Глава 24. Побрившись и умывшись в крошечной ванной, Эш прошел обратно в приятно обставленную

Побрившись и умывшись в крошечной ванной, Эш прошел обратно в приятно обставленную спальню‑гостиную и снова выглянул в окно. Внизу по двору гуляло еще больше людей, группами или в одиночку наслаждавшихся неожиданно смягчившейся погодой. Как и прежде, он направил взгляд к дальней стороне двора и к разрушенной арке, откуда ему впервые открылся вид на замок; сейчас под ней стоял единственный охранник в униформе, словно для того, чтобы поворачивать любых бродяг с этого маршрута.

Наблюдая за ним, Эш увидел, как охранник повернул голову, чтобы сказать что‑то в рацию, закрепленную на запястье. Следователь гадал, в чем бы могло состоять его сообщение: на границе с домом все спокойно? Нарушителей и беглецов нет? Несмотря на величественный вид снаружи и мягкость его интерьера, Эш не мог не думать о Комреке как о роскошном Колдице[23]– с этой его обширной оградой из колючей проволоки под напряжением, с патрулирующими охранниками и стратегически расположенными камерами видеонаблюдения. Сэр Виктор Хельстрем мог быть едва ли не комендантом. Или… его мысли задержались на этом… или, может, тот худой человек с мрачным лицом и брюшком, который, казалось, намеренно избежал встречи с Эшем этим утром, был здесь главным.

У него была склонность к избыточному воображению, чтобы не сказать – к паранойе; хотя, как всегда говорила ему Кейт, он обладал инстинктом в отношении определенных вещей, определенных ситуаций и определенных людей.

– Довольно! – резко сказал он. Он прибыл сюда, чтобы выполнить порученную работу, и он будет ее выполнять в меру своих способностей.

Содержание замка Комрек – а ведь он даже не успел осмотреть его территорию – должно было выливаться в астрономическую сумму, а гонорар, уплаченный его собственному Институту, выходил за рамки разумного. Действительно, он был более чем непомерным. Но потом, он ведь окупал и полную секретность. Они даже не позволили сохранять копии отчетов, которые собирались представлять во Внутренний двор, не говоря уже о раскрытии кому‑либо их содержания. Все было обустроено весьма и весьма необычно.

Несмотря ни на что, Эш решил, что сохранит для себя свои рукописные заметки. Он подумал, не обыщут ли его и его багаж перед отъездом из Комрека, когда расследование будет завершено. В отдалении, там, где лес казался наиболее густым, обратило на себя внимание внезапное волнение птиц, которые возбужденно поднялись в воздух и разлетелись во все стороны. Он подумал, что же такое их потревожило.

Оторвавшись от окна и своих личных мыслей, он протянул руку за дверь в ванную и бросил влажное полотенце в небольшую раковину, а затем быстро надел свежую синюю джинсовую рубашку и куртку в ломаную клетку. По его представлениям, обед в замке был фактически официальным мероприятием.

Всего одно мгновение он не мог определиться, стоит ли опрокинуть еще один колпачок абсента, но, подумав, решил воздержаться. Карманная хромовая фляжка, обтянутая кожей, вмещала немного, хотя одна порция из нее была так же действенна, как две порции виски. Растянуть фляжку на три ночи его пребывания в замке было более практичной альтернативой.

Эш подошел к двери и открыл ее – петли едва пискнули. Закрывая ее за собой, он услышал шум дальше по коридору, а когда посмотрел, то увидел, что психолог, Дельфина Уайетт, как раз закрывает за собой дверь. Вот так синхронность, подумал он, слегка улыбнувшись.

Когда она подняла глаза и увидела его, Эш был уверен, что на лице у нее на мгновение отобразилась тревога.

– Мистер Эш, – приветствовала она его. – Тоже направляетесь на обед?

Пока она шла к нему бессознательно изящной походкой, он увидел, что она тоже переоделась. Она была одета в вязаный темно‑фиолетовый джемпер, с V‑образным вырезом и завязками спереди, и цыганскую юбку чуть ниже колен, а черные колготки уходили на уровне щиколоток в сапожки на высоком каблуке.

Эш снова едва не лишился дара речи при этом видении, направлявшемся к нему. Она распустила волосы, прежде увязанные на затылке, и теперь ее загорелое лицо обрамляли темные кудри. Если бы она заговорила по‑португальски, он бы не удивился.

– На обед? – еще раз спросила она, смущенная его нерешительностью.

У него пробежала мысль, понимает ли она, какое воздействие на него оказывает и в чем причина его колебаний.

– Э‑э, да, – сказал он, когда она подошла почти вплотную. – Я просто прикидывал, достаточно ли нарядно выгляжу для столовой.

Он взмахнул рукой, обозначая ее одеяние.

Она коротко рассмеялась, и ее глаза, почти черные в полумраке коридора, полунасмешливо осмотрели его сверху донизу.

– Я думаю, это испытание вы выдержите, как говорил мой отец. – Ее полные красные губы продолжали улыбаться.

– Я мог бы съесть лошадь, – сказал он с глупой усмешкой.

– Я тоже проголодалась, – ответила она. – Наверное, это после выброса адреналина, что случился у нас раньше.

Да, подумал он, и у меня, кажется, происходит выброс адреналина другого рода каждый раз, когда я тебя вижу. Он не мог не задаваться вопросом, замечает ли она его чувства, осознает ли каким‑то образом те смешанные эмоции, что он пытается скрыть. После Грейс он поклялся никогда больше не рисковать, доходя до страсти такого накала. Теперь он чувствовал, что некогда твердая стена решения постепенно, кирпичик за кирпичиком, разваливается.

Он поймал себя на светской фразе:

– Не воспользоваться ли нам лифтом?

– Лучше по лестнице: что‑то не доверяю я этому антикварному механизму.

Она первой двинулась по тусклому коридору, с его неоднородным ковровым покрытием и с увешанными картинами стенами.

– Почему же тогда с ним ничего не сделают? С лифтом, я имею в виду, – сказал он, когда они шли бок о бок.

– Да ведь есть еще один – собственно, еще два, – ответила она, когда они подошли к овальной лестнице с колоннами. – Один из них великолепен и используется исключительно лордом Шоукрофт‑Дракером и некоторыми высокопоставленными лицами, которые время от времени посещают Комрек.

Они начали спускаться по широкой лестнице, покрытой красным ковром, – Дельфина скользила рукой по широкой балюстраде из пестрого мрамора, а Эш шел по более узкой части округлой лестницы. Путь освещали изящные подвесные лампы. Ковер был плюшевым и пружинил у Эша под ботинками.

