Последняя репетиция 1 страница

Комедия в восьми явлениях

Действующие лица:

ЛЕРА – очень красивая девушка, с очень женственными формами, немного жеманная. Одевается хорошо, но не вызывающе.

АЛИК (АЛ) – высокий молодой человек, блондин. Из весьма состоятельной семьи, интеллигентен. Заботлив и учтив. Отличный ухажор.

САША – небольшого роста брюнет, коренастый, резковатый, одарен, но сух и достаточно жесткий человек.

НАТАША – обычная девушка, простая, эмоциональная, симпатичная.

ГОЛОС ТЕТЬ МАНИ – уборщица, на ее сцене нет, есть только голос.

АРТУРЧИК – живой, поджвижный, шут, заводила, приколист, не умеет быть серьезным.

ДОТОШНАЯ ДЕВОЧКА – девока-козявочка, махонька, мила, смазлива, например, в полосатых черно-белых колготках, в короткой юбке, гнусавит, истеричка.

РЕЖИССЕР – интеллектуал, человек творческий и вместе с тем опытный и образованный.

ПАВЕЛ – реалист, конкретик, говорит, как рубит, только он знает правду и только он всегда прав. Физически развит.

СТУДЕНТ и СТУДЕНТКА – студенты для фоновых реплик, их может быть двое, а может быть и больше.

САМОУБИЙЦА – патетический человек в темном костюме, в белой рубашке, с бабочкой, цветком в петлице и с белым зонтом в руке.

Предлагаемые обстоятельства.

Действие пьесы происходит за час-два до дипломного показа спектакля студентами театрального училища. Сегодня – последний день их учебы, рабочий выпускной. Завтра они разлетятся по Канарам и деревням и будут собираться только раз в год, если будут. В пьесе задействован весь учебный курс, это порядка десяти главных героев плюс СТУДЕНТ (-КА), женские и мужские, их произносят остальные студенты, во время действия сидящие на сцене по бокам, фоном, в постановке их роли может играть мальчик и девочка, любые.

Атмосфера – все свои, все друг другу знакомы до боли, ну и конечно, как это обычно бывает в творческих коллективах, «все друг с другом переспали», то есть в центре внимания пьесы пара-тройка непростых отношений. Саша и Алик любят Леру, а еще ее любит Артурчик. Но Саша – бывший и отвергнутый парень Леры, Алик – нынешний, но вариант, что называется, для отдыха в отношениях, он номинален, потому что «скучно без мужчины». Артурчик любит Леру скрытно, ни на что не надеясь, что и правильно. Дотошная девочка любит Режиссера, а он ее, но из-за разницы в возрасте их отношения бредовы. В остальном, ничего особенного, ребята решают не репетировать пьесу перед последним ее показом комиссии и битых полтора часа бродят по сцене, изредка уединяясь друг с другом или посещая буфет.

Да, к сожалению, им не нравится их дипломный спектакль, но так почему-то исторически сложилось. Переиграли его, наверное. Но так получилось, что вместо него они сыграли совсем другой, свой собственный спектакль.

Внимание! Пьеса содержит необязательную, но весьма ядреную ненормативную лексику.

Явление Первое

Пустая, хорошо освещенная сцена небольшого учебного театра. Свет яркий и теплый, все софиты работают на полную мощность. В центре сцены валяется смятая банка пива и откушенный пирожок.

ГОЛОС ТЕТЬ МАНИ. Эй, касатики! Вы репетировать-то будете? А разве сегодня пиктакль будет?

На сцену выбегает Алик.

АЛИК. Будет, теть Мань! Может часик, а потом часик спектакль и все!

ГОЛОС ТЕТЬ МАНИ. А, ну скачите, скачите еще покуда…

АЛИК. А что никого еще нет? Где все? Ау?

С размаху пинает банку, потом пирожок, убегает, пустая сцена. После небольшой паузы на сцену выходят Студент, Студентка, Наташа, Дотошная девочка, Алик. Говорят, бродят, ковыряют в носу.

СТУДЕНТ. Что будем делать? Может быть, репетнем еще разок?

НАТАША. Я думаю не надо, только настрой собьем...

АЛИК. И не успеем, пока все подойдут, пока врубятся... А где тексты?

СТУДЕНТ. Вот есть один. На, держи!

Кидает текст.

НАТАША. Ты что кидаешь!

АЛИК. А где все остальные?

