О талисманах и верных заговорах.

- Хуго, ведь ты слово знаешь, зуб даю! – ныл Линдеман.

Переход был длиной в полтора десятка миль – тяжелый путь, даже если идти налегке, а уж в солдатской сбруе и подавно. К вечеру, на привале, когда пыль еще скрипела на зубах, глаза горели огнем от солнца, а ноги едва ли не плакали человечьим голосом, хотелось лечь и сразу помереть. Даже на еду сил не оставалось, и произнести пару слов казалось непосильным трудом. Но сержант Йозеф Адлер Линдеман, подсевший к огоньку, не давал покоя и зудел ночным комаром – слышно, как звенит, чувствуешь, что вот-вот вонзит жало, а не отгонишь. И с каждой минутой желание треснуть по зубам непоседливому сержанту становилось все сильнее и сильнее. Желательно древком пики, так тяжелее и надежнее.

- Адлер, сходи-ка, лучше на исповедь. Нехорошие мысли тебе в голову лезут, вот что сказать хочу, – пикинер Мортенс, борясь с греховными мыслями о насилии, попытался отсесть подальше, но сержант был настроен решительно и все никак не отставал.

- Ну скажи слово, - прегнуснейше протянул Линдеман, воровато оглядываясь, все таки не о дозволенном речь шла. – Ну что тебе стоит! А коли не скажешь… - сержант сделал многозначительную паузу, вращая выпученными глазами. Наверное, таким образом, он выражал секретность и значимость.

- А коли не скажешь, вот истинный крест, - продолжил Линдеман и набожно перекрестился. – Все как есть капеллану доложу. Думаешь, раз студент, так самый умный? Мы тоже не гульфиком бульон хлебаем, и глазами Бог не обделил.

- Ну и зря не хлебаешь, - сумрачно и без всякого уважения пробурчал пикинер. - Весьма пикантно получилось бы. Только штаны пореже стирать надо, для наваристости и душистости. А насчет угроз, так это ты, сержант, зря, Богом клянусь. Не нужно этого.

Он взглянул на назойливого собеседника, и отблески костерка сверкнули в темных глазах, словно отблески пожара.

- Ну ты… это… - Адлер понял, что разговор идет куда-то не туда и может не получить желаемого завершения. – Верно меня пойми. Говорят про тебя много. И всякого…

- Про всех говорят. Если словам верить, то у Папы рога в пол-ярда. И хвост под сутаной.

- А точно есть? – спросил сержант, оглянувшись по сторонам, чтобы ни одни лишние уши нигде не мелькали, и снова перекрестился. - Ты же у нас чертознай, вроде как?

- Ишь ты, «чертознай», – криво улыбнулся Мортенс. – Никогда так не называли еще. Все больше чернокнижником за глаза кличут. Ну и студентом.

Он чуть прищелкнул пальцами, и притухший вроде бы костерок, вдруг полыхнул, выбросив в небо длинный язык пламени. Адлер шарахнулся, крестясь в третий раз.

- Боишься? – спросил пикинер, и сержант каким-то потаенным чутьем сообразил, что вопрос касается отнюдь не нынешних чародейских фокусов. Линдеман часто и мелко закивал.

- Боишься, – отметил Мортенс, протягивая ладони к огню, желтоватые языки пламени словно оплетали пальцы, скользили по коже, не причиняя видимого вреда. – Очень боишься и готов на все. Но не стоит, это я тебе точно говорю – не стоит. Один уже добоялся.

- Ты про капитана Густлова? – спросил Адлер. Он снова присел, но на сей раз, выбрал место подальше от Хуго. – Вот про то и поговорить хотел.

- Говори, - на удивление равнодушно сказал Мортенс.

Сержант, никогда не считавший себя трусом, вдруг понял, что дрожит мелкой трусливой дрожью, что у него потеет все, даже ладони. А еще - что уже совсем не хочется сидеть у одного костра со странным пикинером, тем более что-то у него выспрашивать.

- Чего застыл? Лотовой женой прикинулся? Так у нее бороды не было. Хотя кто тех евреев знает, – Хуго неспешно потянулся к заплечному мешку, лежащему под кустом, достал флягу и кинул сержанту. – Выпей вина, а я пока скажу то, что должен был от тебя услышать.

Адлер послушно, хоть и не с первого раза, выдернул дрожащей рукой маленькую пробку и опрокинул флягу над разинутым ртом. Забулькало.

- Так вот. Сержант Йозеф Адлер пришел, чтобы узнать, правду ли шепчут про Хуго Мортенса, недоучившегося студента и доучившегося пикинера. Правда ли, что он с чертями знается, и слово знает заветное, которое и свинец уводит, и сталь? Ведь за тем?

