Семейный этикет

В отношении осетин важно отметить долгое сохранение и высокое значение большой патриархальной семьи, объединяющей несколько поколений. Семейная община являла собой целостную, обособленную систему социального порядка со своим управлением, материальным распределением, а также культовой деятельностью, семейной обрядностью. Жизнь семьи, достигающей иногда до 100 и более домочадцев, должна была руководствоваться определенными правилами.

Мировоззрение народа, особенности его менталитета — национального характера — зачастую имеют свое конкретное выражение в определенных действиях, т.е. поведенческих нормах. Одним из таких зримых воплощений традиционного жизнеустройства являются правила, по которым пространство жилища делится на различные по престижности зоны: для старших и младших, женщин и мужчин, на священные, связанные с культовыми представлениями, и обыденные, обеспечивающие исключительно бытовые потребности. Планировка жилища не была случайной, произвольной, она несла информацию о семейном укладе, об определенных нравственных убеждениях, в частности, о таких, как «уайсадын» (избегание), гостеприимство, возрастное соподчинение и т.д. Супружеские комнаты в традиционном жилище пристраивались в отдалении от основного, т.е. общего помещения всей семьи — хæдзар, что обеспечивало исполнение «уайсадын», а кунацкая — специальная, хорошо обставленная комната для гостей, составляла необходимую пристройку в каждом дворе.

Хæдзар — культовый центр традиционного осетинского жилища, всей семейной общины. Это символическое средоточение патриархальной идеологии осетин, основное пространство их домашней жизни. Сюда собирались с рассветом с тем, чтобы распланировать грядущий день, здесь проводились семейные советы, принимались жизненно важные для семьи решения, совершались ритуально-культовые действа и т.д. Все взаимоотношения, складывающиеся и происходящие в хадзаре, как и само его убранство, были неизменны, т.е. стереотипны, поскольку организовывались в строгом соответствии с нормами семейного этикета. Это носило весьма зрелищный и впечатляющий характер.
Многими русскими и европейскими путешественниками были замечены почтительность, благоговейное уважение осетин к жилищу, в частности, к хадзару. В большей степени это объяснялось тем, что там находился семейный очаг — «къона». Он располагался в самом престижном по традиционным представлениям месте — в центре хæдзара и условными перекрестными линиями делил помещение на мужское (более почетное) пространство справа от очага и менее престижное, с левой стороны от очага — женское. Зона внутренней части хæдзара (уместная только для старших) была много престижней молодежной, расположенной от очага, т.е. от центра к входным дверям.

В наше время традиционные поселения и жилища практически не сохранились. Хæедзар сильно видоизменился, но свою основную роль — помещение для проведения массовых ритуально-культовых действий — продолжает выполнять и сегодня. В городах Осетии в большинстве дворов жильцами построены так называемые хæдзары, в которых проводятся свадьбы, праздничные застолья, поминальные мероприятия и др. В помещении силами соседей создается уют, приобретается мебель, посуда. Это помещение является еще и местом проведения досуга. Здесь объединяются для различных настольных игр, старики ведут неторопливые беседы на различные темы. Словом, хæдзар трансформировался в своеобразный клуб, где люди могут реализовать свое стремление к общению.
Все сколь-нибудь важные события осетинской семьи (свадьбы, похороны, рождение детей, проводы и встречи домочадцев и т.д.) сопровождались ритуальными действиями, обращенными к очагу, возле которого, как уже указывалось, и сосредотачивалась вся домашняя повседневная и культовая жизнь.
При высоком ритуальном значении очага, непосредственные этикетные действия и поведенческие стереотипы были обращены к надочажной цепи — «рæхыс». Надочажная цепь символизировала домашнего покровителя — божество Сафа и считалась чудодейственным посредником между человеком и небом. Более того, прикосновение к цепи расценивалось как вмешательство в мир предков, приобщение к семье, снискание благосклонности ее домашних святынь. Элементы подобного ритуального прикосновения совершались во время обрядов свадебных. Не добрачную «представляли» новому покровителю в доме мужа, троекратно обводя ее вокруг очага: шафер с невесткой делали три полных оборота вокруг очага, в конце третьего он приглашал невестку прикоснуться к надочажной цепи рукой, что исполнялось ею немедленно. Ритуал жертвенного заклания животного также предполагал культовые действия возле цепи: посвященное животное должно было коснуться цепи, чтобы быть принятым Богом. Когда рождался ребенок, старшая женщина семьи в присутствии прочих женщин приветствовала новорожденного у очага, т.е. приобщала его к семье ритуальными действиями и молитвами, обращенными к Сафа — божеству надочажной цепи. Каждый, приблизившийся к очагу и прикоснувшийся к «рæхыс» — цепи становился близким семье, если это происходило в соответствии с установленными нормами. Так производились ритуалы побратимства, усыновления. Известны случаи, когда после подобных действий прекращалось преследование врага-кровника. В 19 в. были зафиксированы факты, когда русские солдаты, знакомые с таким обычаем осетин, дезертировав по какой-либо причине из армии, находили защиту и покровительство в осетинских семьях. Поведение вблизи очага было строго регламентировано. Всякие вольные прикосновения к цепи считались большим грехом и практически никогда не производились. Самым большим оскорблением семье, глумлением, своего рода гражданской казнью семьи считалось похищение надочажной цепи, либо другие непочтительные действия с ней.