– Как я понимаю, – сказал он Дельфине, пока они спускались на второй этаж, – лорд Шоукрофт‑Дракер не кто иной, как высокий худой человек, которого я видел, когда приехал, и который исчез, прежде чем сэр Виктор смог представить нас друг другу. Мужчина с весьма заметным брюшком.

– Похоже на него, – ответила психолог. – Он держится по большей части сам по себе, поэтому мы редко его видим, не говоря уже о том, чтобы с ним общаться. Он являлся – является – фактическим владельцем замка. Полагаю, вы описали бы его как патрона Комрека, Большого Босса. Лорд Эдгар – вот как мы обычно его называем.

Усвоив информацию, Эш сказал:

– Вы говорите, есть еще два лифта. Для чего служит третий? Служебный?

– Можно сказать и так, – ответила Дельфина. – Но его регулярно отскребают начисто, чтобы опускать пациентов в операционную. У нас есть два хирурга общего профиля, а хирургов‑специалистов доставляют сюда при необходимости. За всем, что касается медицины, наблюдает наш собственный главный врач.

– Могу предположить, что с этих специалистов берут клятву хранить тайну и платят им изрядный гонорар за молчание. – Взглянув на нее, он, в некотором роде, был рад увидеть ее озабоченное выражение; может, ей тоже было не по себе от некоторых здешних «правил».

– Это для их же собственного блага, Дэвид, – сказала она через секунду‑другую. – Некоторые из гостей были бы невыносимы за пределами Комрека.

– Вы же сами понимаете, как зловеще это звучит, Дельфина.

Ей удалось – но лишь едва – улыбнуться ему в ответ.

– Что действительно зловеще, Дэвид, так это странные вещи, которые происходят здесь в последнее время.

Они прошли мимо ниши в стене, заключавшей в себе бронзовый бюст некоего дворянина, очевидно, имевшего отношение к истории замка. Эш им нисколько не заинтересовался: его занимала лишь красивая женщина, шедшая рядом. Ощущение, что у нее самой имеются опасения по поводу Комрека, усилилось.

Они достигли площадки между третьим и вторым этажами, и она остановилась, чтобы повернуться к нему лицом. Но она опять отклонилась чуть в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Дэвид, – сказала она чуть ли не страстно, – если бы вы знали, какая прекрасная медицинская работа здесь проводится, вы не были бы так подозрительны. И так критичны.

Уж не себя ли она пытается убедить? – подумал он. По тому, как она избегала смотреть ему в глаза, можно было предположить, что это именно так.

– Может, покажете мне позже, где вы работаете, – сказал он.

– Сначала мне надо получить разрешение, но я рада буду это сделать. – Она смотрела ему в глаза.

Когда они согласованно продолжили путь к следующему лестничному пролету, между ними сохранялось молчание.

Эш был еще более впечатлен замком, когда они с Дельфиной вошли во внушительный круглый обеденный зал, заполненный людьми. Наступила тишина, все головы повернулись в их сторону, меж тем как Эш и его спутница стояли на пороге широкой двустворчатой двери. Либо у них в Комреке редко бывают приезжие, размышлял Эш, либо они уже знают, что среди них появился охотник за привидениями. Ему было неловко. Небрежно осматриваясь вокруг, он буквально чувствовал запах богатства, нависший над залом.

Гости сидели за круглыми столами, покрытыми безукоризненно белыми скатертями, со свежими цветами в центре каждого из них, а высоко над их головами висели яркие хрустальные люстры. Даже блестящие столовые приборы представлялись серебряными. Эш был голоден: на завтрак у него не было времени, а с тех пор ему предлагали только чай, кофе или алкоголь. Алкоголь, в самолете, так рано утром? На пустой желудок? Это подозрение снова раздосадовало его. Они что, хотели, чтобы он прибыл в Комрек пьяным?

Стоя рядом с ним, Дельфина осматривала зал, как будто что‑то искала. Она тихонько выдохнула удовлетворенное «ах» и указала рукой.

– Вот там, – сказала она шепотом. – Там сидит один человек, с которым я бы хотела вас познакомить.

Она стала пробираться среди обедающих, направляясь к одному из небольших столов в сравнительно пустой части обеденного зала. За ним сидел один человек, читая за едой журнал, прислоненный к вазе с цветами.

Множество глаз следили за продвижением Эша по залу, пока не возобновился общий гомон, указывая, что любопытство гостей явно ослабевает. За центральным столом он увидел Хельстрема, рядом с ним сидел чрезмерно обеспокоенный Дерриман, а два других места занимали двое пока еще незнакомых Эшу людей. Здоровяк заметил парапсихолога и коротко взмахнул ему рукой, на что Эш ответил небрежным кивком головы.

Он присмотрелся к двум незнакомым сотрапезникам Хельстрема. Ближе к главному исполнительному директору Комрека сидела женщина в белом больничном одеянии: безупречном халате, контрастировавшем с ее зачесанными назад блестящими рыжевато‑каштановыми волосами. Когда она посмотрела в его направлении, он заметил особый блеск в ее ореховых глазах и задался вопросом, почему она так сильно им интересуется, – она даже не пыталась отвести взгляд. Лицо ее, хотя и не миловидное, приобрело ту редкую соразмерность черт, которой удается достичь лишь немногим женщинам в начале среднего возраста. Ее привлекательность портилась только враждебностью в глазах.

Четвертый обедающий за этим столом, сидевший спиной к Эшу, оглянулся, желая увидеть, что привлекло внимание его сотрапезников.

Эш успел оценить только жесткое лицо, короткую стрижку и широкие плечи. Трудно было судить по сидящему человеку, но следователь догадался, что тот низкоросл, но коренаст; он, безусловно, и лицом и фигурой напоминал боксера. С другой стороны, он глянул на Эша лишь мельком, но маленькие, хитрованские глазки его, несомненно, оценили Эша в одно мгновение.

– Дэвид…

Следователь тотчас повернулся к Дельфине.

– Дэвид, – повторила она, с улыбкой глядя на человека, который оторвался от своего экземпляра «Ланцета» и теперь, вскинув брови, переводил взгляд с нее на Эша. Но улыбка его была ясной, а бородка хорошо подстрижена и ухожена. – Это наш главный хирург, доктор Вернон Причард, который отвечает за медицинскую часть.

Причард не поднялся, но протянул руку через стол. Пожимая кисть, Эш отметил ее природную твердость.

