Джюлет 1209

Ранним утром Элэйс разбудил шум пил и молотков во дворе. Она встала и подошла к окну, разглядывая деревянные надстройки и галереи, которые возводили на стенах Шато.

Скелет из мощных бревен быстро обретал форму. С крытых переходов лучникам легко будет засыпать стрелами врага, если он, вопреки ожиданию, сумеет ворваться за городскую стену.

Элэйс поспешно оделась и сбежала во двор. В кузницах ревели горны, звенели молоты, оттачивавшие и исправлявшие оружие, отрывисто перекликались саперы, готовившие оси, канаты и противовесы для баллист.

У конюшни Элэйс увидела Гильома. Сердце у нее перевернулось. «Посмотри на меня!» Он не обернулся, не поднял глаз. Элэйс махнула рукой, хотела позвать, но не осмелилась и бессильно опустила руку. Не станет она унижаться, выпрашивая любви, которой он не хочет ей дать.

В городе царила та же деловитая суета, что и в Шато Комталь. Посреди площади громоздился привезенный из Корберы камень – снаряды для баллист и катапульт. Остро воняло мочой из кожевенных мастерских, где готовили шкуры для защиты галереи от пожара. От Нарбоннских ворот тянулась непрерывная вереница повозок с припасами для города: солонина из Ла Пиге и Лораге, вино из Каркассэ, пшеница и ячмень с равнины, бобы и чечевица с овощных рынков Сен-Микеля и Сен-Венсена.

Город гордо и целеустремленно готовился к осаде. Только клубы черного дыма с заречных болот на севере – от сожженных по приказу виконта мельниц и посевов – напоминали о том, как близка и неизбежна угроза.

Элэйс поджидала Сажье, чтобы условиться о месте встречи. В голове, как птицы над рекой, кружились десятки вопросов, которые хотелось задать Эсклармонде. К тому времени, как появился мальчик, ей казалось уже, что язык устал заранее.

Элэйс прошла за ним безымянной улочкой в пригороде Сен-Микель к низкой дверце у самой внешней стены. Здесь громко звучали голоса землекопов, роющих рвы, чтобы помешать солдатам подойти под стены. Сажье пришлось почти кричать, перекрывая шум.

– Menina ждет там, – сказал он, и его лицо вдруг стало угрюмым.

– А ты не войдешь?

– Она велела привести тебя и сразу идти в Шато за кастеляном Пеллетье.

– Ищи его в Кур д'Онор, – посоветовала Элэйс.

– Найду! – мальчишка снова ухмыльнулся. – Еще увидимся.

Элэйс толкнула дверь и позвала, ожидая увидеть Эсклармонду, но тут же остановилась. В кресле в дальнем углу виднелась вторая фигура.

– Входи, входи! – В голосе Эсклармонды слышалась улыбка. – Помнится, ты уже знакома с Симеоном?

Элэйс ахнула:

– Симеон? Уже?

Она подбежала к нему, протянула руки.

– Какие новости? Ты давно в Каркассоне? Где остановился?

Симеон от души расхохотался.

– Сколько вопросов! Все хочется знать, и все сейчас же! Бертран рассказывал, что девочкой ты задавала вопросы без передышки.

Элэйс улыбнулась. Отец, пожалуй, нисколько не преувеличивал. Она проскользнула на скамью у стола и приняла от Эсклармонды чашу вина, прислушиваясь к их с Симеоном беседе. Эти двое уже успели подружиться.

Симеон был искусный рассказчик. Истории из его жизни в Безьере и Шартре переплетались с воспоминаниями о Святой земле, и время пролетало незаметно. Он рассказывал, как цветут по весне холмы Иудеи, как поля Сефаля покрываются лилиями, желтыми и лиловыми ирисами, как розовеет над простирающимся до небосклона ярким ковром цветущий миндаль. Элэйс слушала и не могла наслушаться.

Но тени становились длиннее, и незаметно для Элэйс атмосфера переменилась. Она чувствовала дрожь ожидания под ложечкой и гадала, не то ли ощущают ее отец и Гильом перед сражением? Чувство, будто время застыло на чашечках весов… Элэйс покосилась на Эсклармонду. Та сидела, сложив руки на коленях, спокойная и собранная.

– Отец вот-вот придет, – заговорила Элэйс, чувствуя себя виноватой за его долгое отсутствие. – Он мне обещал.

– Мы не сомневаемся.

Симеон похлопал ее по руке. Кожа у него была сухая, как пергамент.

– Если он задержится, мы не сможем его дождаться, – заметила Эсклармонда, поглядывая на закрытую дверь, – Хозяева дома скоро вернутся.

Элэйс перехватила взгляд, которым обменялись ее друзья, и, не выдержав напряжения, склонилась вперед.

