ГЛАВА 40

АРЬЕЖ

Поль Оти ждал, что Мари-Сесиль воспользуется поездкой в Арьеж для продолжения вчерашнего разговора или предложит ему доложить о дальнейшем развитии дел. Однако она, если не считать нескольких случайных замечаний, молчала.

В замкнутом пространстве салона он особенно сильно ощущал близость ее тела, запах духов, запах кожи. Сегодня она надела бежевую блузку без рукавов и брюки того же цвета. Глаза скрывались за стеклами темных очков, а губы и ногти, как и накануне, были огненно-красными.

Оти незаметно сдвинул манжет рубашки, чтобы бросить взгляд на часы. Допустим, пара часов на раскопках, обратный путь – вряд ли они вернутся в Каркасон раньше вечера. Как все это досадно!

– Есть известия об О'Доннел? – спросила она.

Оти вздрогнул, услышав собственную мысль, высказанную вслух чужим голосом.

– Пока нет.

– А о полицейском?

Она повернула к нему лицо.

– О нем можно больше не беспокоиться.

– С каких пор?

– Сегодня рано утром.

– Узнали о нем что-нибудь еще?

Оти покачал головой.

– Если только от него не тянется ниточка к вам, Поль…

– Не тянется.

Минуту она молчала, затем спросила:

– А та англичанка?

– Добралась в Каркасон прошлой ночью. За ней присматривают.

– Вам не кажется, что она заезжала в Тулузу, чтобы оставить там книгу или кольцо?

– Если только она не передала их кому-то в стенах отеля – нет, невозможно. К ней никто не заходил, она ни с кем не встречалась ни на улицах, ни в библиотеке.

На пик де Соларак они прибыли ровно в час дня. Стоянку огородили деревянным заборчиком, ворота стояли на запоре. Согласно его распоряжению, сторожа не было – никаких свидетелей их визита.

Оти отпер ворота и завел машину на площадку. После шумного понедельника сегодня на территории раскопок было необычайно тихо. Стены палаток опущены и закреплены, все горшки, сковородки и инструменты разложены в ряд и снабжены ярлычками.

– Где вход?

Оти указал наверх, туда, где ветер еще играл лентой, огораживавшей место преступления.

Он достал из машины фонарь. Они молча поднимались по склону, задыхаясь в тяжкой послеполуденной жаре. Оти указал на валун, так и лежавший на боку, словно низверженный идол, и вскарабкался первым на несколько метров крутого подъема ко входу в пещеру.

Оказавшись на месте, Мари-Сесиль заговорила:

– Я войду одна.

Оти скрыл раздражение. Разумеется, ничего она там не найдет. Он сам прочесал частым гребнем каждый сантиметр. И он протянул ей фонарик:

– Как пожелаете.

Он смотрел, как она уходит в глубь тоннеля. Свет фонаря становился слабее и наконец совсем исчез.

Тогда он отошел подальше, так что не услышал бы даже крика.

Сама близость этой пещеры будила в нем гнев. Рука тянулась к распятию на груди, как к талисману, отвращающему зло этих мест.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. – Оти перекрестился, постоял, успокаивая дыхание, и только потом позвонил в свой офис. – Что у вас для меня?

Он слушал, и лицо его выражало все большее удовольствие.

– В самой гостинице? Они говорили друг с другом? – Он выслушал ответ. – Прекрасно. Не спускайте с нее глаз. Посмотрим, что она будет делать.

Он улыбнулся и нажал «отбой». Еще один вопрос в длинном списке вопросов к О'Доннел.

О Бальярде удалось раскопать на удивление мало. Машины нет, паспорта нет, телефона нет – никаких связей с системой. С официальной точки зрения он не существует. Человек без прошлого.

Оти приходило в голову, что Бальярд мог оказаться разочаровавшимся членом Noublesso Veritable. Возраст, окружение, интерес к истории катаров, знание иероглифики – все это связывало его с трилогией лабиринта.

Что связь существовала, Оти не сомневался. Надо только выявить ее. Пещеру он уничтожил бы, не медля ни минуты, но его останавливало исчезновение книг. Он был орудием, посредством коего Господь сотрет с лица земли четырехтысячелетнюю ересь. Но для этого полные скверны пергаменты должны вернуться в пещеру. Тогда только можно предать огню все и всех.

Мысль, что на поиски книг осталось только два дня, подстегнула его к действию. Решительно сощурив серые глаза, Оти набрал еще один номер.