Главный врач был человеком маленького роста, не более пяти футов девяти дюймов, как прикинул Эш, и стильно одетым: палевый пиджак с узором елочкой, темно‑коричневый жилет, голубая рубашка с аккуратным галстуком‑бабочкой в синий горошек. По оценке Эша, ему было слегка за пятьдесят, и, хотя с виду он казался небрежным, его карие глаза были ищущими, едва ли не вопрошающими. Одна бровь приподнималась над черепашьей оправой его бифокальных очков, словно оценивая вновь прибывшего, а седые волосы на висках придавали ему необходимую для его статуса авторитетность. Добавляла солидности и аккуратная бородка, в которой, как это ни подозрительно, не было ни единого седого волоска.

Прежде чем Дельфина успела представить Эша, Причард с оттенком удовлетворения сказал:

– А, как я понимаю, вы наш парапсихолог. – Улыбка у него была волчья.

– Эш, – признал следователь.

– Да, Дэвид Эш. Правильно?

Эш кивнул и улыбнулся в ответ.

В разговор вмешалась Дельфина.

– Простите, что беспокою вас, доктор Причард, но у меня такое чувство, что Дэвиду надо немного знать о нашей работе здесь, в Комреке.

– О, я уверен, что с тем же успехом это могли бы сделать и вы. – В замечании главного врача не было никакой критики. – Но, пожалуйста, присаживайтесь оба, не возражаете? Я с обедом уже покончил и как раз собирался заказать арманьяк и кофе, чтобы завершить его. А вы еще не ели?

– Нет, – ответила Дельфина. – Уверена, что Дэвид ужасно проголодался.

– Да, я слышал, в самолете вам выпало мучительное испытание. Очень часто после такого выброса адреналина возникает чувство голода. А тело бессознательно радуется быть живым, во всяком случае, так мне говорили. Инстинкт выживания вмешивается, в целях продолжения рода и всего такого. Я уверен, что как психолог доктор Уайетт может рассказать вам об этом больше, чем я. – Озорно улыбаясь, он метнул взгляд на Дельфину, и у той слегка зарделись щеки.

Эш загладил ее смущение.

– Все, чего мне хотелось впоследствии, это глоток чего покрепче и сигарета. На деле же воздержусь и от того, и от другого.

– Похвально, – сказал доктор Причард, откинувшись на спинку кресла. Хотя улыбка у врача была расслабленной, Эш не мог быть уверен, поддразнивает их пожилой человек или нет. Тем не менее, он казался довольно дружелюбным.

Стоило Причарду взмахнуть рукой, как перед ними появилась официантка в сливочно‑белой блузке и узкой черной юбке с темными колготками.

– Хлоя, дорогая моя, – слегка паясничая, протянул врач, – мне мой обычный кофе и Ба‑Арманьяк. «Домен Буаньер», конечно. И не могли бы вы принести меню для двух моих коллег? – Эш чувствовал, что девушка могла бы сделать реверанс, но она только улыбнулась доктору Причарду, прежде чем отойти от стола.

– Здешнюю кухню вы найдете великолепной, мистер Эш, – заметил главный врач, указывая на кресло напротив себя через безупречно белую скатерть. Он отложил в сторону свой экземпляр «Ланцета», пробормотав: «Единственный чертов журнал, что я могу здесь получить», – меж тем как Дельфина заняла место справа от него. Эш уселся спиной к залу, но стал еще более чувствителен к чересчур спокойному гулу разговоров позади себя. Что‑то беспокоило его с того момента, как они с Дельфиной миновали дверь зала.

Общий гомон, кроме того момента, когда при их с психологом появлении разговоры на мгновение приостановились, был приглушенным, без возрастающей громкости, без резкого смеха и, конечно, без повышенных тонов. Он понял, что именно это было причиной его беспокойства при входе в овальный зал. Голоса у всех были понижены, как будто… как будто клиенты находились под воздействием седативных препаратов. Он попытался отмахнуться от этого, но его не отпускала мысль, что все здесь приняли легкие транквилизаторы. Пока он пытался решить, как бы подипломатичнее изложить свою идею доктору Причарду и Дельфине, главный врач заговорил снова.

– Теперь, моя дорогая Дельфина, – мягко сказал он, – что же такое я могу поведать мистеру Эшу, в чем вы чувствуете себя неуверенно и не в состоянии ему рассказать?

Дельфина улыбнулась, но Эш заметил, что она пытается скрыть испытываемый ею дискомфорт.

– Простите, Вернон, я заметила, что вы почти уже отобедали, и подумала, что вы не будете возражать, если я к вам обращусь.

– И вы были совершенно правы, – сказал Причард, слегка усмехнувшись. – Всегда интересно встретить в Комреке кого‑то нового. Мистер Эш, так чем же я могу вам помочь? – Он перевел взгляд на Эша, сидевшего напротив него.

– Что ж, – сказал парапсихолог, не тронутый ни старшинством Причарда, ни его высокопарными манерами, – мне было бы любопытно узнать о здешней медицинской практике. Я имею в виду, вы действительно можете заниматься здесь хирургией? Есть у вас, к примеру, кардиологическое отделение? – добавил он, вспомнив о Мойре Гленнон.

– О, нам удается гораздо большее, мистер Эш. Кроме того, мы поддерживаем научно‑исследовательский отдел очень высокого уровня. Собственно, мы являемся пионерами многих способов лечения.

Он выдержал паузу, пока официантка ставила перед ним пузатый бокал с янтарной жидкостью, а рядом – небольшой кофейник. Из‑под локтя Хлоя достала два меню.

– Могу ли я вам предложить, – вмешался главный врач, – сделать заказ прямо сейчас? – Он поднял руку, чтобы глянуть на часы. – Да, Хлоя принесет его через десять минут. К тому времени я завершу свою речь о медицинском обслуживании в замке Комрек, а также поглощу свой послеобеденный кофе и арманьяк.

Заметив восхищенный интерес Эша, направленный на его изысканные часы, он снова поднял запястье, чтобы дать следователю еще раз на них взглянуть. Эш знал только то, что часы выглядели старинными и очень дорогими.

– «Винтаж Ролекс», 1936 года, – с гордостью сказал он Эшу. – На сегодняшнем рынке стоят около шестнадцати тысяч. У меня они несколько лет, небольшой покаянный подарок самому себе. – Он с привычной легкостью опустил манжету рубашки, снова скрывая свое маленькое сокровище.

