Глава 11. Боевой поход близился к концу

Боевой поход близился к концу. Позади десятки тысяч пройденных морских миль. Успешное выполнение секретного задания.

«Мурена» шла на 24 узлах, держась на глубине 200 метров. Подниматься выше опасались, чтобы не быть замеченными с разведывательных американских спутников, и чтобы не намотать на винты рыбацкие тралы, что уже неоднократно случалось со многими подводными кораблями. Заклинив сетями гребной вал, этим лодкам приходилось идти на срочное всплытие и вызывать помощь, срывая всю скрытность операции.

Прощупывая сонарами океанские глубины, атомоход пробивал себе курс, сквозь безмолвную холодную, лежащую в полной темноте, толщину атлантических течений. Все установки работали нормально. Генераторы бесперебойно заряжали энергией аккумуляторы, а те в свою очередь отдавали мощность на электродвигатели, которые через редукторы передавали вращение гребным валам. Два огромных винта толкали «Мурену», которая, как и ее одноименная жительница глубин, развивала максимальную скорость в тридцать узлов под водой. Реакторная установка не беспокоила. По всей лодке были расположены датчики, и радиационный фон был в абсолютной норме. Команда отсыпалась. Командир и офицеры корабля могли несколько расслабиться. Напряжение боевого похода, проведенные испытания, последние произошедшие события на базе «Дружный-4», психологически вымотали экипаж корабля. Сейчас шли домой в Видяево, в Ара-губу. Казалось сто лет прошло после торжественного прощания…

Капитан медицинской службы – Михаил Андреевич Бычков, врач команды, находился у себя в лазарете. Слава Богу, личный состав в порядке, больных и увечных не было. Обращались временами за таблетками от головной боли, да пару человек с зубной болью. С ними он не церемонился. Ставил анестезию и вырывал больной зуб. Научился этому на курсах повышения квалификации в Видяевском морском госпитале.

Там-то он и увидел Людмилу Сергееву. И как натура тонкая, чувствительная, нервная, понял сразу, что эта женщина и есть его идеал, то, что он искал всю жизнь, то, чего казалось, не должно было существовать. Человек далеко не глупый, понимал, что не может быть идеальных женщин, но как неисправимый романтик желал верить, будто они созданы совершеннее мужчин. Познакомился и сразу растаял. Нес какую-то чепуху, суетливо говорил комплименты и банальности, терялся, не находя нужных фраз… Она только смеялась сверкая глазами светло-зеленой глубины.

У него была в прошлом неплохая, в общем-то, симпатичная молодая жена. Но по какой-то, скорее всего глупости, пока он был в дальнем походе, изменила ему. Рассказала обо всем сама, плакала, просила простить… Не простил… Тихо, без скандалов, разошлись, разъехались. Он потом удивлялся ее честности. Ведь могла бы и ничего не сказать ему, а сам он, скорее всего не догадался бы. Не оценил тогда. Обиделся.

Но Люся… Ей он простил бы десятки измен… Хотя идеальные женщины не изменяют. Он знал, что она замужем, и очень любит мужа. Это только поднимало ее в его глазах, возносило на недосягаемую высоту. Вот тогда-то он и понял поэтическое выражение «дама сердца». Это было, несомненно, выше земных отношений между мужчиной и женщиной. Приятно сознавать, что на свете есть богиня, олицетворяющая своим существованием всю красоту человеческой природы. В это хотелось верить, мечтать, и хотя понимал, что не все так, желал заблуждаться и любить. Вскоре узнал, что его переводят на «Мурену», где старший помощник ее муж. Пошел на хитрость – принес в госпиталь фотоаппарат и поснимал на Восьмое марта всех сотрудников. Сделал ее фото, поставил в рамочку, и сейчас она всегда была с ним. Доставал из чемодана, любовался молча, вспоминая ее походку, голос… Что в ней было такого, не понимал. Как и тысячи других мужчин поселка, признававших ее самой красивой и эффектной женщиной.