Сержант закивал и вернул изрядно полегчавшую флягу хозяину. И, судя по вытаращенным, слезящимся глазам, Мортенс оказался прав. Или во фляге было совсем не вино. А может быть и то, и другое сразу.

- Отвечаю любопытному сержанту, пока он не растрепал на весь полк. Слова не знаю. Но помочь могу. Про цену молчу. Если сержант пришел с таким вопросом, значит, он знает, чем кончил некий капитан Густлов. Ведь знает? – пикинер испытующе взглянул Адлера, и на этот раз тому показалось, что глаза Мортенса уже не светятся отраженным светом костра, а чернеют озерцами абсолютной тьмы. Внутренний голос вопил в оба уха, что надо брать ноги в руки и бежать, бежать отсюда, а затем долго молиться за свою душу. Но…

В последнем бою случилось так, что вражье ядро полетело прямо на сержанта. Кажущийся маленьким шарик прыгал по земле, как игрушечный мячик из кожи и тряпок. Кто-то из солдат попытался его остановить ногой, и мячик, весело скачущий по траве, с той же легкостью оторвал глупцу стопу. Сержант заворожено смотрел на ядро, тело словно отнялось, а матовые отблески на серо-черной поверхности все приближались.

Снаряд ушел чуть в сторону в последнее мгновение, видно, наткнулся на скрытый под дерном камень. Свистнуло над ухом, опалив порывом горячего воздуха, словно оплеуху дало. И кто-то позади истошно завопил от боли, приняв удел, предназначавшийся Йозефу. С той минуты сержант, отшагавший дорогами войны не один год, потерял покой. Смерть коснулась его самым кончиком костлявого пальца, отметив на будущее, готовая в любое мгновение забрать окончательно.

Поэтому Адлер никуда не побежал. Он остался на месте, снова закивал, да так усердно, что пикинеру даже стало боязно за сержантскую голову - как бы не оторвалась.

- И сержант по-прежнему сидит рядом со страшным студентом… - Мортенс явно забавлялся, получая немалое удовольствие от происходящего.

- Сижу! – собрался с духом Адлер. – И жду, когда прекратишь стращать. Не на того напал, чертознай.

- Доннерветтер! – ругнулся Мортенс, впрочем, без особой злости. – Я еще и стращаю? Это я незваным приперся к тебе на огонек после долгого марша и вылакал всю aqua vita?

- Хуго….

- Ладно, посмеялись и хватит. Пора и к делу переходить, - деловито подытожил пикинер. – Ежели я правильно понял, то тебе не хочется умирать?

- Верно. Совсем не хочется, – признался сержант. – Нагулялся я уже. С избытком. А в Браубахе вдовушка нашлась пригожая, стряпуха, на вид не противная, да еще и с приданым. Мне бы только два месячишка протянуть, а там и жалованье подоспеет. Уйду на покой и ничего тяжелее кружки в руки брать не буду. Ты только помоги…

- Хороший Браубах городок. Это от Кобленца вроде недалеко? – полюбопытствовал пикинер. - Да и замок неплох. Старые господа умели строить. Лягушатники, если помню верно, в прошлом году два месяца под стенами простояли, да и ушли, обгадившись. И кубышка в заветном месте припрятана? Так ведь?

- Зачем спрашиваешь, если ответ знаешь? – посуровел Йозеф.

- Я не знаю, я гадаю. Так, чтобы скучно не было. Вдруг неправ, когда окажусь, – улыбка Мортенса была видна даже в неверном свете костра. – Значит, хочешь выжить любой ценой?

- Не любой. Душу не продам!

- Да кому она нужна? – искренне удивился Мортенс богобоязненному порыву сержанта. – Я же с Темными не знаюсь, а если бы и знался, здесь они не нужны. Значит так… Золото везде в цене, так что для круглого счету двадцать талеров сразу и сорок после первого боя, в котором моя помощь нужной окажется.

- А не ой ли? – скаредно возмутился сержант. – Да за такие деньжищи…

Он осекся. Пикинер с неподдельным интересом ожидал продолжения. Адлер пожевал губами, переживая немыслимые страдания между Сциллой жадности и Харибдой страха.

- Так что же ты сделаешь за шестьдесят талеров? – сладким голосом спросил Мортенс. – Неужто индульгенцию у папистов купишь? На тысячу лет избавления от Ада, говорят, как раз хватит.

- По рукам! – с отчаянной бесшабашностью выпалил Йозеф. С колдунами и прочими лучше не торговаться. Особенно, когда они начинают клясться, что и не думали заключать договор с Люцифером.

