Имена собственные

Представление о переводе имени собственного, с чис­то практической точки зрения, может показаться стран­ным: ведь Шекспир будет Шекспиром на всех языках ми­ра— что в нем переводить? А перевести можно: shake+ + spear = «потрясать копьем»; контекст может даже по­требовать такого перевода, и переводчик должен быть готов к этому.

Имя собственное — объект ономастики, самостоятель­ной лингвистической науки; о нем существует огромная литература. Немало написано и о передаче имен собст­венных при переводе, что значительно облегчает нашу за­дачу: не стараясь «объять необъятное», мы приведем лишь некоторые общие установки и частные случаи, глав-

'Сальникова О. Г., Шулежкова С. Г. Указ, соч., с. 61. ²Левицкая Т. Р., Фитерман А. М. Указ, соч., с. 49.

ным образом те, которые касаются основной тематики — вопросов безэквивалентности и передачи колорита, т. е. речь пойдет, в сущности, о возможностях и приемах п е-редачи (или перенесения) имен собственных в текст перевода.

Из сказанного до сих пор уже следует, что имя соб­ственное, как правило, при переводе заимствуется, транскрибируется, но как исключение, может под­вергаться переводу; иногда оно терпит и большие на себя посягательства. Поэтому здесь, в еще большей степени, чем в отношении реалий, в самом начале ставится вопрос: транскрибировать данное имя в данном контексте или искать иных путей его введения в перевод?

Прежде чем обсуждать предпосылки обоснованного ответа на этот вопрос, нужно уточнить термин «транскрипция», отграничив его вместе с тем от термина «транслитерация». В советской литературе они нередко употребляются как синонимы; эта практика на­шла отчасти отражение и в СЛТ, где 4-е значение тран­скрипции— «то же, что транслитерация», а тран­слитерация получила несколько расплывчатую дефи­ницию: «Передача текста, написанного при помощи од­ной алфавитной системы, средствами другой алфавитной системы». Мы принимаем дефиниции С-СЛТ: транскрип­ция— это «передача звуков иноязычного слова (обычно собственного имени, географического названия, научного термина) при помощи букв русского алфавита», а транс­литерация—«передача букв иноязычного слова при по­мощи букв русского алфавита», разумеется, с соответст­вующей поправкой на любой ПЯ- При транскрипции обычно стремятся к максимальной фонетической близо­сти, с таким расчетом, чтобы имя претерпело минималь­ные потери при перенесении в другую языковую среду.

Вопросы транскрипции тесно связаны с алфавитными системами и фонетическими законами соответствующих языков: латиница — кириллица ', фонетическое — этимо­логическое письмо. Соответственно, неодинаковым будет выбор решения — транскрибировать или переводить — при переводе с любого языка на любой. «Из латиницы в латиницу» имя собственное обычно переносится без графических изменений, т. е. транскрипции не производят. Вследствие фонетических различий в большинстве язы­ков соотношение «буква-звук» не идентично, и такое ме-

¹ Других алфавитных систем в нашей работе мы не касаемся. 208

ханическое перенесение из языка в язык приводит к иска­жению имен. Так, пересаженные на французскую почву, скажем, немец Моцарт (Mozart) и англичанин Шепэрд (Shepherd) автоматически превращаются в полноправ­ных французов Мозара и Шефёра (с ударением на по­следнем слоге).

При разных алфавитах, а также при переводе «с кириллицы на кириллицу» транскрипция осуществляется по всем правилам, т. е. с учетом фонети­ческих особенностей имени и на основе произносительных норм ИЯ и ПЯ-

Разные языки по-разному относятся к транскрипции: одни стремятся транскрибировать максимально близко к подлинному звучанию имени, другие вводят ряд ограни­чений фонетического принципа за счет этимологического, морфологического и т. д. В некоторых языках определен­ные категории имен (например, фамилии) транскрибиру­ются по особым правилам — ср. в чешском традиционное добавление -ова в фамилиях женского рода, в том числе и иноязычного происхождения: Грета Гарбова, Марлена Дитрихова (это — известные в прошлом актрисы кино Грета Гарбо и Марлен Дитрих); в других языках неко­торые буквы и буквенные сочетания заменяются другими, традиционным — ср. русские транскрипции лат. h = «r» (a ch = «x»), нем. ei = «efi» или «эй», вместо «ай» (транс­литерируется вместо того, чтобы транскрибироваться) и т. п.. Но все это относится к частной теории перевода, т. е. касается главным образом той или иной пары язы­ков, и останавливаться на этих вопросах мы не будем.