В традиционном осетинском быту особое ритуально-престижное место занимал и другой предмет — трехногий столик — фынг. Стоит отметить, что стол, за которым принимали пищу, имел культовое значение в традиционном сознании многих народов мира. В какой-то мере фынг был показателем социальной престижности: детям, подросткам, социально недееспособным людям еда на фынге не подавалась. Неизменной обязанностью любого осетина считалось предложить еду всякому, кто в ней нуждался — будь то изгой, отверженный или убогий, но в этом случае перед пришедшим никогда не выставлялся ритуальный столик фынг, трапеза на котором подчинялась строгим предписаниям этикета. При еде воспрещались всякие непристойные разговоры и действия, оскорбление фынга хозяин никому не прощал, его именем проклинали, а также божились.
Как уже указывалось, пространство хадзара делилось вокруг очага условными пересеченными линиями на мужское и женское (справа и слева от очага), внутреннее (для старших) и внешнее (для младших). Мужская половина этикетно считалась престижнее женской, что имело вполне конкретное выражение: «По правую сторону очага стоит скамья со спинками, украшенная красивой резьбой — для мужчин, по левую — попроще, для женщин». В этнографической литературе существует множество описаний интерьера традиционного хæдзара. Все они сводятся к одному: если мебели было немного, то она находилась только в пользовании мужчин, и отсутствовала у женщин; если же семья побогаче, то на женской половине мебель была подчеркнуто проще. Это фиксировало своеобразное этикетное «младшинство» женщин. Уважительное отношение к мужчинам характерно для народа, мировоззрение которого сложилось в условиях господства воинской идеологии.
Пересекать условную «пограничную» линию между мужским и женским пространствами было весьма предосудительно для обоих полов. Женщины проникали на мужскую половину только для уборки. Входить же на женскую половину жилища было дозволено только одному мужчине в семье — кому-либо из младших и только для того, чтобы передать распоряжения старших.
В патриархальной осетинской семье царила строгая иерархия. Внешне система возрастного соподчинения выражалась в том, что места старших располагались ближе к очагу. Чем моложе мужчина, тем дальше от очага и ближе к выходу фиксировалось его место, т.е. в непрестижной этикетной зоне. Молодежь вообще не имела в хæдзаре так называемых «сидячих» мест.
Присутствуя при необходимости в хæдзаре, юноши стояли, чаще всего не проникая во внутреннюю за очагом половину хæдзара. Одна из ключевых позиций внутрисемейного этикета представлена в следующем описании: «Все расположились, смотря по старшинству лет, в несколько рядов, кто в полусидячем положении, кто на маленьких треножных скамейках».
Престижность места определялась не только расстоянием от очага, но и самим качеством сиденья: достаточно ли оно удобно, менее или совсем не удобно. Поэтому набор разнокомфортных мест в хæдзаре вовсе не случаен, упоминаний об этом немало: «В одном доме я видел длинную, в 5 футов скамью вроде дивана, со спинкою, ручками и резьбою. У стен стоят простые скамьи, на трех ножках, которые продвигаются ближе к очагу — на них сидят только мужчины». У других авторов встречаются упоминания об узких скамьях, низеньких неудобных табуретах и т.д. Таким образом, внешне зафиксирован принцип возрастной иерархии. Во внутренней части хадзара, ближе к очагу авторы замечали полукруглые деревянные кресла для старших, достаточно удобные. Далее от очага и ближе к выходу располагались менее комфортные сидения — треногие низкие табуретки, сковывающие движения, сводящие к минимуму саму возможность жестикуляции. Сидение на подобных скамьях должно было вызывать ощущение крайнего дискомфорта, т.е. было рассчитано не на вольготное, долгое рассиживание, а лишь несмелое присаживание в присутствии старших. Поскольку в народном мировоззрении место мужчины определяется вне хадзара, т.е. общественной, а не домашней деятельностью («мужчина в доме — гость»), мебель исключала удобства для всех (узкие, неустойчивые стулья). Исключение составляли только самые старшие. Для старца же, главы семейства, полагалось особое кресло — деревянное, чаще всего также полукруглой формы со спинкой резной работы. Оно, как семейная реликвия, могло передаваться в поколениях. Никто, даже потенциальные преемники, не смели им пользоваться, даже на самое короткое время.
Глава семьи «хæдзары хицау» — центральная фигура большой патриархальной семьи. Система почестей, исходящая от всех членов семьи, была направлена к нему. Почтительное отношение и безусловное ему подчинение являлось нравственным идеалом в формировании образцов поведения не только в семейной, но и в общественной жизни. Есть множество наблюдений, типа следующего: «Даже взрослый сын не смеет заговорить с ним первый, не смеет сесть при нем, не смеет есть при нем. Отец входит в комнату — все встают на ноги — жена, сыновья, домочадцы, все умолкают и ждут, что скажет, что велит сделать хозяин».
