Синтаксис любви 5 страница

И все это для того, чтобы нравиться, иметь успех, быть обаятельной! Она просыпа- лась каждое утро с единственной мыслью: «Нравиться!» И это было целью и смыслом ее жизни. Если бы я сказал ей, что на такой-то улице в таком-то доме живет человек, кото- рому она не нравится, то это заставило бы ее серьезно страдать...

Часто, глядя, как она спит, или ест, или старается придать своему взгляду наивное выражение, я думал: для чего же даны ей богом эта необыкновенная красота, грация, ум? Неужели для того только, чтобы валяться в постели, есть и лгать, лгать без конца? Да и была ли она умна? Она боялась трех свечей, тринадцатого числа, приходила в ужас от сглаза и дурных снов, о свободной любви, и вообще, о свободе толковала, как старая богомолка, уверяла, что Болеслав Маркевич лучше Тургенева. Но она была дьявольски хитра и остроумна, и в обществе умела казаться очень образованным, передовым челове- ком.

Ей ничего не стоило даже в веселую минуту оскорбить прислугу, убить насекомое; она любила бои быков, любила читать про убийства и сердилась, когда подсудимых оп- равдывали.

Я находился в положении того жадного, страстного корыстолюбца, который вдруг открыл бы, что все его червонцы фальшивы. Чистые, грациозные образы, которые так долго лелеяло мое воображение, подогреваемое любовью, мои планы, надежды, мои вос- поминания, взгляды мои на любовь и женщину — все это теперь смеялось надо мной и показывало мне язык.»

Как мы знаем, клясться Чехову в любви Мизинова начала лишь много лет спустя окончания их романа, а в остальном рассказ «Ариадна» безукоризненно точен, причем, в нем с поразительной полнотой воспроизведена не просто отдельная личность, но тип

«дюма» в его женской ипостаси, тип очаровательной хищницы. Верно в нем и то, что, будучи чувственны и чувствительны, женщины этого типа в глубине своего существа совершенно холодны и в силу своей 3-й Воли скорее жаждут любви, чем способны на это чувство. Однако игра их в любовь безукоризненна, и, как сказано в рассказе, только

«нервность», «чуткость» рафинированной 3-й Эмоции Чехова позволили ему почувство- вать колодезную температуру подкладки, обращенных на него якобы горячих чувств.

Но вернемся к хронологии. Не дождавшись от Чехова открытого и прямого призна- ния в любви, Лика «с досады» и чтобы подтолкнуть события, начала демонстративно флиртовать с Левитаном. Чехов, для которого такой стиль отношений был совершенно неприемлем, смертельно оскорбился и сделался еще холодней. Правда, спустя некоторое время, видимо, произошло объяснение, и отношения восстановились. Они даже собра- лись вместе поехать на Кавказ, но поездка расстроилась. И с этого момента начался закат их любви, они дали друг другу все, что могли. Вдоволь намучившись, усталые, опусто- шенные, они обменялись прощальными полупризнаниями. Чехов писал: «В Вас, Лика, сидит большой крокодил, и, в сущности, я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое Вы укусили. Дальше, дальше от меня! Или нет, Лика, куда ни шло: позвольте моей голове закружиться от Ваших духов и помогите мне крепче затянуть ар- кан, который Вы уже забросили мне на шею.

Воображаю, как злорадно торжествуете и как демонски хохочете Вы, читая эти строки... Ах, я, кажется, пишу глупости. Порвите это письмо. Извините, что письмо так неразборчиво написано, и не показывайте его никому. Ах, ах!» Лика отвечала: «А как бы я хотела (если бы могла) затянуть аркан покрепче! Да не по Сеньке шапка! В первый раз в жизни мне так не везет!» Дальше их пути окончательно разошлись. Но оба до конца дней хранили и благодарную память друг о друге, и скорбь о разлуке.

Может показаться, что роман между Чеховым и Мизиновой следует отнести к раз- ряду неудачных. Так считали все: люди, их хорошо знавшие, исследователи чеховского творчества — спорили лишь о том, кто виноват, кто любил, а кто не откликнулся на чув- ство. И были неправы. Ошибка заключается в том, что к удачным принято относить лишь те романы, что заканчиваются законным браком, благополучно тянущимся до гробовой доски. Но это заблуждение. Любовь — удача, когда она плодотворна, когда она обогаща- ет, все остальное — от лукавого. И роман между Чеховым и Мизиновой — наглядный тому пример.