СТУДЕНТ. (читая сценарий) Так, что там у нас... Девочка приходит на работу... и ей сообщают, что ее коллега выбросился из окна... Хм, весело. Офисный планктон сигает из окон.

НАТАША. Все как в Японии!

Входит Дотошная девочка, уже в образе, жеманна и прибабахнута.

ДОТОШНАЯ. Это, вот русский человек никогда из-за работы себя не грохнет. Начальника может, начальницу - тем более, или это, жену собственную, на худой конец, топором по башке, для профилактики. Но из-за работы, или падения индексов Доу Джонс – нонсенс!

СТУДЕНТ. Я бы написал не «сигает из окна», а (патетически) – «выплывает за пределы офиса»!...

ДОТОШНАЯ. И превращается в фарш… Вот дурак.

АЛИК. Слушайте, а я вчера фильм смотрел! Такой прикольный! Про инопланетян… Просто офигенный фильм, очень советую. Там в общем, суть фильма в том, что прилетают инопланетяне…

ДОТОШНАЯ. Думаешь, нам интересно?

АЛИК. Ты – слушай! Так вот, они прилетают, знакомятся с людьми и начинается… Там в общем, триллер такой…

ДОТОШНАЯ. Очень круто.

АЛИК. Короче, суть в том, что эти гуманоиды весь фильм пытаются понять людей, а люди пытаются понять их. И вот не понимают. Короче, у них в итоге взрывается мозг…

СТУДЕНТ. И кровь брыжжет прямо в камеру?

АЛИК. Почти… В общем,олни так и не понимают, как тут у нас все устроено. Вот почему, например, и за что любим женщин… Они не понимают. Им наши самки кажутся некрасивыми, они у них такие маленькие бородавчатые и склизкие … Или почему, например, мы живем в тесных городах, а у них везде там пустыня… А мы не понимаем, как так, что у них нет книг и даже чего-то похожего на литературу или кино… В общем, в итоге и те и другие сходят с ума…

СТУДЕНТ. Сочные склизкие самки – а представь, у них еще щупальца есть? Мммм… Красота!

ДОТОШНАЯ. Прямо-так и сходят? (мечтательно) А я бы хотела, чтобы инопланетяне прилетели… Я бы с ними улетела…

АЛИК. В итоге, в конце, мы начинаем друг друга мочить, там такой трэш начинается во второй части… Мрак! В итоге наши хитро заманивают их там в один бункер и всех скопом расстреливают… И тоже в фарш.

СТУДЕНТКА. Инопланетный такой фарш… Наташ, дай мне тоже текст?

НАТАША. Лови! (бросает)

АЛИК. А где ЛЕРА.? Куда она запропастилась? Ее видел кто-нибудь?

СТУДЕНТ. Слушайте, а мне кажется все-таки дурацкая у нас пьеса выпускная. Ну, есть в ней что-то искусственное такое... Просто мне кажется, такого в жизни не бывает.

СТУДЕНТКА. Статистику самоубийств не знаешь?

АЛИК. Ага, особенно среди людей творческих (смеется)…

ДОТОШНАЯ. Да нет, они, это, конечно, есть, но происходят не так. Просто человек, чтобы на такое решиться, должен путь большой пройти. Или сильно запутаться, очень сильно, что вот вообще ничего не может человек, не может ни распутать, ни разрубить эти нитки, которые его обвили… Ну, чтобы это, помереть там, свести счеты... Всегда удивляла эта фраза - "свести счеты" - ведь это как будто ты с жизнью находишься в отношениях купи-продай, и она тебе выставляет какие-то счеты.

СТУДЕНТКА. С костяшками такие, знаете, как раньше были в магазинах...

СТУДЕНТ. Ну вот, просто странно это очень. Парень из-за девушки бросается в окно. Причем, на работе...

СТУДЕНТКА. Так он же из ревности к шефу.

АЛИК. Терпеть не могу офисные байки. Они у нас сейчас популярны.

ДОТОШНАЯ. А между тем, планктон, это, играть очень сложно. Вы вот, студенты, были в их беловоротничковых шкурах?

СТУДЕНТ. Нет, но мы читали, как это тяжело, сколько трагизма и диалектики в застенках нефтяных компаний...

СТУДЕНТКА. О, несчастные манагеры!

ДОТОШНАЯ. Несчастные не они, ни фига. Как всегда хуже тем, кто остается. Представьте, какого это, всю жизнь потом жить и знать и помнить его, ну, что там, глаза обычно, его всего, и спрашивать: Почему? Почему? Почему? Ругать его. И плакать… У меня у подруги такое.