К транскрипции встреченного в тексте имени собствен­ного переводчик подходит по-разному в зависимости от того, 1) имеет ли оно уже утвердившийся в ПЯ графиче­ский облик, или же 2) его только предстоит транскри­бировать. В первом случае имя обычно берется в уже готовом виде, который в принципе не подлежит измене­нию даже в тех случаях, когда приобретший гражданство фонетический облик не соответствует современным требо­ваниям ^].

¹ Изменение утвержденных в данном языке привычных транскрип­ций имен собственных — особый вопрос, которого в специальной ли­тературе касаются всегда с опаской: менять традиционное написа­ние и произношение, в самом деле, очень трудно, но не невозмож­но. Мы присоединяемся здесь к высказанной более 15 лет тому назад мысли Вл. Россельса о необходимости более последова­тельного транскрибирования (Подспорья и преграды — МП, 1962,

Во втором—переводчик транскрибирует имя, ста­раясь максимально приблизить его произношение к ори­гинальному, не насилуя вместе с тем фонетики и графи­ки ПЯ.

Нужно особо подчеркнуть важность и трудность о б-наружения уже существующих транскрип­ций, а в связи с этим — и упорядочения практической работы над переводом. Между прочим, эта работа требу­ет немало настойчивости, сообразительности, культуры: ведь речь идет о множестве разных по характеру и на­циональной принадлежности собственных имен, относя­щихся к разным эпохам, претерпевших с годами у тех или иных народов те или иные изменения, дошедших до переводимого текста, может быть, через несколько язы­ков, иногда в результате многих изменившихся до неузна­ваемости транскрипций. И переводчику не раз приходит­ся прослеживать этот путь имени, стараясь выяснить, к какой национальности принадлежит его действительный носитель.

Это одно из основных правил современной транскрип­ции: имя передается с учетом национальной при­надлежности его референта — человека, географи­ческого объекта и т. д. У героя «Летучей мыши» Штрау­са и у крупного советского кинорежиссера — с виду оди­наковая немецкая фамилия: Эйзенштейн. Но, транскри­бируя ее, болгарский переводчик должен выяснить, о ком идет речь: если это Сергей Михайлович, то нужно сохра­нить русское звучание (болг. Ейзенщейн), а если ав­стриец или немец — немецкое (болг. Лйзенщайн). Не­сколько сложнее обстоит дело с транскрипцией имени и отчества такого персонажа, как Марья Генриховна, эпи­зодическая героиня из «Войны и мира» — «полная бело­курая немочка», которую, однако, величают по имени и отчеству, привычным только для русской жизни; поэтому онемечивание ее имени в болгарском переводе внесло бы фальшивую нотку в описание этой жизни.

2, с. 173), но хотелось бы несколько острее поставить вопрос о необходимости постепенного изменения самых неудачных транс­крипций; хотелось бы, например, чтобы по-русски Гейне и Гюго по­лучили свои собственные фамилии — Хайне и Юго, чтобы различной национальности короли — английские, французские, немецкие, швед­ские и т. д. — не подводились под общий латинский знаменатель

Карлов, а были бы Чарлз, Шарль, Карл, Карлос, Карло и т. д., что­бы хоть современные Уильямы не превращались по-русски в Вилья­мов, Хельмуты — в Гельмутов. Намеки на такой процесс заметны, но очень уж они робки И непоследовательны.

Ответ на основной вопрос — транскрибировать или переводить — зависит от самого имени, от свя­занной с ним и его референтом традиции и от контекста.