К сожалению, каких-либо свидетельств значительных перемен, произошедших под влиянием Чехова во внутреннем мире Лики Мизиновой, история для нас не сохранила. Но сам факт ее, пусть запоздалого, открытого признания Чехову в любви говорит о мно- гом, о том, что их знакомство не прошло для Мизиновой даром, придало ей так не хва- тавшей прежде решительности, укрепило колеблемый 3-й Волей дух.

Что касается свидетельств глубоких перемен в душе Чехова, вызванных Ликой, то их наберется великое множество, не меньше тома. Специалисты обратили внимание, что к середине 90-х годов, т.е. ко времени заката их романа, у Чехова наступил качественно новый период творчества, прорезался новый голос. Но нас в данном случае интересует не столько то, что этот период освящен необычайно глубокими и сильными творениями, а прежде всего то, что под пером писателя бурно и широко зазвучала практически запрет- ная для 3-й Эмоции — ТЕМА ЛЮБВИ. Однажды Чехов настолько преодолел свою эмо- циональную скованность, что даже вынес слово «любовь» в заголовок («О любви»). Та- кой заголовок для 3-й Эмоции — верх свободы чувств, и поставь Чехов после слова «лю- бовь» восклицательный знак, ему можно было бы приписать 1-ю Эмоцию. В этот период, кроме «О любви», написаны «Дом с мезонином», «Ариадна», «Дама с собачкой», «Чай- ка». Под новую для себя тему Чехов даже коренным образом переделал почти написан- ные «Три года», наполнив любовной проблематикой произведение, прежде целиком по- священное сценам из купеческого быта.

Исследователи обычно соотносили с Мизиновой в творчестве Чехова лишь то, что в

«Чайке» или «Ариадне» напрямую связывалось с ее биографией или чертами характера. Но в действительности ее влияние было неизмеримо значительней. Лика — не сказать открыла для Чехова тему любви, она ему ее «разрешила». Именно благодаря Лике он смог заговорить не только о чувствах, вызванных непосредственно ею, но и о своих увле- чениях, предшествовавших и последовавших за их романом (письма Чехова к жене — наглядное тому подтверждение).. Силой своей процессионной и нормативной 2-й Эмоции Мизинова, конечно, не научила Чехова чувствовать, но разжала сведенный 3-й Эмоцией рот, научила открыто, естественно и громко говорить о своих переживаниях. А для обла- дателя 3-й Эмоции — это наибольший и драгоценнейший дар.

* * *

Надеюсь, усвоив, почему именно «агапэ» — самый перспективный и плодотворный вид любви, читатель, очевидно, должен задаться вопросом: как, при перекрестье процес- сионных функций, должны стоять результативные функции, чтобы «агапэ» могло дать наибольший эффект? Вопрос этот не праздный, потому что для достижения подлинной гармонии мало заживления язвы по Третьей функции, необходимо, чтобы при этом мак- симально реализовывались результативные функции.

Чтобы понять, какое положение результативных функций наиболее благоприятно при «агапэ», обратимся к истории второго брака Бориса Пастернака. Опыт данного брака дал отчасти отрицательный результат, но, как это бывает в науке, отрицательный резуль- тат в этом случае оказался не менее выразительным, чем положительный. Еще более ин-

тересен второй брак Пастернака тем, что на его примере можно проследить некоторые психотипические закономерности смены партнеров.

