Глава 1. Пролог. Джонни Малфой. Магия имен

Джонни знает, что обычно дети не зовут родителей по именам.
"Мама и папа", - говорит Ана.
"Мать и отец", - говорят некоторые одноклассники.
Собственно, он и сам никогда не обращается к ним по имени.
Но Джонни столько читал об истории, о войне, о людях, в этой войне участвовавших, что он часто думает о родителях как о Драко и Гермионе.
Как о Малфое и Грейнджер.
Как о врагах, ставших друзьями, а потом любовниками и супругами.
Иногда эта мысль не укладывается у него в голове.

Джонни не знает, влияет ли имя на характер человека.
Иногда ему кажется, что да. Иногда, что совсем нет.
Все же обычно он соглашается, что имя - это не просто так.

Полное имя Тедди Люпина - Тед Ремус Люпин.
Тонкс ненавидела собственное имя, но сына назвала предельно консервативно - именами отца и мужа.
В том, что Тедди похож и на того, и на другого (так часто говорят взрослые) нет ничего удивительного, правда?

Джима на самом деле зовут Джеймс Сириус Поттер.
Пожалуй, это имя не требует пояснений ни для кого из тех, кто знает историю Мальчика-Который-Выжил.
Те, кто знал Джеймса Поттера-старшего, говорят, что Джим очень похож на деда. И, добавляют они обычно с легким неодобрением, пожалуй, на крестного своего отца тоже.
Джим безбашенный.
По мнению Джонни, от настоящего гриффиндорца трудно ожидать чего-то другого.

У Хью самое длинное имя из всех знакомых Джонни людей.
Его зовут Хьюго Гидеон Фабиан Уизли, и он ужасно стесняется, когда кто-то в самом деле его так называет.
Самый лучший способ показать Хьюго, что он увлекся и уже всех достал своими нудными рассуждениями, - спросить его, говорит ли он сейчас от имени Гидеона или Фабиана. Хью тушуется и замолкает.
Правда, Джонни считает этот способ очень жестоким и практически им не пользуется.

Полное имя Рози - Роуз Дора Уизли.
Пусть Тонкс и не любила это имя, но все же друзья его помнят.
Роуз немножко неуклюжа - дядя Рон и тетя Луна считают, что это у нее, конечно же, от Тонкс.

Сева зовут Северус Колин Поттер, и тетя Джинни, когда сердится на него, иногда говорит, что это он из-за второго имени такой бестолковый.
Только Сев не бестолковый, - он просто странный, и Джимми склонен предполагать тут влияние не второго, а первого имени.
Он, конечно, не знает, каким должен быть человек по имени Северус, но очень уж неоднозначный вычитывается из книг образ героя второй магической войны - Северуса Тобиаса Снейпа.

Эдди назвали без затей - Эдвард Рональд Уизли. "Не то, чтобы у нас кончились погибшие друзья, - по слухам, сказал тогда дядя Рон, - просто я больше не могу".

Полное имя Ани - Ана Фредерика Малфой. Так захотела Гермиона, и Драко не возражал.

В конце концов, самого Джонни зовут Джон Винсент Малфой.

