Древнейшая Эпоха существования мира. 13 страница

долина Джила будет опустошена водой, но глупец все не хотел верить. В ту же

ночь начался потоп, а на следующее утро никого не осталось в живых, кроме

одного человека, если его можно назвать человеком, ибо это был Шеуха, сын

создателя, спасшийся на каучуковом шаре. Когда вода спала, он высадился близ

устья Солт-Ривер и жил здесь в пещере на горе; еще и поныне можно видеть эту

пещеру, а также и орудия, которыми пользовался Шеуха, живя там. По какой-то

причине Шеуха был очень зол на великого орла, несмотря на то что эта птица

предупреждала пророка о предстоящем потопе. И вот Шеуха по веревочной

лестнице взобрался на скалу, где жил орел, и, застав птицу в гнезде, убил

ее. В самом гнезде и вокруг него он нашел в огромном количестве гниющие и

обглоданные орлом трупы растерзанных им людей. Шеуха всем им вернул жизнь и

послал их на землю, чтобы вновь заселить ее.

Индейцам племени акагчемем, живущим близ Сан-Хуан-Капистрано в

Калифорнии, "не была чужда идея о всеобщем потопе, но я никогда не мог

понять, как и откуда она пришла к ним. В некоторых из их народных песен

упоминается о подобном потопе, и они сохранили предание о том, что когда-то,

давным-давно, море вздулось и разлилось по равнинам, затопило долины и горы;

при этом погибли почти все люди и животные, за исключением немногих, которые

нашли прибежище на одной очень высокой горе, куда не дошла вода".

Индейцы луисеньо (в Южной Калифорнии) рассказывают о великом потопе,

залившем высокие горы и потопившем большинство людей. Кое-кому, однако,

удалось спастись на небольшом холме близ города Бонсалла. Место это испанцы

называют Мора, а индейцы - Катута. Один только этот холм остался над водой,

а вся остальная страна была затоплена. Спасшиеся люди оставались здесь, пока

не прекратился потоп. И теперь еще на вершине холма можно видеть кучи

морских раковин, водорослей и пепла, а также груды камней, обозначающие

место где индейцы варили себе пищу. Раковины принадлежали улиткам, которые

служили пищей индейцам, а пепел и камни -остатки их очагов. Автор,

сообщающий это предание, прибавляет от себя, что "на холмах близ Дельмара и

в других местах вдоль морского берега часто попадаются кучи подобного рода

морских раковин, такие же самые, какие и теперь можно видеть на берегу

моря". Индейцы эти до сих пор поют песню о потопе, где упоминается холм

Катута.

Одна индианка из племени, живущего по реке Смит-Ривер в Калифорнии,

передала следующий рассказ о потопе. Однажды начался большой дождь. Он

длился долгое время, и вода поднималась все выше; все долины были затоплены,

и индейцы спасались на возвышенностях. Тем не менее они все были унесены

водой и утонули, за исключением одного мужчины и одной женщины. Они бежали

на самую высокую горную вершину и таким образом спаслись от гибели. Пищей им

служила рыба, которую они согревали теплом своего тела. Огня у них не было,

и его нельзя было добыть, так как все промокло от воды. Наконец вода спала,

и от той единственной человеческой пары произошли все нынешние индейцы.

Когда индейцы умирали, их души принимали образы оленей, лосей, медведей,

змей, насекомых и так далее, и таким образом земля была вновь заселена

разного рода животными так же густо, как и людьми.

По словам Дюпра, первого французского историка Луизианы, у индейского

племени натчи с низовьев Миссисипи была своя легенда о великом потопе. Дюпра

обратился с вопросом по поводу этой легенды к хранителю храма, в котором

постоянно и благоговейно поддерживался священный огонь. Страж ответил, что,

"по древнему слову, чтимому всеми краснокожими, почти все люди были некогда

истреблены водой, за исключением весьма немногих, которые спаслись на очень

высокой горе и потом вновь заселили землю, и что больше ему по этому вопросу

ничего не известно". Дюпра добавляет: "Так как от других племен я слышал то

же самое, то пришел к убеждению, что все туземцы имеют одно и то же

представление об этом событии и что среди них не сохранилась память о Ноевом

ковчеге; меня это мало удивило, ибо ведь и греки, при всей их

образованности, были в этом случае осведомлены не лучше индейцев, да и мы

сами, не будь священного писания, знали бы об этом, пожалуй, не больше, чем

они". В другом месте он излагает то же предание несколько подробнее:

"Согласно их рассказу, дождь лил такими обильными потоками и в течение столь

долгого времени, что земля была вся покрыта водой, кроме одной очень высокой

горы, на которой спаслось несколько человек; а так как всякий огонь на земле

потух, то маленькая красная птичка коуй-оуй, которая в Луизиане называется

"кардинал", принесла с неба огонь. Из этого я заключил, что они забыли почти

всю историю потопа".

Манданы рассказывали о великом потопе, истребившем весь человеческий

род, кроме одного человека, который спасся, приплыв в большой лодке к одной

горе на западе. У манданов существовал ежегодный праздник с особым ритуалом

в память о прекращении потопа. Совершение церемоний приурочивалось к тому

времени, когда полностью распускаются листья ивы на речных берегах, потому

что, согласно преданию, "ветка, принесенная птицей домой, была ивовая, с

полностью распустившимися листьями", а птица, принесшая ветку, была

горлицей. Горлицы часто искали корм на покрытых землей крышах индейских

хижин, и ни один индеец не трогал их; даже собаки были приучены не обижать

этих птиц.

В манданской деревне имелось особое, заботливо охраняемое деревянное

сооружение, изображавшее собой лодку, в которой единственный человек спасся

от потопа. "В центре манданской деревни, - рассказывает художник Катлен, -

находится круглая площадь диаметром 150 футов, которая всегда содержится в

чистоте и служит местом народных празднеств, торжественных шествий и т. п.;

вокруг нее жмутся друг к другу вигвамы (хижины) с дверями, обращенными к

центру площади. Посредине площади, утрамбованной, как мостовая, стоит

дощатое сооружение, нечто вроде большой бочки, обитой обручами, высотой

около 8 или 9 футов; индейцы оберегают это сооружение как святыню и из года

в год приводят в порядок, не допуская на нем ни малейшего пятнышка или

царапины, и называют "большой лодкой". Оно, несомненно, служит символом

события, относящегося к их преданию о потопе - преданию, которое тем или

иным путем дошло до них и которое они стараются живо запечатлеть в умах всех

индейцев своего племени. Этот предмет народного суеверия, расположенный в

самом центре деревни, является собирательным пунктом для всего народа. К

нему обращаются с молитвами во время годичных праздников и всяких торжеств

по тому или иному поводу".

Во время одной из таких годичных церемоний, при которой присутствовал

Катлен, роль первого, или единственного, человека (Ну-мохк-мук-а-нах),

спасшегося от потопа, разыгрывал лицедей, одетый в белые волчьи шкуры, на

голове у него был пышный убор, а в левой руке - большая трубка. Придя в

деревню из прерии, лицедей подошел к таинственному, или магическому,

помещению, которое круглый год оставалось крепко запертым, так как было

предназначено исключительно для совершения именно этих религиозных обрядов.

Открыв священное сооружение, лицедей начал обходить всю деревню; он

останавливался перед каждой хижиной и кричал до тех пор, пока не выходил

оттуда хозяин и не спрашивал его, кто он такой и зачем пришел. На этот

вопрос лицедей отвечал рассказом о печальной катастрофе, происшедшей на

земле вследствие разлива вод; говорил, что он был единственным человеком,

спасшимся от всеобщего бедствия; что он причалил свою "большую лодку" к

высокой горе на западе, где он и сейчас живет; что он явился открыть

магическое помещение, куда владельцем каждого вигвама должен быть

представлен дар в виде острого орудия, которое надлежит принести в жертву

воде, потому что, говорил он, "если этого не сделать, то наступит новый

потоп, от него никто не спасется; большая же лодка была сделана именно с

помощью таких орудий". Обойдя таким образом в течение дня все вигвамы

деревни и получив от каждого вигвама топор, нож либо другой какой-нибудь

острый предмет, он все эти предметы сложил в таинственном помещении, где они

оставались до наступления вечера в последний день праздника, когда в виде

заключительного обряда их бросали с тридцатифутовой высоты берега в глубокий

омут реки в присутствии всего населения деревни; "отсюда их никогда нельзя

будет достать, и здесь они, без сомнения, станут достоянием водяного духа".