Надеюсь, сказанное прежде о первом браке Пастернака еще не забыто, поэтому сра- зу приведу схему отношений между супругами, только на этот раз не в паре, а в тре- угольнике, составленном из соотношений функций самого поэта, его первой (Евгении Пастернак) и второй (Зинаида Пастернак) жены:

«ахматова» «пастернак» «пушкин»

(Е.Пастернак) (Б.Пастернак) (З.Пастернак)

1) Воля 1) Эмоция 1) Эмоция

2) Эмоция 2) Воля 2) Физика

3) Логика 3) Физика 3) Воля

4) Физика 4) Логика 4) Логика

Даже мимолетный взгляд на схему подсказывает, что и на что менял Пастернак, разводясь в одном случае и вступая в брак в другом. Низкостоящая Логика и высоко- стоящая Эмоция и после первого брака остались для поэта привлекательны. Коренным образом переменилось его отношение к проблеме взаимодействия по процессионным функциям: Физике и Воле. Одним словом, «псевдофилия» первого брака у Пастернака сменилась «агапэ» с тождеством по результативным функциям. И трудно не заподозрить, что в этой смене была своя закономерность.

Объясняя истоки своей привязанности к Зине, поэт как-то написал: «Она так же глупа, нелепа и первоэлементарна, как я. Так же чиста и свята при совершенной испор- ченности, так же радостна и мрачна.» Казалось, Пастернак воспринимал свою вторую жену как существо психологически тождественное себе и был, надо сказать, не далек от истины. Результативные функции у них действительно стояли одинаково, а перекрестье по процессионным, при разнице в ценностях, давало долгосрочную общность интересов. Именно это перекрестье привлекло их друг к другу и удержало вместе до гроба.

Кто бы ни писал об этом браке, все сходились на том, что Пастернака к Зинаиде Николаевне привлекла ее 2-я Физика. Анна Ахматова ядовито замечала по этому поводу:

«Все кругом с самого начала видели, что она груба и вульгарна, но он не видел, он был слепо влюблен. Так как восхищаться решительно нечем было, то он восхищался тем, что она сама моет полы...» Иначе по тону, но о том же писал сын Пастернака в «Материалах для биографии» отца: «Зинаида Николаевна Нейгауз была немногословна. На ней лежала забота о семье, о двух сыновьях, старшему из которых шел пятый, а младшему было три года. Генрих Густавович (Нейгауз — первый муж З.Пастернак, знаменитый музыкант — А.А.) со странной гордостью повторял, что его практические способности ограничива- ются умением застегнуть английскую булавку, — все остальное делает Зина. Говорили, что в многострадальном Киеве времен гражданской войны она достала дрова, вытопила зал консерватории, убрала его и привезла рояль, чтобы устроить концерт Нейгауза, про- шедший с огромным успехом.

Заходя к брату на том же участке, Пастернак заставал ее в домашней работе — стирке белья, которое она затем крахмалила и гладила, мытье полов, стряпне. Он бро- сался помочь — натаскать воды из колодца, собрать и принести хворосту для плиты. Она отказывалась, говоря, что привыкла со всем справляться сама.

Приближался отъезд. Разъезжались не сразу. По воспоминаниям Зинаиды Никола- евны, под конец осталось две семьи — ее и Бориса Пастернака. Лошадей, чтобы ехать на станцию, должны были подать рано утром. Собирались ночью. У нее все уже было уло- жено, когда она пошла посмотреть, готовы ли Пастернаки. Евгения Владимировна бе- режно упаковывала написанные летом работы, Пастернак с аккуратностью, усвоенной еще в детстве, укладывал чемоданы. Времени оставалось в обрез. Она кинулась помогать

и без лишних рассуждений и предосторожностей решительно и быстро прикончила сбо- ры. Пастернак был в восхищении.

«Жизни ль мне хотелось слаще? Нет, нисколько; я хотел

Только вырваться из чащи Полуснов и полудел.

Но откуда б взял я силы, Если б ночью сборов мне Целой жизни не сместило Сновиденье в Ирпине?»

Восхищение Пастернака в «ночь сборов» легко объяснимо. Пластика 2-й Физики вообще очень привлекательна; не могут не радовать глаз ее быстрые, точные, ловкие движения. Вдвойне привлекательна она, когда ты сам мучительно переживаешь свою беспомощность, нескладность движений и когда рядом раздражает медленным небреж- ным копошением жена с 4-й Физикой. Думаю, и Зинаида Николаевна, на фоне спокойно- го потребительства своего мужа, оценила желание Пастернака, пусть без большой сно- ровки, но помочь ей. Одним словом, именно на бытовой почве завязался первый узелок их будущей прочной связи. Дальнейшая совместная жизнь лишь укрепила эту образован- ную на почве быта связь, и спустя почти тридцать лет после «ночи сборов» Пастернак писал «...Страстное трудолюбие моей жены, ее горячая ловкость во всем, в стирке, варке, уборке, воспитании детей создали домашний уют, сад, образ жизни и распорядок дня, необходимые для работы тишину и покой.»

