Мнимый больной

Краткое содержание комедии.

После долгих подсчетов и проверок записей Арган понял наконец, отчего в последнее время так ухуд­ши­лось его само­чув­ствие: как выяс­ни­лось, в этом месяце он принял восемь видов лекарств и сделал двена­дцать промы­ва­тельных впрыс­ки­ваний, тогда как в прошлом месяце было целых двена­дцать видов лекарств и двадцать клистиров. Это обсто­я­тель­ство он решил непре­менно поста­вить на вид поль­зо­вав­шему его доктору Пургону. Так ведь и умереть недолго.

Домашние Аргана по-разному отно­си­лись к его одер­жи­мости собственным здоро­вьем: вторая жена, Белина, во всем пота­кала докторам в убеж­дении, что их снадобья скорее всяких болезней сведут муженька в могилу; дочь, Анже­лика, может быть, и не одоб­ряла отцов­ской мании, но, как то пред­пи­сывал ей дочерний долг и почтение к роди­телю, скромно помал­ки­вала; зато служанка Туанета вконец распо­я­са­лась — поно­сила докторов и нахально отка­зы­ва­лась изучать содер­жимое хозяй­ского ночного горшка на предмет изошедшей под действием лекарств желчи.

Та же Туанета была един­ственной, кому Анже­лика откры­лась в охва­тившем её чувстве к юноше Клеанту. С ним она виде­лась всего один раз — в театре, но и за это краткое свидание молодой человек успел очаро­вать девушку. Мало того, что Клеант был весьма хорош собой, он еще и оградил Анже­лику, не будучи тогда знакомым с нею, от грубости непо­чти­тель­ного кава­лера.

Каково же было изум­ление Анже­лики, когда отец заго­ворил с ней о женитьбе — с первых его слов она решила, что к ней посва­тался Клеант. Но Арган скоро разо­ча­ровал дочь: он имел в виду отнюдь не Клеанта, а гораздо более подхо­дя­щего, с его точки зрения, жениха — племян­ника доктора Пургона и сына его шурина, доктора Диафу­а­руса, Тому Диафу­а­руса, который сам был без пяти минут доктор. В Диафу­а­русе-младшем как в зяте он видел кучу досто­инств: во-первых, в семье будет свой врач, что избавит от расходов на докторов; во-вторых, Тома — един­ственный наследник и своего отца, и дяди Пургона.

Анже­лика, хоть и была в ужасе, из скром­ности не произ­несла ни слова, зато все, что следует, Арган выслушал от Туанеты. Но служанка только пона­прасну сотря­сала воздух — Арган твердо стоял на своем.

Неугоден брак Анже­лики был и Белине, но на то у нее имелись свои сооб­ра­жения: она не желала делиться наслед­ством Аргана с падче­рицей и потому всеми силами стара­лась спро­ва­дить её в мона­стырь. Так что свою судьбу Анже­лика полно­стью дове­рила Туанете, которая с готов­но­стью согла­си­лась помо­гать девушке. Первым делом ей пред­стояло изве­стить Клеанта о том, что Анже­лику сватают за другого. Посланцем она избрала давно и безна­дежно влюб­лен­ного в нее старого ростов­щика Поли­ши­неля.

Шествие опья­нен­ного любовью Поли­ши­неля по улице, приведшее к забав­ному инци­денту с поли­цией, соста­вило содер­жание первой интер­медии с песнями и танцами.

Клеант не заставил себя ждать и скоро явился в дом Аргана, но не как влюб­ленный юноша, жела­ющий просить руки Анже­лики, а в роли времен­ного учителя пения — насто­ящий учитель Анже­лики, друг Клеанта, будто бы вынужден был срочно уехать в деревню. Арган согла­сился на замену, но настоял, чтобы занятия прохо­дили только в его присут­ствии.