Пока Дельфина и Эш изучали меню, доктор Причард достал из внутреннего нагрудного кармана металлическую сигарную трубку, отвинтил ее плоский конец и дал содержимому соскользнуть в открытую ладонь. Эш некстати подумал о том, что, несмотря на множество правил для посторонних, Комрек, вероятно, был единственным учреждением в стране, где не ввели запрет на курение.

– Надеюсь, никто из вас не возражает, – сказал он, улыбаясь сначала Дельфине, потом Эшу. Не дожидаясь ответа, добавил: – Это очень хорошая сигара, я к этому сорту весьма неравнодушен. «Коиба», с Кубы. – Он чиркнул спичкой и прикурил сигару, глубоко затянувшись, а затем выдохнув струю густого дыма через стол к Эшу. Притворным театральным шепотом он с усмешкой признался:

– Как врач я знаю, что подаю плохой пример некоторым из наших гостей, и именно поэтому я всегда обедаю один в этом безлюдном углу зала.

Сначала Эш счел, что Причард намеренно направил на него дым в знак замаскированного презрения или, по крайней мере, пренебрежения к такому человеку, как он, – непрошеному гостю, – но, вдохнув богатый аромат табака, он изменил свое мнение: человек по ту сторону стола хотел, чтобы Дэвид оценил качество сигары. Главный врач, очевидно, склонен был наслаждаться всеми наградами своей возвышенной профессии.

Он посмотрел на Эша, и его замечание было несколько более оживленным, хотя и безоговорочно добродушным.

– Собственно, я бы полагал, что как охотник за привидениями вы больше интересуетесь мертвыми, чем тем, как мы сохраняем жизнь.

Он посмотрел Эшу в глаза, и в выражении его лица по‑прежнему явно сквозил юмор – или насмешка. Следователь был смущен: он не знал, нравится ему этот человек или нет. Что бы там ни было, он не хотел, чтобы его дразнили мягким умиротворяющим голосом.

– Вернон, по‑моему, мы первым делом собирались заказать обед, – вмешалась Дельфина, почувствовав легкую растерянность Эша.

– Конечно, моя дорогая, – сказал Причард так, словно бы удивился. – Заказывайте поскорее, а я налью себе кофе.

Запах кофе прекрасно сочетался с ароматом сигары, и доктор Причард, наливая дымящуюся жидкость в чашку, не мог не похвастаться:

– Ко всему прочему, мой любимый. Ямайский «Блу Маунтин», почитается одним из самых редких и самых дорогих сортов кофе.

Как будто мне это надо знать, думал Эш, изучая меню. А дальше что – великолепные достоинства чертова арманьяка? Эш удивился широкому выбору блюд. Еда никогда не была приоритетом в его жизни – он ел, чтобы жить, а не наоборот, – но у него слюнки потекли, пока он читал разделы меню.

– Мне только копченый лосось Аррана, – сказала Дельфина официантке, нависавшей между ней и Эшем.

Хлоя записала заказ в блокнот и спросила:

– Что‑нибудь еще?

– Больше ничего, спасибо. Только это.

– А вам, сэр? – обратилась официантка к Эшу. В ее шотландском выговоре звучала приятная певучесть.

Вопреки себе, ибо меню, безусловно, выглядело призывно, Эш выказал сдержанность.

– Гм, мне тогда только основное блюдо. Я буду бифштекс из вырезки, средне прожаренный, и лучше с голландским соусом, а не с перцем.

– Гратен из овощей, чесночно‑ячменный ризотто?

– Несколько молодых картофелин, и все.

Хлоя опустила голову и проследовала на кухню.

– Вас удивило, почему я интересуюсь вашим медицинским отделением, – заговорил Эш.

– Да, так и есть. Но это, знаете ли, не просто отделение. Это нечто большее. Полагаю, можно сказать, что по площади это сопоставимо с небольшой сельской больницей, но у нас здесь имеется высокотехнологичное оборудование, современные лабораторные приборы, мы проводим новаторские исследования и применяем лучшие на сегодня проверенные препараты. Мы лечим самые разные заболевания, от дисфункций сердца до рака. И, скажем, от моторно‑нейронных недугов до пищевых аллергий. Мы совершили прорывы в области маниакально‑депрессивного психоза, о которых, я уверен, доктор Уайетт и доктор Сингх будут только рады вам рассказать. – Он наклонился к Дельфине, как подумалось Эшу, довольно похотливо. – Кстати, солнышко, вы выглядите чуточку раздосадованной. Уж не мучит ли вас снова мигрень?

– Просто голова болит.

– Может, сейчас это и так, но я не хотел бы, чтобы это развилось в приступы мигрени, вы же знаете, как они вас изматывают. – Его голос был приторным от заботливости. – Так почему бы вам не последовать совету, который я дал вам в прошлый раз? Ботокс[24]избавит вас от этого в самое короткое время.

Эш был так изумлен услышанным, что недоверчиво уставился на Причарда. Ботокс? От мигрени?

– Я уже говорила вам, Вернон, – насмешливо проворчала Дельфина. – Для такой процедуры я слишком молода и недостаточно тщеславна.

– Что ж, вам решать, моя дорогая, но вы должны основательно над этим поразмыслить.

– От этого у меня точно голова разболится.

Оба они рассмеялись, и доктор Причард сменил тему.

– Ну что ж, мистер Эш, – продолжал он, – еще у нас лечат такие разнообразные недуги, как гипертония, болезнь Альцгеймера, инсульты и менингиты. У нас имеется чрезвычайно эффективное оборудование для скрининга, показывающее первые признаки любых заболеваний.

Он наклонил свое кресло назад, глубоко затягиваясь первоклассной сигарой и размышляя.

– Возьмем, к примеру, рак, – сказал доктор, еще немного подумав. – Понимаете, новых лекарств еще нет на рынке просто потому, что в ОБУЗО Англии – нелепая аббревиатура Общебританского управления здравоохранения – не желают финансировать процедуры лечения различных видов рака, пока полностью и без всяких сомнений не убедятся, что те безопасны и что их эффективность доказана. Это, конечно, обусловлено финансовыми ограничениями со стороны правительства.

– Попечители Комрека, – продолжал Причард, – не знают ни робости ОБУЗО, ни денежных ограничений. Мы имеем счастливую возможность использовать эти так называемые «несанкционированные» лекарства во благо наших гостей. Мы, например, начали использовать ревлимид задолго до его утверждения ОБУЗО в 2009 году, потому что он особенно полезен при лечении рака костного мозга, а его действие помогает лучше понять другие формы болезни. Подобно ревлимиду, в ОБУЗО также отвергли применение различных лекарственных препаратов для лечения больных раком почек, потому что интерферон там нашли столь же эффективным – хотя исследования говорят об обратном – и гораздо более дешевым. На самом же деле интерферон действует так ограниченно, что с его помощью излечивается только один из десяти страждущих.