Поскольку Физика стала у Пастернаков одним из двух главных компонентов вза- имного притяжения, то естественно, что заметную роль в их отношениях наряду с бытом сыграл секс. Пастернака поразил рассказ Зинаиды о том, как она, будучи еще гимназист- кой, три года сожительствовала со своим сорокапятилетним кузеном. Этот роман он позднее описал в «Докторе Живаго» как историю Лары и Комаровского. Чтобы понять природу странного внимания Пастернака к давнему эпизоду из жизни Зинаиды Никола- евны, необходимо отметить, что 3-я Физика при внешней брезгливости питает тайный постоянный и болезненный интерес к «пороку», т.е. попросту говоря, к открытому, есте- ственному выражению сексуальности. Оно влечет и пугает 3-ю Физику. Влечение в дан- ном случае возобладало, и жизнь со временем подтвердила правильность выбора Пастер- нака. Зинаида Николаевна легко, без жеманства и с удовольствием удовлетворила его вечный сексуальный голод, своим простодушным отношением к эротике, оздоровила его прежде болезненное отношение к этой сфере, что, правда, позднее обернулось многочис- ленными изменами мужа.

Вместе с тем, взаимодействие по Физике дарило супругам Пастернакам не только цветочки. Зинаида слишком серьезно относилась к деньгам, чтобы позволить мужу рабо- тать в стол, поэтому Пастернаку пришлось засесть за переводы, и нетрудно догадаться, что делалось это не без зубовного скрежета.

Добавляло напряжения по Физике еще и то обстоятельство, что Зинаида Николаев- на, как и все «пушкины», имела склонность к соленому словцу. Дело в том, что 2-я Физи- ка не предполагает цензуры в том, что касается физиологии человека, легко и прямо вы- сказывается по части самых интимных сторон жизни. Такой способ выражения был со- вершенно чужд 3-й Физике Пастернака и доводил его до того, что он начинал крыть жену

«паркетной бурей, побывавшей у парикмахера и набравшейся пошлости.»

Впрочем, как ни бунтовал Пастернак против литературной поденщины и соленых словечек, все полученное им от Зинаиды Николаевны безусловно и с лихвой искупало неудобства. Она насытила его неуемную сексуальность, обеспечила максимумом быто- вых удобств, приучила к столь необходимому ему физическому труду. Собратья по перу

с недоумением и оторопью часто заставали большого поэта, копающегося с женой в ого- роде или маринующего в ее обществе огурцы. Но на самом деле никакой позы в поведе- нии супругов не было, физическое взаимодействие являлось искренней и насущной по- требностью их натур.

Непросто складывались отношения и в сфере волевого взаимодействия. Свидетель- ства непосредственных участников драмы не сохранились и, возможно, их не было вовсе. Поэтому рискну проиллюстрировать отношения в семье Пастернака цитатами из жизни живших задолго до него людей.

Случилось так, что очень похожая ситуация сложилась в семье Александра Герце- на: его жена Наталья со своей 2-й Волей разлюбила 1-ю Волю самого Герцена и влюби- лась в 3-ю Волю поэта Гервега. Когда дело дошло до выяснения отношений между супру- гами, Наталья попыталась передать свои ощущения мужу следующим образом: «У тебя есть отшибленный уголок, и к твоему характеру это очень идет; ты не понимаешь тоску по нежному вниманию матери, друга, сестры, которая так мучит Гервега. Я его понимаю, потому что сама это чувствую... Он — большой ребенок, а ты совершеннолетний, его можно безделицей разогорчить и сделать счастливым. Он умрет от холодного слова, его надобно щадить... зато какой бесконечной благодарностью он благодарит за малейшее внимание, за теплоту, за участие.» То есть, вдоволь натерпевшись от сугубого индиви- дуализма, отчужденности («отшибленности»), глухоты 1-й Воли Герцена, 2-я Воля Ната- льи увидела в проявлениях 3-й Воли Гервега возможность взаимодействия. Попросту говоря, Наталья пожалела и пожалела того, кто в жалости нуждался. Недаром, в старину слова «любить» и «жалеть» были почти синонимами в русском языке. Родительской, взрослой 2-й Волей именно «жалел» Пастернак детскую 3-ю Волю Зинаиды Нейгауз и находил в этой жалости, в этом чувстве своеобразную отраду.