– Завтра утром, – сказал он в трубку. – Подготовьте ее.

В тишине больницы Фуа очень громко щелкали по линолеуму коричневые туфельки Жанны.

Все, кроме них, здесь было белым. Стены, униформа персонала, их обувь на резиновых подошвах, указатели, бумаги… Инспектор Нубель, помятый и растерянный, стоял среди этой стерильной белизны и выглядел так, словно много дней не менял одежду.

К ним по коридору катили каталку, колесики мучительно громко поскрипывали. Они отступили в сторону, пропуская ее, и санитарка поблагодарила их, чуть качнув головой в белом колпачке.

Бальярд заметил, что все обращаются к Жанне с особым участием. Несомненно, искреннее сочувствие окрашивалось опасением, что она не перенесет удара. Он невесело усмехнулся. Молодежь вечно забывает, что поколение Жанны повидало и перенесло столько, сколько не вынести им. Войны, оккупация, Сопротивление… Они сражались, и умирали, и видели, как умирают друзья. Они закалились. Ничто их уже не удивляет, кроме, может быть, упрямой стойкости человеческого духа.

Нубель остановился перед большой белой дверью. Открыл ее толчком и отступил, предлагая спутникам войти первыми. Наружу вырвался холодный воздух с запахом дезинфекции. Бальярд снял шляпу и держал ее у груди. Все приборы были отключены. На кровати посреди комнаты под свисающей простыней угадывались очертания тела.

– Они сделали все возможное, – пробормотал Нубель.

– Инспектор, мой внук был убит? – спросила Жанна.

Это были ее первые слова с тех пор, как, добравшись до больницы, они услышали, что опоздали.

Бальярд заметил, как нервно передернулся стоявший рядом с ним инспектор.

– Еще рано что-либо утверждать, мадам Жиро, однако…

– Обстоятельства смерти кажутся вам подозрительными, инспектор? Да или нет?

– Да.

– Благодарю, – проговорила она тем же тоном. – Это все, что я хотела узнать.

– В таком случае, – инспектор протиснулся к двери, – я оставлю вас совершить прощание. Если понадоблюсь, вы найдете меня в комнате для родственников с мадам Клодеттой.

Дверь щелкнула, закрываясь. Жанна подошла к кровати. Лицо у нее было серое и рот плотно сжат, но спина и плечи оставались такими же прямыми, как всегда.

Она отогнула край простыни. В комнату ворвалась тишина смерти. Бальярд видел, что Ив казался сейчас совсем мальчиком. Очень белая и гладкая кожа, ни одной морщинки. Голова скрыта бинтами. Из-под повязки выбиваются пряди черных волос. Руки с разбитыми в кровь костяшками сложены на груди, как у юного фараона.

Бальярд смотрел, как Жанна склонилась, поцеловала внука в лоб и, снова закрыв лицо простыней, отвернулась.

– Идем? – Она взяла Одрика под руку.

Они вышли в пустой коридор. Бальярд огляделся по сторонам и подвел Жанну к ряду пластиковых сидений, закрепленных у стены. Оба невольно перешли на полушепот, хотя слушать их было некому.

– Я уже довольно давно беспокоилась о нем, Одрик. Он изменился, стал замкнутым, нервным.

– Ты спрашивала его, в чем дело?

Она кивнула.

– Уверял, что ничего не случилось. Просто устал, перерабатывает.

Одрик положил ладонь ей на руку.

– Он любил тебя, Жанна. Может быть, ничего и не было. А может, было. – Бальярд помолчал. – Если Ив оказался втянутым во что-то дурное, это было против его природы. Совесть не давала ему покоя. И в конечном счете он поступил правильно. Послал кольцо тебе, не думая о последствиях.

– Инспектор Нубель спросил меня о кольце. Хотел знать, говорил ли со мной Ив в понедельник.

– Что ты ответила?

– Правду: что не говорил.

Одрик облегченно вздохнул.

– Но ты думаешь, что Ив за деньги выдавал кому-то информацию, да, Одрик? – Она говорила с трудом, но голос звучал твердо. – Скажи мне. Я предпочитаю знать правду.

Он поднял руку:

– Как я могу сказать правду, если не знаю сам?

– Скажи мне, что подозреваешь. Неизвестность… – Голос у нее сорвался. – Нет ничего хуже.

