3 страница. -А у меня их нет

-А у меня их нет! Нет! Нет!

Он снова улыбался, мучительно, как-то грустно… И возражал… возражал… возражал…

2.

Время шло…

Они все так же гуляли, спорили и издевались друг над другом, ждали ответных оскорблений и в то же время постоянно нуждались в этом общении.

Ангелина даже забыла о головной боли, она нашла себе новое занятие и, несмотря на свое упрямство, постепенно стала прислушиваться к его резким, критическим советам.

Он ничего почти не говорил о себе. Но зато именно благодаря этому, его каждое слово, каждая реплика или какое-нибудь объяснение ценилось и мгновенно, без пререканий, принималось. Он был осторожен, никогда не раскрывался, но и никогда не лгал. Он слушал. Советовал и верно поступал рождения. Но открывать себя? Доверять? Самому просить совета?

Он не мог… не хотел. И не стал бы ни при каких жизненных обстоятельствах.

Ангелина тогда еще этого не понимала.

Наверное, все люди, которым мы раскрываемся и доверяем предстают нам далеко недоступными и чужими… Иначе бы мы не доверяли им вовсе.

Олег говорил, что безмерно влюблен в эту деревню, ее пустоту, лень и скуку, что любит пыль на дорогах, духоту, жару и постоянных сверчков… Он восхвалял эту скудную испорченную людьми природу.. искренне поклонятся… Они уходили утром, возвращались вечером, ходили на речку, в самую глубь, не умея плавать, и постоянно дрожа от страха, смотрели странные фильмы через постоянно неработающий интернет, даже сожгли сковородку, пытаясь приготовить что-то экзотическое и странное… Все, потому что он хотел. И Ангелина тоже начинала хотеть того же.

О себе он ничего не говорил, но Ангелина смогла определить и понять его характер, привычки и поведение. Он говорил, что многим занимался, начиная с танцев, заканчивая волейболом, но ничего никогда не заканчивал… Но зато как начинал! Его характер, странный, бешеный, непостоянный до безумия… Нет силы воли? Он прекращал после самого тяжелого, преступая кризисную черту, ведь у каждого занятия есть кризисная черта? И останавливался, оттого что скучно… Он уставал от рутины. Он хотел за несколько дней добиться мгновенных успехов, у него был талант, казалось бы ко всему, но ни в чем этом он не удосужился преуспеть. Все в нем доходило до фанатизма, он готов был потратить все силы, чтобы достигнуть результата… Но мгновенно останавливаться, когда становилось чуть легче.

Даже в общении с Ангелиной он проявлял поразительный успех. Она зависела от него полностью. А Олег поставил конечной целью сделать из нее разумного человека, достойного, счастливого…Он хотел, чтобы она поверила в себя, нашла силы бороться, перестала обвинять весь мир в своих неудачах…Он хотел, чтобы она была счастлива и свободна. Это было одно из любимых его дел.

-«Идеалист. Оптимист. И всегда во всем пытается отыскать хоть капельку сути…

Почти всегда улыбается.

И, наверное, никогда ни о чем в своей жизни не жалел…

Черт, как это меня раздражает…., всегда смеется, даже тогда, когда стоит плакать… А я, я! Как же быстро я сдалась… Мы даже говорить друг с другом не должны! Я так мало еще знаю, так мало ценю… Я говорю ему обо всем, а он только смеется, больше всего на свете хочу его ударить…

Самоуверенный… Резкий. Умеющий говорить правду. Несмотря на ту степень боли, которую она причиняет. Какой ужас. Самый невыносимый характер…Ему вовсе не следует доверять.

У него карие глаза. Светлые, искрящиеся… Немного несерьезные. Он словно умеет регулировать их глубину. Его лицо, спокойное, немного мрачноватое и невыразительное совершенно, никогда не отражает никаких чувств. Да и зачем? С этой задачей прекрасно справляются глаза. Взгляд, меняющийся настолько резко и неестественно, будто вместе с настроением трансформирует и цвет…

Все. Все эмоции, все ощущения и обиды, все, что происходит сейчас в его душе.

