Отравленные пирожные

Итак, Цыси вновь стала регентшей — на этот раз уже не при сыне, а при племяннике. Но перед ней оставалось еще одно препятствие, которое давным-давно мешало ей: вдовствую­щая императрица Цыань, главная жена по­койного Сяньфэна. Не исключена возмож­ность, что Цыси хотела убить ее еще в конце 60-х годов, поэтому она и послала Ань Дэхая на юг, для связи с могущественными наместниками, но тогда ничего не по­лучилось. Более того, Цыань участвовала в казни Ань Дэхая, затем выбрала невесту императору Тунчжи (в то время как кандидатура, предложенная самой Цыси, была фактически отвергнута), причем невестой этой оказа­лась строптивая Алутэ. Цыань, видимо, знала о любов­ной связи Цыси с Ли Ляньином и даже обвинила ее в непристойном возвышении этого «евнуха». Вероятно, она была осведомлена и об аналогичной роли Жун Лу и постаралась убрать его от сорегентши. Все это год от года усиливало неприязнь Цыси к Цыань, хотя та вела себя на редкость гуманно для китайского двора.

Главная же причина неприязни упоминалась выше: тайный указ, оставленный Сяньфэном жене и дающий ей право казнить Цыси, если она узурпирует власть. Сюй Сяотянь считает, что Цыси почти с самого начала знала об этом указе — иначе она злодействовала бы еще смелее. По-другому изображает ту же ситуацию Чжоу Тяньбэй: Цыси узнает об опасном указе от Ань Дэхая и несколько раз меняется в лице — то от страха, то от гнева, то от радости. Она рада тому, что указ хранится не у князя Гуна, а у Цыань, которая отдаст ей все, что угодно.

В той же пьесе Цыси открыто похваляется своим влиянием на сорегентшу и уподобляет ее царю обезьян Сунь Укуну, который в китайском романе XVI века «Путешествие на Запад» никак не мог спрыгнуть с ладони будды. Не умея оценить мягкость Цыань, некоторые авторы называют ее глупой и неспособной управлять. В действительности же она была просто добра. Кроме того, если учесть консерватизм Цыси, то вполне возможно, что многие европеизированные нововведения, предпринятые в Китае 60—70-х годов прошлого века, осуществлены Цыань, а не ее сорегентшей.

С апреля 1880 года, во время болезни Цыси, Цыань почти целый год была единственной регентшей. Но в начале следующего года она вдруг умерла — настолько неожиданно, что читатели императорского указа, изданного по этому поводу, решили, что в указ вкралась ошибка и что умерла больная Цыси, а вовсе не благо­получно здравствовавшая Цыань.

Тут уже ни один автор не пытается отрицать вину Цыси. Правда, Юй Жунлин не говорит о противоестественной гибели Цыань, но до этого показывает известные разногласия между регентшами, которых для Цыси было вполне достаточно. К ним следует добавить злосчастный указ Сяньфэна. Цыань не воспользовалась этим указом и погибла из-за своей доброты.

Как писатели, так и историки рассказывают, что однажды Цыань серьезно заболела. Выздоровев, она увидела, что рука Цыси забинтована. «С вами что-нибудь случилось?» — обеспокоенно спросила Цыань. Тогда Цыси как ни в чем не бывало ответила, будто она вылечила ее куском собственной плоти. Цыань была так восхищена и растрогана, что подарила сорегентше опасный указ.

По другим данным, во время упомянутой болезни самой Цыси все думали, что у нее поднялось кровяное давление, однако врач, который ее осматривал, позднее признался, что это была, несомненно, послеродовая горячка. Цыань тоже проведала о похождениях Цыси, попыталась урезонить ее, затем показала ей предсмертный указ Сяньфэна и демонстративно сожгла его на свече, как уже ненужный. В душе Цыси смешались стыд и ярость, но она притворилась раскаивающейся.

Вскоре после этого Цыань неожиданно оказалась в покоях сорегентши и увидела там нечто ужасное: то ли незаконного ребенка, то ли мужские сапоги, то ли моло­дого актера. И хотя Цыань снова проявила благород­ство, Цыси решила убрать ее. Когда Цыань беспечно стояла в своем саду и любовалась золотыми рыбками, к ней вошел евнух с расписной лаковой коробкой и, пре­клонив колени, сказал, что императрица Западного дворца (так называли Цыси в отличие от Цыань — им­ператрицы главного, Восточного дворца) посылает ей в подарок вкусные молочные пирожные, которые она не смеет есть одна. Благодарная Цыань проглотила кусо­чек, сразу изменилась в лице и послала за придворным врачом, но он уже не успел ничего сделать.

Эти пирожные особенно красочно описывает Сюй Сяотянь: одни из них были в форме журавлей, которые благодаря своим длинным шеям и ногам олицетворяют у китайцев долголетие; другие — в форме оленей, сим­волизирующих преуспеяние, поскольку оба слова, «олень» и «преуспеяние», звучат по-китайски одинаково (лу); остальные — в форме восьми даосских бессмерт­ных. Заметим, как трогательно здесь выражена забота о долголетии отравляемой! Потом Цыси «удивляется» внезапной смерти Цыань и горько плачет. Нельзя от­казать в изобретательности и Коллису, который рисует, как Цыси нарочно задержала завтрак Цыань, напоив ее повара, а затем послала ей пирожные. Уже заподозрив, что она отравлена, Цыань бросает одно пирожное своей болонке, но умная собачка отворачивается.

Цыси, которая до этого несколько месяцев числи­лась больной и не ходила на аудиенции, созвала Госу­дарственный совет и, придя на него совершенно здо­ровой, даже порозовевшей, объявила, что Цыань скон­чалась. Тело покойной никому осмотреть не дали, род­ственников на похороны не пустили, траур продолжался меньше месяца, причем траурной одежды не носили ни Цыси, ни сановники. Пожалуй, еще никогда в Китае так не хоронили императрицу, тем более вдовствующую, обычно окруженную особым почетом!

И все же, как и после гибели многих других жертв Цыси, нашлись люди, которые пробовали вывести пра­вительницу на чистую воду. Например, брат императ­рицы Цыань стоял у ворот дворца и громко кричал, требуя справедливого расследования гибели сестры. Цыси и ее министры часто проходили через эти ворота, но не осмеливались заставить его замолчать, потому что «взывание к справедливости у ворот» было тради­цией, освященной конфуцианством. Однако ответа кня­зю тоже никто не дал. В конце концов он сошел с ума.

Дата добавления: 2015-08-27