В том, что ее не бьют по больному, но жалеют и исправляют изломы души заклю- чалась отрада Зинаиды Нейгауз. Между нею и Пастернаком происходило тоже, что про- исходило между юным Пушкиным и первым его другом Пущиным. Пущин рассказывал:

«Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентричного существа среди людей. Не то чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль меж нами или поражал какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных; но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Это вело его к новым промахам, которые никогда не ускользают в школьных отношениях. Я, как сосед (с дру- гой стороны его нумера была глухая стена) часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня; тут я видел яс- но, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность, и это его волновало. Вместе мы, как умели, сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось. В нем была смесь излишней смелости с застенчивостью, и то и другое нев- попад, что тем самым ему вредило... Чтобы полюбить его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище.» Если вспомнить, что Зинаида Нейгауз принадлежала к роду

«пушкиных», то данная Пущиным картина легко и уверенно может быть перенесена на отношения ее с Пастернаком.

Зинаиде Николаевне безусловно импонировала спокойная вера в себя Пастернака, его решительность. Особенно обрадовала ее и одновременно испугала та решительность, с какой после взаимного объяснения в любви поэт взялся решать их будущую судьбу. Сначала он пришел к ее мужу, своему другу Генриху Нейгаузу и открыто обо всем ска- зал, после полностью открылся жене. Чего стоят такие объяснения, знают только те, кто их пережил. А что она? Она, по обыкновению 3-й Воли, расторопной на слова, но не на поступки, начала вилять; она лгала, отказывалась от своих слов, придумывала разные

варианты житься втроем, при которых можно было бы существовать, ничего не меняя. Он приносил на алтарь любви все что имел, она не то чтобы не хотела, но боялась положить на него хоть что-нибудь. Складывалась патовая ситуация, при которой Пастернак, по своей 2-й Воле, быстро пройдя свою долю пути, не брался принуждать Зинаиду пройти ее долю, а сама она, по своей 3-й Воле, на это не решалась. Дело шло к катастрофе. Раз- рушив свою семью, утратив веру в любовь своей новой подруги, Пастернак пытался по- кончить собой. По счастью, попытка не удалась. Период шатаний занял почти год и за- кончился совместным отъездом на Кавказ. Но даже за этот сравнительно короткий отре- зок многое в душе поэта было навек похоронено, и последующие измены, открытые вы- ражения неприязни по адресу жены во многом обуславливались тем, что он не понял и не простил ей шатаний начального периода их любви.

Письма Пастернака того периода дают наглядное представление об образе мысли 2- й Воли в столь критической ситуации. Вот отрывок из одного письма: «Если тебя сильно потянет назад к Гаррику (Нейгаузу — А.А.), доверься чувству. Смело говорю за тебя: это будет тянуть тебя вперед к нему, все у вас пойдет своей большой жизнью, за которой вы забудете, поправимо ли иль нет случившееся...» В этих строках нет позы, они точно от- ражают настроение поэта. Свобода и благо любимой женщины для него действительно было дороже всего. Он хотел одного — ясности в отношениях, но именно ясности не могла внести слабая духом, мятущаяся 3-я Воля Зинаиды Николаевны. Хорошо, что пе- риод колебаний длился сравнительно недолго, меньше года, в противном случае послед- ствия могли бы быть самые ужасные.

Говорю с уверенностью о сравнительной удаче Пастернака, потому что знаю точно такую же комбинацию, где колебания длились не год, а три года (!). Думаю, что отноше- ния Пастернаков во многом спасло то, что Нейгауз, уже имевший к тому времени вторую семью, не слишком цеплялся за свою жену и не запугивал ее грядущей неопределенно- стью. В известном мне случае дело обстояло иначе.