Я прежде никогда не встречала таких людей. Я прежде никогда не говорила с ними так просто, никогда не глядела в глаза… А сейчас…

И все-таки у него странное отношение к жизни., Но он не из тех, кто привык жить одним днем. Он счастлив непременно. Счастливых людей чувствуешь сразу, как только проходишь мимо, даже если у них слезы на глазах. Он наслаждается каждой секундой… Словно он выиграл эту жизнь в карты и теперь радуется этой неожиданной победе. Он всегда старается раскрыть истину, даже, если ему самому это было невыгодно. Открыто смотреть на мир… И никогда, ни при каких условиях не надевать Розовых очков.

Этакое идеальное подобие человека. Который аж бесит своим превосходством!

Жизнь его в его руках! Он вправе делать, что угодно, как угодно и когда угодно. Ему не страшно, не больно, он не мучается чувством собственного ничтожества, обидами. Ему не надо ничего придумывать, ничему и никому поклоняться… О, он, наверняка, никогда в своей жизни не представлял лезвий и бритв!..»

Она даже научилась улыбаться…

Это было, пожалуй, самое сложное, улыбаться искренне, честно и свободно – как это красиво и как тяжело этого достичь. Как тяжело быть правдивым всегда, как тяжело выглядеть счастливым даже когда на самом деле не счастлив. Но инстинкт толпы в итоге только сильнее задерживает нас на одном месте…

Ангелина научилась улыбаться.

Она так и не поняла впоследствии, как много дал ей этот человек, научив ее искренности.

-Счастье создано не для таких, как я. Счастье следует ловить, за ним надо беспрестанно и не уставая гнаться… Отвоевывать, зарабатывать, и верить, верить, несмотря ни на что! А я не умею… Я слишком, должно быть, слаба для этого. Не могу жить так, как того хочется. Разве что, как хотят остальные. И эти самые остальные никогда не исчезнут…

-Ангел…

-Я не смогу, да и сейчас не могу отстаивать свои взгляды и идеалы. Не могу говорить правду и высказывать свою точку зрения. И всю жизнь буду сходить с ума, Это судьба - изменить нельзя. Ошибок природы вообще нельзя исправить. На них лишь следует учиться.

-Что ж. Быть может, твои дети будут счастливы… Что за новая причина? Они когда-нибудь кончатся у тебя? Ради бога, если я скажу, что больше всех достойна счастья. Поверишь?

-Нет!

-А ты поверь. Быть может, легче станет. Придет пора… И ты будешь счастлива. Несмотря ни на что: даже если весь мир будет против тебя, даже если стандарты и формы, открыв свою звериную, дурно пахнущую пасть, поглотят любые проявления свободы и индивидуальности и ничего уже казалось бы не спасет, найдется один единственный заслуживающий доверия, один, кто поймет и не станет задавать лишних вопросов.. А таким как ты… им больше ничего и не надо. Ты будешь счастлива.. В какой-то миг все понимаешь. Я не лгу. Я не безумен…
Все далеко не так легко, как кажется… просто доверься мне. И помни: ты счастлива будешь, даже если мир рухнет.

Ангелина откровенно смеялась, протестовала и пыталась прекратить… Ей было приятно все, что он говорит, последнее время он даже перестал издеваться, глядя более серьезно и … он часто рассыпался в пустых похвалах и откровенной лести, Ангелина принимал это безропотно, спокойно, хотя бы от того что ей прежде никто никогда не льстил. Она проводила с ним все свое время, я с утра до вечера, прекрасно понимая, что после, дома, в городе даже не поздоровается с ним при встрече.