СТУДЕНТ. Да, живет себе, а у тебя в голове мертвые с косами стоять! И – тишина! А я все-таки думаю, дурацкий сценарий, не верю я в этот массовый падеж тех, у кого оклад двадцать. Зелени, конечно.

АЛИК. Я так понимаю разговор идет к упоминанию Константина Сергеевича, чем актер обычно выдает свое плохое образование…

ДОТОШНАЯ. А он фигли, он прав! У нас что, в каждом здании скользкие подоконники, дурь! А вот насчет, это, оправданности - как-то я не понимаю. Какая-то размалеванная туповатая секретутка, компостит мозг молодому женатому мужику, а потом оказывается, что она любит другого.

СТУДЕНТ. Никакая она не дура размалеванная. Это ты вот губы помадой не мажешь и мясо не жрешь, а она обычная тетка, каких миллионы...

АЛИК. Я, если честно, тоже понимаю, как это... Вот взять и выброситься в окно? Автор, мне кажется, перегнул... Не может просто так вот человек выброситься... Даже если ему очень-очень плохо... ведь завтра это пройдет? А тут все, конец... Как так? Не могу понять я самоубийц, ведь жизнь так, так, так хороша... Дураки они. Надо жить во что бы то ни стало…

НАТАША. Ты просто не умеешь их готовить… То есть для тебя не может быть в жизни варианта, когда ты не сможешь позволить себе жить? Когда стыдно станет?

АЛИК. Ээээ… Не понимаю тебя. Ведь всегда можно найти какой-то выход. Как говорится, из любого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода… А чтобы вот так приперло – не понимаю.

На сцену со стороны зрительного зала входит режиссер.

РЕЖИССЕР. Привет, ребятки. Так, что расселись… Где ЛЕРА.?

К нему подлетает Дотошная девочка и начинает лупить его по лицу – пощечина следует одна за другой. Делается все это молча. Все остальные смотрят на сцену. Режиссер даже не хватает ее за руки, а напротив – свои раскидывает в стороны. Терпит, потихоньку отсутпает. Уходит со сцены, Дотошная девочка в слезах убегает в другую сторону.

Все смеются.

АЛИК. Ну ни фига себе мексиканские страсти … Это чего она?

НАТАША. Опять у них. Потом расскажу…

Пауза. На сцену вбегает запыхавшийся Артурчик.

АРТУРЧИК. Как дела, комрады? Че задумались? Где все?

АЛИК. О, бодрячок какой.

Сразу за ним входит Павел.

ПАВЕЛ. Ал, пойдем покурим что ли?....

НАТАША. А что, а мне не кажется, что трудно, бац – и все. Мне кажется, прекрасно.

ПАВЕЛ. Вы о чем? О трупняках опять? Я вот что вам скажу. Самоубийцы – симпатяги. Особенно после самоубийства… Синия языки, лужи под виселицами, вывернутые ноги и руки, рвота, расплюченные об асфаль бошки при падении с энного этажа… Я читал такую в интернете целую подборку, очень бодрит…

АРТУРЧИК. Слушай, а если это будет твоя дочь? А? Будет она какой-нибудь эмо или готом и однажды из-за неразделенной любви к Ди Пепл сиганет в окно?

ПАВЕЛ. Ты охерел что ли про дочь мою говорить?

АРТУРЧИК. А что, ты так весело все расписываешь! Это всегда так весело, пока… Я вообще не понимаю, откуда вот этот берется черный юморок? Ты никого не терял? Да? Вот этот поганенький цинизм такой, а? Ведь все мы люди, живые, настоящие, чувствующие, а ты говоришь, как паталогоанатом!

ПАВЕЛ. Если бы паталогоанатомы не резали колбасу в обед на тех же столах, где только что разделывали очередного родного близкого любимого человека – то они бы умерли с голоду и чей-то родной и близкий человек разложился бы там за два дня…

АЛИК. Фу, парни, ну что вы какие мерзости говорите? У нас же последний день в училище, а? Ну что за настроение? Что за чернуха? НТВ насмотрелись на ночь?

АРТУРЧИК. Слушай, а ты вот сейчас, когда про тухлый труп говорил – вот ты представь, что это твоя мать, она умерла, а какой-то сопляк ее называет тухлой? Как собаку, а?

