Глава XXXIII лондонская извозчичья лошадь

Имя моего нового хозяина было Джеремия Баркер, но поскольку все звали его просто Джерри, я тоже буду его так называть. Полли, его жена, могла бы составить счастье любого мужчины: пухленькая, опрятная, цветущая маленькая женщина с гладкими черными волосами, карими глазами и улыбчивым аккуратным ротиком. Мальчику было лет двенадцать – высокий, открытый, доброжелательный паренек; а маленькая Дороти (они ее звали Долли) была копией своей матери, только восьми лет от роду. Было очень приятно видеть, как все они любят друг друга. Ни до, ни после того я не встречал такой счастливой и веселой семьи. У Джерри была собственная пролетка и две лошади; и правил, и ухаживал за ними он сам. Вторая его лошадь звалась Капитаном – это был высокий, белый, довольно широкий в кости конь. Когда мы познакомились, Капитан был уже в возрасте, но в молодости, видно, смотрелся великолепно, впрочем, он сохранил горделивую посадку головы и манеру выгибать шею; он был до кончиков ушей породистым, хорошо воспитанным, благородным старым конем. Я слышал, что в юности он участвовал в Крымской кампании – принадлежал кавалерийскому офицеру и обычно шел впереди эскадрона. Потом я расскажу об этом подробнее.

На следующий день, когда меня вымыли и вычистили, Полли и Долли явились на конный двор поближе познакомиться и подружиться со мной. Хэрри, с раннего утра помогавший отцу, выразил свое мнение обо мне коротко: «Классный парень!» Полли принесла мне кусочек яблока, а Долли – краюшку хлеба, и они восхищались мною так, словно я был прежним Черным Красавчиком. Какое наслаждение снова чувствовать себя обласканным и слышать нежный голос, обращенный к тебе, – я изо всех сил старался тоже показать им свое дружелюбие. Полли нашла, что я очень красив и отлично смотрелся бы в упряжке, если бы не мои ободранные колени.

– Конечно, мы никогда не узнаем, кто в этом виноват, – сказал Джерри, – но пока я этого не знаю, я буду считать, что не он, потому что не ездил еще на лошади с более твердым и осторожным шагом. Мы назовем его Джек в честь нашего старого коня. Не возражаешь, Полли?

– Давай, – ответила она, – я тоже не хочу, чтобы доброе имя исчезло.

Капитан все утро ходил в упряжке. Хэрри, вернувшись из школы, пришел накормить и напоить меня, и после обеда настала моя очередь. Джерри так старался, чтобы хомут и уздечка не причиняли мне неудобств, что я вспомнил Джона Мэн ли. Когда шлея была ослаблена на одну или две дырочки, я почувствовал себя и вовсе прекрасно. Не было ни подбрюшника, ни подгубника – ничего, кроме обычной круговой уздечки. Какое блаженство!

Проехав через боковую улочку, мы очутились на извозчичьей стоянке, где Джерри прошлым вечером приветствовал Хозяина. По одну сторону этой широкой улицы стояли высокие дома с великолепными витринами, по другую – старинная церковь с палисадом, обнесенным чугунной оградой. Вдоль нее-то и вытянулась цепочка пролеток в ожидании пассажиров. Неподалеку на земле лежали кучки соломы, стояла вода. Некоторые возницы, собравшись вместе, беседовали, другие сидели на козлах своих экипажей и читали газеты, третьи кормили сеном и поили лошадей. Мы присоединились к очереди, встав в хвост. Двое или трое извозчиков подошли и, осмотрев меня, стали отпускать замечания.

– Очень подходит для похорон, – сказал один.

– Слишком уж он хорош на вид, – глубокомысленно качая головой, заметил другой. – В один прекрасный день ты обнаружишь в нем какой-нибудь скрытый порок, не будь я Джонс.

– Ну, что ж, – спокойно ответил Джерри, – выискивать его специально я не собираюсь, пока сам не обнаружится. Поберегу нервы.

Затем пришел широкоплечий мужчина, одетый в серый плащ с широкой серой пелериной и большими белыми пуговицами, серую шляпу и синий шерстяной шарф, свободно обернутый вокруг шеи; волосы у него тоже были серыми от седины, но при этом он производил впечатление весельчака, и все расступились, давая ему дорогу. Он осмотрел меня с ног до головы, словно приценивался, а затем выпрямился и с широкой улыбкой объявил:

– Этот конь – как раз то, что тебе нужно, Джерри; я не спрашиваю, сколько ты за него дал, но он того стоит.

Таким образом, моя персона получила официальное признание.

Фамилия этого человека была Грант, но все звали его Серый Грант или Хозяин Грант. Он был местным старейшиной и брал на себя труд улаживать ссоры и мирить приятелей. В целом это был добродушный и благоразумный человек, но если Серый Грант выходил из себя, что случалось, когда он выпивал лишнего, все старались держаться подальше от его кулака, зная, сколь он тяжел.

Первая неделя службы в качестве извозчичьей лошади оказалась очень утомительной. Я никогда прежде не бывал в Лондоне, и шум, коловращение, а главное – сонмы лошадей, людей и экипажей, между которыми приходилось лавировать, прокладывая себе путь, нервировали и изматывали меня. Но вскоре я понял, что могу полностью положиться на своего возницу, расслабился и успокоился.

Джерри был самым лучшим кучером из всех, кого я знал, и – что еще важнее – заботился о своих лошадях, как о себе самом. Скоро он уже не сомневался, что я трудолюбив и старателен, и никогда не хлестал меня кнутом, разве что я чувствовал, как кончик кнута легко скользит у меня по спине, что означало: пора трогать. Вообще-то я ощущал это уже по тому, как он поднимал вожжи, а его кнут можно было гораздо чаще видеть заткнутым за пояс, чем занесенным над головой.

Через короткий промежуток времени мы с хозяином идеально понимали друг друга. В конюшне все было устроено для нашего удобства. Стойла были, правда, сооружены по старой моде – с наклоном, но с тыльной стороны стойл имелись две подвижные перекладины: ночью, когда мы отдыхали, достаточно было поднять их – и можно снимать с нас уздечки и позволить поворачиваться и стоять как заблагорассудится. Это большое удобство.

Джерри содержал нас в образцовой чистоте, по мере возможности разнообразил наш рацион и всегда досыта кормил. И это еще не все. У нас было вдоволь чистой, свежей воды, которую он позволял оставлять в доступном для нас месте круглые сутки, кроме, разумеется, моментов, когда мы были разгорячены. Некоторые считают, что лошади нельзя давать пить столько, сколько ей вздумается, но я знаю, что если нам позволяют пить, когда хочется, мы за раз выпиваем совсем немного, и это гораздо полезнее, чем заглатывать сразу по полведра после того, как вконец измучаешься жаждой и почувствуешь себя несчастным. Некоторые конюхи преспокойно отправляются домой пить пиво, оставив лошадей жевать сухое сено и овес. После этого лошадь, разумеется, залпом выпивает слишком много воды, а это вредно, ибо ничто так не сбивает дыхание и не леденит кишки.

Но самое замечательное, что у нас там было, – это выходные по воскресеньям. Мы столько работали в течение недели, что, не будь этих дней, не знаю, как бы мы и справлялись. К тому же воскресенье было для лошадей временем приятного общения друг с другом. В один из таких дней я и услышал историю моего напарника.

Дата добавления: 2015-08-27