Запомнила она хоть что-нибудь из их пустых разговоров, сохранился ли хоть один жаркий пыльный день этого странного, первого нормального лета в ее жизни? Хоть что-нибудь, кроме засушливой погоды, постоянной жары бесконечных дорог, жажды и споров до хрипа в горле?

Она отчетливо помнила солнце, помнила выпуклый цветочный рисунок на скатерти в огромной бесформенной кухне Олега, помнила, как на ночь всегда распахивала окно и все равно просыпалась от жары и спертого воздуха, помнила огромные слои пыли, нанесенные ветром на подоконники, пыльный тяжелый запах дождя, изредка поливающего землю. Помнила, что родители ее очень радовались внезапным переменам, в ней происходящим, помнила, как мама приглашала их в дом на чай, улыбалась, но сама ничего на самом деле не понимала. Помнила, как однажды, всего один раз столкнулась во дворе с отцом Олега, не найдя в нем ничего ни плохого, ни хорошего, ни хоть чего-либо, способного привлечь внимание Он был обыкновенный настолько, что даже написать нечего, он был из тех людей, которые улыбались, когда следует улыбаться. Мать его Ангелина никогда не видела, да и знакомиться не хотела. В его странном большом и неуютном доме она чувствовала какое-то затаенное отвращение, возненавидела с самого первого взгляда все, начиная с прихожей заканчивая кладовкой.. Все здесь казалось огромным и скучным, пустым, темным. И она в какой-то миг поняла, отчего он не любит здесь подолгу оставаться, здесь все казалось спящим и полувымершим. Но цветы стояли на подоконниках, так красиво, хорошо ухоженные, всегда цветущие и разросшиеся на все окно до такой степени, что улицы не было видно. Видимо, те руки, которые ухаживали за всем этим добром, ничего, кроме него и не видели в жизни…

Ангелина ненавидела домашние цветы так же дико, как ненавидела высотки, этот дом ей не понравился до отвращения, и она тут же призналась в этом Олегу. Он лишь улыбнулся, обреченно, как всегда, и сменил тему разговора.

С деревьев стали опадать листья … Это случилось как-то неожиданно и глупо, Ангелина вдруг начала понимать, что все эти слова, бесконечные разговоры и искренность, столь непривычная ей прежде и необходимая сейчас, не будет иметь за продолжения. Лето пройдет. Был договор, значит, есть уверенность, что все условия будут соблюдены. Ничего после. Город и осень.

Все это хорошо.

А дальше, дальше что?!

Она стала злее, неувереннее. Она стала бояться дней, бояться неизбежной осени, бояться возврата к старому, ненавистному, как-то уже побледневшему за это лето образу жизни.

Ангелина впервые поверила себе, в себя, в собственное будущее. Все будто бы расчистилось пред ней, стало яснее, свободнее, четче. Дело было вовсе не в Олеге. Дружба с ним ее, напротив, тяготила и делала какой-то зависимой и смешной. Нет, она сама хотела меняться… Был он, не было бы его, это не сыграло бы никакой роли. Человек в своей жизни сам, и только сам, способен бороться и побеждать. Разговоры с ним, его небрежность и безжалостность, возможно, были чем-то важным и решительным, но не более чем толчок с горы, с которой через несколько секунд ты бы и без помощи скатился. Это вмешательство скорее отрицательно подействовало на нее, сделала изменения в душе и мировоззрении какими-то быстрыми, неуклюжими, чересчур яркими и красочными, такими от которых слепнут. Но слишком ценными и необходимыми, чтобы ими разбрасываться.

Ей хотелось нового, чего-то непревзойденного чистого, хотелось жить, хотелось идти вперед. Встретившись с Олегом, она поняла, что больше таких людей нигде и никогда не найдет. А время неумолимо шло.

Настроение ее ухудшалось с каждой минутой, она становилась еще более раздражительной, злой, уже три дня не выходила из дома, сидела в комнате, пусто глядя в стенку, слушая глупую музыку, и старалась не думать не о чем.