Причард легонько покрутил в бокале арманьяк, меж тем как складки у него между бровями переросли в вертикальные морщины на лбу. Казалось, он гневается на недостаточное финансирование правительством здоровья британских граждан. Это впечатление усилило и его негромкое восклицание:

– Боже, мы так сильно отстаем от стран Западной Европы и Соединенных Штатов, что в области медицины они начинают относиться к нам как к дикарям. Британские онкологи были вне себя, когда им вплоть до 2009 года не давали использовать сутент[25]для лечения распространенного и метастатического рака почек и печени, потому что Управление здравоохранения объявило его стоимость слишком высокой!

Знаете, – продолжал Причард с делано безнадежным вздохом, – ОБУЗО наложило вето даже на такие чудесные препараты, как анти‑ФНО для лечения ревматоидного артрита и арисепт от болезни Альцгеймера, потому что у них там говорят об «оценке в соответствии с совершенством», но нет, это ложь! На самом деле это означает, что лекарства оценивались не по их эффективности, а по соотношению цены и качества! Правительство не думает о продлении жизни и снижении боли, но верит в паллиативную помощь[26], используя препараты, из‑за которых пациенты лишь делаются сонливыми, а потому и меньше жалуются. Говорю вам, все дело лишь в бюджетных ограничениях, а следовательно, в политике.

– Разве это не всегда так? – вставил Эш, главным образом, потому что чувствовал: этого от него и ждут.

Казалось, сочувственное согласие снова подняло главному врачу настроение. Он отхлебнул арманьяк, потом кофе и, наконец, затянулся сигарой, длина которой быстро уменьшалась.

– Что ж, позвольте мне сообщить вам вот что, – сказал он, радостно тыча оставшейся половиной сигары в сторону Эша. – Мы в Комреке закупаем лучшие доступные препараты, а не ждем результатов политики затяжной оценки. Например, реолизин[27], вероятно, не будет одобрен еще лет пять, но мы лечим им людей уже сегодня. Он действует там, где химиотерапия бессильна. Это своего рода волшебная палочка, уменьшающая опухоли и в некоторых случаях заставляющая их исчезать.

Доктор Причард откинулся на спинку стула и воззрился на Эша с широкой улыбкой, выражавшей глубокое удовлетворение.

– Мы очень гордимся нашей работой в Комреке, – самодовольно сказал он.

Следователь глубокомысленно кивнул, не зная, что еще сказать. Но он начал подумывать, не является ли на самом деле Комрек просто научно‑исследовательским институтом, незаконно работающим в плотном контакте с крупными фармацевтическими компаниями и использующим «гостей» в качестве подопытных кроликов.

– Вы настолько же продвинулись и в других, помимо рака, областях использования фармацевтики? – с неподдельным любопытством спросил он.

– О да, конечно. – Главный врач поднял взгляд и увидел официантку, приближавшуюся с обедом Дельфины и следователя. – Но послушайте, я отнял у вас слишком много времени, поскольку вы сами позволили мне оседлать любимую лошадку. Вот и Хлоя с вашим обедом, так что оставляю вас в покое. В любом случае, думаю, сейчас вы уже устали от диатриб[28].

Он со смаком допил арманьяк, а потом осушил остатки кофе. Хотя между пальцами у него все еще горел окурок сигары, он отодвинув стул, встал и потянулся через стол, чтобы пожать руку следователю.

– Здесь, в замке, можно еще многое узнать о наших различных методах лечения и препаратах для наших гостей, но ознакомить вас с подробностями я предоставлю Дельфине. Что будет для вас гораздо приятнее. Или я не прав?

Также вставая, Эш улыбнулся нахально элегантному (если возможно такое сочетание) главному врачу.

– Спасибо, что уделили мне время, – сказал Эш благодарно, но без излишней почтительности.

– Было очень приятно, старина. Теперь, если я в чем‑нибудь смогу вам помочь, просто дайте мне знать, хорошо? И я хотел бы поговорить с вами как‑нибудь о вашем занятии, о том, каким безумным вещам вы были свидетелем. Меня, пожалуй, можно назвать скептиком, но я, тем не менее, интересуюсь вопросами, которые вам приходится решать.

Коснувшись плеча Дельфины, Причард обогнул стол и протиснулся мимо Хлои.

Эш перехватил главного врача, прежде чем тот смог уйти восвояси. Следователь сам придвинулся к нему, понимая, что ошибся в росте врача – Причард едва достигал пяти футов шести дюймов. Девушка слегка дрожащими руками опустила на стол две полные тарелки.

– Скажите, доктор Причард, – тихо сказал Эш, наклонившись к его уху. – Постоянно ли вы держите своих – э‑э – гостей … – он подчеркнул это слово – …на седативных препаратах?

Щеголь‑врач отодвинул голову от Эша, чтобы окинуть его вопрошающим взглядом. Затем, тоже понизив голос, ответил:

– Это что, так очевидно?

Эш кивнул с мягкой улыбкой, но уловил краткий обмен взглядами, когда Причард посмотрел поверх его плеча на Дельфину, продолжавшую сидеть.

– Что ж, видите ли, старина, – доверительно сказал Причард, – нам хотелось бы, чтобы они всегда были счастливы – и миролюбивы, – добавил он. – Нет, они не под воздействием какой‑либо «химической дубинки», если это то, куда вы клоните. Абсолютно нет. Мы используем группу препаратов, называемых бензодиазепинами, – валиум и тому подобное. В ходу, конечно, и наш старый друг прозак[29]. Возможно, что‑то и немного сильнее – для тех, кто нуждается в этом больше всего. Но наши гости пребывают здоровыми и счастливыми. Таково наше соглашение с ними – или с теми, кто оплачивает их счета. Вот почему мы так стремимся прояснить этот нынешний бред про привидения – это вредит их благополучию. – Издав тихий смешок, он положил ухоженную руку на плечо исследователю. – Здесь вам не о чем беспокоиться, старина. Они не знают о таинственном распятии Дугласа Хойла, – (Он представляет это телевизионной драмой, подумал Эш), – но в таком закрытом заведении, как это, слухи начинают кишеть и становятся преувеличенными. Вы просто решите нашу временную проблему как можно быстрее, и тогда здесь все будет по‑прежнему: мирная и кроткая святая святых.