Глава 2. Джонни Малфой. Новое знакомство

Церемонию распределения по факультетам на втором курсе Джонни пропустил.
Началось все с того, что сразу после его возвращения из Хогвартса на летние каникулы, родители поссорились, потому что маме не давали отпуск в больнице, – а значит, они не могли съездить отдохнуть все вчетвером.
В конце июля родители поссорились снова - когда выяснилось, что маме все же дали отпуск, но только на неделю, по третье сентября включительно, - что автоматически сокращало отдых до минимума. Первое сентября было пятницей.
Поругались они так серьезно, что за ужином над столом висело тяжелое молчание. К родительским бурным выяснениям отношений Джонни давно привык и даже относился к ним с легкой иронией. Но он привык также и к тому, что примирение происходило практически мгновенно, и Драко снова становился бешеным, веселым отцом, а Гермиона - серьезной, саркастичной матерью. К затяжным позиционным войнам, бойкотам, тяжелым взглядам через стол Джонни готов не был. Он без аппетита ковырялся в салате и уже собирался позорно сбежать в свою комнату, а еще лучше в гости к Севу, как вдруг отец встал, практически отшвырнув тяжелый стул, и процедил сквозь зубы: "Я пойду к МакГонагалл". Мать даже не подняла взгляд от тарелки.
Драко вернулся через три часа, и Гермиона встретила его у дверей, хотя сам Джонни не услышал аппарационного хлопка. Он с небольшим опозданием сбежал вниз и, не дыша, застыл за углом коридора.
-...разрешила, - тихо сказал отец. - Грейнджер, я взрослый человек, аврор, я вернул обществу свои долги уже, кажется, раз триста… Но в этом кабинете я снова чувствую себя студентом-шестикурсником!..
Джонни иногда казалось, что он знает о шестом курсе отца больше, чем стоило бы знать любящему сыну, поэтому дальше он слушать не стал, - велел эльфу передать родителям, что он ушел к Поттерам, и полез в камин.
Вот так и получилось, что в школу Джонни прибыл утром четвертого сентября, перенесшись с помощью портключа из отеля на французском побережье прямо в хаффлпаффскую спальню. Родители принципиально не взяли с собой мобильники и отказывались принимать на отдыхе почтовых сов, так что за последнюю неделю у него не было ни одной весточки от друзей. Казалось бы, недолго, но он успел соскучиться и по рассудительному спокойствию Рози, и по странностям Северуса. Джонни переворошил сундук, достал галстук, кое-как повязал его и побежал на завтрак.
Далеко уйти не удалось.
- Малфой, подожди, - окликнули его сзади в коридоре второго этажа.
Джонни обернулся, на всякий случай нащупав в кармане палочку. С подоконника, пробормотав что-то вроде: «Мерлин, странно-то как», - спрыгнул невысокий белобрысый пацан. Кого-то он Джонни напоминал, только он не мог сообразить, кого именно. Джонни прищурился.
- Что тебе странно?
Мальчишка остановился в нескольких шагах от него, засунув руки в карманы, покачался с носка на пятку.
- Странно, как на мою фамилию откликается человек, которого я никогда раньше не видел.
Сердце Джонни ухнуло куда-то в желудок. В этот момент он понял, что белобрысый похож на детские колдографии Драко.
- Ты – Гиперион Малфой, брат моего отца, - как можно спокойнее сказал он.
Мальчишка коротко кивнул.
- Я бы сказал «к твоим услугам», но я пока в этом не уверен. Ты – Джон Малфой, - он криво улыбнулся, - сын моего брата. Эльфы говорят, - он хихикнул, - когда отец узнал, как тебя назвали, он был в ярости.
- Что ему за дело? – резко спросил Джонни, крепче сжимая палочку. – Он вычеркнул моего отца из своей жизни.
- Красивые слова, а? – ухмыльнулся мальчишка. – Эльфы говорят, мать чуть не убила его, когда обнаружила, что он изменил завещание. Она из Блэков, ты знаешь? – как будто это все объясняло. Впрочем, Джонни кое-что знал про Блэков. Он кивнул.
- Ну, не важно, - Гиперион даже рукой повел, как будто отмахиваясь от чего-то. – С завещанием вообще глупо получилось. Никто не знает, как сработает семейная магия. Бабка Блэк вот выжгла имя старшего сына с семейного древа, но чары приняли его как наследника. Тетке Беллатрикс ничего не досталось, матери тоже.
- Я знаю, - машинально ответил Джонни. – Сириус Блэк оставил все дяде Гарри… Гарри Поттеру. Может быть, еще что-то тете Андромеде…
Ему показалось, или мальчишка дернулся при упоминании Андромеды Блэк-Тонкс? Обидно, он только-только начал нравиться Джонни.
- Ты меня здесь специально ждал? – спросил он нетерпеливо. – Я шел завтракать.
- Я уже поел. Вообще-то я, правда, тебя ждал.
- Зачем? – глупый вопрос, да, Джон Малфой?
- Глупый вопрос, - как будто эхом откликнулся Гиперион. – Может быть, я хотел посмотреть на человека, который с вероятностью пятьдесят процентов унаследует состояние Малфоев после смерти моего отца.
- Строго говоря, унаследует мой отец. И у меня еще есть сестра.
Гиперион пожал плечами.
- Кудели ничего не светит в любом случае.
- То есть с вероятностью пятьдесят процентов наследником будешь ты?
Гиперион кивнул.
- Вот это все вообще – точно как-то глупо, - твердо сказал Джонни. – Ни мне, ни Ане, ни отцу ничего не нужно от Люциуса Малфоя.
Гиперион моргнул.
- На самом деле… Ты знал, что мы будем учиться в одной школе?
- Нет.
- А я знал. Отец сразу сказал, что только Хогвартс. Мать предлагала Бобатон, но он был против. На самом деле я, правда, хотел с тобой познакомиться.
Джонни промолчал.
Гиперион продолжил:
- Ну и еще… Мама просила передать тебе вот это.
Он протянул Джонни мятый кусок пергамента. Джонни взял его, не зная, что делать дальше. Гиперион снова засунул руки в карманы, поджал губы, еще раз качнулся с пятки на носок, затем резко развернулся и пошел в сторону библиотеки. На ходу он обернулся к Джонни, бросил через плечо: «Пока, Малфой», - и скрылся за поворотом. «Пока, Малфой», - тихо пробормотал Джонни. Он чувствовал себя невероятным идиотом. Пергамент словно обжигал пальцы. Разворачивать его ужасно не хотелось.
Джонни сел у стены и задумался.
О том, что Люциус и Нарцисса Малфой, покинувшие Великобританию в конце 2004 года, возвращаются с материка с сыном, Гиперионом Малфоем, газеты трубили все лето. Рита Скиттер даже умудрилась выкатить статью с названием «Истинный наследник Малфой-мэнора». Конечно, точно узнать, что Драко был лишен наследства, она не могла, но ее текст был полон совсем не прозрачных намеков. Какому-то незадачливому журналисту, попытавшемуся узнать, будет ли отец Джонни встречаться с родителями, Драко чуть не сломал нос. Но ни у кого из знакомых Джонни взрослых и мысли не возникло, что одиннадцатилетний Гиперион будет учиться в Хогвартсе. Драко как-то упомянул, что Люциус с самого начала хотел отправить его в Дурмштанг, и все по умолчанию считали, что второго сына Малфои-старшие точно в Хогвартс не пошлют. Оказывается, все ошибались.
Джонни засунул пергамент в карман мантии и побрел к большому залу. До занятий оставалось минут двадцать, - хорошо, если удастся хотя бы выпить чая. Джонни шел и думал, что совершенно не обратил внимания, какого цвета галстук был на Гиперионе Малфое.

