколь они сами были полны решимости уничтожить его, уже вошли в ворота гостиницы. Люди Кондо были одеты в кольчуги, железные шлемы с кольчужными капюшонами и перчатки — вроде тех, что Кондо получил от своих друзей в Таме (52). У бунтовщиков такой защиты не было. Они набились в одну комнату, легко одетые по случаю жаркой ночи, пили сакэ и горячо обсуждали свои военные планы. Чем больше они пили, тем больше возбуждались, чем больше они возбуждались, тем больше пили. Десять человек внизу лестницы наверняка слышали шум наверху. Кондо вошел первым, за ним Нагакура, Окита и Тодо. Остальные остались снаружи, чтобы предотвратить бегство заговорщиков. Войдя, четверо бойцов обнаружили ружья и копья и связали их вместе, чтобы их нельзя было сразу пустить в ход. Кондо позвал хозяина, и тот быстро вышел из соседней комнаты.

— Кто здесь? — спросил хозяин.
— Синсэнгуми! — рявкнул Кондо. — Мы пришли с обыском.

Хозяин запаниковал и ринулся вверх по задней лестнице. Четверо бойцов последовали за ним. Наверху они столкнулись с почти двадцатью людьми с мечами наголо. «Мы ведем расследование, — объявил Кондо. — Если окажете сопротивление, то будете безжалостно убиты». Согласно мемуарам Нагакуры, «они задрожали от страха и отступили назад. Тогда один из мятежников, на редкость храбрый человек, внезапно атаковал. Окита убил его одним ударом. Остальные бросились вниз по лестнице. <...> Кондо приказал нам догнать их».

Внизу Окита начал кашлять кровью, сраженный приступом туберкулеза, который позже погубил его. Кондо караулил заднюю часть дома, Нагакура — участок перед передней дверью, Тодо — сад. Вскоре подоспели Хидзиката и его люди. Один из мятежников пытался ускользнуть через переднюю дверь, но Тани Сандзюро из группы Хидзикаты пронзил его копьем, а Нагакура добил ударом в плечо. Затем через переднюю дверь попытался проскочить еще один человек. Нагакура разрубил его от плеча наискось. «В саду я обнаружил человека, прятавшегося в уборной. Я проткнул его мечом. Он попытался достать меч, но так ослабел, что упал. Я незамедлительно ударил его еще раз».

Вскоре самураи Айдзу и других кланов окружили Икэдая. Мятежники «бросались на нас, как загнанные в угол крысы, свирепо размахивая мечами над головами», — вспоминает Нагакура. «С Тодо вражеским мечом сбили шлем», — писал своим родным и друзьям на востоке Кондо. «Тодо ранили в центр лба, — пишет Нагакура. — Кровь залила ему глаза, мешая сражаться». Человек, ранивший Тодо, напал на Нагакуру. Завязалась отчаянная драка, острие меча противника зацепило грудь Нагакуры, «не ранив меня, но разорвав одежду». Нагакура отразил удар в запястье и тут же контратаковал, рубанув нападающего от левой стороны лица до шеи. «Брызнула кровь, и он упал». Меж тем Нагакура «почувствовал, что моя правая рука стала липкой. Приглядевшись, я заметил, что у основания большого пальца рассечена плоть». Кондо яростно дрался с четырьмя или пятью противниками. Его трижды едва не ранили. Когда Харада, Иноуэ и Такэда ворвались в дом, четверо мятежников бросили мечи и позволили захватить себя в плен. Тогда же несколько ополченцев, карауливших переднюю дверь, ворвались внутрь. Внезапно под одним из мятежников наверху провалился пол. «Такэда Канрюсай рубанул его», а Симада Кай добил.

«Мы сражались против множества врагов, — пишет Кондо. — Искры летели [от наших клинков]. После двух часов сражения меч Нагакуры сломался пополам, у меча Окиты обломился кончик, клинок Тодо расщепился, как бамбуковая метелка. <...> Мой меч, вероятно потому, что это был драгоценный клинок Котэцу, остался невредим. <...> Хотя я был опытным бойцом, <...> наши противники были многочисленны и отважны, так что я почти распрощался с жизнью».