Он похлопал Эша по плечу, а затем плавно двинулся из ресторана, останавливаясь лишь изредка, чтобы послать обаятельную улыбку гостю‑другому, прежде чем двинуться дальше.

Парапсихолог вернулся к столу, откуда за ним с тревогой в карих глазах наблюдала Дельфина.

Улыбнувшись ей, он занял место, только что освободившееся после главного врача.

– Что ж, – сказал он, – весьма информативно.

Теперь следователь сидел спиной к стене, что давало ему неограниченный вид на зал с высоким потолком и находящихся в нем людей. Он вспомнил, что когда выписывался из психиатрического отделения лондонской больницы пару лет назад, то там настаивали, чтобы он продолжал принимать флуоксетин, который, по‑видимому, был просто другой маркой прозака, и амитриптилина гидрохлорид; по крайней мере, до прекращения ночных кошмаров. Приступы тех кошмаров продолжали ему досаждать, но лишь время от времени.

– Все в порядке, Дэвид? – Дельфина накрыла его руку своей ладонью, из‑за чего он невольно вздрогнул.

– Прошу прощения, – извинился он, увидев обиду в ее глазах. Она поспешно убрала руку. – У меня просто промелькнула пара воспоминаний. Воспоминаний, которые на сегодняшний день мне следовало бы похоронить. Дело не в вас, Дельфина.

– Дурных воспоминаний? – спросила она с обеспокоенным видом.

– Да, – с горечью признался он. – Может, мне надо было принимать седативные средства, которые мне прописывали, но я бросил их много лет назад. Не хочу, чтобы мои чувства притуплялись какими‑либо лекарствами.

– Хотите поговорить об этом?

Вопрос был задан с нежностью, и он вынужден был напомнить себе, что эта красивая женщина работает не кем иным, как психологом. Он боялся неверно истолковать знаки. И все же был уверен, что между ними есть некая связь, вероятно, порожденная совместным опытом пребывания на грани гибели утром этого самого дня. У него было такое чувство, что это, возможно, послужило катализатором, притянувшим их друг к другу без обычных ритуалов ухаживания.

На этот раз он сам потянулся к ее кисти, упавшей ей на колени, и Дельфина не сопротивлялась, когда он вернул ее руку на стол и продолжал мягко надавливать на нее пальцами.

– Я о многом хотел бы рассказать вам, Дельфина, но не сейчас и, конечно, не как профессионалу. Вы понимаете, не так ли?

Вопрос был намеренно провокационным, и он с облегчением вздохнул внутри себя, когда она кивнула и едва ли не застенчиво опустила глаза, глядя на свои колени.

Миновало мгновение, и Эш с наслаждением напустился на свой среднепрожаренный бифштекс и мягкий как масло молодой картофель, удивляясь собственному голоду, меж тем как Дельфина принялась за копченого лосося. Пока они ели, психолог продолжала рассказывать ему о других медицинских приспособлениях, способах лечения и процедурах для больных и престарелых в замке Комрек, словно бы считая важным превозносить его достоинства. Он внимательно ее слушал, в то же время пользуясь возможностью изучать эту прекрасную женщину с волосами цвета воронова крыла. Иногда он вставлял вопрос ради разъяснения, но в основном впитывал ее слова, умиляясь, какой страстью пылает она к таким передовым медицинским достижениям Комрека, как, скажем, использование крохотной губки, пропитанной обезболивающим препаратом, что дает послеоперационное внутреннее облегчение на срок до четырех дней, или применение стволовых клеток для постоянного лечения врожденной глаукомы, стенокардии и других хронических сердечных проблем.

В конце концов Дельфина заметила, что взгляд у Эша слегка остекленел. Она рассмеялась.

– Мне так жаль! Как только начинаю говорить о наших методах лечения, то меня заносит от энтузиазма. Простите меня?

Он дважды моргнул и улыбнулся ей, скрывая свое смущение. Конечно, он мог бы всегда смотреть на ее оживленное лицо и умные, но соблазнительные глаза, но вынужден был признать, что медицинский жаргон, смешанный с ее безграничной искренностью, доказывал, что дух его бодр, а вот плоть – немощна. Или как раз наоборот?

– Вы старались, как могли. – Она все еще улыбалась. – И я вам за это признательна. Но позвольте мне привести вам только один пример того, как далеко продвинулась наша медицинская практика в Комреке. Вы, наверное, знаете о варфарине, препарате, который сегодня обычно используется для пациентов с риском развития инсульта и заболеваниями сердца. Он разжижает кровь, снижая тем самым риск свертывания.

– Он также используется для уничтожения крыс, не так ли? – спросил он.

– Верно, – продолжала Дельфина, – но мы здесь используем новый препарат под названием прадакса. Его преимущества по сравнению с варфарином слишком многочисленны, чтобы я сейчас их перечисляла, но, поверьте, так оно и есть. Тем не менее, до недавнего времени Управление здравоохранения считало прадаксу слишком дорогой.

– Та же старая история, – заключил Эш.

– Та же старая история, – согласилась Дельфина. – Конечно, в Комреке этой проблемы нет, благодаря средствам, которые имеются в нашем распоряжении.

– Хорошо, хорошо, – мягко возразил он. – Это интересно – я понятия не имел, что здесь доступны такие медицинские процедуры и лекарства. Но, знаете ли, сегодня был такой долгий день.

– В этом я с вами полностью согласна. Я могла бы рассказать вам гораздо больше, такое, что удивило бы даже такого циника, как вы.

– Вы считаете меня циничным? – Теперь Эш таки удивился: они были знакомы менее суток.

– Я считаю вас… крайне сложным.

Он отвел взгляд, искоса посмотрев в окно. С их уединенного места в обеденном зале виден был бледно‑серый участок суши – возможно, остров в сверкавшем на солнце море. То, под каким углом представал он Дельфине, заставило его почувствовать себя некомфортно. Он снова повернулся к ней.

– Вы меня неправильно поняли: я простой человек.

Она снова рассмеялась, и это был прекрасный звук безо всякого намека на насмешку. И на этот раз улыбка у него получилась менее напряженной.