Кратко суть знакомого мне дела такова: как и в описанном выше случае закрутился роман между женатым «пастернаком» и замужней «пушкиной». О причинах взаимного притяжения у данных психотипов говорилось выше, поэтому не станем повторяться.

«Пастернаку» с его 2-й Волей достало характера, осознав всю серьезность чувства, раз- вестись в максимально короткий срок. А дальше — стоп. «Пушкин», и не состоя в браке, не скор на решения и поступки, а в данном случае рядом существовал супруг с той же 3-й Волей, чья слабохарактерность возводила нерешительность «пушкина» в квадрат. Меж супругами-»мещанами» было все: слезы, крики, оскорбления, угрозы, мольбы — не было лишь поступков. Оба заняли выжидательную позицию, перекладывая тяжесть решения на противоположную сторону, ожидая от себе подобного того, на что сам не был способен. Что касается «пастернака», то его 2-й Воли хватило лишь на то, чтобы навести порядок в своих делах, насиловать же волю своей подруги он не мог по определению. Сложилась патовая ситуация, которая, казалось, разрешалась лишь смертью одного из участников драмы; дело подходило к тому, что кто-нибудь из них рискнет облегчить общую участь наложив на себя руки, и лишь случай спас положение: развод спустя три года состоялся. Однако никто из участников драмы, изверившихся, измочаленных, опустошенных, не был ему рад — каждый получил некогда желанный, но к тому времени безнадежно обес- цененный дар, с которым не ясно, что было делать и куда применить.

Рассказываю эту историю не из склонности к празднословию, а в назидание: как бы ни был для вас привлекателен обладатель 3-й Воли, ни в коем случае не заводите с ним романа в том случае, если он состоит в браке. Роман с «мещанином» — вообще дело дос- таточно болезненное, а в случае его супружества — мучительное вдвойне.

Однако вернемся к Борису и Зинаиде Пастернак. Как это всегда бывает при «агапэ», наиболее тяжелым в их отношениях был начальный период совместной жизни. Но со временем отношения выровнялись, и через двадцать лет после их знакомства Пастернак

написал: «... моя жизнь с Зиной настоящая.» Немногие после стольких лет совместной жизни способны на подобное признание. Виновницей такой устойчивости отношений, очевидно, являлась любовь-»агапэ». Но возникает вопрос: как сказалось на супругах тож- дество по 1-ой Эмоции? Способствовало ли оно гармонизации их личностей?

Что Борис Пастернак после второго брака достиг высокой степени гармонии — в том сомнения нет — его стихи последних десятилетий яркое тому свидетельство. Но того же нельзя сказать о Зинаиде Пастернак. Наоборот. Второй брак странным образом обед- нил ее внутренний мир. Прежде, будучи замужем за Нейгаузом, она живо интересовалась художественной жизнью и сама подавала надежды как пианистка. Во втором браке все это куда-то постепенно ушло, заброшенными оказались и книги, и рояль. Круг интересов Зинаиды Пастернак сузился до быта и шлепанья по столу засаленными картами.

Попробую дать этому феномену свое объяснение. Видимо, пока Зинаида Никола- евна была замужем за Нейгаузом, присущее ее психотипу сочетание 1-й Эмоции с неза- живленной и, значит, бешено честолюбивой 3-й Волей последовательно настраивало ее на художественную деятельность. Когда же она вышла замуж за Пастернака, то он своей 2-й Волей заживил ее язву по 3-й Воле, сняв тем самым честолюбивый зуд, привив свое отношение к славе («быть знаменитым некрасиво»). Таким образом, у Зинаиды исчез дополнительный стимул к художественной деятельности, осталась лишь та потребность, что могла бы быть продиктована одной 1-й Эмоцией. Однако и здесь самовыражение затруднялось близостью мужа. Так как у самого Пастернака была мощнейшая 1-я Эмо- ция, он невольно просто перекрывал трубным гласом своих переживаний ее, пусть тоже Первую, но более слабую Эмоцию. Что оставалось Зинаиде Пастернак? — Эксплуатируя свою 2-ю Физику, торчать на кухне, в огороде и дуться в карты.