Приятно звякнул мешочек, поменяв хозяина.

- Утром получишь то, что тебе поможет, - сказал чертознатец. - А сейчас, сержант, ради Господа и всех архангелов, дай поспать!

Адлер проворочался почти весь остаток ночи и заснул лишь под самое утро. Насколько он желал забыться, настолько же жалел об этом после пробуждения. За пару часов чего только не привиделось…. И Папа Римский с рогами и хвостом, гоняющийся за генераллисимусом Валеннштейном по окрестностям Штральзунда, был далеко не самым страшным. Сон не только не прибавил сил, но почти отнял оставшиеся.

Потому Мортенс едва не получил в грудь пол-локтя стали сержантского тесака, когда под самый рассвет тронул Адлера за плечо.

- Не шути так, сержант! – только и смог сказать Хуго, оказавшись по уши в грязи, после того как Йозеф с воплем оттолкнул его прямо в лужу и махнул клинком, не достав самую малость. – Не выспался, что ли? На людей кидаешься?

- Нечистый сны насылал богомерзкие, вот и получилось. Видит Бог, не со зла, – мрачно ответил сержант, забросив тесак в ножны. И, растирая помятое с дурного сна лицо, спросил. - Готово?

- Как в лучших домах Парижа! – осклабился Мортенс. – Был в Париже, сержант?

- Нет, – буркнул Адлер, пытаясь натянуть сапог. – И не собираюсь.

- Тоже верно! Там, шепчут, на днях, какой-то полоумный чуть короля лягушатников не грохнул. Так что приличному протестанту делать там нечего, вот что я тебе, сержант, скажу!

При свете солнца, хоть и слабого по утренней поре, сержант чувствовал себя немного увереннее.

- Студент, за ногу тебя, да об пень! Деньги вчера получил, а я свое еще в руках и не держал, - сварливо сказал он.

- Ах да, точно! - стукнул себя по лбу Мортенс. – А я все припомнить не могу, зачем доблестного сержанта в такую рань разбудил. Лови!

Мелькнуло что-то в воздухе. Йозеф привычно махнул рукой, доставая из воздуха небольшой округлый предмет, раскрыл ладонь. Маленький шарик светлой бронзы, спаянный из двух половинок.

- И все? – разочаровано протянул Адлер, при свете дня начавший чувствовать себя поувереннее. – И за эту безделушку я отдал двадцать талеров?!

- Шестьдесят, сержант, шестьдесят, – с безжалостной улыбкой уточнил проклятый «чертознай». – И сорок я еще не получил. Смотри, сержант, про такие долги не забывают.

- Не забуду, – огрызнулся сержант. – Что там внутри, и как эта хрень действует?

- Внутри – так нужное тебе С лово, – подмигнул Мортенс. – Раскрывать не советую. А как действует - проверишь при первой случайности. И смотри, не вздумай раскрывать. Если Слово знают другие, то ничем не поможет.

- Как скажешь, – то ли ответил, то ли сплюнул сержант и спрятал шарик в мешочек, висящий на шее. – Проверим. За такие деньги оно меня даже от порезов беречь должно. Все, Хуго, а теперь уже я скажу тебе, чтобы проваливал подальше. Подъем скоро.

Казаки вылетели нежданно, как умеют только они, дети сатаны. Ну и кумаши с татарами. Вырезали передовые дозоры и налетели степным злым вихрем. Миг назад тихо кругом было, только мерный шаг марширующих солдат, да кое-где чуть слышна походная песня над строем. И сразу же, воздух наполняется визгом и разбойничьим посвистом атакующей конницы, грохотом выстрелов.

Шумит бой - отчаянный, быстрый, злой.

Рота, в которой служили Мортенс с Адлером, шла в авангарде. По ним первым и ударила казачья лава или как там эти негодяи называют свой строй. Сержанту было не до умствований, требовалось очень быстро перестроить растянувшуюся роту, собрать из рыхлого стада плотный кулак, ощетинившийся пиками. Встретить удар, удержать строй, устоять на ногах, а там, можно и в ответ вмазать. Утопить в грязи бесчестных наемников, готовых пойти за кем угодно, лишь бы платили. Конечно, пикинеры и сами служат не за спасибо, но это же совсем другое, ясен пень!

Конница не стала лезть на каре пехоты. Казаки кружили вдоль тракта, время от времени, разряжая в гущу строя многочисленные пистолеты, торчащие за матерчатыми поясами. Им отвечали, но редко и мало - как назло, свои мушкетеры отстали, а кавалерия, наоборот, ушла далеко вперед. И хотя огонь был скорее беспокоящим, но время от времени то один, то другой пикинер валился на землю.

