Часть 5. Чистка

Когда сталкиваются властные натуры, дело нередко доходит до насилия. Если эти люди вдобавок заражены вирусом самомнения, оно может принять крайне серьезный оборот. Если столкновение обострено непреклонной волей к власти, ситуация может стать смертельно опасной. Но если хоть один из них обуреваем стойкой тягой к убийству, все неизбежно хладнокровным убийством и закончится.

Официально наделенные правом убивать, Синсэнгуми шествовали по улицам Киото и Осаки. Авторитет ополчения рос, и командир Сэридзава Камо пользовался всеми преимуществами своей власти. Вспыльчивый и раздражительный, он наводил ужас на тех, кто рискнул вызвать его гнев, и, по словам Нагакуры Синпати, «его невероятная жестокость ошеломляла даже самих ополченцев». Однажды, когда Сэридзава и несколько его людей прогуливались у реки Кацура в западной части Киото, один незадачливый лодочник случайно задел его линем. Будь на месте Сэридзавы кто-то другой, это рядовое происшествие осталось бы незамеченным и, безусловно, не вошло бы в анналы японской истории. Но Сэридзава рассвирепел, обрубил линь, связал перепуганного лодочника и утихомирился только после пространных извинений, принесенных самураем, которому случилось плыть в этой лодке.

Вскорости после этого необузданное поведение командира Сэридзавы встревожило судебные власти Токугава, отвечавшие за порядок в Киото и Осаке. В конце июня 1863 года некий чиновник из хана Минакути, даймё которого был прямым вассалом сёгуна, подал в хан Айдзу официальную жалобу на Сэридзаву. Услышав об этом, Сэридзава тут же послал четверых своих лучших бойцов, включая Нагакуру, Хараду и Иноуэ, в представительство Минакути в Киото, чтобы арестовать чиновника. «Однако, — вспоминал Нагакура, — тот подозревал, что, если он придет в [наш] штаб, его голова слетит с плеч». Чиновник рассыпался в извинениях. По совету Нагакуры он написал письмо с извинениями в адрес Синсэнгуми. Вскоре Сэридзава получил это письмо и, успокоенный извинениями, показывал его остальным ополченцам, «покатываясь со смеху». Вопрос казался исчерпанным, но на следующий день в штаб в Мибу пришел друг чиновника из Минакути. Он попросил вернуть письмо, поскольку «если князь Минакути услышит об этом, моему другу прикажут совершить сэппуку». Поскольку письмо адресовалось Синсэнгуми в целом, на его возвращение требовалось согласие всех членов отряда. На следующий день более сотни ополченцев собралось в просторном банкетном зале Сумия, настоящего дворца развлечений в квартале Симабара в западной части Киото, чтобы решить судьбу человека из Минакути. «Никто не возражал против возвращения письма», — вспоминал Нагакура, и дело было улажено.

Вскоре некоторые удалились в комнату поменьше, лучше подходившую для запланированных торжеств. На застеленном татами полу стояли низкие деревянные столики, сервированные красивыми фарфоровыми и лакированными блюдами с закусками к превосходному киотскому сакэ. В деревянной стенной нише стояла прекрасная керамическая ваза. Раздвижные двери украшали затейливые пейзажи, включая, возможно, шедевр стиля Кано. «Нас пригласил сегодня сюда князь Минакути», — сказал Сэридзава собравшимся, явно упиваясь собой и своей значимостью. Юных девушек из веселого квартала позвали развлекать мужчин — танцевать, петь, играть на трехструнном сямисэне, следить за тем, чтобы не пустели чашки.

Вскоре Сэридзава напился и, как обычно, сделался вспыльчив. Он осушил чашку сакэ и внезапно брякнул ее на стол. «С обычным своим угрюмым видом, — вспоминал Нагакура, — он обвел всех пристальным взглядом», явно задетый тем, что его чашка не была немедленно наполнена вновь. Потом он взял тяжелый железный веер и двинул по столу, кроша посуду. Женщины перепугались. Когда они попытались покинуть комнату, Сэридзава встал и сбил нескольких из них с ног; прочие же разрыдались. Очистив точно так же и другие столы, он пошел и разбил вазу в нише. Пошатываясь, вывалился в соседний коридор, направился к лестнице и с рычанием отодрал тяжелый брус деревянных перил. Потащил его вниз, где хранились бочки с сакэ, и расколотил их — при этом золотистая жидкость растеклась по полированным деревянным полам.