ПАВЕЛ. Нет. Ты охерел? При чем тут ваще моя мать? Ты что городишь? А? (подходит к нему)

АРТУРЧИК. (явно пасует) А что такого?

ПАВЕЛ. (все ближе) Ты оборзел, Артурчик?!

АРТУРЧИК. Ты драться что ли со мной собрался? Ладно, пусть это не твоя мать, а дочка! И она эмо! Так легче?

Студенты смеются.

ПАВЕЛ. Я щас из тебя из самого эмо сделаю… Херню болтаешь.

Берет его за руку и заламывает ее ему за спину, через секунду тот орет и вырывается:

АРТУРЧИК. Аааа! Ты мне палец сломал!!! Сволочь!

Хватается за руку, сгибается пополам, Серега отступает. Артура обступают со всех сторон:

НАТАША. Артурчик, что, что с тобой? Ну как покажи? Покажи?

АРТУРЧИК. Да ничего, просто немного… вывихнул… Да больно же как! Ай, не трогай! Больно!

НАТАША. Может, и правда сломал?...

СТУДЕНТ. САША., ты совсем озверел, а? Ты что делаешь? Ему завтра вечером улетать…

ПАВЕЛ. Я нечаянно, Артурчик, дай посмотрю?... (подходит к нему)

АЛИК. Паш, хватит!...

АРТУРЧИК. Уйди отсюда, блин, идиот… Ты мне палец сломал! А мне завтра на самолет! Как я там купаться буду?

НАТАША. Пойдем, пойдем, там аптечка есть, забинтуем тебе все…

АРТУРЧИК. (патетично) Больно! Больно как!

НАТАША. Перестань…

Наташа уводит Артурчика. Входит режиссер. Берет Пашу за руку.

РЕЖИССЕР: Паш, что ты сделал только что? Жить на сцене – не значит, пальцы ломать, да. И что тут у вас вообще происходит? Пойдем, я почитаю тебе сказку на ночь…

ПАВЕЛ. Куда?

РЕЖИССЕР: Пойдем. Так, все, все расходимся, нечего тут шляться… И дал Бог людям сцену, они на нее взобрались и друг друга поубивали… Марш отсюда все!

Все уходят, Павел с режиссером.

Явление Второе

Та же сцена, что и в предыдущем действии, но совсем иное освещение. Все в темно-синих тонах, полумрак. Это – автобусная остановка безщ навеса, то есть улица, на которой идет проливной дождь. На сцене светлый круг. В центре его стоит молодой человек в темном костюме, белой рубашке, в бабочке и с цветочком в петличке и с зонтиком – это самоубийца. Входят режиссер и Павел, садятся в первый зрительский ряд на противоположные сидения.

РЕЖИССЕР: Итак, наш любимый дипломный спектакль… Письмо самоубийцы, сопливое, скучное, идиотское, как все письма самоубийц… Так? (разворачивает письмо)

ПАВЕЛ. Абсолютно. То есть не письмо даже, а… Пьеса там или сценарий, что-то такое…

РЕЖИССЕР: Да. Точнее, нет. То есть оно, конечно, идиотское и даже очень пошлое, но дело в другом. Нам вообще какая разница? Да и вообще, это же твоя роль! Правда, ты ее почти не играешь.

ПАВЕЛ. Почему не играю. Я добросовестно лежу половину акта в совершенно убитом виде.

РЕЖИССЕР: Ладно, поехали.

ПАВЕЛ. Слушай, что у тебя опять с этой малолеткой?

РЕЖИССЕР. Эмм… Да ничего. Понимаешь, мы с ее матерью – однокурсники бывшие… Отсюда и весь трэш. Ладно.

Режиссер разворачивает письмо. На сцене появляется актер. Он одет в костюм с цветочком в петлице. На нем белая рубашка.

САМОУБИЙЦА. Я же – люблю ее. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю ее… Так сильно. Так жутко. Так дико. Так смертельно. Я бы сожрал ее. Всю. Целиком. С руками, ногами, по кусочкам, сожрал бы всю. А она. А что такая она? Разве она может понять вообще? Что со мной такое случилось. Откуда это все. Кому рассказать? Кому? Как же я ее ненавижу, и как люблю.