Одним из обрядов, совершаемых в этот весенний праздник манданов, был танец

быков;

плясали наряженные бизонами люди, что должно было обеспечить обильный

приплод бизонов на предстоящий год. Потом молодые люди в том же таинственном

помещении добровольно подвергали себя мучительным пыткам, как бы посвящая

себя великому духу. Насколько, однако, эти странные и жуткие обряды были

связаны с поминанием великого потопа, трудно судить на основании имеющихся в

нашем распоряжении источников.

Описанный манданский праздник назывался О-ки-па, и "строгое соблюдение

из года в год его ритуала связывалось в представлении невежественного и

суеверного народа не только с принятыми развлечениями, но и с насущными

потребностями людей. Ибо предания, заменявшие дикарям историю, внушили им

веру в то, что исполнение этих оригинальных обрядов сулит людям достаточный

для пропитания приплод бизонов и что всякое отступление от ритуала и

жертвоприношений воде грозит им повторением того великого бедствия, которое

некогда, по преданию, истребило весь род людской, кроме одного лишь

человека, причалившего в лодке к какой-то высокой горе на западе. Предание

это, однако, не было исключительным достоянием манданского племени, ибо из

130 различных племен, посещенных мною в Северной, Южной и Центральной

Америке, не было ни одного, от которого я не услышал бы ясного или смутного

предания о такой же точно катастрофе; во всех преданиях то один, то три, то

восемь человек спаслись от воды на вершине высокой горы. Некоторые из этих

племен - у подножия Скалистых гор, в равнинах Венесуэлы или в пампасах

Сакраменто в Южной Америке - ежегодно совершают паломничество к пресловутым

вершинам, где некогда допотопные люди спаслись в лодках или иным способом, и

под руководством своих магов обращаются с молитвами и жертвоприношениями к

великому духу, прося его избавить их впредь от подобной катастрофы".

У индейцев племени чироки существует, как говорят, предание, что вода

некогда разлилась по земле и все люди утонули, кроме одной семьи. Собака

предупредила своего хозяина о наступлении бедствия. Чуткое животное

ежедневно приходило на речной берег и, не отрывая глаз от воды, жалобно

выло. Когда хозяин стал ругать собаку и гнать домой, она заговорила

человеческим языком, предостерегая его от опасности. "Ты должен соорудить

лодку, - сказала она, - и снести туда все, что желаешь спасти, потому что

приближается большой дождь, который затопит страну". В заключение собака еще

прибавила, что для своего спасения хозяин должен бросить ее в воду, и в

удостоверение истинности всего ею сказанного предложила ему посмотреть на ее

затылок. И действительно, взглянув, он увидел, что затылок у собаки

совершенно голый, без шерсти и шкуры, так что кость и мясо выступают наружу.

Тут человек поверил и послушался своей верной собаки, благодаря чему и

спасся вместе с семьей. От этих-то людей произошло по прямой линии все

современное человечество.