Со стороны Зинаида Пастернак стала выглядеть существом до крайности призем- ленным, может быть, даже излишне приземленным. То есть, ее 2-я Физика обрела черты 1-й Физики, включая главную примету всякой Первой функции — ИЗБЫТОК. И в этом факте угадывается некая закономерность, сформулировать которую можно так: перекры- тая посторонними Первая функция придает Второй функции черты Первой, включая типичные для последней избыточность, результативность, монологовость и т.д. Вооб- ще феномен такого рода, когда при перекрытой или нереализованной Первой, ее вид обретает Вторая функция, я для себя называю «феноменом Первой без результата», и он

— одна из множества обманок, что ждут всякого исследователя на его психогностиче- ском пути.

Из сказанного о второй семье Пастернака в целом следуют два очень важных выво- да. Во-первых, при тождестве Первых функций у партнеров, одна из них перекрывает другую Во-вторых, окончательной, идеальной «системой любви» является «полное ага- пэ», перекрестье по процессионным функциям с перекрестьем по результативным функ- циям. Как на схеме:

ОН ОНА

1) 1)

2) 2)

3) 3)

4) 4)

Такое сочетание предоставляет обоим партнерам возможность максимальной само- реализации, позволяет достичь подлинной внутренней и внешней гармонии.

Вместе с тем, непременно хочется предупредить, что жестоко ошибется тот, кто решит, оказавшись в ситуации «полного агапэ», что его ждут не только чрезвычайно плодотворные, но и легкие отношения. Ничего подобного. Все наоборот. Среди систем человеческих отношений ничего нет тягостней «полного агапэ». Оно требует многолетне-

го, почти нечеловеческого напряжения всех душевных, умственных и физических сил человека, потому что в стоящем напротив существе он не видит практически ничего, что могло бы объяснить механизм той невидимой, но непреодолимой силы, что влечет их друг к другу. В «полном агапэ» нет ничего яркого, манящего, магического, как при

«эросе», нет ничего роднящего, как при «филии». Все чужое и почти блеклое. Поставлен- ный в тупик совершенной чужеродностью оказавшегося рядом существа, человек при

«полном агапэ» склонен считать свой роман бесовским наваждением, и постоянные по- пытки бегства практически непременные спутники этой системы отношений.

Горькая правда такова, что самые плодотворные человеческие взаимоотношения одновременно являются и самыми тягостными. Ничего не поделаешь — диалектика жиз- ни.

Сейчас подводя итог «Синтаксиса любви», можно сказать, что вся любовная про- блематика исчерпывается четырьмя моделями отношений: «эросом», где все ярко, маги- чески-влекуще, но неудобно и неплодотворно, «псевдофилией», где все не очень ярко, мало плодотворно и мало удобно, «филией», где все удобно, но неярко и неплодотворно и

«агапэ», малоудобной, не очень яркой, но плодотворной системой отношений. Другого не дано, и вся жизнь человека протекает в этом достаточно тесном, но непреодолимом круге психологических коловращений.

Конечно, хорошо бы, жаждая совершенства, на манер невесты из «Женитьбы» Го- голя, приставить к носу Ивана Кузьмича губы Никанора Ивановича и сколько-нибудь добавить развязанности Балтасар Балтасаровича, но, увы, сие невозможно, и, может быть, хорошо, что так. Потому что наше личное несовершенство, несовершенство наших отно- шений — единственный источник жизни и движения. Ярчайшая альтернатива сегодняш- нему нашему суетному, но кипучему бытию — жизнь Адама и Евы в раю, т.е. жизнь двух совершенных существ в совершенной среде, — хорошо, удобно, но скукатища-то какая?

«Всегда одни, глаз-на-глаз, муж и дева На берегах Эдема светлых рек

В спокойствии вели невинный век. Скучна была их дней однообразность.

Ни рощи сень, ни молодость, ни праздность —

Ничто любви не воскрешало в них; Рука с рукой гуляли, пили, ели, Зевали днем, а ночью не имели

Ни страстных игр, ни радостей живых…»

(Пушкин, «Гаврилиада»)

Дата добавления: 2015-08-27