«Для имени собственного основное — это соотнесен­ность с предметом», — пишет А. В. Суперанская ', подска­зывая, таким образом, с чего нужно начинать. В лингви­стических классификациях референты имен собственных рассмотрены главным образом в двух разрезах: а) как одушевленные и неодушевленные и в рамках этих разде­лов— б) по существу самого предмета: к одушевлен­ным относятся, например, имена людей и клички живот­ных, а к неодушевленным — названия географи­ческих и космических объектов, названия средств пере­движения, фирменные названия и т. п. По существу, нео­душевленными являются и имена комплексных объек­тов ², таких как органы печати, предприятия и учрежде­ния, произведения литературы и искусства и т. п.

С точки зрения теории перевода, т. е. для решения воп­роса «транскрибировать или переводить?», эта классифи­кация не так удобна хотя бы уже потому, что в рамках того или иного деления есть имена, которые преимущест­венно транскрибируются, а есть имена, которые перево­дятся. Таково, например, положение с антропонимами — именами (отчествами, фамилиями, прозвищами людей), входящими в группу одушевленных объектов: если имя, отчество и фамилия обычно транскрибируются, то про­звище, напротив, мы стремимся перевести или передать иным путем с учетом его смыслового содержания; да и фамилии приходится иной раз переводить («говорящие имена».).

Так как основные требования к языковым единицам при переводе сводятся, за редкими исключениями, к пе­редаче плана содержания, то и деление имен собствен­ных следует вести в первую очередь по линии их семан­тики. Это позволяет рассматривать 1) имена-знаки, имена-метки, не обладающие собственным содержанием, а только называющие объект, 2) имена, обладающие определенным семантическим содержанием, и 3) имена, которые в зависимости от контекста меняют свою отне­сенность к одной из первых двух групп.

'Суперанская А. В. Общая теория имени собственного. М.:

Наука, 1973, с. 263. ² Термин этот не особенно удачен, а само по себе выделение этих

объектов — важно и нужно, только не как противопоставление

одушевленным и неодушевленным объектам.

Единицы первой группы «в чистом виде» всегда транскрибируются; вопрос об их передаче при переводе— это вопрос знания правил транскрипции. Как исключение, имя собственное, точная транскрипция которого почему-либо неудобна (например, омонимия со смешным, непе­чатным и т. п. нарицательным ПЯ), передается с неко­торыми фонетическими отклонениями, приобретающими со временем традиционный, связанный с данным именем

облик.

Единицы второй группы обладают определен­ным содержанием, которое обусловливает возможность их перевода. Однако среди них намечаются имена, кото­рые по традиции а) только транскрибируются, и другие, б) которые только переводятся. К первым относятся на­звания периодических изданий, органов печати и т. п. (фр. «Юманше», «Ви увриер», англ. «Тайме», «Файнэн-шал джорнал», нем. «Нойе цайт», порт. «Нотисиаш», кит. «Жэньминь жибао»). Не меняют своего оригинального звучания даже совсем близкие к переводному названия: болг. «Литературен фронт» при переводе на русский не должен превращаться в «Литературный фронт»: первое— название болгарской газеты, а второе — два слова, имею­щих только нарицательное значение.

Логику и целесообразность этого традиционного прие­ма нельзя считать бесспорной. Даже если принять объ­яснение А. В. Федорова, что таким образом «подчерки­вается их связь с определенной страной»¹, т. е. что они выступают в роли своеобразных реалий с точки зрения перевода, значения имен, совершенно ясные для читателя оригинала, желательно довести и до сознания читателя перевода; иначе вся информация, которую он получает, заключается лишь в том, что перед ним газета или жур­нал. А ведь досадно, когда иностранец читает «Pravda», не понимая смысла слова «правда». В названии любого периодического издания содержатся данные о его идео­логии, тематике, политической окраске и многое другое, что небезразлично для читателя. Это особенно важно в тех случаях, когда имя, которое может оказаться и вы­мышленным (например, названия органов печати в ро­мане Э. Синклера «Нефть»), тесно связано с текстом ху­дожественного произведения. Поэтому, нам кажется, добавление в скобках перевода соответствующего назва­ния (или даже прямой перевод его в случае надобности)

Дата добавления: 2015-08-20