Сказания о великом потопе, сходные между собой в некоторых деталях,

широко распространены среди индейцев обширной алгонкинской ветви. Так,

делавары из алгонкинского племени, жившего возле залива Делавэр,

рассказывали о потопе, затопившем всю землю, от которого уцелело несколько

человек. Они спаслись на спине черепахи, столь старой, что панцирь ее был

покрыт мохом, как берег небольшой речки. Плывя таким образом, одинокие и

беспомощные, они увидели пролетавшего мимо них нырка и попросили его нырнуть

в воду и достать со дна немного земли. Птица нырнула, но не смогла достать

дна. Затем она улетела далеко в сторону и вернулась с комочком земли в

клюве. Черепаха поплыла за птицей к тому месту, где та разыскала сушу. Здесь

люди осели и Монтанье - группа индейских племен в Канаде, принадлежащая к

той же алгонкинской ветви, - рассказывали одному из первых иезуитских

миссионеров, что некое могущественное существо, которое они называли Мессу,

воссоздало мир после того, как он был разрушен великим потопом. По их

словам, Мессу пошел однажды на охоту, его волки, которые заменяли ему собак,

вошли в озеро, откуда больше не возвратились. Мессу тщетно искал их повсюду,

пока птица не сказала ему, что видела волков, затерявшихся на середине

озера. Он пошел вброд по воде, чтобы выручить волков, но озеро разлилось,

покрыло землю и разрушило весь мир. Пораженный случившимся, Мессу послал

ворона отыскать ком земли, чтобы из него воспроизвести сушу, но ворон нигде

не мог достать земли. Тогда Мессу послал выдру, которая бросилась в воду, но

ничего оттуда не принесла. Наконец, Мессу отправил выхухоль, которая

принесла горсть земли; из нее-то Мессу воссоздал землю, на которой мы живем.

Он метал стрелы в стволы деревьев, и стрелы превращались в ветви; он

отомстил тем, кто задержал его волков в озере. Выхухоль он взял себе в жены

и прижил с ней детей, которые вновь заселили мир.

В этой легенде не содержится никакого упоминания о людях, и если бы в

ней не фигурировали животные, то можно было бы подумать, что потоп, о

котором здесь идет речь, случился тогда, когда еще не было жизни на земле.

Однако двумя столетиями позже другой католический миссионер рассказывал, что

монтанье с берегов Гудзонова залива имеют предание о великом потопе, который

залил землю и от которого спаслись на плавучем острове четыре человека

вместе с животными и птицами. А еще один католический миссионер излагает

более подробную монтанийскую легенду следующим образом. Бог, разгневавшись

на великанов, велел человеку построить большую лодку. Человек послушался, и,

как только он сел в лодку, вода поднялась со всех сторон, а вместе с водой

стала подниматься и лодка, пока земля совсем не исчезла из глаз. Не видя

вокруг себя ничего, кроме прибывающей воды, и изнывая от тоски, человек

бросил в волны выдру, которая нырнула и вернулась назад с горсточкой земли.

Человек взял в руку принесенную землю и стал дышать на нее, отчего она

тотчас же начала расти. Тогда он положил ее на поверхность воды,

поддерживая, чтобы она не погрузилась в воду. Земля продолжала расти,

превратилась в остров, и человек захотел узнать, достаточно ли он велик,

чтобы можно было жить на нем. Для этого он выпустил на остров оленя, который

быстро обежал кругом и вернулся к человеку; отсюда последний заключил, что

земля еще мала, и стал снова дуть на нее до тех пор, пока не появились на

ней горы, озера и реки. Тогда он высадился на остров.

Тот же самый миссионер приводит легенду о потопе, существующую у

племени кри в Канаде, также принадлежащего к алгонкинской ветви. Но эта

легенда носит явные следы христианского влияния, потому что в ней человек

посылает из лодки сперва ворона, а потом дикого голубя. Первая птица не

вернулась и за ослушание была превращена из белой в черную. Голубь же

вернулся с илом на лапках, из чего человек заключил, что земля высохла, и

высадился из лодки.

Подлинная древняя алгонкинская легенда о потопе, насколько известно,

была впервые полностью записана неким Маккензи, долго жившим в молодости

среди индейцев солто, или чиппева, составляющих крупную и могучую ветвь

алгонкинского племени. Он сообщил это предание в середине XIX в. лейтенанту

британского флота Гуперу. Содержание легенды в общих чертах таково.