Не успел, однако, начаться урок, как Аргану доло­жили о приходе Диафу­а­руса-отца и Диафу­а­руса-сына, Будущий зять произвел большое впечат­ление на хозяина дома много­ученой привет­ственной речью. Затем, правда, он принял Анже­лику за супругу Аргана и заго­ворил с нею как с будущей тещей, но, когда недо­ра­зу­мение прояс­ни­лось, Тома Диафу­арус сделал ей пред­ло­жение в выра­же­ниях, восхи­тивших благо­дарных слуша­телей — здесь была и статуя Мемнона с её гармо­ни­че­скими звуками, и гелио­тропы, и алтарь преле­стей... В подарок невесте Тома преподнес свой трактат против после­до­ва­телей вредной теории крово­об­ра­щения, а в каче­стве первого совмест­ного развле­чения пригласил Анже­лику на днях посе­тить вскрытие женского трупа.

Вполне удовле­тво­ренный досто­ин­ствами жениха, Арган пожелал, чтобы и дочь его пока­зала себя. Присут­ствие учителя пения пришлось тут как нельзя более кстати, и отец велел Анже­лике спеть что-нибудь для развле­чения обще­ства. Клеант протянул ей ноты и сказал, что у него как раз есть набросок новой оперы — так, пустячная импро­ви­зация. Обра­щаясь как бы ко всем, а на самом деле только к возлюб­ленной, он в буко­ли­че­ском ключе — подменив себя пастушком, а её пастушкой и поме­стив обоих в соот­вет­ству­ющий антураж — пере­сказал краткую историю их с Анже­ликой любви, якобы служившую сюжетом сочи­нения. Окан­чи­вался этот рассказ появ­ле­нием пастушка в доме пастушки, где он заставал недо­стой­ного сопер­ника, кото­рому благо­волил её отец; теперь или никогда, несмотря на присут­ствие отца, влюб­ленные должны были объяс­ниться. Клеант и Анже­лика запели и в трога­тельных импро­ви­зи­ро­ванных куплетах призна­лись друг другу в любви и покля­лись в верности до гроба.

Влюб­ленные пели дуэтом, пока Арган не почув­ствовал, что проис­ходит что-то непри­личное, хотя, что именно, он и не понял. Велев им оста­но­виться, он сразу перешел к делу — пред­ложил Анже­лике подать руку Томе Диафу­а­русу и назвать его своим мужем, однако Анже­лика, до того не смевшая пере­чить отцу, отка­за­лась наотрез. Почтенные Диафу­а­русы ни с чем удали­лись, попы­тав­шись и при плохой игре сохра­нить хорошую профес­сио­нальную мину.

Арган и без того был вне себя, а тут еще Белина застала в комнате Анже­лики Клеанта, который при виде её обра­тился в бегство. Так что, когда к нему явился его брат Беральд и завел разговор о том, что у него на примете есть хороший жених для дочки, Арган ни о чем таком и слышать не хотел. Но Беральд припас для брата лекар­ство от чрез­мерной мрач­ности — пред­став­ление труппы цыган, которое должно было подей­ство­вать уж не хуже Пурго­новых клистиров.

Пляски цыган и их песни о любви, моло­дости, весне и радости жизни явили собой вторую интер­медию, развле­ка­ющую зрителей в пере­рыве между действиями.

В беседе с Арганом Беральд пытался апел­ли­ро­вать к разуму брата, но безуспешно: тот был тверд в уверен­ности, что зятем его должен стать только врач, и никто кроме, а за кого хочет замуж Анже­лика — дело десятое. Но неужели, недо­умевал Беральд, Арган при своем железном здоровье всю жизнь соби­ра­ется возиться с докто­рами и апте­ка­рями? В отменной крепости здоровья Аргана сомнений, по мнению Беральда, быть не могло хотя бы потому, что все море прини­ма­емых им снадобий до сих пор не уморило его.

Разговор посте­пенно перешел на тему меди­цины, как таковой, и самого её права на суще­ство­вание. Беральд утвер­ждал, что все врачи — хотя они в боль­шин­стве своем люди хорошо обра­зо­ванные в области гума­ни­тарных наук, владе­ющие латынью и грече­ским — либо шарла­таны, ловко опусто­ша­ющие кошельки довер­чивых больных, либо ремес­лен­ники, наивно верящие в закли­нания шарла­танов, но тоже извле­ка­ющие из этого выгоду. Устрой­ство чело­ве­че­ского орга­низма столь тонко, сложно и полно тайн, свято охра­ня­емых природой, что проник­нуть в него невоз­можно. Только сама природа способна побе­дить болезнь, при условии, конечно, что ей не поме­шают доктора.