Глава 3. Драко Малфой. Письменная речь

Вечером четвертого сентября Драко Малфой уложил дочь спать и впустил в окно трех сов одновременно. Накормил их остатками печенья, отправил восвояси и внимательно осмотрел пергаменты. Разглядев печать, которой был закрыт самый большой свиток, он, не доставая палочку, одним движением руки разжег камин и вдруг понял, что не сможет просто бросить письмо в огонь и спокойно жить дальше. Прошло много лет. Может быть, слишком много лет.
Драко чувствует, как глубоко в горле возникает и начинает расти неприятный комок.
Он откладывает письмо на угол стола (вряд ли там есть что-то, из-за чего стоит спешить, ждали же все эти новости тринадцать лет) и разворачивает записку от сына. У Джона неровный, резкий почерк. Миллисента его за это ругает.
Драко пробегает взглядом по строчкам.
"Видел Гипериона, - пишет Малфой-младший, как всегда кратко и по делу. - Он, вроде, ничего. Равенкло. Хью говорит, он умничает, но уже заработал четыре балла, так что вороны без претензий. Передал мне записку от бабушки Малфой. Боюсь открывать. Впервые жалею, что не грифф, они безбашенные, им проще. Мам, без обид. А ты бы открыла?"
Драко фыркает и смотрит на часы - доктору Грейнджер давно пора было бы вернуться домой. Но, конечно, сразу после отпуска на это рассчитывать не стоит. Он вздыхает и открывает письмо от Миллисенты. Профессор Булстроуд тоже не тратит пергамент зря, «телеграфному», как говорит Грейнджер, стилю Джон, похоже, научился именно у нее. "...Драко, он так похож на тебя, что я не выдержала, полезла в детские колдографии, первый курс, второй. Малфой, ты не поверишь, вы одно лицо. Правда, без обид, он не так избалован и лучше воспитан. Наверное, Люциус с Нарциссой взялись за ум, в конце концов. Равенкло. Дала ему балл за хороший ответ на первом же уроке. Драко, если они тебе напишут, дай им шанс".
Драко снова вздыхает. Наверное, он сегодня перевыполнит план по вздохам на месяц. Пусть Гермиона уже, наконец, придет. Ему, как и Джону, сейчас не хватает ее гриффиндорского куража.
Наконец он берет себя в руки (руки слегка дрожат) и ломает печать.
В этот момент пламя в камине вспыхивает зеленым, Грейнджер головой вперед влетает в комнату, падает на четвереньки и оглушительно чихает.
- Ненавижу камины, - говорит она Драко, который уже стоит около нее на коленях.
Он улыбается.
Они быстро целуются, она спрашивает:
- Как Ана?
- Уснула, - отвечает он, снова улыбаясь. – А я вот тут… - он беспомощно машет в сторону стола. – Почту читаю.
- Джонни написал? – она вскакивает, бросается к столу, безошибочно вытаскивает из кучки пергаментов тот, что от сына, быстро его проглядывает, аккуратно складывает обратно.
- Ничего себе, - тянет она. – Вот это да…
Драко подходит к ней, обнимает сзади.
- Там еще от Милли, глянь, - он опять вздыхает. – Ну и от… От родителей.
Она читает письмо Миллисенты, задумчиво оборачивается к нему, говорит:
- Ну не знаю… Ты прочитал?
- Нет еще, - он мнется. – Я, стыдно сказать, боюсь, Грейнджер. Я не знаю, что они могут написать, понимаешь? Столько лет…
- Мой муж - аврор. Бесстрашный борец со злом, не так ли? – язвительно говорит она, встает на цыпочки и целует его в лоб.
Пятнадцать лет назад он бы убил за этот поцелуй. Сейчас он внезапно понимает, что ничего не изменилось.
- Я надеюсь, - продолжает она тем же тоном, - Джонни будет смелее и прочитает письмо Нарциссы.
Драко чувствует, что краснеет.
- Ты даже не знаешь, что она написала!
- Твоя мать спасла жизнь Гарри, потому что должна была узнать, в безопасности ли ты. Что такое ужасное, как ты думаешь, она может написать нашему сыну?
- Наш сын, - горько отвечает Драко, - для нее всегда будет полукровкой. Не одним из членов семьи.
- Ты не можешь этого знать наверняка.