Затем он направился на кухню и перебил все блюда, попавшиеся ему на глаза. К тому моменту владелец Сумия, его служащие и девушки сбежали из дома. Большинство ополченцев, которым, вероятно, претило поведение их командира и которые несомненно устыдились его, тоже ушли. С Сэридзавой остались только Нагакура, Хидзиката и старик, служивший в Сумия. «Скажи владельцу, — пробормотал Сэридзава, не сводя глаз со старика, — что Сэридзава Камо из Синсэнгуми приказывает ему провести семь дней под домашним арестом за свое дерзкое поведение». Когда Хидзиката передал эти слова Кондо в штабе в Мибу, командир, по словам Нагакуры, «просто сложил руки на груди и тяжко вздохнул».

Несмотря на свою неуправляемость, Сэридзава умел себя вести и был не лишен некоторой чувственности, коей с выгодой пользовался, особенно в отношении определенного типа женщин. Он модно одевался и обладал грубоватой привлекательностью. Будучи командиром Синсэнгуми, он полагал себя выше закона — невероятное самомнение! Без малейших угрызений совести он брал в кредит товары в городских лавках, и в мыслях не держа платить по счетам. Разве не правда, рассуждал он, что он ежедневно рискует жизнью, защищая жителей Киото? Разве закон и порядок в городе не являются строго необходимыми для выживания торговцев? Он даже доказывал, что торговцы, включая владельца некоего магазина кимоно и его красавицу-супругу, в долгу у него. Поэтому Сэридзава не заплатил за изысканное кимоно, которое заказал в магазине, хотя владелец не раз пытался взыскать долг. Наконец он совершил фатальную ошибку, послав за деньгами свою жену, О-Умэ, наивно полагая, что очарованный Сэридзава заплатит.

Он не знал, что Сэридзава уже был очарован во время посещения магазина. Когда О-Умэ пришла к нему в дом Яги, Сэридзава очень обрадовался и пригласил ее в свою комнату. Он выслушал ее просьбы, а затем, когда она договорила, надругался над ней. Но злоба и грубая сила Сэридзавы в сочетании с той самой чувственностью восхитили О-Умэ, и она ушла от мужа, чтобы стать любовницей командира Синсэнгуми.

В июле, когда Синсэнгуми были в Осаке, группа противников Токугава похитила богатого торговца из его дома в Киото. Они убили его и насадили его отрубленную голову на бамбуковый шест, воткнутый в грязь у реки, около моста Сандзё. Они объявили, что это кара небес за «преступную торговлю с грязными варварами». Другой причиной было вымогательство. Бунтовщики нуждались в деньгах, чтобы поднять мятеж. Рядом с головой они поместили листовку с именем богатого оптового торговца шелком из лавки Яматоя. Ему угрожали той же участью, если он совершит «подобное преступление». Предполагалось, что владелец Яматоя выкупит себя, пожертвовав деньги на нужды роялистов, что он с готовностью и сделал.

Но этим дело не кончилось. Вскоре о происшествии прознал Сэридзава Камо. За пять дней до августовского переворота он сказал своим людям: «Если в Яматоя финансируют изменников, мутящих воду в Киото, тогда пусть дадут денег и нам». Сэридзава со товарищи нагрянул в Яматоя. «Закон и порядок имеют свою цену», — грозили они. Их требования были категорически отвергнуты, и Сэридзава принял решительные меры.

Командир Синсэнгуми увел своих людей обратно в ставку в Мибу. А вечером они вернулись к дому торговца с ружьями и даже с пушкой. Они зарядили пушку начиненными порохом ядрами и нацелили ее на склад Яматоя. «Сожгите его дотла!» — зарычал Сэридзава, а затем стоял и смотрел, как его люди обстреливают склад. Искры и тлеющие угли взлетали в воздух. Загорелись соседние здания. На пожарной каланче зазвонил колокол, и вскоре прибыла пожарная команда. Сэридзава, в маске, чтобы скрыть свою личность, приказал своим людям навести ружья на пожарных и пригрозил открыть огонь, если те начнут тушить пламя. Сэридзава взобрался на крышу близстоящего здания и истерически хохотал над разорением, которое учинили он и его люди. Беспорядки продолжались всю ночь и на следующий день, пока склад не был полностью уничтожен. Сэридзава не возвращался в штаб в Мибу до четырех часов дня, опьяненный собственной силой, и все выкрикивал: «Какой восторг! Какой восторг!» (36)