А, собственно, о чем вообще думать?.. об осени? О том, что осталось каких-то три жалких дня?.. О том, что стало так дорого, вновь исчезнет, вновь пропадет из-за его мимолетного каприза… Об одиночестве, кошмарных снах о тех мыслях, которые в городе непременно вернуться. О том, что окружать ее теперь будут такие, как Вика, не более того. Пустота, страх.

И зачем было учиться жить? Улыбаться? Что-то ценить? Если об этом лете она толком рассказать никому не сможет хотя бы потому, что рассказывать то особо нечего.

Ничего не изменилось.

Все та же осень.

Хочется лечь спать, но голова снова страшно болит, и дождь, этот жуткий дождь за окном… Словно огромный барабан. И в виски, прямо в виски…

Дождь оказался ключевым в ее возбужденном, взбудораженном состоянии.

- А почему именно бритвы?.. почему так некрасиво, так страшно, так тяжело… Почему бы не отравиться?.. Выпить что-нибудь, уснуть, будильник завести… И просто не проснуться…

А ведь это так просто…

Всего лишь шаг… Один шаг.

Проспать… Пустота… Бездна…

От которой на самом деле так мало отделяет.

Ведь в какой-то миг сложнее остановиться. Все эти мысли, да они ничтожны, пусты, мысли обиды, мысли злости, но как же это все-таки просто!

Думать, планировать… Знать. Заранее?..

Ужасно, мерзко, от того и интересно… С человеком встретиться, у которого бездна в глазах.

Та самая, от которой всего один шаг.

Или случайно?.. Столько проблем, безвыходность, безысходность и самое легкое, самое правильное решение. Не думать ни о чем, ни о родных, ни о близких, когда что-то так резко перед глазами вспыхивает, и весь мир пусть останавливает, но уже никогда не остановит.

Безумие?.. Психика?.. Болезнь?..

То о чем после бы пожалели, если б было бы кому жалеть.

Отсутствие будущего… Пустота… Страх…

Неужели есть такое препятствие, перейти которое гораздо сложнее, чем сделать этот последний шаг…

Неужели, в самом деле, может существовать такая причина, которая способна оправдать смерть?

Разве что-нибудь способно оправдать смерть…

А ведь должна быть доля любопытства… Особенно любопытства, чисто праздного интереса. Какой-то душевный каприз, желание неизвестности, близкой неизвестности, узнать что-то, увидеть своими глазами именно то, что не дано… Любопытство?..

Остановиться, когда осталось сделать единственный шаг?..

А зачем?..

Зачем думать о ком-то, если стоишь у самого края?

Зачем думать о том, что это навсегда, если так интересно вниз взглянуть, зачем вспоминать тогда, когда уже и вовсе не стоит вспоминать.

Думать о близких?.. Какие близкие, если к последнему этому шагу ни души, ни сердца у тебя нет, равнодушие. Пустота.

А темное так красиво, так легко у края убедить себя, что все же легче прыгнуть вниз, чем отойти…

3 глава

1.

Это был один из тех немногих, неприятных дней, когда привычное обжигающее солнце, сменяет душная тень, воздух становится влажным и мягким, и его словно можно потрогать, Тучи упорно закрывают все небо, не оставляя никакого просвета, все становится черным и душным, как перед грозой… но грозы, конечно, не бывает. Эти огромные махровые тучи, грозно нависающие над поселком, старательно крепятся из последних сил, своим молчанием портя деревенский урожай, тяжело колыхаются и изредка попрыскивают острым, не по-летнему холодным дождем. В такие минуты на улице находиться невыносимо, особенно сильно болит голова и, в принципе, ничего не хочется делать.

Они сидели в доме, в самой большой, прозванной залом, комнате Ангелины, на двух, стоящих друг напротив друга креслах и за последние полчаса не произнесли еще ни единого слова.