Как ни бился Беральд, брат его насмерть стоял на своем. Последним известным Беральду сред­ством одолеть слепую веру в докторов было как-нибудь сводить Аргана на одну из комедий Мольера, в которых так здорово доста­ется пред­ста­ви­телям меди­цин­ской лженауки. Но Арган о Мольере слышать не хотел и пред­рекал ему, брошен­ному врачами на произвол судьбы, страшную кончину.

Сия высо­ко­на­учная поле­мика была прервана появ­ле­нием апте­каря Флерана с клистиром, собствен­но­ручно и с любовью приго­тов­ленным доктором Пургоном по всем правилам науки. Несмотря на протесты Аргана, апте­карь был изгнан Беральдом прочь. уходя, он обещал пожа­ло­ваться самому Пургону и обещание свое сдержал — спустя немного времени после его ухода к Аргану ворвался оскорб­ленный до глубины души доктор Пургон. Многое он повидал в этой жизни, но чтобы так цинично отвер­гали его клистир... Пургон объявил, что не желает отныне иметь никаких дел с Арганом, который без его попе­чения, несо­мненно, через несколько дней придет в состо­яние полной неиз­ле­чи­мости, а еще через несколько — отдаст концы от бради­пепсии, апепсии, диспепсии, лиен­терии и т. д.

Стоило, однако, одному доктору навсегда распро­щаться с Арганом, как у его порога объявился другой, правда подо­зри­тельно похожий на служанку Туанету. Он с ходу отре­ко­мен­до­вался непре­взой­денным стран­ству­ющим лекарем, кото­рого отнюдь не инте­ре­суют банальные случаи, — ему подавай хорошую водя­ночку, плев­ритик с воспа­ле­нием легких, на худой конец чуму. Такой знаме­нитый больной, как Арган, просто не мог не привлечь его внимания. Новый доктор мигом признал Пургона шарла­таном, сделал прямо проти­во­по­ложные Пурго­новым пред­пи­сания и с тем удалился.

На этом меди­цин­ская тема была исчер­пана, и между братьями возоб­но­вился разговор о заму­же­стве Анже­лики. За доктора или в мона­стырь — третьего не дано, наста­ивал Арган. Мысль об опре­де­лении дочери в мона­стырь, совер­шенно очевидно с недобрым умыслом, навя­зы­вала мужу Белина, но Арган отка­зы­вался верить в то, что у нее, самого близ­кого ему чело­века, может появиться какой-то недобрый умысел. Тогда Туанета пред­ло­жила устроить небольшой розыгрыш, который должен был выявить истинное лицо Белины. Арган согла­сился и притво­рился мертвым.

Белина непри­лично обра­до­ва­лась кончине мужа — теперь-то наконец она могла распо­ря­жаться всеми его день­гами! Анже­лика же, а вслед а ней и Клеант, увидав Аргана мертвым, искренне убива­лись и даже хотели отка­заться от мысли о женитьбе. Воскреснув — к ужасу Белины и радости Анже­лики с Клеантом, — Арган дал согласие на брак дочери... но с усло­вием, что Клеант выучится на доктора.

Беральд, однако, высказал более здравую идею: почему бы на доктора не выучиться самому Аргану. А что до того, что в его возрасте знания навряд ли полезут в голову — это пустяки, никаких знаний и не требу­ется. Стоит надеть доктор­скую мантию и шапочку, как запросто начнешь рассуж­дать о болезнях, и притом — по-латыни.

По счаст­ливой случай­ности побли­зости оказа­лись знакомые Беральду актеры, которые и испол­нили последнюю интер­медию — шутов­скую, сдоб­ренную танцами и музыкой, цере­монию посвя­щения в доктора.