Поведение домочадцев соответствовало их полу и возрасту: женщинам и мужской молодежи запрещалось садиться в присутствии хицау, представители среднего поколения усаживались после разрешения на отведенные им места. Старики лишь приподнимались. Юноши, в основном, были лишены права вольного обращения к старшему. В случае необходимости, это делалось через посредников из числа более старших мужчин. Непосредственное обращение хицау к женщинам также отсутствовало. Исключение составляла æфсин — старшая женщина семейной общины.
Хæдзары хицау обладал неограниченными полномочиями в материальной, а также духовной сферах жизни семьи. Тем не менее, перед объявлением того или иного жизненно важного решения старший, т.е. глава семьи, безусловно, мог посоветоваться с теми, кого считал компетентным. Высокий авторитет хицау определялся, помимо прочего, сосредоточием в его руках многих полномочий — культовых (отправление ритуалов, совершение молитв), экономических (материальное благополучие ставилось в заслугу старшему, он единолично распоряжался семейной казной), хозяйственных (он организовывал труд семьи), правовых (принимал ответственные решения, представлял семью за ее пределами, приводил к исполнению наказания в случае, если кто-либо из его домочадцев был приговорен к ним сельским сходом, к примеру, на изгнание из общины и т.д.). Глава семьи был хранителем и носителем нравственных ценностей.
Поведение домочадцев было строго регламентировано не только в общении с хистаром (главой семьи), но и друг с другом в его присутствии. Молодежи, как и женщинам, предписывалось молчание, в ситуации крайней необходимости переговоры велись шепотом. Жестикуляция была предосудительна для всех. Не только к хадзары хицау, но к кому бы то ни было из числа старших нельзя было оборачиваться спиной. Но, несмотря на то, что все во внутреннем укладе хæдзара символизировало первенство главы семьи, власть его не была деспотичной. Правила этикета ограничивали и его поведение. Руководство семьей осуществлялось по установленным и не менее строгим правилам внутрисемейного этикета. Хицау предписывалось не находиться длительное время в обществе тех, кого это обрекало на обременительные ограничения, т.е. среди молодежи, женщин, в особенности невесток и т.д.
Наряду с главой семьи значительную роль в патриархальной семейной общине играла «æфсин» (хозяйка) или, как ее еще называли, «хистæр ус» (старшая женщина). Старшей ее называли независимо от возраста, признавая этикетное приоритетное положение. На женской половине æфсин пользовалась теми же привилегиями, что и хистæр на мужской. Все женщины семьи находились под опекой и присмотром æфсин. Именно она обеспечивала психологический комфорт, добрые взаимоотношения, «правильное поведение» женщин, девушек, подростков и детей большой семьи. В ведении æфсин, как и хицау, находились не только весь текущий достаток и расход семьи, но и распределение трудовых обязанностей на женской половине. В отличие от мужчин, повседневная жизнь осетинской женщины была скрыта от глаз посторонних. Поэтому в этнографии очень мало сохранившихся наблюдений за домашним обиходом, укладом, образом жизни осетинки традиционного общества. Но æфсин — настолько яркий и значимый персонаж не только семейного, но и общественного жизнеустройства осетин прошлых лет, что на нее это обыкновение не распространялось, и мы имеем множество описаний ее разнообразнейших функций.
Ее высокий этикетный статус был обусловлен и тем, что в некоторых ситуациях (при рождении ребенка и т.д.) на æфсин, как и на хицау, возлагались жреческие функции. «Три дня спустя после родов, под цепь домашнего очага приносят отдельно ребенка, колыбель и три чирита, или хлебца для Сафы, а также немного араки. Старшая во дворе женщина, держа пироги в руках, произносит следующую молитву: «Уæларт Сафа! Ребенок да будет твоим гостем! Домашний патрон, дай ему свою милость, пошли ему счастья!». Кроме того, категорический запрет кому бы то ни было, кроме хозяйки, входить в кладовую — «къæбиц», предопределялся не только ее ведущим положением в хозяйстве, но еще и культовой подоплекой. Къæбиц, «где обитает дух — защитник дома», отдается в распоряжение «бынаты хицау» («хозяина места», т.е. домового, наделенного видной ролью в системе традиционных суеверий осетин). Прочие женщины семьи туда никогда не попадали, это для них святая святых, куда им вход строго воспрещался. «Бынаты хицау» ежегодно посвящались пиры (ритуальные трапезы и в наши дни). Æфсин же было доверено постоянное снискание благосклонности домашнего покровителя. Видимо, поэтому ее место определялось не у очага со стороны женской половины (как этого следовало бы ожидать), а неподалеку от двери в къæбиц.