Ангелина бездумно глядела в окно, пусто и отрешенно, с тяжелыми, какими-то медленными мыслями после вчерашних размышлений и бессонной ночи. Она постукивала пальцами по подлокотникам, старалась думать о чем-то постороннем и вздрагивала всякий раз, слыша шорох или скрип напротив, ей не хотелось говорить, не хотелось, чтобы говорил он. Что-то туманное и мрачное нависло над ней, как нависли тучи над этим поселком, склизкое, противное и… знакомое.

Олег молчал, по-своему аристократически сидя в кресле, откинув голову назад и прикрыв глаза. Он как всегда улыбался и, видимо, обдувал что-то приятное, то и дело поднимая голову в каком-то непонятном оживлении, оглядываясь по сторонам, еще сильнее улыбаясь и вновь впадая в свои мечты и планы, которыми с Ангелиной он никогда не поделится.

- В чем дело? – он спросил это уже тогда, когда она встала с кресла, подошла к окну и, откинув штору, прижалась к стеклу лбом. Воздух прорезали острые косые полосы. Ангелина ожидала, что он спросит что-то в этом роде, знала даже свои обычный привычный ответ, но все равно вздрогнула и резко произнесла:

-Ничего.

Он улыбнулся насмешливо и мягко, Ангелина знала это, даже не глянув ему в лицо.

-Ты когда-то сказал, что я тень…

-Ох, а я-то надеялся на что-то новенькое…

- Нет, ты не понимаешь. А я тень! Я прохожу мимо людей и меня не видят… мне все иногда кажется… а живу я вообще или нет? Если живу, то правильно? И знаю, что неправильно… А по-другому не могу, не хочу, не буду! Я же… я же не стану ничего, ничего исправлять…. И в чудеса уже не верю…. Обидно, знаешь, что? Что я их презираю…А они счастливы, счастливы! И даже если я стану плевать всем им в лицо и говорить, что они неправильно живут, что они противны и смешны, они все равно будут счастливы! Они не презирают меня, они улыбаются, им смешно, они просто не понимают… А я не стану другой! Не хочу быть с ними, мне тошно с ними, тяжело… я умру, но никогда с ними не буду, не могу говорить на равных с тем, кто …не могу всерьез, не могу!

Он улыбался.

-Отчего ты молчишь? Где твое «веское слово»… О, да я знаю, что ты скажешь…

- Мне, ангел, надоело одно тоже повторять… - Он помолчал немного, потом вдруг резко добавил,- только ты путаешь ненависть с презрением. Говоришь «презираю»! А сама ненавидишь…

-Я себя ненавижу!

-А себя-то как раз слишком любишь…. И жалеешь. Ты даже сейчас ждешь от меня чего-то такого очень обидного, чтобы потом себя пожалеть… зачем?..

Он поднялся и тоже подошел к окну.

-К чему сейчас это? Настроение итак чересчур плохое… ведь всегда можно сказать лишнего в такую погоду? Мы вообще слишком много разговариваем… ты уже очень скоро повзрослеешь и будешь смеяться над этим…

-Так же как ты?

Ангелина нервно улыбалась.,

Он был, кажется, совершенно серьезен, что, впрочем, было ему не к лицу.

-Нет. Такой как я ты не будешь. Такие как ты не остаются одни… Ну хотя бы потому что открываются первому встречному.

-Значит тебе? Открываются?! Ты столько меня мучил, зачем?! Да я просто уверена, что мы больше не встретимся! А если это было что-то вроде последнего… Знаешь, соломинкой для утопающего, а может, я с ума сошла от этих мыслей, может у меня сил нет на будущее?! И если б я никому не говорила….Да ты представления не имеешь, о чем я теперь постоянно думаю! Я вот не знаю, наступит ли завтра…

-Послушай…

-А, может, я вены себе порежу!..

Он вдруг расхохотался. Звонко и неестественно. А потом размахнулся и с силой ударил ее по щеке.