Вечерами, просматривая альбомы с репродукциями фламандцев, думал о ней, ее совершенстве. Она была ведь не только красива, но и умна, очень образована, начитана, и не хуже его разбиралась в искусстве. Он много раз говорил с ней о живописи, и все поражался, с какой легкостью она вспоминает картины Караваджио и Ботичелли, Дюжардена и Фабритиуса, Аверкампа…

В дверь постучали.

– Да, войдите – капитан убрал фото. Вошел матрос Нос.

– Чего тебе? – Михаил Андреевич посмотрел внимательно.

- Ну-ка подойди поближе. Смотри сюда – показал палец. Нос смотрел, немного не фиксируя взгляд.

– Голова болит?

- Да. Дайте пожалуйста таблетку какую-нибудь…

Врач осмотрел голову. Сбоку, ближе к затылку, прощупывалась приличная шишка и виднелась свежая ссадина.

– Да тебе братец в лазарете лежать надо. У тебя, скорее всего, сотрясение мозга.

- Ничего, уже проходит, дайте таблетку да я пойду – матрос смотрел просительно.

– Ну-ка раздевайся весь. Быстрее давай.

Нос остался стоять в одних трусах. Капитан внимательно осмотрел его. Никаких больше синяков или ушибов не увидел.

– Одевайся. Кто тебе такую шишку поставил?

- Я сам ударился о броняшку.

– Сам? Кому ты рассказываешь?

- Честное слово сам. – Василь опустил глаза.

– Тебя не тошнит? Голова не кружится?

- Нет.

–Ладно, на вот тебе две таблетки. Будет болеть голова, немедленно ко мне!

– Есть! Разрешите идти?

- Ступай.– Михаил Андреевич задумался. Надо бы его на всякий случай положить здесь в лазарете, понаблюдать. Да койка занята, инженера выселять придется. Решил посоветоваться, поговорить со старпомом.

Постучал в каюту, вошел. Андрей Семенович сидел за столом, что-то писал.

–Привет Андрей! – отношения из-за Людмилы были немного натянутыми, хотя как-то засидевшись в кают-компании, выпив по чарке крепкого медицинского спирта, по-хорошему побеседовали, объяснились. Андрей все понимал и конечно зла не держал, но какой-то осадок все же, оставался.

–Привет Миша, садись… - старпом не удивился приходу гостя.

–Что у тебя?

- У матроса Носа сотрясение, думаю «годковщина».

Капитан третьего ранга побледнел от злости.

–Кто? Не сказал?

- Нет. Да и не скажет, скорее всего. Ты разбирайся сам. А Носа надо бы на пару дней в лазарет положить.

–Слушай, но там же инженер… Сейчас ночь уже, спят все, давай завтра с утра я его на койку Носа переселю, пусть уж доспит спокойно… Или срочно нужно?

- Да нет, в общем-то. Дал ему обезболивающее…

* * * * *

Старшина первой статьи Алексей Чукин, дослуживал последние месяцы. Осенью домой, и нужно готовит себе замену, иначе до Нового Года не отпустят. Такова была традиция на лодке, да и на всем флоте. Чукин–специалист первого класса, сразу после учебки попал на «Мурену» в БЧ-5 (дивизион движения), где и получил специальность оператора системы контуров автоматического охлаждения ядерной силовой установки. Это и был его боевой пост. В сущности, не было ничего сложного.

Нес вахту, наблюдая за манометрами давления и несколькими круглыми циферблатами, показывающими температуру в правой и левой реакторной установке. Избыточное тепло отводилось трубами радиаторов, которые охлаждались забортной водой. При повышении температуры стрелка подходила к красной полосе, и нужно было совсем немного повернуть правый или левый вентиль – краны впуска воды. Задача несложная, но ответственная. Показания дублировались в Центральном посту, и необходимо было тщательно следить за термометрами. А тут еще один прибор капризничал. Приходилось быть внимательным. Пока все шло нормально, прибор работал исправно.

Сам старшина родом из небольшого городка Тогучина, затерянного где-то в заснеженных просторах Западной Сибири. Призывался осенью 1986 года, и сполна хлебнул тяготы флотской службы. Как и положено, первые полтора года летал как дух. Парень сообразительный и расторопный, не вызывал особых нареканий у старослужащих. Потом старшинская учебка в Североморске, и служба пошла гораздо спокойнее.