- Поверь мне, Грейнджер, я знаю своих родителей.
- Нет, не знаешь. Люди меняются. Ты вот изменился. Прошло тринадцать лет, Малфой. Дай им шанс.
- Хорошо, хорошо. Я вот уже почти читаю, - он тянется за пергаментом, стряхивает на пол половинки печати, садится на диван, сажает ее рядом и начинает читать вслух.
«Здравствуй, Драко, - пишет ему мать. – Я надеюсь, ты простишь меня, если я пропущу все вежливые рассуждения о погоде и здоровье родственников и знакомых и перейду сразу к делу. Мы не общались больше двенадцати лет, и я не думаю, что ты сейчас готов меня выслушать, хотя, поверь мне, сын, я думаю, что мне есть, о чем поговорить с тобой. Я написала бы тебе в любом случае, но сейчас ситуация такова, что нам с тобой все равно придется встретиться…»
- Мне казалось, - перебивает его Грейнджер, - что она собиралась перейти сразу к делу?
- Это воспитание, - рассеянно отвечает Драко. Он бы посмеялся сейчас вместе с ней, но он уже пробежал глазами еще несколько строчек письма, и ему не до смеха.
«…все равно придется встретиться. Ты, я думаю, знаешь, что Люциус изменил завещание. Чего ты, как я подозреваю, не знаешь, – что в семье Малфой, так же, как было у Блэков, всегда наследует старший сын. Мнение родителей магией рода обычно не учитывается. Именно поэтому Сириус Блэк унаследовал дом на площади Гриммо и передал его своему крестнику. Впрочем, дела Блэков сейчас не важны, важно другое. Драко, Люциус смертельно болен».
Грейнджер вздрагивает, крепче прижимается к мужу, но молчит.
«Об этом пока никто не знает. Мы не сказали даже Гипериону, – он думает, что мы приехали в Великобританию, чтобы он смог пойти в Хогвартс. Не пойми меня превратно, я считаю, что Хогвартс – самая лучшая школа в Старом Свете, но мы вернулись не поэтому. Люциус, как бы пафосно это ни прозвучало сейчас, хочет умереть на родине. Он не знает, что я пишу тебе, думаю, что он бы мне запретил, если бы знал, но я уверена, что, на самом деле, он хочет тебя видеть. Драко, я прошу, я умоляю тебя нанести нам визит как можно скорее».
- Типично, - говорит Драко, поморщившись, потому что в этом месте промолчать он не может, - ни о тебе, ни о детях ни слова.
Гермиона качает головой.
- Это все?
- Нет.
- Дальше.
«Люциусу осталось совсем недолго, врачи говорят, не больше пары месяцев. Скоро мне придется сказать Гипериону. Я бы хотела, чтобы в этом время ты был рядом с нами. Драко, пожалуйста. Кроме того, если сработает право магического наследования, тебе все равно придется приехать. Магия мэнора и всех имений примет тебя как хозяина. Мы с Гиперионом не сможем здесь оставаться, если ты не позволишь нам и не изменишь защитные чары».
- Она в панике, - говорит Драко. – Она бы никогда не написала такое сумбурное письмо, если бы так не боялась. Она пытается держаться, но я могу сказать, даже ее не увидев, что она почти сдалась.
- В таком случае ты прав, - бормочет Грейнджер напряженно, - возможно, Джонни лучше не читать то, что она ему написала.
- Не думаю, что она написала ему о Люциусе. Если кто-то и расскажет Джону об отце, это будет Гиперион. Родители никогда не могли скрыть от меня ничего важного, к тому же в Малфой-мэноре слишком много эльфов. Подожди, я еще не закончил.
«Я бы пригласила на ужин всю твою семью, но я боюсь, что у твоей супруги остались не самые приятные воспоминания о мэноре. Я не осмеливаюсь озвучить такое приглашение, но я была бы очень благодарна, если бы вы все-таки нас посетили».
- Она, и правда, в панике, - вздыхает Гермиона.
План по вздохам в их семье перевыполнен на год вперед.
Драко кивает.
- Что ты будешь делать?
- Я не знаю, - честно отвечает он. – Мне надо будет с ними поговорить. Но я не знаю, как это сделать. Пойдем спать. Я напишу ей завтра.