-Ты не представляешь, что это… Ты даже в страшном сне не видел каково… Ненавидеть. Все до боли ненавидеть, чувствовать себя чем-то пустым, незначительным, чем-то жалким…Послушай. Я… Глупости сейчас, наверное, болтаю… Но это такое огромное, скользкое, противное насекомое…. С жирным, покрытым слизью телом. Не смейся, ты не понимаешь. У него громадные глаза, блестящие мерзкие. И все оно блестящее… черное… И смотрит на меня, сидит напротив и смотрит. Я никому ничего подобного не говорила. Мне хочется плакать сейчас и от откровенности и от того, что я ненавижу, больше всех ненавижу тебя и объясняю это именно тебе! Я рыдать хочу, но в горле какой-то ком, словно…

У него усики, такие длинные-длинные, противные, и оно касается моего лица… Я чувствую… Грязь…Мне страшно, я сумасшедшая, ты смеешься. Мне кажется все смеются, постоянно. Над моими страхами, над рассеянностью. И… Оно стоит предо мной, трепыхая своими блестящими крыльями, оно ползает по мне, оно стремится меня ужалить… И я боюсь, я чувствую, что это будет безумно больно, больно, как никогда не было, в сотни раз хуже одиночества, непонимания, неумения общаться и постоянного чувства собственного ничтожества. Хуже этого разговора с тобой и всего, что за ним последует. Оно ужалит, ужалит меня, и это смертельно.

Тот яд,, который я всегда добровольно впитываю и которого безумно боюсь. Я никогда, ничего не сделаю, но эти тошнотворные мысли… И зачем, зачем?.. Я все время думаю об этом… Умереть… Послушай, как просто, всего лишь шаг, всего лишь движение…

Пропасть, бездна, самое жуткое и самое интересное, и всего лишь шаг! Неужели ты не думал… Неужели никогда не представлял… Олег, всего лишь шаг! И свобода!..

Он смотрел на нее рассеянно и будто бы безразлично. После этой странной сцены они даже не поссорились, Ангелина начала говорить быстро и, сбиваясь, а он так же резко и неестественно сел обратно в кресло, не извинившись и не объяснив ничего. Впрочем, она бы и не дала.

Взгляд его, немного апатичный, холодный, был направлен чуть левее, к стене, на маленькое пятнышко на обоях.

Он сидел в кресле, в своей аристократической позе, отклонившись на спинку и как бы в задумчивости приложив руку к губам. Когда она говорила о насекомом, лицо его побледнело и изобразило что-то болезненное и тревожное, словно он вдруг испытал жуткую физическую боль.

Но через мгновение вновь приняло совершенно безмятежный, даже ироничный вид.

Ангелина не заплакала лишь оттого, что он не слушал. Бессмысленно, как всегда,взглянула на него, и глаза ее вспыхнули бешенством. Она что-то резкое хотела сказать, но Олег опередил:

-Одиночество, насекомое… Да ты сумасшедшая, Ангел!

Он усмехнулся при этих словах. Не зло, а даже как-то по-дружески. Мучил, а сам не понимал, как делает больно.

-Прости. Но на все следует смотреть трезво. Нормальная никогда не станет сравнивать переходные капризные всплески и обиды… Да, да, именно обиды… С тараканами и самоубийством.

Он нервно рассмеялся.

-Прекращай притворяться. Нет, я не это хотел сказать тебе. Это противное сочетание, когда такая четкая мысль и ни единого слова, чтобы понятно выразить ее. Мне не жаль тебя… Мне как-то тоскливо. На что ты тратишься? На что расходуешь силы? Ты не представляешь, насколько ты… Нет, я не стану этого говорить, это только хуже сделает. Живи! Неужели нельзя просто жить… Без мыслей, без чувств, без постоянного желания что-нибудь да обязательно понять… Сам не знаешь, что, но, черт возьми, непременно понять и открыть то, что уже давным-давно и без тебя открыто. Отравиться им. И принять его. Энергию бы, свободу! Ведь свобода только при полном бессмыслии возможна… Я не помню, кто это сказал. Ангел, неужели так сложно жить… Живи!