– Я думаю, вы решительны, Дэвид, – сказала она, – но знаю, что в вас есть и нежная сторона – вы показали это в самолете сегодня утром. И к сверхъестественному вы относитесь не как к игре, не как к чему‑то такому, что удивляет, но как к возможному объекту для исследования или даже разоблачения. Я чувствую, что вы с той же неохотой отклоняете идею жизни после смерти, с какой надеетесь обесценить это понятие. Думаю, это лежит в вашем прошлом, Дэвид. Я не могу помочь, но мне интересно, не примешивается ли к этому некое чувство вины.

– Дельфина, – сказал он тихо, но твердо, – я прибыл сюда не ради психоанализа. Мне надо выполнить работу, и я, даже прежде чем к ней приступить, понимаю, что здесь, в замке Комрек, присутствует что‑то преступное и что‑то мерзкое. Полагаю, вы чувствуете то же самое. Мое прошлое не имеет к этому никакого отношения.

– Пока не имеет, – сказала она, пристально на него глядя.

Он застыл на своем стуле, затем отодвинул пустую тарелку, чтобы можно было опереться локтями о стол, а подбородок положить на костяшки пальцев.

Хотя он некоторое время молчал, язык его тела стоил нескольких аудиокниг: поднятыми руками он защищал грудь и верхнюю часть живота, руки с переплетенными пальцами поддерживали подбородок, на лице застыло мрачное, каменное выражение. Дэвид воздвиг свой ментальный барьер, но все выдавала его физическая поза – такая, через которую психолог уровня Дельфины Уайетт мог мгновенно все различить.

Эш поднял голову, когда к ним приблизился сэр Виктор Хельстрем, ступая среди столов, сейчас в основном опустевших, и нацелившись на следователя своей странно большой головой со сжатыми в пучок чертами лица. С ним были трое его сотрапезников.

Дойдя до стола, за которым сидели следователь и психолог, Хельстрем тяжело дышал от напряжения, вызванного, без сомнения, поглощением обильного обеда. Он сердито уставился на них сверху вниз, меж тем как его догнали одетая в белое рыжеволосая медсестра, здоровенный на вид парень и тощий Дерриман.

– Как вижу, вы уже отобедали, Эш? – сказал Хельстрем, медленно восстановив дыхание.

Так‑так, на сей раз никакого тебе «мистера», подумал Эш, догадываясь, что теперь он стал просто еще одним наемным работником. Что ж, он ведь отправлялся в Шотландию не для того, чтобы завести новых друзей.

– Да, сэр Виктор, – ответил Эш с той улыбкой, которую хранил только для тех, кто вызывал у него мгновенную неприязнь. Это было просто широким, обращенным кверху движением закрытым ртом, сопровождаемым невозмутимым взглядом. – Бифштекс был великолепен. Я думал пропустить десерт, но отведать какого‑нибудь из ваших чудесных арманьяков.

– А я думал, что вам много чего надо сегодня сделать, – проворчал Хельстрем. – А у вас, доктор Уайетт, разве нет пациентов, которых надо повидать?

Стало быть, очарование длилось недолго, без враждебности подумал Эш. Независимо от его собственных чувств, сэр Виктор Хельстрем был клиентом – «клиентом» в собственном смысле этого слова, как всегда норовила предостеречь его Кейт, когда он сталкивался с неловким заказчиком.

Дельфина выглядела испуганной, как Бэмби, застывший в свете мощных фар мчащегося автомобиля.

– Доктор Уайетт лишь рассказывала мне о некоторых из медицинских процедур и об обслуживании клиентов здесь, в замке Комрек, – сказал он ради ее блага, глядя на Хельстрема со своего удобного кресла. – Фантастика, – добавил он, кивая головой, словно бы размышляя о достижениях больничного блока.

– Да, хорошо, все это к лучшему, но вы здесь не затем, чтобы восхищаться компетентностью медиков замка.

– Ни его великолепием, я согласен. – Следователь позволил себе приятно улыбнуться, чтобы разрядить ситуацию. – Думаю, я отведаю чашечку вашего великолепного кофе, а затем приступлю к серьезной работе. Насчет арманьяка я просто пошутил.

Хельстрем повернул свою странную большую голову, отыскивая официантку. Хлоя убирала с соседнего столика.

– Официантка! – рявкнул он. – Кофе для мистера Эша – а что доктор Уайетт?..

Дельфина кивнула едва ли не виновато.

– Два кофе, – приказал здоровяк. Тогда снова обратился к Эшу: – Надеюсь, вы не собираетесь тратить время и на сигару?

– Я сегодня бросил. Хотя чудесная кубинская сигара доктора Причарда была весьма соблазнительна. Коиба, так, по‑моему, она называлась, – игриво добавил он.

Четыре пары холодных глаз негодующе смотрели на него сверху вниз, как будто все их владельцы знали, что следователь играет с Хельстремом. Но Эшу представлялось, что рыжая медсестра смотрит на него самым тяжелым взглядом, и он недоумевал почему. Почему она кажется такой враждебной.

– Ваш план в том, чтобы получить для начала общее представление о замке, так, мне кажется, вы мне сказали, – чуть ли не прорычал Хельстрем.

– Верно. Думаю, это займет почти весь остаток дня, но, может, мне удастся установить кое‑какое оборудование для слежения. – Он сделал паузу. – Нам с вами, сэр Виктор, придется договориться о том, какие участки будут вне досягаемости для всех на этом этапе.

– Хм. – Это был грубый шум, ничего в особенности не означавший.

Потом Хельстрем махнул рукой, указывая сразу на всю группу, которая проследовала за ним через обеденный зал.

– С Дерриманом вы уже знакомы, и он, я думаю, должен будет сопровождать вас по всему зданию, – едва ли не приказал Хельстрем, затем добавил в порядке представления: – Это старшая медсестра Комрека, Рейчел Кранц, которая настаивает на произношении своего христианского имени, принятом в семнадцатом веке, – Рейч а ел. – Он подчеркнул вторую гласную, словно она оскорбляла его как мелочная претензия.

Не давая себе труда встать, Эш отвесил облаченной в белое медсестре небрежный, но, тем не менее, вежливый поклон. Когда она оторвалась от созерцания Дельфины, в ее ореховых глазах появился другой, совсем другой взгляд. В нем присутствовала утонченная жесткость, если только одно возможно сочетать с другим, и человека более робкого, нежели Дэвид Эш, его враждебность могла бы испугать.

Некоторым образом она напомнила ему о фильме «Пролетая над гнездом кукушки», где одиозная медсестра Рэтчед (великое имя, подумал он) с жестокой ревностностью правила в палатах психиатрической клиники. Но медсестра Кранц с ее тонкими чертами лица и пышными темновато‑рыжими волосами под маленькой шапочкой оказалась бы хорошим выбором для ремейка фильма из‑за одного только своего присутствия. Была в ней суровая красота, и тело у нее, с его здоровыми изгибами, не сглаживаемыми формой, было привлекательным.