Глава 4. Нарцисса Малфой. Вкус неправды

Нарцисса Малфой не была доброй женщиной, Нарцисса Малфой не была, как выяснилось, хорошей матерью Драко, но у Нарциссы Малфой была черта, которую, несомненно, можно отнести к добродетелям. Нарцисса Малфой не любила лгать.
Впрочем, "не любить" не значит "не уметь". Так что, когда Люциус спросил ее, кому она пишет, Нарцисса, не моргнув глазом, хотя мысленно и поморщившись, заявила:
- Кузине Мэг.
Кузину Мэг ее муж терпеть не мог, так что от дальнейших расспросов она была избавлена.
Кислый привкус на языке, сопровождающий каждое лживое слово, она научилась игнорировать еще в школе.
На самом деле она писала Драко и Джону.
Люциусу лучше до поры было об этом не знать - она не была уверена, что старший сын или внук примут ее приглашение, а давать мужу ложную надежду она не хотела. Запретить ей писать он, конечно же, не мог, да и не захотел бы, что за ерунда, право. Впрочем, она знала, что у многих знакомых были какие-то странные идеи об их браке. Она никогда никого не разубеждала. Человеческими иллюзиями, в конце концов, очень легко манипулировать.
Джону Нарцисса написала короткую деловую записку с приглашением на ужин. Она не знала, как он отреагирует, но надеялась, что, хотя бы, не выбросит ее сразу в камин. Для того, чтобы хоть как-то гарантировать, что он ее прочитает, она решила передать пергамент через Гипериона. Письмо, врученное человеком, сложнее игнорировать, чем письмо, принесенное совой.
Рассказывать ему правду о состоянии Люциуса она не собиралась.
Письмо Драко было длинным и, как ни тяжело было это признавать, до неприличия сумбурным.
Впрочем, стоило ей только подумать о старшем сыне, и в мыслях словно скручивался торнадо.
Когда она узнала, что Люциус изменил завещание, она впервые в жизни устроила настоящий вульгарный скандал - с битьем стекла и фарфора, питьем зелий, поминанием к месту и не к месту несчастного Сириуса и тетки Вальбурги... Впрочем, Люциус не передумал.
Тогда она решила поговорить с Драко. Он возвращал ей письма нераспечатанными, так что она проглотила гордость и написала национальному герою. Гарри Джеймсу Поттеру. Содержимое этого письма она уже не помнила, но помнила общее ощущение трагичности и даже, кажется, легкий налет безумия.
Поттер, по всей видимости, все еще считал себя ей обязанным, так что он ответил, что постарается поговорить с Драко.
Результатом этого разговора был пергамент от сына.
Он писал, что по-прежнему любит мать и отца, что ему бы хотелось с ними общаться, - но что он согласен на это общение только в том случае, если они примут его выбор - его жену, его профессию, его друзей. В противном случае им лучше не встречаться, не разговаривать, не отправлять друг другу писем - это не приведет ни к чему хорошему, писал Драко, только еще больше расстроит все стороны.
Так она поняла, что они потеряли сына. Принять его выбор они тогда попросту не могли.
В конце концов, они уехали на континент, а еще через несколько месяцев она, не сказав ничего мужу, перестала принимать контрацептивное зелье (все равно оно было гораздо противнее того, что варил Снейп). Они с Люциусом всегда хотели второго ребенка, но сначала Драко много болел, а потом... потом стало как-то не до того.
Люциусу она рассказала, только получив от колдомедика-датчанина подтверждение четырехнедельной беремености. Обманчиво-неуклюжий скандинав специально предупредил, что волшебнице в ее возрасте следует быть особенно внимательной к своему здоровью.
Малфой был в таком шоке, в каком не был, наверное, с момента возрождения Темного Лорда. Придя в себя, он первым делом спросил:
- Ты это сделала не для того, чтобы заменить Драко?
Она бурно возмутилась, но знакомый привкус во рту не позволял ей врать самой себе - по крайней мере частично она старалась заменить старшего сына младшим. Впрочем, когда она наконец увидела Гипериона (роды были тяжелые, и колдомедики погрузили ее в сон почти на сутки, чтобы сделать кесарево сечение), она поняла, что он нужен ей сам по себе. Ее маленький.
Но и о старшем она, конечно, тоже не забывала. Когда в английских газетах появились сообщения о том, как Поттер, Харди и Драко уничтожили дикого оборотня, Нарцисса собрала все статьи, какие ей удалось найти.
Несколько раз она порывалась отправиться в Лондон, поговорить с ним, - и каждый раз ее останавливала мысль о том, что он отвернется от нее. Не захочет иметь с ней дела.
Думать об этом было так страшно, что она так и не решилась хотя бы попробовать.
Она знала, что Люциуса мучают такие же страхи.
Сейчас, когда они снова были на Островах, она решила, что должна исправить хотя бы часть ошибок. Для начала - помириться с сестрой. Вот об этом следовало подумать еще после войны... Если бы тогда она вообще могла о чем-то думать. Она боялась, что теперь уже поздно, - ведь прошло столько лет. Ей шестьдесят два, Андромеде шестьдесят пять. Не возраст для волшебниц, право слово, но большой срок для семейной вражды.
Последние тринадцать лет и вовсе можно было бы считать потерянными, если бы не Гиперион.
Но у нее был Гиперион, и это все меняло.
Она дополнила письмо сыну упоминанием о том, что Люциус ничего не знает, поскольку он был бы против. Ей казалось, что эта очевидная (для нее) ложь должна была в чем-то убедить Драко. Потом подумала и добавила приглашение для всей его семьи. Это даже не было ложью. Ради того, чтобы увидеть Драко, она пригласила бы в гости весь его аврорский отряд, не то, что его жену и детей. Высокие идеи о чистокровности, как она была вынуждена признаться сама себе, за прошедшие годы изрядно поистрепались.
Так что, запечатывая письмо семейной печатью, она решила, что была в довольно большой степени честна с Драко. Это было приятно. Ей вовсе не хотелось возвращаться в те времена, когда металлический привкус во рту преследовал ее даже во сне.
Нарцисса Малфой соврала с удовольствием единственный раз в жизни. Этот случай потом попал во все учебники новейшей истории.