Показательно участие æфсин в ритуальных действиях, связанных со свадебной церемонией. Сразу же после традиционного приобщения невесты к новой семье, совершаемого у очага (этикетного пространственного центра), невестку подводили к старшей в семье. «Все это время æфсин стояла на женской стороне очага, держа в руке чашу, наполненную, как это обыкновенно бывает, медом, смешанным с маслом. Когда сняли с молодой вуаль, æфсин поднесла к губам ее ложку, наполненную этой смесью, и произнесла: «Будьте друг другу так сладки, как этот мед и это масло вместе». И все, присутствующие в хæдзаре, повторили эти слова». Интересно, что в настоящее время, т.е. в малых семьях, этот ритуал изменился. Сладкое угощение свекрови для невестки не сохранилось.
В неразделенной семье свекровью всех невесток, независимо от реального родственного соотношения, являлась æфсин как центральная женская фигура семейной общины. Это единственная женщина, играющая видную роль в семейных событиях общественног

ЗИУ

Трудолюбие издавна являлось в Осетии мерилом при оценке моральных качеств человека. В ряду национальных традиций, возникших на основе трудовой деятельности человека, стоит и широко известный в прошлом обычай «зиу»..
Трудовые массы Осетии обычай трудовой помощи «зиу» использовали для помощи вдовам, сиротам, больным, старым.

Они прибегали к нему для того, чтобы выручать друг друга в беде, оказать взаимопомощь бедняку, нуждавшемуся в действительной поддержке.

Вспомните наш лучший традиционный обычай — зиу, как каждый осетин от всей души откликался на нужды другого, не принимая во внимание ни родства, ни своих личных интересов.

Молодежь отправлялась на луга и, в несколько часов покончив покос лишенной рабочей силы бедной семьи, с песнями возвращалась в аулы. Молодые женщины в свою очередь снимали хлеб с небольшой нивы нуждающейся семьи. При стихийных бедствиях каждый, не лишенный способности ходить, осетин при малейшей тревоге спешил на место происшествия и по мере сил и возможности помогал пострадавшим, чем и как кто мог: личным трудом, хлебом, сеном, соломой, дровами, строительным материалом и пр.

...Почтительность младших к старшим, посещение больных, призрение бедняков и сирот, вследствие чего нищенство и попрошайничество во всем их непривлекательном виде в Осетии и доселе еще почти неизвестны. Но наиболее симпатичным обычаем надо считать тот, при котором осетины высказывают чисто евангельское участие всякого, потерпевшего то или иное крушение на жизненном пути. В особенности это участие обнаруживается в случае смерти кого-нибудь. Не будет преувеличением, если сказать, что осетины в этом отношении не имеют себе соперников ни в одном из своих многочисленных соседей, а быть может, еще и среди других народностей...

Больной, к какой бы он среде ни принадлежал по общественному своему положению, пользуется, в силу традиции, всеобщим вниманием. Не только ближайшие родственники, соседи и знакомые, но и также односельчане считают своим священным долгом и обязанностью посещать больного возможно чаще и посидеть или постоять у его одра некоторое время, и тем выразить ему, а равно и родным его, свое участие. При этом, если больной человек одинокий, то сверстники и друзья его принимают на себя временную заботу по ведению некоторой части его хозяйства (достают дрова, убирают хлеб и сено и т. д.). Навестить больного приезжают даже из других селений, причем дальность расстояния препятствием не служит, как не служит препятствием и род болезни и степень ее заразительности: все это покрывается всесильным обычаем..

Дата добавления: 2015-08-18