Он замолк, и взгляд его вновь стал пустым и стеклянным. Из него будто исчезло все, что когда-то так ее привлекало. Ангелина уже после вспоминала это мгновение и все пыталась понять, зачем она прежде не заметила этой пустоты и зачем она никогда ничего не замечала?..

Но он смотрел холодно и мрачно. Он приходил к последним выводам, возможным при его возрасте и воспитании, пойти дальше он пока не мог и не знал, что делать.

Ангелина думала о своем и как всегда отбросила сказанное им из головы, чтобы потом вернуться и более тщательно все обдумать. Она вдруг неестественно вздрогнула и повернулась к нему, со злобой, будто он что-то отвратительное сказал…

-Ты не слушаешь меня! Ты все стремишься найти философские ответы и очередные гнилые способы доказать мне, Что я не права. А я права! И… Что ты можешь сделать? Если мне плохо… Мне страшно!

-Интересно?..

-О чем ты опять, страшно! Я так не хочу, так не могу… Я всегда такой останусь…

-Насекомое… И почему именно так? Знаешь это лишь создание. Не причина твоих кошмаров, а только попытка от них спастись.

Олег рассмеялся.

-Если кто услышит нас сейчас, сочтет сумасшедшими…. Помнишь? Эти слова, которые только мы понимаем, попытки страшное и нелепое превратить в реальность и действительность. И почему насекомое, и почему я понял…

-Замолчи, ты опять, опять начинаешь! А я больше не верю тебе! Не верю! Что бы ты ни сделал, ты все равно не заставишь меня признать ошибок, оттого что я теперь не ошибаюсь! Ты не волшебник! И ничего, ничего не понял! И ничего не сможешь во мне изменить!

Она бросилась было к двери, собираясь уйти, но за окном лил дождь, а она находилась у себя дома.

Олег ушел сам.

Она долго после этого прийти в себя не могла. Она все ненавидела, всё что сказала и то, что он ничего не понял. Ненавидела, что открыла теперь все свои нелепые мысли, открыла, так быстро и в такой глупой форме.

А он, кажется, как всегда смеялся….

Все еще оставался этот тяжелый осадок, будто что-то застряло во всем воздухе этого дома, не давая ей покоя, не позволяя усидеть на одном месте и все ходить, ходить, из угла в угол и пытаться понять… Понять уже наконец этого сильного, странного человека.

Да!

Да как он вообще посмел смеяться и вести себя спокойно!

И почему я даже не обиделась?

Он ударил меня, когда я сказала, что мне больно… Какая разница какими словами, он теперь меня должен прекрасно понимать….А я должна была уйти, не сказав ни слова… И, уж тем более, так глупо не оправдываться… Зачем вообще надо было это говорить? Зачем делать еще нелепее и глупее, то что и без того смешно… Чем я обязана ему? Что должна сделать, чтобы меня поняли или хотя бы нормально, по-человечески выслушали… Этот смех, издевательство, ирония. Это стыдно, гадко, в конце концов… Где вежливость, где понимание… Желание оскорбить, помучить другого, увидеть его реакцию, злость, унизить, боль причинить. Это изначально было. Только это. Больше ничего.

Как можно так просто открывать?.. как можно так легко довериться пустому и незнакомому… Да, он прав. Как всегда прав. Только какого черта я тогда одна?! Если такая прямая и искренняя?! Отчего прилипает ко мне вместо друзей всякий сброд?!

Интересно, к чему это? Почему он промолчал, ушел… Почему бы не добить. Не уничтожить до конца. Ведь все уже! На дворе осень. Завтра, завтра – домой. Ведь это была главная цель – разбить и бросить. А в чем собственно дело? Он никогда ничего не доводил до конца.