Глава 5. Джонни Малфой. Символы

Джонни целый день собирался открыть письмо от Нарциссы Малфой, но так и не собрался. Вечером он написал родителям, сложил мятый пергамент с печатью Малфоев в сундук, дав себе слово распечатать его завтра, и отрубился. Его вымотали не только и не столько уроки, сколько разговоры с друзьями. Каждый из них считал своим долгом сообщить ему о новом студенте равенкло с фамилией Малфой. Это как-то неуловимо бесило. Впрочем, Хьюго, кажется, не разделял всеобщего безумия - для него Гиперион был просто еще одним первокурсником, за которым нужно приглядывать, как бы чего не вышло. Полученные Гиперионом баллы добавляли ему уважения в глазах Хьюго, заносчивость же - слегка раздражала, не больше. Северус был уверен, что теперь все будет плохо, - впрочем, Северус всегда был уверен, что все будет плохо, Джонни больше таких пессимистов, как Сев, не видел. Роза считала, что сложившуюся ситуацию надо как следует обдумать, но что она подразумевала под сложившейся ситуацией, пояснять отказывалась. Джеймс, увлеченный романом с Леной Забини, кажется, вообще самого младшего Малфоя не заметил.
Прошло три дня. На Джонни как-то неожиданно навалились сразу несколько домашних заданий - трансфигурация, чары, зелья, - и о письме Нарциссы он, сказать по правде, просто забыл.
Вечером седьмого сентября прямо у входа в хаффлпаффские подвалы ему навстречу с пола поднялся Гиперион Малфой.
- Ты, - обвиняющим тоном сказал он, - не прочитал письмо.
Джонни застыл.
- Откуда ты знаешь?
Гиперион взмахнул палочкой, и в воздухе между ними повисло объемное изображение скомканного запечатанного пергамента (Джонни вспомнил, что вчера запихал в сундук сверху еще и теплую мантию).
- А если бы ты его вскрыл, у меня бы тут еще и зазвенело, - заявил Гиперион.
Джонни помотал головой.
- Ничего себе, как ты это делаешь?
Гиперион пожал плечами.
- Я сильный волшебник, - сказал он спокойно. - И меня неплохо учили дома. Слушай, а правда, что ты учился в маггловской школе? Тебе нравилось?
Джонни не смог удержаться.
- Я думал, ты спросишь, не было ли мне противно.
- Противно? - Гиперион задумался. - Почему тебе должно было быть... А!.. Ты считаешь, что мои родители... Как бы тебе объяснить-то...
Гиперион замолчал, сел и похлопал ладонью по полу рядом с собой. Джонни тоже опустился на пол, не зная, зачем они вообще заговорили об этом.
- Мои родители, - сказал Гиперион, - бывшие пожиратели смерти. Правда, это было давно. Но не так уж много времени прошло, чтобы все об этом забыли.
- Девятнадцать лет, - сказал Джонни зачем-то.
Гиперион кивнул.
- Твой отец, как ты, наверное, знаешь, тоже бывший пожиратель.
- У него нет метки.
- Это важно?
- Не знаю. Наверное, нет. О чем мы вообще говорим?
- О том, что люди со временем меняются.
- Ты хочешь мне сказать...
- Твой отец - бывший пожиратель смерти, твоя мать - магглорожденная. Мне кажется, ты, Джон, - живая иллюстрация того, о чем я хочу тебе сказать.
Джонни вздохнул.
- Для тебя не важна чистота крови.
- Для Нарциссы и Люциуса тоже.
- Мне сложно тебе поверить. Они не разговаривали с отцом больше, чем мне лет.
Гиперион снова пожал плечами, сменил позу, устраиваясь поудобнее.
- Нарцисса боится, что он и не захочет с ней разговаривать. Вполне понятный страх, учитывая, как они расстались. Люциус... Сложно представить, что он чего-то боится, но это так. Они очень скучают, Джон. Его комната в мэноре не менялась двадцать лет. Там только пыль эльфы убирают. Я там был, там постеры квиддичных команд, которые уже сто лет как не играют. И на двери мишень. С лицом Гарри Поттера, - Гиперион хихикнул. - Если бы я не знал точно, как они меня любят, я бы решил, что... Неважно.
Джонни довольно отчетливо слышит и непроизнесенное. Так отчетливо, что ему хочется сменить тему разговора.
- Ты всегда называешь их по имени?
- Да нет, не знаю. Когда как. А что, это важно?
- Ничего. Я о своих столько читал, что иногда... Глупый вопрос, да? Ты меня как-то этим разговором огорошил. Я никогда не думал о них... так.
- И мне кажется, я знаю, почему. Для тебя они всегда были не люди, а символы. Символы старого, отжившего, плохого. Скажи, что это не так.
- Я... Я не знаю.
- Я знаю, - хмыкнул Гиперион. - Для меня символом был Драко. Да и сейчас есть. Неизвестный, невозможный, непонятный, почти несуществующий старший брат. Я бы хотел на него посмотреть.
- Он не символ!
- Мои родители тоже. Люциус любит свой бизнес, любит нас с мамой, любит своих идиотских павлинов, - Гипериона передернуло. - Тупые твари, ненавижу. Если бы отец так к ним не относился, перетравил бы их к мерлиновой матери. Нарцисса обожает балы и приемы. И ужасно скучает по сестре.
- По... по Андромеде?
- Угу. Думает, мы с папой не знаем. Даже плачет иногда.
- Папа тоже ненавидит павлинов, - неожиданно для самого себя произнес Джонни.
Гиперион рассмеялся.
Продолжить оказалось до странности легко.
- Правда, ненавидит. В зоопарке всегда от них шарахается. Говорит, что его достал аврорат, но я думаю, не уйдет оттуда никогда в жизни. Ему нравится, что он... ну... "нужен обществу". Он так сам говорит. Он любит маму и нас с Аной. Только они все время ругаются.
- Всерьез? Родители никогда не ссорятся. Мне кажется, я бы свихнулся.
- Ну... Всерьез, но недолго, если честно. Мы с Аной привыкли. Обычно сбегаем к Поттерам или Уизли, чтобы им не мешать, - Джонни вспомнил злополучную ссору про отпуск. - Ну, иногда бывает взаправду плохо. Но все равно недолго. Они как два урагана, знаешь? Налетят, разнесут все в клочки и успокоятся.
- Нет, все-таки не представляю. Я бы как-нибудь посмотрел вживую, - сказал он тоном естествоиспытателя и вскочил. - Ладно, я - спать, - он протянул Джонни руку, помог подняться и пошел вдаль по коридору.
- Я прочитаю письмо, - бросил Джонни ему в спину.
- Спасибо, - сказал Гиперион, не оборачиваясь. - Пока, Малфой.
Джонни промолчал.
В спальне он первым делом вытащил из сундука злополучную записку от бабушки Малфой, прочитал ее и глубоко задумался. Ничего так и не придумав, он решил первым делом утром написать родителям.