Находясь в увольнении, на дискотеке в Видяевском Доме Офицеров, познакомился с симпатичной девушкой Ларисой, местной, дочерью старшего мичмана Дорофеева с шестого продовольственного склада. Стали, правда, редко, встречаться. Пока только лишь дружили, целовались пару раз, но Алексей был от нее без ума. Она чуть старше его и уже была замужем, но разлюбила и развелась. Имела маленькую смешную дочку Катюшку.

Чукин планировал после дембеля жениться, и окончив школу мичманов и прапорщиков, остаться на «Мурене». Все представлял, как он с дочкой будет гулять по бульвару, а вокруг будут петь малиновки и кружить возле распускающихся цветов дикие пчелы. Он станет рассказывать Катюшке о Сибири, бурых страшных медведях, трескучих морозах, о степных снежных вьюгах. Дома его будет ждать любимая жена, готовить вареники. А потом, в отпуске, они всей семьей поедут в Тогучин…

Их, операторов ядерной энергосиловой установки, было восемь человек. К нему, как идущему на дембель, и прикрепили молодого матроса со смешной фамилией – Нос.

Василь особой смекалкой (скорее всего из-за малого срока службы) не отличался. Постоянно голодный, уставший, он всегда хотел спать. Когда старшина Чукин заставлял его учить матчасть, давал изучать какие-то схемы трубопроводов, коммуникации реакторной установки, он ничего не понимал, хлопал глазами и смотрел непонимающе. Веки слипались, текст расплывался, схемы превращались в сложный узор. Василь клевал носом и быстро отключался.

Надо отдать должное, Чукин бился с ним долго и терпеливо, объясняя устройство и принцип действия агрегатов. Совершенно измотавшись, потеряв терпение, старшина не выдерживал, отпускал оплеухи. После этого, правда ненадолго, Нос соображал гораздо лучше, и уже не срывался в дрему. Но уже минут через десять все повторялось опять. Новый подзатыльник приводил его в чувство, и Василь старательно слушал, записывая для себя в тетрадь особо сложные моменты.

Командир БЧ-5 капитан третьего ранга Сивоконь, офицер огромного роста, и пугающего своим свирепым видом молодых бойцов, приказал за время похода полностью освоить матчасть, и пообещал спросить за это с Чукина.

Вот и сегодня вечером старшина нес вахту на своем боевом посту, внимательно следя за показаниями приборов. Уставший Василь Нос сидел рядом и слушал, как Чукин бесцветным голосом объясняет что-то, водя пальцем по цветному орнаменту схемы, расцвеченной какими-то малознакомыми значками. Голос слышался все глуше, отдаленней, словно сквозь закрытую дверь. Нос отключился…

Разъяренный старшина схватил недотепу за шиворот, встряхнул, сильно толкнул вперед. Василь, не устояв от неожиданности на ногах, врезался головой в переборку и на несколько секунд потерял сознание. Очнулся, видя, как над ним стоит старшина и орет что-то в лицо. Чукин поднял его, усадил на стул. Василь держался за голову. Капала кровь… Старшина велел идти умыться. Окатился холодной водой, стало легче. Голова немного болела, но гудеть и кружиться перестала. Алексей осмотрел голову, извинился. Да Василь и сам на него не обижался, понимал, что своей несообразительностью мог, кого хочешь разозлить.

Вообще-то Чукин ему нравился. Защищал от нападок других «годков», был справедливым. Нос очень хотел быть похожим на своего старшину. Он его очень уважал, и терзался, что никак не мог освоить специальность. Сказывалась нехватка технических знаний. В сельской школе учителя даже представить не могли, с какими сложным оборудованием придется работать их ученикам.

Сидели с Алексеем, разговаривали по душам. Чукин расчувствовался и разрешил обращаться к нему по имени. Ему, это было видно, стало очень неудобно за случившееся. Василь ни за что на свете никому бы не рассказал об этом, не выдал старшину, хотя знал как замполит и командиры борются с «годковщиной».