– Вчера ты мне не ответила, Эсклармонда. – Она удивилась, как ровно звучит ее голос. – Скажи, ты тоже страж? Книга, которую ищет отец, у тебя?

На минуту слова повисли в воздухе, словно ушли в пустоту. Затем Элэйс с удивлением заметила, что Симеон хихикает.

– Много ли рассказал тебе отец о Noublesso? – спросил он, блеснув черными глазами.

– Сказал, что всегда есть пятеро стражей, хранящих три книги лабиринта, – храбро ответила Элэйс.

– А почему пятеро, не объяснил?

Элэйс покачала головой.

– Navigataire – кормчий – всегда избирает себе в помощь четверых посвященных. Вместе они представляют пять точек человеческого тела и священную силу числа «пять». От каждого стража требуется сила, решимость и верность. Он может быть христианином, сарацином, евреем – в счет идут души, отвага, а не кровь, не род и не цвет кожи. Того требует сама природа тайны, которая принадлежит каждой вере и ни одной из них. – Симеон улыбнулся. – Более двух тысячелетий существуют Noublesso de los Seres – хотя прежде они хранили и оберегали нашу тайну под другими именами. Бывало, мы таились, в иные времена жили открыто.

Элэйс повернулась к Эсклармонде.

– Мой отец не хочет тебя признавать. Просто не может поверить.

– Он обманулся в своих ожиданиях.

– Бертран всегда был такой, – хмыкнул Симеон.

– Он просто не предвидел, что среди пяти стражей может оказаться женщина, – вступилась за отца Элэйс.

– Прежде такое не было редкостью, – заметил Симеон. – В Ассирии, в Египте, в Риме и Вавилоне – ты слыхала рассказы об этих древних государствах – женщина занимала более высокое положение, чем в наши темные времена. Элэйс задумалась.

– По-вашему, Ариф прав, считая, что в горах книги будут в безопасности? – спросила она.

Симеон поднял руку.

– Не нам искать истину или судить, что будет. Наше дело – просто хранить книги и защищать их, чтобы они были наготове, когда возникнет в них нужда.

– Потому Ариф и поручил унести их твоему отцу, а не ему и не мне, – вставила Эсклармонда. – Он, с его положением, станет самым надежным хранителем. Он может собрать охрану, ему легко достать людей и лошадей, и пропустят его легче, чем любого из нас.

Элэйс промолчала. Ей не хотелось выдавать отцовские секреты.

– Ему трудно будет оставить виконта. Отец разрывается между старыми и новыми клятвами.

– Все мы встаем перед подобным выбором, – кивнул Симеон. – Каждый из нас стремится избрать путь, который представляется ему лучшим. Бертрану выпало счастье прожить долгую жизнь прежде, чем ему пришлось решать. – Он взял руки Элэйс в свои. – Ему нельзя медлить, Элэйс. Поддержи его, помоги вынести это испытание. Каркассона до сих пор не сдавалась врагу, но это не значит, что она выстоит теперь.

Элэйс чувствовала на себе их взгляды. Она встала, отошла к очагу. Сердце часто забилось.

– А позволено ли кому-то заменить его? – спросила она.

Эсклармона поняла ее мысль.

– Не думаю, чтобы твой отец позволил, – сказала она. – Ты слишком дорога ему.

Элэйс снова обернулась к ним.

– Уезжая в Монпелье, – заговорила она, – он счел меня достойной доверия. В сущности, он уже дал мне свое дозволение.

– Это верно, – кивнул Симеон, – но положение изменяется с каждым днем. Французы стоят почти на границе владений виконта Тренкавеля, и дороги день ото дня становятся опаснее. Я сам убедился в этом. Скоро вообще нельзя будет выехать из города.

Элэйс не собиралась уступать.

– Но ведь мне ехать в противоположную сторону, – возразила она, умоляюще поглядывая то на одного, то на другого из старших. – И вы еще не ответили на мой вопрос. Если обычаи Noublesso не воспрещают мне снять эту ношу с отцовских плеч, то я предлагаю себя вместо него. Я вполне способна постоять за себя. Я отлично держусь в седле, владею и луком, и мечом. И никто даже не заподозрит во мне…

Симеон жестом остановил ее.

– Ты неправильно истолковала наши сомнения, дитя. Я не оспариваю твоей отваги или решимости.

– Тогда дайте мне свое благословение.

Симеон со вздохом обернулся к Эсклармонде.

– Что ты скажешь, сестра? Если, конечно, согласится Бертран.

– Ну, пожалуйста, Эсклармонда, – упрашивала Элэйс, – отдай свой голос за меня. Своего отца я уговорю.

– Ничего не стану обещать, – отозвалась та после долгого молчания, – но и против тебя говорить не стану.

