Глава 18. POV Томми.

Мы приехали в отель поздно ночью, и все разбрелись по своим номерам, чтобы отдохнуть и хоть немного поспать. Завтра, а точнее уже сегодня, у нас будет генеральная репетиция, а на следующий день мой последний концерт в составе команды. Не могу сказать, что я на самом деле хотел уходить, ведь я привык, мне нравилось выступать вместе с Монте, Айзеком и Кэм, но… Я не могу находиться рядом с НИМ. Это просто добивает меня, не дает дышать. Последние пару дней были сравнимы с катастрофой. Вначале я думал, что со временем будет легче, но я ошибся. Прошло еще так мало, кажется, всего несколько минут. И мое состояние не уходило, не стояло на месте, а с каждым разом ухудшалось. Возможно, через год или два это чувство притупится, и я смогу вполне нормально жить, но только вдали от Адама. Слишком невыносимо каждый день видеть его, находиться в пару шагах от него, но не иметь возможности прикоснуться, да и не хотеть этого делать. Он обидел меня, предал, заставил страдать. И то, что я при этом все еще чувствую к нему любовь, наверное, самое отвратительное. Я понимаю, что хочу ненавидеть его, но не могу. Точнее это все: любовь, обида, ненависть, презрение – смешалось в один большой ком, мешающий жить. Я даже спать перестал по ночам, приходится принимать снотворное, чтобы хотя бы не выглядеть как зомби. Хотя в этом что-то есть – еще не мертв, но уже не жив.

Я чувствовал себя так, будто из меня вынули сердце и заставили смотреть на него, а я по какой-то идиотской причине до сих пор не умер и наблюдаю теперь, как оно – сердце – по инерции совершает последние удары, с каждым разом все медленнее и тише. А потом оно остановится, и все перестанет существовать. Не будет больше боли, криков в подушку от безысходности, разбитых о стену кулаков, и паршивой любви тоже не будет. НИ-ЧЕ-ГО.

Что самое обидное? Хотя нет, скорее, смешное. Он больше на меня не смотрел. Просто не видел, как будто меня на самом деле не существовало. Очередной вычеркнутый из его жизни эпизод. Наверное, я надеялся на хотя бы каплю сострадания, пусть это и глупо. Но в его взгляде, направленном куда-то в сторону, я ловил лишь холодность и отчужденность. Значит, он еще раз мне соврал. Как можно так любить? Чтобы через день уже ничего не осталось. Я вот так не мог. Взгляд все еще цеплялся за него, слух обжигало каждое слово, сказанное не мне, а непослушное сердце заставляло делать шаг навстречу, чтобы как пощечиной ударить безразличием. А жить-то и правда уже совсем не хочется.

Наверное, это была уже сотая моя ошибка – пойти на поводу у своих принципов и остаться на концерт. Ничего хорошего мне это не принесло. Неужели я действительно такой мазохист? Этот вопрос я, пожалуй, оставлю без ответа. Признавать, что я желаю себе вреда, не очень приятно, а по-другому это назвать невозможно. Какой нормальный человек станет изводить себя еще больше, и так получив сполна? Только я.

Тяжело вздохнув, я опустился на кровать и осмотрелся. Довольно стандартный гостиничный номер, но вполне уютный. И я в нем совсем один, потерянный и беззащитный. До чего же противно! И не от этого чувства одиночества, а от того, что я начинаю рассуждать как размазня. Нужно собраться. Нужно просто найти в себе силы пережить все это. Разве я не смогу? Я ведь не слабый, я просто пустой. А это, наверное, еще хуже. Мне больше не за что держаться в своей жизни. Если бы я был слабаком, я бы сейчас не думал о той единственной мысли, которая все чаще и все ярче возникает у меня в голове. Но я сильный, черт побери! И я смогу совершить все, кроме одного – вынести безразличие, которое меня ломает. Я не стану больше собой после всего этого, но мне уже все равно.

Я поднялся и подошел к чемодану, стоящему возле двери. Не стал его переносить или распаковывать, это лишняя трата сил и времени. К тому же мне было абсолютно плевать на это, даже если я споткнусь об него на выходе и расшибу себе голову. К слову, это будет мне только на руку. Я вынул из чемодана небольшую круглую баночку и, подойдя к кровати и сев, поставил ее на тумбочку, располагающуюся около спального места. Долго смотрел на нее, потом отвернул от себя этикеткой к стене и лег, повернувшись лицом к окну и свернувшись калачиком. Кажется, я уже упоминал, что плохо сплю. Так вот, в этой баночке было снотворное, которое я решил пока не принимать, надеясь на собственные силы и результат вымотавшей меня поездки.

Я устало смотрел в окно, за которым проблесками уже белел рассвет, и, закрыв на пару секунд глаза, кажется, все же задремал.
От негромкого стука в дверь я вздрогнул и, потерев руками глаза, нехотя поплелся открывать. На пороге стоял Монте и почему-то нервно теребил в руках барабанные палочки Айзека. Мне это показалось забавным, и я улыбнулся, на что Питтман ответил мне тоже скромной улыбкой.