Голова сильно разболелась, и Чукин отправил его в лазарет за таблетками. Лекарство сняло боль, и Нос вернулся на боевой пост. Через какое-то время зазвонил телефон внутренней связи. Старшину первой статьи вызывали на Центральный пост. Вместо того, чтобы разбудить подвахтенного, Чукин решил доверить пост дублеру-матросу Василю Носу, которому давно уже объяснил как следить за приборами…

На ЦП дежурный офицер направил его к старпому. Алексей постучал, вошел в каюту, доложил о прибытии.

–Чукин, сукин ты сын, ты что делаешь? – из глаз капитана третьего ранга сыпались искры.

– Под трибунал захотел? – Андрей рассвирепел не на шутку. – Ну-ка рассказывай, а то отправлю к замполиту разбираться…

Старшина, запинаясь, стал говорить. Он на самом деле очень сожалел о случившемся. Уважал старшего помощника, знал, что он справедлив, и не стал ничего скрывать.

–Ладно, Чукин. Сейчас отправляй Носа спать. Завтра с утра определю его в лазарет на несколько дней, доктор за ним понаблюдает. У него сотрясение… Дело серьезное… Иди и моли Бога, чтобы все обошлось…

А Василь Нос в это время сидел на посту и внимательно смотрел на дрожащие стрелки приборов. Палуба под ногами мелко вибрировала, тихий шум работающих электродвигателей убаюкивал, окутывал мягкими облаками сна.

Веки слипались, казалось, будто медленно проваливаешься в вязкую, плотную пуховую пелену и, зависая в неподвижности, паришь легким облаком в невесомом сине-голубом просторе. Привиделась родная деревня Черемшанка, колосящиеся поля пшеницы и ржи. Они с отцом стоя по колено в мягком сочном ковре ярко-зеленой травы-люцерны, косят и косят, размашисто, сильно… Вокруг все искриться и сверкает, жаркое солнце нещадно палит обнаженные спины. Птицы сходят с ума, рассыпая звонкие трели, и быстрыми стрелами пролетая над головой. Беспрерывный стрекот кузнечиков оглушает непередаваемой красоты музыкой. Запахи скошенной травы и цветочной пыльцы, сливаясь воедино, сладким ароматом проникают, пронизывают, кружат и кружат голову. Подходит такая родная, постаревшая мама и, протягивая кринку холодного, терпкого на вкус парного молока, ласково смотрит, качая головой. А Василь все пьет, пьет, молоко стекает с его губ, струится по загорелой груди. Он все пьет, не может никак напиться…

Будто что-то толкнуло. Нос открыл глаза и непонимающим взглядом смотрел на приборы. Вдруг увидел, что стрелка одного из приборов зашла далеко за красную черту. Вскочил испуганно, быстро-быстро закрутил вентиль, открывая кран подачи на полную. Ледяная вода хлынула в раскаленные трубы охлаждения правого контура ядерного реактора. Радиаторы, не выдержав огромного перепада температур, треснули.

Давление в правом контуре медленно, незаметно, начало падать. Стрелка постояла немного на красной линии, и постепенно сползла на место. Василь прикрыл вентиль…

В подавленном состоянии Алексей Чукин возвратился на пост. Сразу, ни о чем не спросив, отправил Носа спать. Сел, глядя бессмысленным взглядом на стрелки приборов. Долго сидел в состоянии какого-то оцепенения, вспоминая разговор со старшим помощником. Корил себя за проявленную несдержанность.

Вдруг взгляд остановился на манометре, показывающем давление в компенсаторах объема. Старшина всполошился, пытаясь закрытием соответствующих клапанов поднять давление. Раздался звонок с Центрального поста.

– Чукин, что у тебя происходит? – голос дежурного по кораблю взволнован. – Спишь там, что ли?

- Никак нет. Сам не пойму в чем дело. – Алексей растерялся. Стрелка манометра заметно падала.