Ну… Пойми ты! Ну пойми, я же тебя люблю! Люблю! Я не знаю, что это такое! Но люблю же… Такого никогда со мною не было! Что со мной? Болезнь. Спаси меня… От нее – только ты можешь. Больше некому и больше никто. Ну пожалуйста. Прости. Я плачу. Я ты этого не любишь. Так я начинаю чувствовать себя слабаком. А тебе этого не надо. Но мне же – больно. И я ничего не могу с этим поделать, ни-чего-го… Прости. Ну почему я вечно прошу у тебя прощения?! Я-то в чем виноват?

ПАВЕЛ. Слушай, это полный маразм. Скажи мне, он – идиот? Зачем он ее жрать-то собирается? Это уже каннибализм. Он и правда слабак, что такое может себе позволить говорить…

РЕЖИССЕР: Не цепляет?

ПАВЕЛ. Не то, блядь, слово. Даже наоборот… Он маньяк.

РЕЖИССЕР: Вот всегда мне это интересно, кого-то цепляет до слез, а кого-то как лбом об столб. Хотя нет. Еще хуже. Лбом об столб – хотя бы больно. Хорошая звукопись получилась…

ПАВЕЛ. Скажи, как можно поверить в эту ересь вообще? Он сам, ты думаешь, в нее верит?

РЕЖИССЕР. Оооо! Как никто другой! Ты никогда не любил в одну сторону?

ПАВЕЛ. Нет. Зачем? Это же глупо. Как можно любить человека, если он тебя не любит? Мне всегда это казалось странным. Честно. Ты же чувстуешь. Я даже не подойду никогда к такой.

РЕЖИССЕР. Ты скучен, Паш.

ПАВЕЛ. Я любил, почти вот так же… Только потом стыдно было. Стихи даже писал. И… до сих пор как вспомню – так в пот бросает. Это было, как грипп.

РЕЖИССЕР. Что, прямо не понравилось так?

ПАВЕЛ. Да нет, понравилось. Секс был фееричным. А все остальное… В общем, и ей досталось… Что стыдно вдвойне.

САМОУБИЙЦА. Ты же вроде тоже… Хотя нет, ты не любишь. Ты мечешься. Потому что женщина не может любить двоих. Не может. Что ты мне не говори. Что к нему – нежность, а ко мне – необходимость. Так не бывает. Хотя ты же мечешься, значит, между нами… Только меня не устраивает вот это – «нами»! как я могу делить тебя? Глупый я какой.

Почему ты не переехала ко мне, а? И что, что у тебя ребенок. И что, что ему надо будет привыкать к папе? Ну и что? К новому папе… Ну какой я папа… Хотя… Нет, я буду! Я буду для вас хорошим, надежным, я… Это не громкие слова! Нет! Правда! И я не убеждаю в этом себя… Я постараюсь, моя, моя, моя, я очень сильно буду стараться… А ты думаешь, мне легко было убедить в этом нашем свою мать и заставить ее схехать, а? Думаешь, легко? Я же ее почти выгнал… Ради нас с тобой. А ты не поехала. Потому что у тебя дочь пошла в другую школу. Которая ближе к вам. И тебе неудобно… Объясни мне, что это вообще было тогда такое? Я – честно – не понимаю.

РЕЖИССЕР: Смотри, даже ребенка успел полюбить, классно, да? Нет, правда.

ПАВЕЛ. Вот к таким когда дети попадаются – все, крантец, бедные дети. Он явно не подходит на роль отца, ты не видишь, он девочку или кто там – изуродует же! Он вот придет домой с работы и будет так же вот бегать всю ночь…

РЕЖИССЕР: (смеется) Может быть. Потому она, наверное, и не едет.

ПАВЕЛ. Если она вообще его всерьез воспринимает. Хотя… Бабы на таких падкие. Блин, неужели вот он не понимает, что надо быть хотя бы мужиком в таких ситуациях и такую любовь засунуть себе…

РЕЖИССЕР. Слушаем.