28. Комедия Фильдинг «Дон Кихот в Англии»

В комедии «Дон Кихот в Англии» Фильдинг перенес своего любимого героя и родоначальника многих его персонажей, сервантесовского рыцаря Печального образа, вместе с верным спутником Санчо в английский городок XVIII в. в период предвыборной горячки. Обеспокоенные обыватели видят, что в городе представлена пока только одна партия (кстати сказать, «сельская») и, следовательно, им не удастся собрать обычных предвыборных взяток от противоборствующих депутатов. Они (во главе с мэром городка) очень обрадованы появлением в гостинице таинственного постояльца, который не платит хозяину, держит себя крайне странно и все время говорит что-то о замках и принцессах. Они принимают его за возможного депутата от придворной (уолполовской) партии и уговаривают его выставить свою кандидатуру.

Дон Кихот сначала встречает их благосклонно, думая, что горожане просят его заступничества и помощи против какого-то притеснителя. Ведется забавный диалог, в котором обе стороны совершенно не понимают друг друга. Но когда до Дон Кихота доходит постыдный смысл речей мэра (попросту вымогающего взятку от возможного кандидата)» он приходит в бурное негодование.

Политическая комедия дальше переплетается с семейно-бытовой,. предваряющей пьесы Тольдсмита и Шеридана и, в какой-то степени, романы самого Фильдинга. В гостинице с Дон Кихотом встречается столь же таинственная постоялица — дочь богатого сквайра Доротея,, бежавшая от отца, вынуждавшего ее выйти замуж за ненавистного ей поклонника. Этот дикий и грубый претендент вскоре тоже появляется в сельской гостинице. По уверению Дон Кихота, «он ведет войско, которое воет, как турки в бою», но это всего лишь огромная свора гончих,, ибо будущий супруг начитанной и мечтательной Доротеи — ярый псовый охотникл Он — всего только «первый псарь в своей усадьбе», по выражению Санчо, как и большинство английских помещиков. В истории Доротеи, в ее борьбе за свою самостоятельность и подлинную любовь, в грубых выходках ее пьяного жениха мы угадываем некоторые черты будущих Софии Уэстерн и сквайра Уэстерна — лучших созданий Фильдинга. В то же время девушка не случайно носит имя одной из героинь романа Сервантеса: она читала этот роман, сразу узнает Дон Кихота, в восторге от этой встречи и затевает с рыцарем Печального образа шуточную игру, выдавая свою служанку за прибывшую издалека Дульсинею. Кончается все благополучно: отец Доротеи, пораженный мудрыми и благородными речами Дон Кихота, исполняет его совет и отдает ее замуж за ее возлюбленного.

Эта своеобразная комедия, оставаясь чисто английской — и по осмеянию английских политических порядков, и по ярким картинам провинциальной помещичьей жизни — в то же время построена на постоянной перекличке с романом Сервантеса. Фильдинг то использует прямые цитаты из романа, воспроизводя речь Дон Кихота и Санчо Пансы, то великолепно стилизует ее: пословицы Санчо Пансы, его грубоватая логика, наблюдательность и здравый смысл, комическое и священное безумие Дон Кихота — все это сохранено Фильдингом; создается впечатление продолжения бессмертного романа, новых приключений Дон Кихота. Сочетание высокого гуманизма с нелепыми рыцарскими бреднями знаменует и здесь образ великого скитальца; любопытно, что все положительные или хотя бы образованные герои пьесы (Доротея, ее возлюбленный, ее отец) сразу узнают Дон Кихота и прислушиваются к его словам и советам.

В ином плане построены две знаменитые комедии — «Пасквин» и «Исторический календарь за 1736 год». Здесь отсутствуют черты реальной, семейно-любовной и бытовой пьесы, обе комедии построены в духе гротеска и реалистической условности. В обеих комедиях введен шекспировский прием «сцены на сцене», а фигуры спорящих писателей и критиков снабжают сценическое действие дополнительными ядовитыми комментариями. В первой пьесе («Пасквин») перед нами «Драматическая сатира на современность в форме репетиции двух пьес: комедии под названием «Выборы» и трагедии, озаглавленной «Жизнь и смерть королевы Здравый смысл». Таков пространный подзаголовок Фильдинга. В комедии «Выборы», которая репетируется перед ограниченным кругом зрителей, осмеян подкуп избирателей кандидатами двух борющихся партий; в трагедии справедливая и, разумная королева Здравый смысл ведет свои войска против королевы Невежество, но предана и убита собственными придворными: смертельный удар в спину ей наносит придворный жрец. В этих политических аллегориях Фильдинга много горечи и глубокого разочарования; но в конце («трагедии» вновь появляется убитая королева и обращает в бегство своих врагов; возможно, что это лишь ее призрак; но Фильдинг хочет этим сказать, что Здравый смысл убить его невозможно.