Глава 6. Драко Малфой. Семейные хроники

В декабре 2005 года с Драко неожиданно связалась дальняя родственница со стороны отца - волшебница непределенного возраста, не то двоюродная тетка, не то троюродная кузина. Драко стоял на коленях перед камином, по пояс погрузившись в зеленое пламя, отвечал ничего не значащими фразами на бессмысленные вопросы о здоровье, семье, работе, вспоминая почти забытое за годы общения с гриффиндорцами искусство изящных разговоров ни о чем, и мучительно пытался понять, чего от него хочет эта, в сущности, чужая женщина, которую он в последний раз видел во время семейного турне в Италию еще перед войной. Родственница бросала на Драко кокетливые взгляды, но об истинной цели своего визита так ничего и не сказала.
Он понял, зачем она на самом деле появилась незадолго до Рождества в его камине, когда в конце января 2006 года сова от неизвестного доброжелателя принесла ему вырезку из парижской магической газеты. Красивым витиеватым шрифтом Нарцисса Друэлла Блэк-Малфой и Люциус Абрахас Малфой сообщали магической общественности о рождении сына и наследника Гипериона Абрахаса Малфоя.
Неизвестный продолжал исправно снабжать его новостями из жизни родителей и брата вплоть до лета 2017 года. На страницы светской хроники разных европейских стран Малфои попадали нередко.
Драко еще повезло, что волшебная Британия мало интересовалась новостями с материка, а то веселая жизнь у них началась бы не этим летом, а гораздо, гораздо раньше. А так он даже умудрился какое-то время скрывать свои семейные истории от Грейнджер - недолго, конечно, она довольно быстро поняла, что с ним что-то не так. Еще раньше нее, как выяснилось, заволновался Поттер.
Не то, чтобы Драко перестал есть и спать или начал срываться на работе, или что-то такое. Наоборот, он был еще более собран, чем обычно, исправно читал Джону книжки по вечерам, перестал ссориться с Грейнджер из-за ерунды, не пропускал ни одного срока отчетности, ни одной тренировки, и даже безропотно согласился позаниматься с молодняком, от чего в обычном состоянии всегда отказывался.
В результате Гарри и Гермиона как-то вечером в пятницу встретились, поговорили и вызвали Драко срочной совой в "Дырявый котел", не смотря на то, что была его очередь сидеть с Джоном. Драко тогда по-настоящему взволновался, оставил сына у Молли и Артура, чего делать категорически не любил, и аппарировал прямо в забегаловку. Поттер ласково посмотрел на него, налил сливочного пива, Грейнджер нежно его обняла за плечи и спросила: "Ну, дорогой, расскажешь по-хорошему, что с тобой творится?"
Драко поджал губы, вздернул подбородок и сказал что-то вроде того, что он не в силах сопротивляться количественно превосходящему его противнику. По счастливому совпадению только этим двоим он, пожалуй, и не хотел бы сопротивляться. Он достал из кармана мантии очередную газетную вырезку, кое-как расправил ее, положил на стол. Гермиона пробежала глазами статью, передала мятый клочок бумаги Гарри, взяла Драко за подбородок и внимательно посмотрела ему в глаза.
- Давно? - тихо спросила она.
- Конец января.
У нее был вид, словно она не знает, ударить его или поцеловать. Драко на тот момент прожил с Грейнджер почти четыре года, из них два в законном браке, но предсказать, что она выберет в такой ситуации, он не мог.
Она и сама тоже не смогла решить.
- Ты идиот, Драко Малфой, - сказала она, отстраняясь. - Ты мог бы нам сказать. Мы...
Поттер неловко смотрел то в обрывок, лежащий на столе, то в свою тарелку.
Драко бы ему посочувствовал, если бы ему самому не было так плохо.
- Ничего бы вы не смогли сделать. Никто ничего не может сделать с тем, что мы с родителями... не нашли общего языка. У Малфой-мэнора новый наследник, Грейнджер, и это не я и не наш сын. Я для них теперь - никто.
Они помолчали.
- Я... - начал Драко.
- Ты наш друг, - заявил Поттер, вдруг оторвавшись от созерцания столешницы и уставившись прямо на Драко своими невозможно зелеными глазами. - И ты по-прежнему их сын, хочется им того или нет. Но главное - ты наш друг.
- Ты наш друг, - эхом отозвалась Гермиона, вцепившись ему в левую руку, - ты мой муж и отец моего сына. Я не понимаю, Малфой, тебе этого недостаточно?
Он и сам не знал, достаточно ему этого или нет.
Впрочем, с того вечера ему немного полегчало. В конце концов, он ненавидел скрывать от жены что бы то ни было, а теперь они читали хроники семейства Малфоев (как Грейнджер обозвала непрекращающийся поток газетных вырезок) вместе.
Он не попытался выяснить, кто именно был этим неизвестным доброжелателем. Во-первых, это не имело значения. Во-вторых, не хотел привлекать даже малейшего внимания окружающих к Малфоям-старшим. В-третьих, теперь он по крайней мере знал, что с родителями и братом ("Мерлин, - думал он иногда, - Мерлин, у меня есть младший брат!") все в порядке.
Единственной, кому он рассказал кроме Поттера, Грейнджер и Уизли, была Миллисента.
И она же, единственная, еще в далеком 2005 году предсказала, что его сыну предстоит учиться в Хогвартсе вместе с Гиперионом Малфоем.
Драко тогда ей не поверил.