Она заставила его почувствовать себя неловко, и не из‑за того холодного взгляда, которым она его окатила. Нет, это было из‑за того, как ее глаза минуту‑другую назад соединялись с глазами Дельфины. На этом месте он остановил свое воображение, не желая заходить дальше. К сожалению, он не мог так же легко проигнорировать плохо скрываемую враждебность, которую Кранц проявила к нему, как только отвлеклась от Дельфины.

– А это начальник службы безопасности Кевин Бэббидж. – Теперь, когда ресторан практически опустел, голос Хельстрема громыхал, доносясь через стол. – Сомневаюсь, чтобы вы с ним уже сталкивались, – он любит работать в тени.

Плотный мужчина двинулся вокруг стола к Эшу, протягивая ему руку с толстыми пальцами. Когда Эш привстал, чтобы тоже протянуть ему руку, пожатие Бэббиджа оказалось немного сильнее, чем надо. Их глаза встретились напрямую, и ни один из них не моргнул. И не улыбнулся.

– Возможно, нам временами придется работать вместе, – сказал ему Эш, с облегчением отвлекаясь от Дельфины и Кранц.

– Все, что в моих силах, пожалуйста, обращайтесь, – прозвучал приветливый, пусть и холодный ответ. – Очень хочу разобраться с этой проблемой. Надеюсь, вы нас не подведете.

– Постараюсь. – Эш уловил американский акцент.

– Это продолжается слишком долго и становится все хуже.

– Так мне и говорили.

– Да, нам надо что‑то с этим делать. Гости пугаются все сильнее.

– Неудивительно.

– А они даже и половины всего не знают.

Например, того, что случилось с крупным финансистом Дугласом Хойлом? – подумал Эш про себя. А как начальник службы безопасности замка Комрек, Бэббидж, конечно, должен был привлечь полицию.

– Есть какие‑нибудь догадки? – неожиданно спросил Бэббидж.

– Догадки?

– Дурацкий вопрос – вы ведь только сюда добрались. Мне просто, любопытно, что значит все эта хренотень – может, вы здесь что‑то уже учуяли?

– О, я много чего учуял.

Все встревожились.

– Уже? – сказал Хельстрем, которому из‑за странно сжатых черт лица достаточно было чуть сдвинуть брови, чтобы приобрести насупленный вид.

– Ну, это скорее некое неприятное чувство в глубине души. Когда так долго занимаешься подобной работой, как моя, то неизбежно начинаешь что‑то чуять. Особенно в таких старинных зданиях, как Комрек, главным образом, потому что они имеют долгую историю и в их стенах часто происходили страшные и жестокие события. Если представить себе, что самая ткань строения – каменная кладка, деревянные балки, любой из первоначально использованных материалов – действует как своего рода магнитофон или камера, то время от времени кто‑то или что‑то запускает воспроизведение записи. Это может быть убийство, случившееся много веков назад, а чаще просто повседневная рутина – например, какой‑нибудь человек, может быть, слуга, привычно ходивший по определенной лестнице или коридору и наложивший отпечаток на само здание.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть поочередно на лицо каждого: у Хельстрема по‑прежнему был насупленный вид, Бэббидж взирал на Эша, как если бы тот был сумасшедшим, Дерриман представлялся просто испуганным, а старшая медсестра Кранц смотрела на него с нескрываемым отвращением. Для облегчения он перевел взгляд на Дельфину, чье лицо выражало, по меньшей мере, ободрение.

– Мало того, – насмешливо продолжал Эш, – ваши клиенты – или гости – кажутся неестественно подавленными, но остаются настороже. Доктор Причард сообщил мне, что они так или иначе принимают седативные препараты, но, кажется, своеобразное чувство беспокойства все‑таки в них проникает. И каждый ваш сотрудник тоже по‑своему нервничает. Например, наша официантка.

– Хлоя? Она очень молода, держится крайне натянуто и, ко всему прочему, осведомлена о вашей профессии. Как уже и все остальные наши сотрудники. Слух о вашем прибытии неминуемо распространился среди персонала, а затем, из‑за глупых сплетен, которых не остановить, дошел и до наших гостей. Но куда вы гнете, Эш?

– Никуда, собственно. Просто пытаюсь составить общую картину.

– Тогда вы ее составите сегодня вечером, после того, как закончите первоначальную разведку. Часть пути вас будет сопровождать Бэббидж, а Дерриман послужит вашим гидом в каждый закуток замка. Жду вас у себя в кабинете – нет, давайте устроим это в моей квартире наверху – в шесть тридцать, и тогда вы сможете сделать свой первый доклад и сообщить мне, что, по‑вашему, должно быть предпринято, чтобы разрешить данную ситуацию.

С этими словами Хельстрем повернулся и направился к двустворчатым дверям ресторана. Старшая медсестра Кранц последовала за ним, но сначала окинула долгим взглядом Дельфину, а затем еще раз с презрением посмотрела на Эша.

Что же происходит между Кранц и Дельфиной? Профессиональное соперничество? Презрение медсестры к психологам в целом?

Он отбросил эту мысль и указал на два пустых стула за своим столом.

– Почему бы не присоединиться к нам на чашку кофе, – пригласил он Дерримана и Бэббиджа, – и мы сможем обсудить, какие места мне надо обследовать в первую очередь.

Бэббидж отказался.

– Я буду у себя в кабинете, так что зайдите за мной, когда закончите. Мистер Дерриман проводит вас ко мне.

– Хорошо, – согласился Эш.

Бэббидж уже стоял вполоборота, но решил кое‑что уточнить.

– С чего вы намерены начать ваш обход?

Этот вопрос, казалось, представлял особый интерес для начальника службы безопасности.

– Я надеюсь побывать во всех точках Комрека, – сказал ему Эш. – Но первым делом я бы хотел увидеть Дугласа Хойла, пусть даже он все еще в шоке.

Он не мог не заметить, как сильно побледнел Дерриман. На мгновение ему показалось, что тот может потерять сознание.

– Я здесь что‑то упустил? – спросил он.

Ему ответил Бэббидж.

– Мистер Хойл скончался сегодня утром, – сказал он резко. – Примерно в то же время, когда ваш самолет снижался перед посадкой в Прествике.

Дата добавления: 2015-08-20