К концу боя множество самураев из лагеря Токугава собрались вокруг Икэдая. Согласно письму Кондо, семеро мятежников погибли в бою, четверо впоследствии умерли от ран и двадцать три было взято в плен. Многие бунтовщики, получившие серьезные ранения, покончили с собой — как внутри, так и снаружи Икэдая.

Предводитель заговорщиков Миябэ Тэйдзо яростно сражался, но Кондо, Окита, Нагакура и другие были сильнее. Он получил множество ран. Чтобы его не взяли живым, он совершил сэппуку у основания лестницы. Миябэ близко дружил с двумя покойными предводителями роялистов — Ёсидой Сёином и Киёкавой Хатиро. Первый был типичным японским революционером и любимым учителем роялистов хана Тёсю и проповедовал доктрину почитания императора и изгнания варваров. Сёина обезглавили в ходе чистки Ии Наосукэ. Миябэ, Киёкава и Сёин — все были уничтожены. То, что Синсэнгуми несли прямую ответственность за смерть первого, противостояли второму и убили последователей третьего, разумеется, вызвало одобрение протектора Киото и властей Эдо.

Среди последователей Сёина, убитых в Икэдая, был Ёсида Тосимаро из Тёсю. Перед смертью Сёин выразил надежду, что Тосимаро сыграет в революции существенную роль. Ему было всего восемнадцать, когда Сёина казнили в Эдо в 1859 году. Пять лет спустя он вместе с Миябэ спланировал в Киото предотвращенный мятеж. Получив легкую рану в плечо, Тосимаро вырвался из Икэдая и побежал за подкреплением в расположенное неподалеку представительство Тёсю. Обстоятельства его смерти неясны. Согласно Симосаве, он, вооружившись копьем, ринулся обратно в Икэдая, чтобы продолжить бой, но в саду за домом натолкнулся на Окиту, который убил его без боя (53).

Мотидзуки Камэята, ронин из Тоса, близкий друг Сакамото и ученик Кацу Кайсю, также погиб в бою. Ему удалось вырваться из Икэдая, но ближайшие улицы были оцеплены. Когда люди Айдзу попытались его схватить, он отрубил одному из них руку, второму рассек лицо и побежал к обещавшим укрытие стенам представительства Тёсю. Но он был серьезно ранен и быстро слабел. Чтобы не попасть в руки врагов, он опустился на колени, достал короткий меч и вспорол себе живот.

Из множества самураев Тёсю, скрывавшихся в Киото, лишь единицы пережили революцию. Среди них был Кацура Когоро, один из «отцов-основателей» современной Японии (54). Блестящий ученик Ёсиды Сёина, мастер меча, закулисный манипулятор, обладавший умением никогда не оказываться не в том месте и не в то время, ловко и осмотрительно проведший переговоры касательно будущего альянса Сацума-Тёсю, который окончательно похоронил Токугава, 31-летний Кацура был политическим лидером революционеров Тёсю. Он покинул Хаги, один из двух политических центров Тёсю, в прошлом январе и в том же месяце под чужим именем прибыл в Киото, где скрывался в представительстве хана Цусима.

В то время как радикалы в Киото рвались напасть на Токугава, хладнокровный и расчетливый предводитель Тёсю противился этому. После провала переговоров между ведущими князьями Кацура понял, что клан Тёсю может вскоре вернуть себе свои политические позиции в Киото, и хотел до того момента отложить восстание. Чтобы помочь делу, он тайно вел в Киото переговоры о поддержке с революционерами из некоторых могущественных кланов, включая «внешние» Тоттори, Тикудзэн, Бидзэн и Цусиму. До поры до времени ему удалось убедить товарищей по оружию повременить с военными действиями, однако после событий в Икэдая их уже нельзя было удержать. Где он сам находился во время нападения — загадка истории. Приглашенный на встречу Миябэ и другими, он пришел в Икэдая где-то за час до нападения. В своей автобиографии Кацура отмечал: «Поскольку никого еще не было, я отправился в находившееся неподалеку представительство клана Цусима».