В значительной мере осмеяние этого министра содержалось и в первом романе Фильдинга («История Джонатана Уайльда Великого»), хотя он повествовал о злодеяниях повешенного в 1725 г. главаря воровской шайки. Джонатан Уайльд совершал преступления чужими руками, и часто отправлял на виселицу своих помощников. Он был тесно связан с полицией и долго пользовался ее покровительством. Естественно, что такой тип преступника мог вызвать особое отвращение Фильдинга; образ Уайльда нигде не перерастает у него в простую аллегорию, в прямолинейную карикатуру на Уолпола: Фильдинг дает достаточно живой и яркий портрет конкретного Джонатана Уайльда, которого он с ядовитой иронией называет «великим». Но параллели с Робертом Уолполом ощущаются постоянно. Самое понятие «величия», как его раскрывает Фильдинг, наводит на размышления. Позднее в «Современном словаре» он напишет: «Величие в применении к неодушевленным предметам обозначает их большой размер. В применении к людям часто обозначает низость и ничтожество».

Ту же мысль он развивает и в «Истории Великого» Джонатана Уайльда. Никто не называл этого преступника великим. Но многие подобострастно называли великим всесильного министра Уолпола. В его адрес, как и в адрес других носителей мнимого величия, Фильдинг направляет острие своей иронии. Не ограничиваясь этим, он стремится вообще пересмотреть общепринятое в его эпоху представление о величии; ему ненавистны, например, жестокие завоеватели, заливавшие мир кровью, и с удивительной смелостью и прямолинейностью он говорит о жестокости Юлия Цезаря и Александра Македонского, этих кумиров официальной историографии. Он пишет: «В то время, как македонец прошел с огнем и мечомпо обширной империи, лишая жизни великое множество ни в чем неповинных людей, всюду принося, подобно урагану, опустошение и гибель, нам в доказательство его милосердия указывают на то, что он не перерезал горла одной старухе и не обесчестил ее дочерей, ограничившись их ограблением». Далее он с негодованием говорит о Юлии Цезаре, уничтожившим «с поразительным величием духа свободу своей отчизны». Республиканские симпатии в духе позднего Шекспира и страстный гуманизм звучат в этих суждениях Фильдинга. Его отрицание величия завоевателей и поджигателей войн остается необычайно актуальным и до нашего времени.

Издевательски он прослеживает генеалогию Джонатана Уайльда, рассказывает о его отдаленных предках и возникновении их лозунга «Забирайте их кошельки!». Так, вор Уайльд сопоставляется с титулованными преступниками несравненно большего масштаба, а сатира Фильдинга приобретает антифеодальную направленность.

Уайльд обеспечил себе главенство в шайке не благодаря каким-то организаторским способностям: просто он всех держал в страхе своими полицейскими связями, угрозой доноса, и, действительно, не задумываясь, он отправляет на виселицу своих друзей. Исторический Джонатан Уайльд погубил таким путем более сотни своих подчиненных. Приятели во время дружеских попоек и игры в карты, любовники во время нежных свиданий не упускают случая обворовать друг друга — таков странный мир, который рисует Фильдинг. Могло бы возникнуть впечатление полного отчаяния и неверия в человека, если бы Фильдинг не противопоставлял Уайльду и его шайке положительных людей, Делает он это слишком прямолинейно, в духе Ричардсона и мещанской «слез"-ливой» драмы; в этом проявилась неопытность начинающего романиста; впоследствии Фильдинг в совершенстве овладеет труднейшим мастерством изображения положительных персонажей.