САМОУБИЙЦА. Ты знаешь, лапа, моя лапа… Я сегодня правда, я буду здесь стоять… Сегодня… До упора, до конца, то есть… До полуночи. И ждать, когда ты придешь. А вот мне по фигу, что дождь. А вот по фигу. А что мне дождь вообще? Он даже со мной, тут, он льется, и я… Разговариваю тут с тобой. Забавно. Да, и ты все-таки должна прийти, понимаешь? Слышишь? Ты должна… вот, я посылаю тебе эту мысль. Не придешь. А может и не надо. Но мы же договорились! Ты же обещала… Ну правда… Господи, с кем я говорю? Перепутала время. Или что с тобой там опять и снова случилось… Я буду ждать, сколько надо, два часа, три, здесь, под дождем… просто сегодня я буду тебя ждать. Сегодня, здесь. До конца, то есть до полуночи. Я не могу больше вот так, когда ты не приходишь, когда я бьюсь об стенку и уже начинаю говорить сам с собой! Ну пожалей меня! Хотя… Мне уже все равно. Сегодня или никогда. Как там Сталин говорил? Или не он? Не знаю, я уже ничего не знаю. Я только знаю, что ты сегодня должна прийти. Я так решил. Или ты сегодня придешь или хватит… Нет, правда, хватит уже… Хватит… Надо мной… Издеваться.

ПАВЕЛ. Мамочки мои… Да он долбанутый на всю голову! Тебе не кажется, что он стебется?

РЕЖИССЕР: Ты знаешь, как ни странно – нет. А я его понимаю.

ПАВЕЛ. Да так нельзя любить! Нельзя! Таких изолировать надо от общества вообще! Уже даже не смешно ни фига! Откуда такие вот кобели берутся? А? Где их делают! Так нельзя!

РЕЖИССЕР: Почему же?

ПАВЕЛ. Она же живой человек!

РЕЖИССЕР: Он – тоже.

ПАВЕЛ. Мда, в том-то и беда. Блин. Как мне все это не нравится.

РЕЖИССЕР. Вот так совсем?

ПАВЕЛ. Блин. Вот зачем он мать выгнал? Вот такие, знаешь, святая простота мне кажется… Вот он любит ее и любого за нее прирежет.

РЕЖИССЕР. Никого он не может прирезать, поверь мне.

ПАВЕЛ. В легкую. Вот такие мальчики они влезают под ногти бабам. А если у нее муж законный – расстреливают его из охотничьего ружья. Нет, правда…

РЕЖИССЕР. А что, мне этот вариант больше нравится, но вряд ли…

ПАВЕЛ. Что вряд ли? Эти парни они как… Ну не знаю. Вот она его с какой кстати? Почему он выдумал, что она – только его, а? Почему? Вообще у нее своя жизнь.

РЕЖИССЕР. Так она не против.

ПАВЕЛ. Так она все-таки баба. А они ведутся на все это…

РЕЖИССЕР. Странно, а почему его тебе не жалко? Вот совсем, ни капли не жалко?

ПАВЕЛ. Нет, мне мужиков вообще не жалко. Расходный материал эпохи.

РЕЖИССЕР. Хм, не похоже на тебя.

САМОУБИЙЦА. Прости меня! Я просто жду, тут, да. Я так решил и меня не сдвинешь. Холодно. Тебя вообще мне очень холодно всегда ждать. Я замерзаю без тебя. Руки и ноги, и еще я промок… Хм, я жалуюсь, как ребенок. Мне просто больно. А кругом весна, такая сладкая, такая вся течет и вьется, ласкается, как ты ко мне!

Ну где ты? Где?

Свет гаснет полностью.

Явление Третье

Снова хорошо освещенная сцена. Все, кроме режиссера и Павла, сидят на полу. Алик в центре, один.

АЛИК. Где Лерка? Куда она запропастилась? Если она не приедет, это будет катастрофа. Пойду посмотрю на улице ее.

АЛИК. уходит со сцены, появляется Лера. Саша берет стул и бросается к ней.

САША. О, Лерка! Привет! Ты где была?...

ЛЕРА.. Я... Я это, да дождь, пробки проклятые... Замучалась вся. Ну и неприятности дома...

САША. заботливо берет ее за руку, пододвигает стул, сажает, присаживается перед ней на корточки.

САША. Ты такая офигенная с мокрыми волосами… Лер, я хотел тебе предложить…

ЛЕРА.. Ага, красивая, как мокрая курица… Ты любишь мокрых куриц?

Все смеются, Саша, тихо:

САША. Лер, я билеты купил, и это, принести тебе что-нибудь, может, чай сделать?

ЛЕРА.. Не надо, а где мой Алик? И что с Дотошной, она в слезах вся там бегает. Опять что ли?

САША. Не то слово, главного избила…

ЛЕРА.. Даже так? Ну совсем вы тут уже…

Входил Алик, Саша отступает.

АЛИК. (бросается к Лере) Что такое? У тебя все хорошо?

ЛЕРА.. Спасибо. Нет. Уже все отлично. Ну что, уже репетируем?