Он ударил меня, когда мне было больно… Я бы сама себя ударила…

Олег не особо удивился ее приходу. Он был человеком, который вообще никогда ничему не удивляется, считая, что все происходит само собой и совершенно без воли участников событий. Она впервые оказалась в его комнате и, даже не взглянув на хозяина, стала как-то жадно улавливать каждую мелочь и деталь.

Больше всего ее привлекла кровать. Обыкновенная кровать, накрытая тяжелым покрывалом, немного сбитая, с смятой подушкой и с выбившимся наружу одеялом. Кровать, стоявшая прямо у окна, придвинутая к стене и с мягкими бликами и полосами солнца на ее поверхности. Да, она стояла именно там, где хотела Ангелина. Она бы не закрывала окно, и по утрам было бы очень холодно и неуютно. Она бы натягивала одеяло, укрывалась с головой и снова б засыпала, тяжело и одновременно приятно, дрожа от озноба и того самого ощущения, когда тебя нежданно будит именно холод.

У двери, в углу стоял стол. Компьютер, старый, с постоянно отходящими проводами и каким-то грустным обиженным на что-то монитором. Какие-то непонятные листы, телефон и стопка книг, которые она не хотела ближе рассматривать, чтобы не разочароваться либо в нем, либо в себе. В конце комнаты стоял шкаф, с широкой дверцей. Обои потрескались в нескольких стенах и, наверное, в трещинах по ночам осыпалась штукатурка.

Олег ничего не сказал, лишь довольно улыбнулся, Ангелина присела на кровать. Ей почему-то казалось, что она пришла к смертельно больному.

- Я хочу, чтобы мы забыли… Мы заключили с тобой сделку.

Олег рассмеялся.

-Договор. Что после этого лета никогда не встретимся и не скажем друг другу ни слова. Я не хочу. Я преодолевала себя постоянно не для того, чтобы потом обратно в свой кокон вернуться. Я хочу постоянно с тобой говорить. Я теперь даже во сне с тобой разговариваю. Ты знаешь, ты мне снишься?.. – она постаралась сделать свой взгляд как можно выразительней. – Я не смогу больше молчать. Я могла бы, наверное, найти другого слушателя… но… ты прекрасно знаешь, что нужен мне только ты. Так мы разрываем его?..

-Разрываем.

Она увидела эту фотографию нечаянно, вновь, уже более тщательно оглядывая комнату. Ангелина не знала, что сказать, как сказать и не понимала, зачем вообще сюда пришла. Их разговор быстро прекратился, и она даже не могла объяснить, что сейчас чувствовала. Она ни на что не надеялась. Ей было все равно. Он быстро согласился, без насмешек, без издевательств, теперь она защищена, неуязвима, теперь не будет презрения и страха за оригинальность. Теперь наступит осень, но останется лето.

Фотография стояла на столе, у стены, черно-белая и перевязанная черной ленточкой. Ангелина подумала, что меньше всего бы захотела всякий раз видеть фотографию с черной ленточкой. Женщина была довольно красивая, красивая, спокойная и совершенно обыкновенная, такая неинтересная и обычная, как и его отец.

-Кто это?

-Мама.

-Она умерла?

Ангелина сказала это совершенно случайно, не хотела говорить и меньше всего хотела услышать ответ. Но вопрос вырвался сам по себе.

-Да.

Он побледнел и как-то странно выпрямился.

-Я даже не знала. Почему ты никогда не говорил… Давно?

-Два года.

-Отчего…

Этого она тоже не хотела спрашивать и вообще спрашивать ничего не хотела, это выходило как-то нечаянно. Где-то глубоко в сердце Ангелина понимала, что стоит ей сейчас замолчать, то молчание это слишком долго продлится и уже никогда не исчезнет. Она побледнел еще сильнее и как-то глухо рассмеялся.

Дата добавления: 2015-08-20