Носителями светлого начала Фильдинг рисует ювелира Хартфри, его прекрасную и верную жену и честного приказчика Френдли. Характерен прием универсальной иронии (в данном случае чисто стилистический), применяемый Фильдингом при характеристике как отрицательных, так и положительных персонажей. Писатель говорит о них прямо противоположное тому, что думает на самом деле. Так, постоянно называя Уайльда «великим», применяя понятие «величия» к ворам, убийцам и проституткам, изображенным в романе, Фильдинг называет добродетельную миссис Хартфри «жалким малоразвитым домашним животным», как, наверное, назвали бы ее какие-нибудь великосветские развратницы, равнодушные к своему семейному очагу. Именно против них и направляется насмешка Фильдинга, когда он в своей обычной манере пишет: «Миссис Хартфри провела бессонную ночь в таком терзании и ужасе из-за отсутствия мужа, какие иная благовоспитанная леди испытывала бы при внезапном возвращении мужа из дальней поездки». Мнимая ирония при обрисовке положительных героев, противоположный смысл, кроющийся за определениями, предвосхищает манеру Теккерея.

29. Изложение сюжета комедии Голдсмита «Ошибка одной ночи»

Недавно я была на спектакле в театре имени Моссовета и вернулась домой полная ярких впечатлений. Перед началом спектакля я получила истинное эстетическое удовольствие, познакомившись с картинами молодых московских художников, выставленными в фойе театра. Но главные впечатления, конечно, ждали меня впереди. Мне предстояло посмотреть на большой сцене театра комедию О. Голдсмита «Ошибка одной ночи» в постановке народного артиста России П. Холмского.

Эта знаменитая пьеса впервые была сыграна в 1773 году на сцене лондонского театра «Ковент-Гарден». Ее приняли восторженно и сразу признали комедийным шедевром. Я подумала, что коль скоро эту пьесу ставят до сих пор, то современники Голдсмита не ошиблись. Но это мнение англичан, а я русская зрительница, я настроила себя на непосредственное восприятие спектакля. Так интереснее — самой оценивать, а не следовать готовой формуле.

В программке я прочла, что «Голдсмит вкладывал в свои произведения так много личного, как никто другой». Под этим углом зрения я и решила смотреть спектакль. Но блестящая игра актеров внесла свои коррективы в мое восприятие. С первых и до последних минут действие развивалось в страстном накале. Динамика спектакля держала публику в постоянном восторге.

Сюжет комедии типичен для того времени: через неординарную, парадоксальную ситуацию герои спектакля находят любовь и обретают житейское счастье. В богатой английской семье верховодит миссис Хардкэстль. Ей подчиняются муж, сын и дочь. На правах приемыша с ними живет девушка с поэтичным именем Констанция. У всех свои проблемы. Сын хозяйки Тони не может дождаться наступления совершеннолетия (день которого от него скрывает мать), ему побыстрее хочется дать волю своим прихотям. Он — кутила и хохмач. Дочь хозяйки мечтает выйти замуж, а Констанции просто это необходимо сделать, потому что в день свадьбы ей вручат богатство ее покойных родителей. Сын, которого играет А. Бобровский, просто фонтанирует выдумками, из которых одна нелепее другой.

То он носится, словно смерч, по сцене с дохлой крысой в руках, наводя ужас на девушек, то грохочут какие-то взрывы, от которых подскакивают и зрители. Отец семейства, наконец, получает письмо, которое служит началом развертывания сюжета. В письме его старый товарищ просит встретить его сына и познакомить с дочерью. Но в замок отправляются двое молодых людей. Один из них уже давно влюблен в Констанцию, и она отвечает ему тем же. Другой — жених, да к тому же тюха. Он косноязычен, застенчив. Успеха ему не видать. Но помогает хохмач Тони. Юноши, прямо как в пушкинской «Метели», заплутали и наткнулись на ресторан, где кутил Тони с компанией. В шаловливых мозгах Тони сразу же созрел смешной план: он рассказывает молодым людям, что найти замок очень трудно и по дороге им придется переночевать в гостинице. На самом деле шутник посылает их в свой дом к отцу. -Чтобы обман сразу не раскрылся, Тони представляет хозяина «гостиницы» чудаком, который мнит, что гостиница — это его родной дом и т.д. Остальным членам семьи он отводит соответственно роли горничных и прочей обслуги. С этого момента начинается анекдот. Мы еще по гоголевскому «Ревизору» знаем, до чего могут довести нелепости жизни. Впрочем, гоголевские герои, в отличие от голдсмитовских, остаются в итоге в дураках. Но вернемся к спектаклю. Застенчивый парень, оказавшись, как он думает, в гостиничной обстановке, проявляет совсем противоположные качества характера, чем очень удивляет девушек, наслышанных о нем как о скромнике.