СТУДЕНТ. Да, почти. Сейчас ждем еще Пашу и вперед.

ЛЕРА.. Скорее бы отыграть и домой.

СТУДЕНТКА. Лер, а тебе сценка-то нравится самой, как главной героинше?

ЛЕРА.. Да ничего, мне она даже близка... Забавная, хоть и тяжелая.

АЛИК. У тебя тоже был пузатый шеф и неразделенная любовь?

СТУДЕНТКА. А у кого их не было?

ЛЕРА.. Ну так мы репетируем вообще или куда? То есть - где?

АЛИК. Нет, не репетируем пока. Мы вообще решили не репетировать, чтобы это, не выкладываться...

ЛЕРА.. А что тогда здесь бегаете? Может, тогда все вместе в буфет?

Входит Артурчик, с забинтованным средним пальцем. Из-за количества бинта палец его огромен. Показывает его всем окружающим. Окружающие начинают смеяться.

АРТУРЧИК. Что вы смеетесь? Знаете, как больно?

Снова смех.

АРТУРЧИК. Да ну вас, блин, друзья, посочувствовали… (продолжает держать палец вверх, понемного сам начинает веселиться)

ЛЕРА.. Ну хватит, кончайте, что за настрой, и палец, опять же, далко… Исковеркали парня… Но палец забавный, да!... Все, в буфет.

Все уходят.

Явление Четвертое

Та же сцена, свет теплый, но приглушенный до полумрака. Освещена только площадка, на которой стоит стул. На стуле с чашкой кофе сидит Лера, задумчиво пьет. Она усталая и с мокрыми волосами. Алик берет студ и садится сзади. Целует в щеку, кладет голову на плечо.

АЛИК. А что ты сказала, что тебе пьеса близка? В каком смысле?

ЛЕРА. Не хочу про это говорить... Давняя история... И слишком личная...

АЛИК. Даже для меня? Я думал, у нас нет друг от друга слишком личного...

ЛЕРА. У каждого человека есть свои секреты, Ал... У тебя их что ли нет? У всех есть...

АЛИК. Меня обижают такие слова. Ты какая-то закрытая стала в последнее время от меня...

ЛЕРА. Ал, ну понимаешь, женщина, и вообще человек - должны иметь какую-то свою внутреннюю территорию, вот. Какую-то неприкосновенную, личную, только свою такую кроватку... Маленькую. Иначе любящие друг друга люди могут друг в друге раствориться... И умные, мудрые люди эту кроватку охраняют. Это их ночник, их уединение, их молитва... Они там в самые тяжелые минуты. И лучше эту территорию оставить неприкосновенной, друг от друга и ради друг друга...

АЛИК. Я бы оставил. Но я вижу, что у тебя там - болит. И болит очень сильно. Я же вижу. Это точит тебя.

ЛЕРА. Это есть... Ну и что?

АЛИК. Ну то, что мне кажется, ты никак не можешь с этим…

ЛЕРА. Не будем, Алка…

АЛИК. Нет, ну ты со мной зря так.

ЛЕРА. Так надо.

АЛИК. (встает, ходит перед ней) А мне в такие моменты кажется, что ты издеваешься надо мной? Я же - самый близкий тебе человек! Или - нет? А?

ЛЕРА. Не мучай меня, пожалуйста, да, самый близкий, но сегодня мне очень больно...

АЛИК. Нет, а мне что делать? Мне, думаешь, не больно, свою любимую в таком состоянии видеть, а?

ЛЕРА. 3 Ну в каком состоянии, Ал? Все нормально... Просто устала очень сильно, очень сильно, накопилось будто за весь год и именно сегодня все... Такое чувство вот. Просто пойми меня.

АЛИК. Ты доводишь себя вот до такого состояния, жалуешься, а потом к себе не подпускаешь?

ЛЕРА. Я - жалуюсь? Ха-ха! Никому я не жалуюсь...

АЛИК. Вот в том-то и проблема... А мне обидно.

ЛЕРА. Извини, я со всеми сейчас такая. У меня мать дома истерит чуть не каждый день. Не хочет, чтобы я шла работать по профессии. Говорит, что актеры вечно голодный народ, что сейчас этим никто не занимается и вообще... чем я ребенка буду кормить и все такое... А какой ребенок? В общем, она в меня как не верила пять лет назад, так и не верит до сих пор. Уперлась. Не переубедишь...

Дата добавления: 2015-09-05