Протектор Киото был крайне встревожен. Его Новое ополчение создавалось, чтобы блюсти закон и порядок. Он больше не мог терпеть поведение, этой цели противоречащее. Кондо и Хидзиката разделяли негодование князя Катамори, хотя и по иным причинам. В отличие от Сэридзавы Камо, сына самурая, Кондо и Хидзиката вышли из крестьян. Задачей самурая было воевать, и за это он получал плату. Он не занимался зарабатыванием денег, это было делом торговцев и крестьян. Так думал Сэридзава. Но не Кондо и Хидзиката. Коль скоро они были роси, им приходилось работать, своими руками зарабатывать на жизнь. Они зарабатывали на жизнь убийствами и не гнушались убить товарища, чтобы не лишиться средств к существованию. То, что эти бывшие крестьяне ныне возглавляли полицейские силы Токугава, было просто-напросто чудом, и они остро сознавали, что их взлет к власти стал возможен только в эти кровавые времена. Поведение Сэридзавы ставило под угрозу само существование ополчения, ставшего смыслом их жизни. Последние несколько месяцев эти двое ждали возможности очистить ополчение от Сэридзавы и его клики. Князь Катамори обеспечил им такую возможность. Но приходилось дожидаться подходящего времени. Это время наступило в краткий период относительного спокойствия, последовавший за августовским переворотом.

Хотя высказывания Сэридзавы ошеломляли его товарищей, те не могли не восхищаться его отвагой. Как раз перед переворотом, когда вокруг императорского дворца нарастало напряжение, Синсэнгуми получили приказ явиться к дворцовым воротам Хамагури, чтобы помочь силам Айдзу и Сацумы противостоять Тёсю. Восемьдесят ополченцев, выстроившихся в две колонны, выступили под командованием Кондо и Сэридзавы. Несмотря на их броскую голубую форму и красно-белое знамя с иероглифом «макото», закованные в броню воины Айдзу, поглощенные предстоящей битвой, не сразу их признали. Стражники у ворот были вооружены острыми копьями. Наставив копья на приближающиеся колонны, они недвусмысленно потребовали от Синсэнгуми представиться. Ополченцы в замешательстве остановились. Они ожидали, что их встретят как товарищей по оружию, а вместо этого к ним отнеслись с подозрением. Пока Кондо, не ожидавший подобного, медлил в нерешительности, Сэридзава дерзко зашагал к воротам. Один из стражников выставил копье так, что наконечник оказался в шести дюймах от лица Сэридзавы. «Мы — Синсэнгуми, — объявил Сэридзава, — и находимся под эгидой князя Айдзу. Мы получили приказ защищать дворец и сейчас войдем». Он засмеялся над внезапной растерянностью воинов Айдзу, вытащил из-за пояса железный веер и в одно движение раскрыл его, демонстрируя патриотическую надпись и отбив оружие стражника. Люди Айдзу осознали свой промах. «Простите нашу дерзость», — сказали они. Сэридзава закрыл веер, сунул его за пояс, словно короткий меч, и проследовал вместе со своими людьми через ворота.

Правая рука Сэридзавы Камо, Синми Нисики, разделял презрение своего начальника к торговцам и его уверенность в том, что командиры Синсэнгуми стоят выше закона (изначально один из трех предводителей, Синми был понижен до заместителя командира. То же звание имели Хидзиката и Яманами). Это презрение, проистекающее из высокомерия, и эта уверенность, проистекающая из испорченности, стоили Синми жизни, но только после того, как Кондо и Хидзиката получили от протектора Киото приказ убрать Сэридзаву.

Как и у Сэридзавы, у Синми было звание мэнкё школы Синто Мунэн. Но этот искусный боец постоянно нарушал устав. Он не только проводил больше времени в веселых кварталах, нежели за выполнением своих обязанностей, но и в ряде случаев вымогал значительные суммы у частных лиц под предлогом того, что эти деньги пойдут на благо ополчения. В начале сентября в одном из борделей Гиона (квартал Киото) люди Кондо предъявили Синми эти обвинения. Его вынудили совершить сэппуку прямо на месте. Синми знал, что в случае отказа будет, согласно уставу, обезглавлен. Не имея иного выбора, перед лицом хмурых противников заместитель командира Синми собственным мечом восстановил свою запятнанную честь. «Потеряв «правую руку», Сэридзава все дальше и дальше шел вразнос, — вспоминает Нагакура. — Он ударился в круглосуточный загул, потакая своим прихотям и наплевав на отряд».
Со смертью Синми осталось убрать четверых приспешников Сэридзавы.