Жили некогда на свете несколько индейцев, среди них один великий

чародей, по имени Вис-кай-чах. С ними жил также волк с двумя сыновьями,

которые были на дружеской ноге с людьми. Вис-кай-чах называл старого волка

братом, а волчат - племянниками; чародей всех вообще животных признавал

своими родственниками. Наступила зима, и их стал донимать голод. Помышляя о

том, как раздобыть пищу, старый волк объявил, что решил покинуть вместе с

детьми общество людей. Вис-кай-чах вызвался составить ему компанию, и все

четверо ушли. Вскоре они напали на след оленя. Старый волк и чародей Вис

(как мы будем звать его для краткости) остановились передохнуть, а волчата

стали преследовать оленя и долго не возвращались. Тогда Вис со старым волком

пошли их разыскивать и скоро увидели на снегу следы крови, из чего

заключили, что олень убит. Когда они затем догнали волчат, то оленя уже не

оказалось на месте, так как волчата его съели. Волки попросили Виса

раздобыть огонь, и когда он это сделал, то увидел, что олень весь лежит

перед ним полностью восстановленный и уже рассеченный на четыре части, а

каждая часть разрезана на куски. Волчата разделили добычу на четыре порции,

причем один из них взял себе язык, другой - верхнюю губу; то и другое

считалось наиболее вкусными частями животного. Вис сердито заворчал, и

волчата отдали ему свои лакомые куски. Когда от оленя ничего не осталось, то

один волчонок объявил, что приготовит костный жир, для чего нужно мелко

раздробить кости и сварить их. Но скоро истощилась и эта пища, и все опять

стали голодать. Тогда было решено снова разойтись. На этот раз старый волк

ушел с одним из своих сыновей, а Вис с другим волчонком стали охотиться

вместе.

Здесь предание расстается со старым волком и обращается к судьбе Виса и

его племянника, одного из двух волчат. Волчонок убивал оленей и приносил их

в своем желудке домой, где по-прежнему изрыгал их тотчас по возвращении с

охоты. Наконец он объявил дяде, что больше ловить не может и Вис просидел

всю ночь напролет, приготовляя снадобья и занимаясь колдовством. На

следующее утро он велел племяннику пойти на охоту и предупредил, что перед

каждой ложбиной или ямой необходимо соблюдать осторожность и, прежде чем

прыгнуть, следует перекинуть через них хворостину иначе непременно случится

беда. Волчонок вышел из дома; но, преследуя оленя, забыл дядины наставления

и, желая перескочить через реку, упал прямо в воду, где его убили и сожрали

водяные рыси. Что за зверь такой водяная рысь, этого рассказчик не

объясняет. Но не будем на этом останавливаться. Как бы то ни было, волчонок

был убит, и какие-то звери сожрали его. Прождав долго своего племянника, Вис

пошел искать его. Подойдя к тому месту, где волчонок прыгнул, чародей

догадался, что тот не послушался его советов и упал в реку. Тут он заметил

зимородка, который сидел на дереве и пристально смотрел в воду. На вопрос

Виса, что так привлекло ее внимание, птица ответила, что она глядит на шкуру

его племянника-волчонка, из которой водяные рыси сделали циновку,

разостланную у дверей их дома, ибо мало того, что они убили и сожрали

племянника, эти жестокие звери еще надругались над телом убитого, так

употребив его шкуру. Исполненный благодарности к птице за ее сообщение, Вис

подозвал к себе зимородка, расчесал ему волосы на голове и стал завивать его

перья на шее; но птица улетела, не дав ему кончить. Вот почему до сих пор у

зимородков остался только хохолок на затылке. Прежде чем улететь, птица на

прощание объяснила Вису, что водяные рыси часто выходят на берег полежать на

песке и что если он хочет отомстить им, то ему нужно обернуться колодой у

самого того места и лежать совершенно неподвижно, сколько бы ни старались

столкнуть его с места лягушки и змеи, которым водяные рыси, наверное,

прикажут это сделать. С этими наставлениями Вис возвратился в свой шалаш и

принялся снова за колдовство; он также приготовил все необходимое и, между

прочим, большую лодку, которая могла бы вместить всех животных, не умеющих

плавать.