Элэйс не сдержала улыбки.

– Последнее слово за твоим отцом, – продолжала Эсклармонда. – Если он скажет «нет», тебе придется повиноваться.

«Не сможет он отказать! Я его уговорю!»

– Конечно, я всегда повинуюсь отцу, – сказала она вслух.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Сажье. За ним вошел Пеллетье.

Он обнял дочь, горячо и радостно приветствовал Симеона, потом более сухо поклонился Эсклармонде. Пока Симеон пересказывал суть их беседы, Элэйс помогла Сажье принести вино и хлеб.

К удивлению Элэйс, отец слушал молча, ни разу не перебив друга. Сажье поначалу не сводил с рассказчика круглых глаз, но скоро задремал, припав на бабушкины колени. Элэйс не вмешивалась в разговор, понимая, что Симеон с Эсклармондой скорее, чем она, убедят Пеллетье.

Временами она поглядывала на лицо отца, и видела, какие глубокие морщины пролегли по землистой коже, чувствовала, как он растерян.

Наконец все было сказано. Выжидательное молчание повисло в тесной комнатушке. Каждый молчал, ожидая решения Пеллетье.

Элэйс не выдержала:

– Ну, paire. Что ты решил? Разреши мне ехать!

Пеллетье вздохнул.

– Я не хочу подвергать тебя опасности.

Элэйс понурилась:

– Я понимаю и благодарна за твою любовь… Но я хочу тебе помочь. И могу!

– У меня есть предложение, которое могло бы устроить вас обоих, – вставила Эсклармонда. – Позвольте Элэйс выехать вперед с книгами, но не всю дорогу, а только, скажем, до Лиму. Там у меня есть друзья, которые приютят ее. А когда ваши обязанности здесь будут исполнены и виконт Тренкавель сможет вас отпустить, вы нагоните ее и проделаете остаток пути вместе.

Пеллетье поморщился:

– Не вижу, чем это лучше. Столь безрассудное путешествие в наши ненадежные времена только привлечет внимание, которого мы как раз и стремимся избежать. К тому же я совершенно не представляю, как долго мои дела будет удерживать меня в Каркассоне.

У Элэйс загорелись глаза.

– Тут все просто. Я всем объясню, что еду во исполнение обета, данного по случаю венчания, – сказала она, придумывая на ходу. – Объявлю, что собираюсь принести дар аббату Сент-Илер, а оттуда уж до Лиму недалеко.

– Подобный припадок благочестия вряд ли кого-нибудь убедит, – невольно усмехнулся Пеллетье, – и прежде всего ему не поверит твой муж.

Симеон погрозил ему пальцем.

– Отличная мысль, Бертран. В такое время никто не посмеет удерживать паломницу. Да к тому же Элэйс – дочь самого кастеляна. Кто осмелиться сомневаться в ее намерениях?

Пеллетье поерзал в кресле и упрямо возразил:

– Я по-прежнему считаю, что книгам безопаснее всего оставаться в стенах города. Нам здесь виднее, чем Арифу издалека. Мы не сдадим Каркассону.

– Любая крепость, даже самая мощная и несокрушимая, может пасть, и тебе это известно. Navigataire приказал доставить книги к нему в горы. – Черные глаза Симеона уставились в лицо Пеллетье. – Я понимаю, ты считаешь, что не можешь в такое время покинуть виконта. Ты это сказал, и мы это принимаем. К добру или к худу, ты слушаешься голоса своей совести. – Симеон помолчал. – Но если не ты, тогда другой должен заменить тебя.

Элэйс видела, как мучительно дается отцу это решение. Она сочувственно накрыла его ладонь своей. Пеллетье не поднял глаз, но благодарно пожал ее пальцы.

– Aquà es vôstre, – попросила она. – Позвольте мне сделать это для вас.

У Пеллетье вырвался протяжный вздох.

– Ты подвергаешь себя огромной опасности, filha.

Элэйс кивнула.

– И все-таки ты хочешь ехать?

– Послужить тебе – честь для меня.

Симеон положил руку на плечо другу.

– Она отважна, твоя дочь. И упряма. Как ты, мой старый друг.

Элэйс не смела дышать.

– Сердцем я против этого, – заговорил наконец Пеллетье. – Но разум подсказывает другое, так что… – Он запнулся, словно боялся выговорить свое решение. – Если тебя отпустит твой муж и дама Агнесс – и если Эсклармонда будет сопровождать тебя, – я согласен.

Элэйс перегнулась через стол и расцеловала отца.

– Ты принял мудрое решение, – просиял и Симеон.

– Сколько человек вы сможете послать с нами, кастелян Пеллетье? – спросила Эсклармонда.

– Четверых солдат, самое большее шестерых.

– И как скоро мы сможем выехать?