Вдруг, в полнейшей тишине, загрохотали колокола громкого боя, повсюду затрещали, запульсировали светом таблички – «Внимание! Радиационная опасность!». Взволнованные офицеры кинулись на Центральный пост. Командир БЧ-5 Сивоконь, доложил обстановку:

– В 01.45 оператор контуров охлаждения ядерной энергоустановки левого борта, обнаружил падение давления в правом контуре, и падение давления в компенсаторах объема.

– Причина? – Никифоров позеленел от ярости.

– Разбираемся, товарищ командир.

– Кто на вахте? Срочно ко мне!

Прибежал Чукин, рассказал, как вернувшись от старпома, обнаружил падение давления. Вызвали Носа, тот плача пролепетал как крутил вентиль…

Картина аварии более-менее прояснялась. Вероятно трещина в трубопроводе. Уровень радиации в реакторном отсеке постепенно повышался. Максимально приглушили реактор левого борта, отключили электрогенератор. Одевшись в защитный костюм, капитан третьего ранга Сивоконь, прошел к системе охлаждения и обнаружил малую течь на не отключаемом участке. При выполнении мероприятий по локализации течи, произошел разрыв. Вода из лопнувшего трубопровода поступила в трюм реакторного отсека. В срочном порядке всплыли на поверхность. «Мурена» находилась в 350 километрах к югу от острова Медвежий, в сутках пути до базы. Дали шифрованную радиограмму. Получили приказ – на дизелях, в надводном положении, двигаться в Ара-губу. Личный состав начал своими силами проливку реактора. Уровень радиации повышался и уже превысил предельно допустимую норму в четыре раза.

К 17.00 25 июня БПК «Симферополь» доставил на «Мурену», группу офицеров штаба эскадры подводных лодок во главе с начальником электромеханической службы флота. Недовольный случившимся начальник ЭМС вмешался в процесс расхолаживания ГЭУ. Для уменьшения утечек активной воды он отдал приказание на снятие давления с 1 -го контура.

Командир лодки и командир дивизиона предупредили начальника о нарушении требований инструкции: снятием давления прервется промывка активной зоны, что недопустимо.

Начальник ЭМС в грубой форме отверг их доводы, а командира дивизиона движения отстранил от исполнения обязанностей за отказ выполнять сомнительные указания. В таких условиях личный состав совершил при переключениях ошибки. В результате нарушение режима промывки привело к пережогу активной зоны реактора и выносу продуктов деления в трюм отсека. Урановые стержни начали подгорать, и через некоторое время активная зона реактора раскалилась до предела и сплавилась. Радиоактивность подскочила, в 38 раз превышая предельно допустимую норму.

Начальник перебрался на «Симферополь» отдав приказ оставить на лодке минимальное количество команды, и идти на дизелях в базу…

Для управления лодкой и обслуживания аварийного реактора требовалось не менее 20 человек. Остались все десять офицеров и все двенадцать мичманов экипажа. Во главе с командиром БЧ-5 капитаном третьего ранга Сивоконем, они, одевшись в защитные костюмы, которые уже и не могли помочь при такой большой дозе облучения, пытались всеми силами сдержать взбесившуюся радиацию.

До базы на дизелях идти было более суток. Никифоров последний раз командовал «Муреной». Он хорошо понимал, что все они, оставшиеся на лодке, обречены. Более суток принимать такую большую дозу радиации – это смерть.

Командир был безгранично благодарен всем кто остался. Они своими жизнями спасали жизни других. Спасали оставшуюся «Тангарру», показавшую великолепный результат. Спасали свою честь советских подводников, воинов, до конца выполнивших свой долг. Сергей понимал, что в случившейся катастрофе, так или иначе виноваты очень многие, и он в первую очередь, ведь командир отвечает за все на корабле. Он стоял на мостике рубки и вглядывался в серые холодные волны. Подошел старший помощник.

–Как ты, Серега?

- Нормально. Как обстановка?

- Ничего нового. Поджариваемся потихоньку… - Андрей Семенович все понимал, считая себя одним из главных виновников.

– Ты Андрей не терзайся. Нет твоей вины. Люся была права… - Сергей неторопливо, торопиться теперь было уже некуда, рассказал о предчувствиях Людмилы, о последнем прощании. Андрей слушал внимательно, удивленно глядя на командира.