Девушки первыми раскрывают ситуацию и начинают подыгрывать. В результате «скромник» принимается ухаживать за своей будущей невестой смело и даже развязно, потому что принимает ее за горничную. Констанция выходит замуж за своего любимого, и ей вручают семейные драгоценности. Хохмач Тони узнает, что он уже несколько дней совершеннолетний и, обалдев от свободы, мчиться к друзьям. Все счастливы, все довольны. Зрительный зал в восторге аплодирует актерам. Вокруг меня возбужденные, радостные лица. И я подумала: вот в чем драгоценное назначение искусства. Благодаря Голдсмиту актеры театра имени Моссовета поведали зрителям веселую историю двухсотлетней давности.

Два часа москвичи были как бы невольными гостями далекой Англии и отвлеклись от своих житейских проблем. Сейчас это очень важно, чтобы люди улыбались. Актерам театра Моссовета удалось своей блестящей игрой вызвать на наших лицах счастливые улыбки. Впечатления мои были настолько яркими, что я только дома вспомнила о том, под каким углом зрения хотела посмотреть спектакль: «Голдсмит вкладывал в свои произведения так много личного...» Собственно говоря, в этом я и убедилась: настоящее произведение искусства — всегда как привет близкого человека и его добрая улыбка через века.

Британия! Услышав этот звук,

Мой дух летит на твой цветущий луг,

К полянам, что долин аркадских краше,

К озерам чистым, чьи глубоки чаши.

Оливер Голдсмит

Действие спектакля происходит в 1770 году, в усадьбе мистера Хардкэстля, в некотором отдалении от Лондона, в провинции.

«Ночь ошибок» – название произведения Оливера Голдсмита и спектакля, поставленного Михаилом Черняком, полностью отражает всю суть действа, изящной комедии положений, где всего в течение одной ночи происходит такое количество недоразумений, совершается столько ошибок, что уже кажется невозможным исправить их. Атмосфера розыгрышей, забавных каламбуров и веселых перепалок вовлекает в суматошную круговерть событий, происходящих на сцене. Разумеется, поводом для них послужила романтическая любовная история, распространенная для того времени: молодой столичный щеголь, но скромный и послушный воле своего отца, давнего друга хозяина поместья, куда он направлялся с целью познакомиться с его дочерью – молодой симпатичной особой, которую оба старинных друга прочили ему в жены. Но это только повод для создания на сцене уморительно смешных ситуаций, сопутствующих этой сюжетной линии. Главный же замысел заключается в самой игре, поскольку актерам на сцене позволено все, и эта импровизация, подчас даже в духе нашего времени, современностью юмора дарует ощущение радости, полноты жизни, непредсказуемости и изменчивости, и нескончаемого веселья. Не утомляет даже длительность спектакля. Легкость, которой пронизано действие, заставляет забыть о времени и на три с половиной часа погрузиться в нескончаемый поток шуток, комических ситуаций, иногда даже откровенного фарса с легкой сатирической ноткой.

Кто может похвастаться тем, что не совершал ошибок? Кто может с уверенностью сказать, что никогда не создавал вольно или невольно ситуаций, влекущих за собой неразбериху, иногда даже меняющих восприятие и поведение людей вокруг по отношению к себе или окружающим? Иной раз неверно сказанное слово искажает ситуацию настолько, что в зависимости от этого начинаешь воспринимать ее с точностью до наоборот. Это и произошло с героями спектакля, где практически все были введены в заблуждение. Но это в какой-то мере и помогло им понять правильность своего пути, открыть им глаза и из банальной ситуации выйти уверенными в своих чувствах и намерениях.

---

Дата добавления: 2015-09-05