– Примерно через неделю. – Пеллетье пояснил: – Излишняя торопливость покажется подозрительной. Я должен испросить дозволения у дамы Агнесс, а ты, Элэйс, – у супруга.

Она открыла рот, чтобы сказать, что Гильом и не заметит ее отсутствия, но передумала и промолчала.

– Чтобы твой замысел, filha, сработал, следует соблюсти этикет. – Пеллетье больше не колебался, он стоя отдавал четкие приказания: – Элэйс, возвращайся в Шато Комталь и найди Франсуа. Сообщи ему в общих чертах о своих намерениях, и пусть ждет моих распоряжений.

– А ты не идешь?

– Чуть позже.

– Хорошо. Мне взять с собой книгу Эсклармонды?

Пеллетье сухо усмехнулся:

– Поскольку Эсклармонда намерена сопровождать тебя, думаю, книга вполне может еще некоторое время остаться у нее.

– Я не хотела…

Пеллетье похлопал себя по груди:

– А вот книга Симеона…

Он достал из-под плаща овчинный сверток, который Элэйс мельком видела в Безьере.

– Забери ее в Шато. Зашей в дорожный плащ. Позже я передам тебе «Книгу Слов».

Элэйс приняла сверток и вложила в свой кошель, потом подняла глаза на отца.

– Спасибо, paire, что ты мне веришь.

Пеллетье залился краской. Проснувшийся Сажье вскочил на ноги.

– Я провожу госпожу Элэйс до дому, чтобы с ней не случилось беды, – заявил он.

Все рассмеялись.

– Да, позаботься о ней, gentilome, – сказал Пеллетье, хлопнув мальчика по спине. – На нее теперь вся наша надежда.

– Узнаю в ней тебя, – заговорил Симеон, вместе с Пеллетье направляясь к воротам на Сен-Микель, за которым лежало еврейское поселение. – Храбрая, преданная и упрямая. Не из тех, кто легко отступает. Старшая дочь тоже похожа на тебя?

– Она удалась в мать, – отрывисто бросил Пеллетье. – И лицом и характером походит на Маргарет.

– Так часто бывает. Один из детей похож на одного из родителей, другой на другого. – Симеон помолчал, припоминая: – Она замужем за эскриваном виконта Тренкавеля?

Пеллетье вздохнул.

– Брак не из счастливых. Конгост уже не молод и не может смириться с ее привычками. Впрочем, он занимает высокое положение среди людей виконта.

Еще несколько шагов они прошли в молчании.

– Если она пошла в Маргарет, то, должно быть, красавица?

– Обаяние и грация Орианы привлекают все взгляды. В нее влюблены многие, и кое-кто не делает из этого тайны.

– Видимо, дочери для тебя большое утешение.

Пеллетье покосился на друга.

– Что касается Элэйс, ты прав. – Он замялся. – Наверно, я виноват, но общество Орианы нахожу менее… Я стараюсь держаться с обеими одинаково, но боюсь, они не слишком хорошо ладят между собой.

– Жаль, – пробормотал Симеон.

У ворот они остановились, и Пеллетье вернулся к прежнему разговору.

– Хотел бы я убедить тебя остаться в городе. Или хотя бы в Сен-Микеле. Когда подойдет враг, я не смогу помочь тебе вне стен…

Симеон похлопал друга по плечу.

– Не стоит беспокоиться обо мне, друг мой. Моя роль сыграна. Доверенную мне книгу я передал тебе, и две другие под защитой стен. Тебе помогут Элэйс и Эсклармонда. Кому я теперь нужен… – Он не сводил с Пеллетье ярко заблестевших глаз. – Мое место с моим народом.

Что-то в его голосе насторожило Пеллетье.

– Ты как будто прощаешься навсегда! – сердито воскликнул он. – А ведь не пройдет и месяца, как мы с тобой встретимся за чашей вина, попомни мои слова!

– Мечи французов могут оказаться крепче твоего слова, друг мой.

– Ручаюсь, к весне все это кончится. Французы подожмут хвосты и поплетутся по домам, граф Тулузский станет искать новых союзников, а мы с тобой будем сидеть у огня, вспоминая далекую молодость.

– Pas a pas, se va luénh, – проговорил Симеон, обнимая его. – И обними за меня Арифа. Напомни, что тридцать лет назад он обещал сыграть со мной в шахматы и до сих пор не собрался!

Пеллетье махнул рукой вслед уходящему за ворота Симеону. Тот не обернулся.

– Кастелян Пеллетье?

Симеон уже затерялся в толпе народа, направляющейся к реке.

– Мессире! – повторил задыхающийся посланец.

– Что такое?

– Ты нужен у Нарбоннских ворот, мессире.

Дата добавления: 2015-09-02