Еще до рассвета Вис закончил приготовления и посадил в лодку всех

упомянутых животных. Потом он стал грести по направлению к рысям и, укрыв

лодку за мысом, высадился, обернулся колодой и в таком преображенном виде

стал дожидаться появления водяных рысей. Вскоре выползла из реки черная рысь

и легла на песок, за ней серая и, наконец, белая рысь, убившая волчонка,

высунула голову из воды, но, заметив колоду, насторожилась и крикнула

сестрам, что никогда раньше не видала на этом месте колоды. Те отвечали

беззаботно, что колода, вероятно, всегда здесь лежала; однако осторожная

белая рысь, чуя недоброе, послала лягушек и змей убрать колоду. Вису

пришлось выдержать упорную борьбу, чтобы удержаться неподвижно на месте, но

он преуспел в этом; белая рысь оставила всякие подозрения и улеглась наконец

спать на песке. Подождав немного, чародей принял свой обыкновенный вид,

достал свое копье и тихонько подполз к белой рыси. Зимородок заранее

предупредил его, чтобы он нанес удар по тени животного, иначе он наверняка

промахнется, однако Вис сгоряча забыл об этом и, ударив рысь прямо по телу,

промахнулся. Животное бросилось в воду, но Вис, прицелившись на этот раз в

тень, тяжело ранил рысь. Однако животному удалось скрыться в воде, другие

две рыси последовали за ним. В одно мгновение вода вспенилась и начала

подниматься, а Вис изо всех сил бросился бежать к лодке. Вода продолжала

прибывать, пока не затопила всю страну с деревьями и холмами. Лодка поплыла

по воде, и Вис стал подбирать животных, которые из последних сил держались

на воде.

Но во время своих колдовских действий по случаю предстоящей великой

катастрофы Вис упустил из виду одно условие, необходимое для восстановления

мира после потопа. У него не было ни одного комка земли, которым он мог бы

воспользоваться как ядром, чтобы вновь создать сушу среди водной пустыни. И

теперь Вис стал искать кусочек земли. Он привязал веревку к ноге нырка,

велел ему спуститься в пучину вод и во что бы то ни стало достать до дна,

хотя бы для этого тому пришлось погибнуть. "Потому что, - сказал он птице, -

если ты даже утонешь, не велика беда: мне нетрудно будет вернуть тебя к

жизни". Ободренная таким обещанием, птица ринулась в воду, точно брошенный

камень, потянув за собою веревку. Когда веревка перестала опускаться, Вис

вытащил ее из воды, привязанная птица оказалась мертвой. Возвращенный

надлежащим образом к жизни, нырок рассказал Вису, что не нашел дна. Потом

Вис послал выдру с тем же поручением, но выдру постигла та же участь, что и

нырка. Тогда Вис отправил бобра, который тоже утонул, но был колдуном

оживлен известным ему способом и сообщил, что видел верхушки деревьев, но

глубже спуститься не мог. Наконец, Вис пустил в воду крысу, привязанную к

камню. Крыса и камень погрузились в воду, но веревка скоро ослабла. Вис

вытащил веревку и на конце ее увидел мертвую крысу, сжимающую в когтях

горсть земли. Теперь Вис имел все, что ему нужно было. Он оживил крысу и,

размяв и высушив принесенную ею землю, стал дуть на нее до тех пор, пока она

не разрослась до больших размеров. Полагая, что теперь имеется достаточно

суши, Вис послал на разведку волка, который скоро вернулся и доложил, что

мир еще невелик. Вис опять дул на землю долгое время и потом послал ворону.

Видя, что ворона не возвращается, Вис понял, - что земля теперь стала

обширна и места хватит всем. Тогда он вместе с животными высадился из лодки.