«Везет же схизматикам проклятым!» - подумал сержант Адлер. – «И грязь им не мешает, и отогнать некому. А про нашу кавалерию и вспоминать не хочется…. И стреляют, метко, им что, черти руку направляют?».

Больше Йозеф подумать ничего не успел. Очередная пуля ударила в грудь, выбив дух. Сержант падал, падал, и все никак не мог упасть. Его охватило чувство полета, солдат парил в безбрежной пустоте, наслаждаясь тишиной и умиротворением. Затем пришла боль, что-то адски зашумело над ухом, мимо пробегали чьи-то сапоги, грязные и рваные. Линдеман понял, что давно упал и лежит навзничь, не в силах шевельнуть членами. И потерял сознание, на этот раз надолго.

- Эй, сержант, ты чего это?!

Адлер попытался открыть глаза, чтобы хоть разглядеть того ангела Божьего, что привечает у Врат. Вернее, должен… Только не бывает ангелов без крыльев. И по уши перемазанных липкой красной глиной из Долины Рейна…. И не орут они на ухо всякую пошлую похабщину…. И денег не требуют, да еще целых сорок талеров.

Сержанту все же удалось кое-как сесть. Прямо на него с земли смотрел покойник со странно перекошенным лицом, как будто ухмылялся из посмертия вещам, неведомым для живых. Казаков гнала подошедшая на подмогу кавалерия. Грудь болела, словно кожу прижгли клеймом, прямо до кости. Каждый вдох отзывался саднящей болью в ребрах. Йозеф осторожно сплюнул и покосился на плевок. Крови не было, значит, легкие осколками ребер не пропороло. Уже хорошо.

Мортенс тряс сержанта за плечо и радостно орал в голос:

- Ведь сработало же! Прав, значит, Швальбе был! Вот же капитан чертов! Ей-богу, плюну на вас всех, да к нему в отряд подамся! Ну, скажи, Адлер, ведь помогло?! Так что, с тебя сорок талеров. Жду к вечеру.

Увидев, что Йозеф жив, и помирать всяко больше не собирается, Мортенс оставил того приводить в порядок смятенные мысли и бодро потопал по растоптанной обочине к сложенным свежим трупам. Сержант попытался встать, но ноги были словно соломенные. Так и сидя в грязи, Адлер полез за пазуху, ощупывая отчаянно болевшую грудь. Пальцы нащупали мешочек с талисманом, но вместо знакомого кругляшка оказались лишь обломки. Пуля попала точно в него, шарик от удара сплющился и развалился на половинки. Видать, какая-то казачья морда пороху в ствол недоложила, иначе и пуля, и талисман сейчас гуляли бы в сержантских потрохах. Хотя, не случись на пути свинца преграды, мало бы Линдеману все равно не показалось.

Трясущимися руками Йозеф распутал завязки мешочка, достал обломки чудесного оберега. Внутри оказался туго смотанный кусочек пергамента, с трудом развернувшегося под грязными пальцами. На нем виднелись какие-то буквы. Спасенный искренне облобызал колдовское заклинание и поглубже спрятал его за пазуху.

- «Donec a bello atque magis in coquinam»! - прочитал через пару дней капеллан, когда Адлер, измученный угрызениями совести, решился представить под бдительное око Церкви такое чернокнижье. Ну и признаться, пока не поздно, пока Люцифер не сумел проникнуть в заблудшую душу через строки бесовские, богопротивные и омерзительные.

Капеллан крутил пергамент и так, и этак, пуча глаза и сдерживая рвущийся наружу смех. Но, наконец, естество взяло верх, и громоподобный, неприличествующий духовному лицу хохот вырвался наружу, словно бомбарда жахнула.

- Шестьдесят талеров, говоришь? - только и сумел выдавить сквозь слезы капеллан. – Но слова, действительно, заветные, не обманул тебя колдун неведомый! В Праге обучался, похоже. У них там такие шуточки в ходу!

- А писано то чего? – только и смог спросить закипевший сержант, уже придумавший с десяток казней для коварного Хуго.

- «Держись подальше от боя и поближе к кухне». Вот же шутник какой попался! – с трудом сумел успокоиться капеллан. – Но жизнь он тебе спас, как ни крути, и свои монеты заработал честно. Так что, не стоит неведомому колдуну бить рожу. А то он ведь может и пику в суматохе в спину сунуть.

И божий человек залихватски подмигнул обалдевшему Адлеру.

Дата добавления: 2015-08-26