Бальярду представилось, как обваливается сверху каменная плита, перекрывая выход из пещеры, захлопывая их в капкане. Неизвестность – что сталось с ней? Запах самшита, рев пламени, крики набегающих солдат. Полузабытые места, полустершиеся картины. Неизвестность. Жива она или умерла?

– Да, – негромко сказал он, – тяжелее всего перенести незнание. – Бальярд снова вздохнул. – Хорошо. Я действительно подозреваю, что Иву платили за сведения – главным образом о трилогии, но может быть, и о чем-нибудь еще. Полагаю, вначале все выглядело вполне безобидно: телефонный звонок, совет найти того-то, поговорить с тем-то, – но, вероятно, очень скоро они потребовали с него больше, чем он готов был выдать.

– Ты говоришь – «они». Значит, ты их знаешь?

– Не более чем общие рассуждения, – поспешно оговорился Одрик. – Человечество, Жанна, не слишком меняется со временем. На поверхностный взгляд мы совсем другие. Мы развиваемся, создаем новые законы, новые жизненные правила. Каждое поколение принимает современные ценности и отвергает старые, каждое полагает себя умудренным и гордится своей мудростью. Кажется, у нас так мало общего с теми, кто жил до нас. – Он постучал себя по груди. – Но под этой одеждой плоти человеческие сердца бьются так же, как бились всегда. Жадность, жажда власти, страх смерти – все это не меняется. Так же как любовь, мужество, готовность отдать жизнь за то, во что веришь, доброта…

– Будет ли этому конец?

Бальярд запнулся:

– Я молюсь об этом.

Часы над их головами отщелкивали минуты. В дальнем конце коридора прозвучали приглушенные голоса, проскрипели тихонько резиновые подошвы и снова все стихло.

– Ты не пойдешь в полицию? – ровным голосом спросила Жанна.

– Думаю, не стоит.

– Не доверяешь инспектору Нубелю?

– Может быть. Кстати, полиция возвратила тебе личные вещи Ива? Одежду, в которой его доставили; то, что было в карманах?

– Одежда… оказалась совершенно испорченной. Инспектор Нубель сказал, в карманах были только ключи и бумажник.

– И больше ничего? Ни удостоверения личности, ни бумаг, ни телефона? Он не находит это странным?

– Он ничего не сказал, – ответила Жанна.

– А его квартира? Там они что-нибудь нашли? Бумаги?

Жанна повела плечом:

– Не знаю. – И, помолчав, добавила: – Я попросила одного из его друзей написать мне список всех, кто был в понедельник на раскопе. – Она подала Бальярду листок с именами. – Правда, всех он не вспомнил.

Одрик опустил глаза.

– А это что? – удивился он, заметив название гостиницы.

Жанна проследила его взгляд.

– Ты хотел узнать, где остановилась англичанка. – Она продолжала уже менее уверенно: – По крайней мере, инспектору она дала этот адрес.

– Доктор Элис Таннер, – еле слышно пробормотал Одрик. Сколько лет он ждал ее… – Значит, по этому адресу я и отправлю свое письмо.

– Я могу передать сама, когда вернусь домой, – предложила Жанна и тут же вздрогнула от резкого тона ответа.

– Нет! – Перехватив ее взгляд, Бальярд поспешно извинился. – Прости, ты очень добра, но, думаю, тебе благоразумнее будет не возвращаться пока домой.

– Почему же нет?

– Они очень скоро установят, что Ив послал кольцо тебе. Может быть, уже знают. Пожалуйста, погости у друзей. Уезжай, с Клодеттой, с кем угодно. Здесь опасно.

К его удивлению, она не стала спорить.

– С той самой минуты, как мы сюда приехали, ты ежеминутно озираешься через плечо.

Бальярд улыбнулся. Он-то думал, что успешно скрывает тревогу.

– А ты сам, Одрик?

– Я – другое дело, – сказал он. – Я ждал этого… даже не могу сказать, как долго. Жанна, со мной будет то, чему суждено быть.

Минуту она молчала, потом мягко спросила:

– Кто она, Одрик? Почему эта молоденькая англичанка так много значит для тебя?

Он улыбнулся, но ответить не сумел.

– Куда ты теперь? – спросила она под конец.

У Бальярда перехватило дыхание. Родная деревня предстала перед глазами такой, какой она была когда-то.

– Oustâou, – тихо ответил он. – Я вернусь домой. A la perfin. Наконец.

Дата добавления: 2015-09-02