- Я войду? – спросил он, и я посторонился, молча пропуская его в свой номер. Монте прошел внутрь, остановился у кровати, взял в руки баночку со снотворным, покрутил ее, внимательно разглядывая, а затем, недовольно хмыкнув, поставил на место. Я наблюдал за этим, сложив руки на груди и не проронив ни слова.

- Ты же не просто так пришел, верно? – наконец нарушил я затянувшееся молчание. Гитарист обернулся ко мне. Вид у него был хмурый, и он явно о чем-то сосредоточено размышлял. Интересно даже, не обо мне ли?

- Да, - Монте кивнул, пристально глядя на меня таким взглядом, будто оценивал, смогу ли я что-то сделать или нет. Потом он облегченно выдохнул, видно, решив, что все-таки не смогу. – Хотел тебе напомнить, что репетиция в двенадцать.

Я бросил взгляд на часы – было уже девять утра. А это значит, что проспал я немало, хотя изначально мне показалось, что задремал я от силы минут на двадцать.

- И заодно нам бы обговорить кое-что не мешало, - продолжил Монте, присаживаясь в стоящее в углу мягкое кресло, которое я в полумраке как-то даже не заметил. Он все так же вертел в руках палочки, что у меня невольно возник вопрос: Они ему спокойствия придают, что ли? Даже Айзек не так ожесточенно с ними обращается.

- Что же? – я уселся на кровать, забравшись с ногами, и выжидающе уставился на Питтмана.

- У нас ведь все прописано… Сценарий там, ну, ты понимаешь… Но в свете последних событий…

- Я не буду целовать его, - перебил я гитариста. – Да и Адам, я уверен, не станет этого делать. Ты ведь сам прекрасно все понимаешь, Мо. Это больше не игры. Так что придется нам обойтись без фееричного шоу. К сожалению зрителей, конечно. Но я к нему ближе, чем на 5 метров, даже и не подойду.

- Ну, что ж. Я так и думал. Правильно, Томми. Я бы на твоем месте вообще не стал бы выступать. Как ты только терпишь?

- С трудом, - я улыбнулся. Но улыбка, кажется, оказалась вымученной и неестественной. Хотя такой заботливый Монте вызывал едва ли не умиление, только вот не в моем душевном состоянии. Делал я все через силу, заставляя себя. Потому что, если бы я просто улегся в постель, с головой укутавшись в одеяло, мне было бы еще хреновее. Хотя куда уж?! Находиться рядом с Ламбертом – это охренеть как больно. Быстрее бы все это уже закончилось…

- Ладно, пойду я, - Монте поднялся и направился к выходу. У двери он обернулся и, глядя куда-то в пол, сказал: – Приходи, если не передумаешь…

- Поздно уже передумывать, - прошептал я. Дверь за гитаристом тихо закрылась.

***
Я спустился в зал, когда все уже собрались и ждали меня, но я не опоздал. Прошел мимо Ламберта, даже не глянув на него, и гордился этим первые несколько секунд, пока сердце предательски не ёкнуло и не начало медленно разгонять по венам зараженную любовью кровь. Я усмехнулся. Как бы я ни старался, что бы ни делал, я все равно продолжаю гореть в этой агонии. И либо я умру окончательно, либо меня ждет перерождение. Хотя со вторым я бы поспорил. Чувство во мне оказалось слишком сильно, слишком серьезно.

Репетиция в целом прошла так же, как и на прошедшей неделе. Ноль внимания в мою сторону. Спасибо и на этом! Хотя я не знаю, что бьет меня сильнее: безразличие или мимолетный взгляд. Но так, пожалуй, все-таки проще. А вообще, кого я обманываю-то?

Напоследок осталась одна песня, которую я боялся, но, что странно, одновременно и ждал. Sleepwalker. Последняя ниточка, и она порвалась. Адам пел ее без души, без эмоций, лишь сухой текст. Даже казалось, что слова, которые он произносит, вызывают в нем раздражение и неприязнь. Он вырвал из песни все, что нас когда-то объединяло, я больше не чувствовал связи.

Репетиция закончилась, а я все еще не мог собраться. Последний аккорд выбил меня из колеи. Я даже не заметил, в какой момент мы оказались рядом, ведь я сторонился Адама, пытался отойти как можно дальше, да и он не пытался стать ближе. Я просто почувствовал, как его теплая ладонь сжала мою руку на одну лишь секунду, а потом он отошел, бросив на меня быстрый испуганный взгляд. Кожа, там, где он коснулся меня, горела огнем. Бросив гитару, я выскочил из репетиционного зала и быстро поднялся к себе в номер. Лег на кровать и уткнулся в подушку. Зачем он со мной так? Из глаз медленно покатились слезы.

Дата добавления: 2015-09-05