– Видно судьба нашего похода была давно уже предрешена, и она это почувствовала. Ты же видишь, здесь нет конкретной вины, целая цепь случайных совпадений. Так не должно было случиться…

На мостик поднялся доктор с бутылкой разведенного спирта.

– Я товарищ командир об одном жалею, что отпустил Носа, не оставил в лазарете. – капитан плеснул в чарку, протянул Никифорову.

- Пустое это все, оставьте Михаил Андреевич, не мучайте себя – Сергей залпом опрокинул стакан. – Это судьба… Командир спустился вниз.

Выпили со старпомом, помолчали, глядя как далеко в сиреневой дымке, проглядывают сквозь мглистый горизонт верхушки айсбергов. Не к месту вспомнили «Титаник», улыбнулись. Выпили еще по одной, закурили, настроение несколько поднялось.

– Эх Андрей, завидую я тебе, у тебя хоть Людмила была… какая женщина все-таки…

- Вот именно Миша, была… - Андрей вспомнил свои беспочвенные ревностные подозрения, скандалы… - А я ведь и к тебе ревновал ее, готов был разорвать. Прости…

–Да Андрей, нелегко обладать сокровищем. Ну да ладно. Дело прошлое.

– Прошлое – старпом задумался, вспомнил сына… - А у тебя детей нет?

- Нет. Мне легко, я один. Мать только в Новороссийске осталась. Жалко ее – капитан нахмурился. – Да что мы с тобой расклеились? Все будет нормально. Как и должно быть.

- Пьем? – Иван Ильич появился как всегда там, где его не ждали. – И мне плесните – замполит безрадостно шутил. – Ничего товарищи, не отчаивайтесь, у нас медицина лучшая в мире, даст Бог, подлечимся.

–А Вы товарищ капитан второго ранга, о Боге смотрю, заговорили… - капитан Бычков улыбался.

–Заговоришь тут с вами, не только Бога, но и всех святых вспомнишь. Давай Михаил еще наливай.

Так неспешно беседуя, прикончили спирт. А куда было спешить? Поход закончился, служба закончилась, жизнь заканчивалась…

«Мурена» развив полный ход, мягко покачиваясь на невысокой волне и завывая дизелями, ходко шла домой. На носу несла гюйс, а на корме государственный флаг Советского военно-морского флота. Она еще была в строю, числилась в морском реестре. Еще несла полное боевое торпедное и ракетное вооружение, еще была грозной силой, раненой в самое сердце, но все еще борющейся за свое существование. Капитан третьего ранга Сивоконь с командой делали все возможное, чтобы не допустить ухудшения и так уже катастрофической ситуации.

БПК «Симферополь» с перебравшимися 115 членами экипажа «Мурены», и командированными специалистами, забрав всю секретную документацию о испытаниях нового оружия, прибавил оборотов, и набрав полный ход пошел в Североморск. Оттуда, на транспортном самолете всех переправили в Ленинградский морской госпиталь при медицинской Академии. Все остались живы, получив разные дозы облучения, были комиссованы по здоровью, и переведены на пенсию по инвалидности, как и ликвидаторы последствий Чернобыльской катастрофы.

Старшину первой статьи Алексея Чукина и матроса Василя Носа, долго держали под следствием, досконально разбираясь в причинах трагедии. В конце концов, объявили условные сроки. Как в дальнейшем сложилась судьба этих двоих – неизвестно…

* * * * *

Ранним туманным утром 27 июня 1989 года, в холодные, мрачные воды Ара-губы, на малом ходу в надводном положении, вошел атомный ракетный крейсер «Мурена». Медленно пробираясь по извилистому заливу, неслышно перемигивался со скрытыми высоко в сопках постами. Наконец, впереди, показались такие знакомые, покрытые зеленью берега базы. Доложили о прибытии, и получили ответ – следовать на позицию 07, в одну из штолен. Возвратились ровно туда, откуда более полутора месяцев назад торжественно уходили на боевое задание. Лодка тихо вошла в узкий коридор и скрылась в граните…

Дата добавления: 2015-09-05