Другая, более краткая версия того же предания - с незначительными вариациями

- была записана среди индейцев оджибве на юго-востоке Онтарио. Версия эта

такова. Некий Ненебоджо жил со своим братом в лесу. Ежедневно он уходил на

охоту, а брат оставался дома. Возвратившись однажды вечером с охоты, он не

застал брата и пошел искать его, но нигде не мог найти. На следующее утро он

снова отправился на розыски. Проходя по берегу озера, он вдруг увидел

зимородка, который сидел на свесившейся над водой ветке дерева и внимательно

глядел в воду под веткой. "Почему ты так пристально смотришь?" - спросил

Ненебоджо. Но птица притворилась, что не слышит. Тогда Ненебоджо снова

сказал: "Если ты поведаешь мне, на что ты смотришь, то я сделаю тебя

красивой птицей; я раскрашу твои перья". Зимородок охотно согласился на это

предложение и, лишь только Ненебоджо раскрасил ему перья, сказал: "Я смотрю

на брата Ненебоджо, которого водяные духи убили, а из кожи его сделали

завесу для дверей". Ненебоджо спросил: "Где эти водяные духи выходят на

берег, чтобы погреться на солнце?" Птица ответила: "Они всегда греются на

солнце вон там у бухты, где песок бывает совершенно сухой".

Ненебоджо решил отправиться к бухте и там при первом удобном случае

убить водяных духов. Прежде всего он задумался над тем, какой ему следует

принять образ, чтобы застигнуть их врасплох. Он решил: "Лучше всего мне

обернуться старой гнилой колодой". Сказано - сделано. Ненебоджо всегда имел

при себе длинный посох; посредством этого посоха он и преобразился. Когда

духи вышли из воды погреться на солнце, то один из них, заметив колоду,

сказал своему товарищу: "Я раньше никогда не видел колоды на этом месте; не

думаю, чтобы это был Ненебоджо". Тот отозвался: "Конечно, я и раньше видел

здесь эту колоду". Тогда третий дух подошел к колоде, чтобы посмотреть, в

чем дело. Он отломал кусок колоды и увидел, что она гнилая. Тут все духи

успокоились и легли спать. Когда Ненебоджо показалось, что все они спят

крепким сном, он ударил их палицей по голове. И вдруг видит: вода в озере

поднимается. Он пустился бежать, но волны преследовали его. Зеленый дятел,

попавшийся навстречу, показал ему дорогу к горе, где росла большая сосна.

Ненебоджо взобрался на дерево и стал делать плот. Когда плот был готов, то

вода дошла Ненебоджо до шеи. Тогда он взял с собой на плот по паре животных

от всех пород, какие тогда существовали, и поплыл с ними.

Проплыв некоторое время по течению, Ненебоджо подумал про себя:

"Наверное, вода уже никогда не спадет, так не лучше ли мне создать землю

вновь". И вот он велел выдре нырнуть в воду и достать со дна немного земли;

но выдра вернулась ни с чем. Затем он послал с той же целью бобра, но опять

понапрасну. После этого он дал такое же поручение выхухоли, которая

вернулась на поверхность воды с крепко сжатыми когтями. Разжав когти у

зверя, Ненебоджо нашел в них несколько песчинок, да еще немного их оказалось

в пасти выхухоли. Тогда он собрал вместе все найденные песчинки, высушил их

и сдул в воду с помощью рога, которым обыкновенно созывал животных. И

песчинки образовали остров. Ненебоджо увеличил остров и выслал ворона

посмотреть, каковы его размеры. Но ворон больше не вернулся, и Ненебоджо

решил послать сокола, самую быстрокрылую из всех птиц. Скоро сокол вернулся

и на вопрос, не встретил ли он где-нибудь ворона, ответил, что видел его на

берегу пожирающим трупы. Тогда Ненебоджо сказал: "Отныне у ворона не будет

иной пищи, кроме той, что он украдет". Еще через некоторое время Ненебоджо

отправил северного оленя узнать, велик ли остров. Олень вскоре вернулся и

рассказал, что остров еще недостаточно велик. И Ненебоджо снова стал сдувать

песок в воду, пока не сотворил всю землю.

"Черноногие" индейцы, другое алгонкинское племя, кочевавшее по

восточным склонам Скалистых гор и в прериях у их подножия, сохранили

аналогичное предание о доисторическом великом потопе. "В начале веков, -

говорят они, -вся земля была покрыта водой и Старец плыл по ее поверхности

Дата добавления: 2015-08-27