Хозяин Икэдая сбежал вместе с женой и детьми. «Ему не связали руки», — вспоминал Нагакура. После боя внутри здания хозяин «развязал нескольких бунтовщиков из Тёсю, дав им сбежать». Харада Саносукэ, заметив это, «бросился вдогонку и убил их». На следующий день хозяин был арестован, допрошен и брошен в тюрьму, где «умер под жестокими пытками».

Последствия «беспримерной трагедии», по описанию Нагакуры, иллюстрировали невероятную жестокость битвы. Ни одна бумажная раздвижная дверь не уцелела, все были изорваны в клочья. Деревянные потолочные панели были расколоты, когда тех, кто прятался за ними, протыкали снизу копьями. Татами во многих комнатах, и наверху и внизу, были заляпаны свежей кровью. Особенно печально выглядели отрубленные руки и ноги и клочья кожи лица с сохранившимися на них волосами, валявшиеся вокруг.

Зрелище снаружи было не менее «печальным». По словам одного из свидетелей, тела совершивших сэппуку пролежали на улице долгие часы. Учитывая летнюю жару, зрелище, вероятно, было жуткое (55). Другой свидетель описывает огромные лужи крови перед находившимися неподалеку представительствами кланов Тёсю и Кага и в саду дома одного торговца, тоже рядом с Икэдая.

Только трое из собравшихся в гостинице Икэда ночью 5 июня 1864 года пережили революцию. Потери роялистов в Икэдая и ответной атаке Тёсю в следующем месяце (56) были сокрушительными. Считается, что из-за налета Синсэнгуми на Икэдая Реставрация Мэйдзи задержалась на целый год. «Если бы Синсэнгуми не одержали великую победу в Икэдая, — заявлял Нагакура, — Токугава бакуфу пало бы значительно быстрее». Но гнев, разгоревшийся в самураях Тёсю, сплотил клан, и в отношении войны до победного против Токугава наконец было достигнуто согласие, что стало поворотной точкой революции. Это ставит под сомнение широко распространенное мнение, будто события в Икэдая затормозили Реставрацию Мэйдзи, и скорее служит аргументом в пользу того, что на самом деле резня ускорила крах бакуфу.

Бесспорно, в Икэдая Синсэнгуми прорубили свой путь в сердце тех кровавых времен, став самой грозной полицейской силой в истории Японии. Люди упивались своей победой. Когда следующим утром Кондо и его люди, построившись в две колонны, возвращались в свою ставку, «десятки тысяч [смотрели на нас] с обочин дороги». Некоторые ополченцы держали в руках обнаженные мечи, поскольку клинки из закаленной стали были погнуты или сломаны и не входили в ножны. Окита, оправившийся от приступа, шел сам. Окровавленного Тодо несли на носилках. Нагакура тоже был в крови. Согласно Симосаве, процессию возглавляли улыбающиеся Кондо и Хидзиката. Разумеется, предводители Синсэнгуми ликовали. Они использовали свою склонность к убийству, чтобы осуществить свое стремление к силе и власти, и теперь победоносно шествовали, демонстрируя себе и миру, что с ними отныне поневоле придется считаться. Усмирение ронинов осталось в прошлом; ныне смыслом их существования стала расправа с врагами сёгуната Токугава. Ослепленные победой, они даже не думали о том, что погубили нескольких лучших людей своего времени. Кондо и Хидзиката «были так спокойны, — пишет Симосава, — что никто даже не подумал бы, что они только что сражались в жестоком бою».

Только один ополченец погиб в бою. Еще четверо были ранены, двое — смертельно. Через два дня после инцидента в Икэдая хан Айдзу наградил Синсэнгуми среди прочего шестью сотнями рё. Командир Кондо получил тридцать рё, новый меч и бочонок сакэ, заместитель командира Хидзиката — двадцать три рё, Окита, Нагакура, Тодо, Такэда и еще двое — по двадцать. Одиннадцать ополченцев, включая Иноуэ, Хараду, Сайто и Симаду, получили по семнадцать рё, двенадцать ополченцев — по пятнадцать, семьи троих погибших — по двадцать рё.

Дата добавления: 2015-09-01