Глава 7. Нарцисса Малфой. Попытка примирения

Нарцисса Малфой не могла просто так сидеть без дела в ожидании ответа от старшего сына и внука (тем более, как она прекрасно знала, ответа вполне могло и не быть, - упрямство в семье Малфоев, как и в семье Блэков, передавалось по наследству). Ей вообще было тяжело находиться в мэноре. Некоторые воспоминания, как оказалось, со временем не становятся приятнее.
Совсем плохо было, когда Люциус отправлялся по делам - а дел у него на Островах, как выяснилось, было очень, очень много.
Так что Нарцисса Малфой решила попытаться помириться с сестрой.
Самым логичным для них было бы встретиться на нейтральной территории и поговорить, просто поговорить, как двум разумным волшебницам. Они обе много пережили. У них есть много общего. Наверное, есть.
А может быть и нет, совсем ничего нет у них общего. И ей никогда не понять сестру, потерявшую и мужа, и дочь.
Нарцисса не знала, что с ней было бы, если бы Драко погиб.
Да, они не разговаривали больше десяти лет, но, по крайней мере, он был жив.
О том, что она будет делать после смерти Люциуса, она давно предпочитала не думать.
Нарцисса написала и порвала одно за другим пять писем, а затем, осознав, что исчерпала свои возможности к письменной речи на посланиях к сыну и внуку, просто аппарировала к небольшому домику в пригороде Глазго.
Место это она знала отлично - когда-то, много-много лет назад, она вот так же стояла у двери, не решаясь постучать. Ей было двадцать четыре, она была беременна Драко, ужасно боялась за Люциуса, и ей не с кем было поговорить.
Беллатрикс к тому моменту уже давно и окончательно сошла с ума, родители искренне верили в идеи Темного Лорда, Регулус пропал без вести, Сириус сначала арестовал бы ее, а потом начал задавать вопросы... Нарциссе некуда было пойти, кроме этого домика с садиком, но и здесь она была чужой, абсолютно и безгранично чужой. Она так и не смогла собраться с духом и взять в руки легкий молоточек, висящий на калитке.
Иногда ей казалось, что, если бы она тогда была посмелее, все было бы по-другому. Может быть, совместными усилиями им даже удалось бы привести в чувство Беллатрикс, наладить отношения с Сириусом, и не было бы этого кошмара, - не сошли бы с ума Лонгботтомы, оставив сына (такой милый мальчик был, только очень неуклюжий) на воспитание неуемной бабке - дальней родственнице Блэков, не попали бы в Азкабан ни сестра, ни кузен... Мерлин, может быть даже эти невыносимые Поттеры были бы живы, и Северус бы остался нормальным человеком, а не летучей мышью... Хотя нет, Поттерам ничто бы не помогло, но вот семью они бы, возможно, спасли.
Откуда у нее эти мысли - она не знала. Люциус бы сказал, что она слишком много на себя берет. Наверное, так. В любом случае, нельзя ничего вернуть. Можно только постараться не повторять старых ошибок.
Но и теперь, спустя без малого сорок лет, она стояла у изящного заборчика и не могла заставить себя сделать шаг вперед. Неизвестно, сколько бы она еще так простояла, если бы внезапно дверь не распахнулась, и на улицу, отряхивая о юбку испачканные мукой руки, не вылетела Андромеда. Она была так похожа на их старшую сестру, что на мгновение Нарциссу посетило противоестественное желание выхватить палочку. Андромеда застыла перед ней, хватая воздух, как застрявшая в отливе рыба.
- Ты... Ты...
- Анди... - прошептала Нарцисса.
- Что ты здесь делаешь?
Андромеда быстро пришла в себя. Нарциссе показалось, что она не достала палочку только потому, что не хотела испачкать ее в муке. Но, в конце концов, они стоят посередине маггловского поселка. О каких палочках вообще может идти речь?
Сейчас она скажет: "Убирайся", - и Нарциссе придется уйти, потому что она так и не придумала, что сказать сестре. Сейчас она скажет: "Убирайся!.."
- Проходи, - сказала Андромеда тихо и посторонилась, открывая Нарциссе дорожку к дому, - что ты стоишь, как неродная. Проходи.
Потом они сидели на небольшой кухне, и Андромеда спросила: "Тебе с бергамотом?" - потому что в детстве Нарцисса очень любила чай с бергамотом, и Нарцисса ответила: "Да, пожалуйста", - и в маггловской плите пеклись завитушки, наполняя домик запахом корицы, и Нарцисса не знала, о чем им говорить, потому что ничего не придумала заранее, а разговоры о погоде были бы в данной ситуации какими-то... глупыми? За сорок с лишним лет погода менялась столько раз, что им не обсудить эти изменения за всю оставшуюся жизнь, почему-то подумалось Нарциссе, и она усмехнулась этой глупой мысли, а потом, без перехода, подумала о Теде Тонксе, который никогда не нравился ей в Хогвартсе, о Нимфадоре, которая, по слухам, была еще более неуклюжей, чем Лонгботтом-младший, и о том, что ей никогда не представится случай узнать их получше, и о Драко, который растит совершенно незнакомого ей ее внука, и о том, что Люциус скоро умрет...
И разрыдалась прямо над чашкой отличного английского чая.

Дата добавления: 2015-08-27