По словам Нагакуры, Кондо был «отважным человеком, не находившем удовольствия в размахивании мечом». Он обнажал свой меч только по необходимости и убивал, только когда был вынужден. Однако такое бывало часто, и один из наиболее значимых случаев произошел дождливой сентябрьской ночью.

Какое-то время Сэридзава и его люди были крайне осмотрительны с Кондо и Хидзикатой, не ожидая от этих двоих ничего хорошего. Несколькими днями раньше их подозрительность обострило вынужденное сэппуку Синми. Но когда Кондо и Хидзиката устроили вечеринку в Сумия, оставшиеся приспешники Сэридзавы тоже пришли. Сэридзаву сопровождали помощники заместителя командира Хираяма Горо и Хирама Дзюсукэ. Хираяма имел разряд мэнкё школы Синто Мунэн, Хирама — ученик Сэридзавы — разряд мокуроку.

Кондо не сумел бы больше угодить троим своим гостям. Он проследил за тем, чтобы специально нанятые девушки без конца подливали им саке. «Это был пир горой, и стены дома сотрясались от песен», — вспоминал Нагакура. Сэридзава и двое его товарищей ушли поздно. Пьяно пошатываясь, они уселись в паланкин, который под проливным дождем доставил их в Мибу. О-Умэ ждала Сэридзаву в доме Яги. Хираяма и Хирама позвали девиц из квартала развлечений. Вечеринка продолжилась в комнате Сэридзавы. По словам Нагакуры, Хидзиката присоединился к веселью, чтобы убедиться, что все трое напьются в стельку. «Упившись до неспособности даже сидеть, они легли спать».

Из комнаты Сэридзавы через длинный деревянный коридор, ведший к соседним комнатам, можно было попасть в садик за домом. Под шум сильного дождя, барабанящего по черепичной крыше, в дом из сада проникли четверо. Сэридзава храпел возле О-Умэ, рядом с ним лежал короткий меч. Здесь же спали и двое других со своими девицами. В соседней комнате спали жена и двое малолетних сыновей Яги Гэннодзё, хозяина дома. Одна из девиц встала, чтобы сходить в уборную. Отодвинув дверную перегородку, она натолкнулась в темноте на двоих мужчин с обнаженными мечами. «Убирайся отсюда, если жизнь дорога», — шепнул один из них.

Сэридзава очнулся от сонной одури, схватил меч, с трудом сумел подняться на ноги и попытался защитить себя. Но Хидзиката и Окита серьезно ранили его. Он выскочил в коридор, вбежал в соседнюю комнату, где спали женщина и дети, и в этот момент один из убийц добил его ударом в спину. Сэридзава рухнул прямо на спящих детей, при этом младшего из них случайно ранило в правую ногу. Когда окровавленное тело Сэридзавы распростерлось на постели, старший брат, Тамэсабуро, заметил бегущего по дому Хираму с мечом в руке. Тамэсабуро пошел в соседнюю комнату, где увидел мертвую обнаженную женщину и обезглавленного мужчину. Хираме и второй девице удалось сбежать, их так и не нашли. Из страха женщина и дети, ставшие свидетелями убийства, так и не выдали властям, кто совершил его.

На следующий день Кондо подал князю Мацудайре Катамори официальный рапорт, гласящий, что Сэридзава и Хираяма были убиты во сне неизвестными. Им устроили торжественные, соответственно их высокому положению в Синсэнгуми, похороны в храме Мибу, недалеко от дома Яги. Гробы стояли рядом. Покойники были одеты в парадные широкие штаны и куртки с гербами их семей. Рядом с каждым лежал его деревянный тренировочный меч. Раны прикрывала белая хлопковая ткань. Присутствовали все ополченцы, включая Кондо и четверых убийц.

Любовнице Сэридзавы таких почестей не воздавали. За телом О-Умэ никто не пришел. Заботами хозяина усадьбы Маэкава ее кремировали и похоронили на кладбище для одиноких. За исключением одного человека из Мито, в отряде не осталось никого из людей Сэридзавы. Его клика перестала существовать. Кондо и Хидзиката стали полновластными предводителями Синсэнгуми.

Дата добавления: 2015-09-01