Глава четвертая Встречи и ошибки

– Послушай, ты! Заткнись! – шипела Наумова, с яростью глядя на Константинова.

Ян стоял около ее парты и кривил губы в нехорошей ухмылке. Юлькины слова прошли мимо его ушей. У Константинова была поразительная особенность не слышать, что ему говорят, что страшно бесило Наумову. Обычно она была более добродушной.

Ноябрь для девятиклассников оказался роковым. Казалось, что воздух вокруг них наэлектризован. Что-то такое носилось вокруг, заставляя всех более напряженно вглядываться друг в друга, болезненно воспринимать слова, гораздо суровее оценивать поступки. И было уже совсем ясно: драка у червяков – это только начало. Что-то еще ждало их в ближайшее время.

– Что ты на него разоряешься?

В кабинете ботаники ряд парт около окна стоял неудачно, вплотную к подоконникам, так что цветы, все эти лианы и вьюны, опускались на тетрадки учеников. Чтобы выпустить соседа, сидящего у окна, крайнему приходилось вставать со своего места. Наташка Жеребцова еще собиралась немного посидеть, списывая лабораторную по физике. Но назревал скандал, и лучше было выпустить закипавшую Наумову, чем выслушивать, как она переругивается с Константиновым через ее голову.

– Нашла с кем связываться. – Наташка встала, оттесняя Яна назад, тем самым загораживая его от выходившей из-за парты Юльки.

– Да уж, действительно, развяжи нас, Наташенька, а то у нас самих никак не получается.

– Придурок! – фыркнула из-за Наташкиной спины Наумова.

– А придурок – это кто? – Ян изогнулся, чтобы видеть свою противницу. – Дурак при дураке? Это ты про кого? – И он весело посмотрел на Жеребцову.

Наташка недовольно поджала губы. В отличие от подруги, она была более сдержанной, поэтому промолчала. Сыпать обвинениями друг на друга можно без остановки, а ей еще надо было дописать лабораторную.

Лера тоже стала выбираться из-за парты. Эти вечные глупые препирательства на пустом месте стали ее утомлять. Ругались бы они в другом месте, что ли! На улице, например. Там хоть свидетелей меньше.

– Ой, пошла! – вдруг прокомментировала выход Гараевой Жеребцова. – Записку бы показала.

– Я ее выбросила, – ответила Лера, не поворачиваясь.

Гараева спокойным шагом вышла за дверь, но, как только почувствовала, что на нее никто не смотрит, побежала на лестничную клетку, достала записку и принялась быстро рвать ее. Не хватало еще, чтобы ее кто-нибудь прочитал и догадался, для чего она написана.

– Все не рви, оставь мне! – Пробегающий мимо Махота попытался выхватить клочки письма из Лериных рук, но только разбросал их по полу.

Майкл помчался дальше. Гараева собрала разлетевшиеся обрывки и оглянулась.

Высокая темная фигура метнулась за поворот и скрылась в коридоре.

– Подожди!

Лера пошла следом. Но в этот момент из класса напротив стали выходить десятиклассники, и за их широкими спинами ничего разглядеть уже было нельзя.

Очередная беготня за тенью напомнила вчерашний день. Все-таки этот парень какой-то ненормальный. Очень хотелось узнать о нем побольше, причем сделать это так, чтобы никто не догадался о причинах ее расспросов. У Маканиной, что ли, спросить? Нет, не пойдет. Глупо одного человека делать посредником обеих сторон. А потом, у Олеси, судя по всему, и своих проблем достаточно. Как она ухитрилась влипнуть в эту историю с дракой и битьем пробирок в кабинете химии? Это надо постараться – допустить такой скандал.

Лера и не заметила, как в задумчивости прошла весь коридор и остановилась перед кабинетом математики, откуда выходил 9 «Б». Она побежала обратно, очень надеясь, что ее никто не заметил. Сама она старалась ни на кого не смотреть. Но на лестнице чуть не столкнулась с Лизой Курбаленко. Той самой девчонкой, из-за которой вчера в их классе произошел спор о красоте.

– Смотри, куда идешь! – грубо оттолкнула ее Лиза и пошла дальше.

Лера мельком взглянула на нее.

И вот это Константинов назвал красотой?

Конечно, в Курбаленко что-то было – правильные пропорции лица, пышные волосы, хорошая фигура. Но в самом лице было что-то отталкивающее. То ли губы, кривящиеся в недовольной гримасе, то ли раздраженно прищуренные глаза. Лизина красота была скорее неприятной. Янчик в последнее время совсем ослеп. Ставить такое в пример!

Лера сделала еще несколько шагов и от неожиданности чуть не полетела со ступенек. Ей навстречу по лестнице шел Павел.

Шел медленно, одним плечом подпирая стену. Смотрел на Леру он весьма внимательно. И было непонятно, чего в этом взгляде больше – удивления от встречи, испуга или радости.

Между ними пронеслась стайка малышей. И когда Гараева снова посмотрела на лестницу, Быковского там уже не было. Он убежал наверх, видимо, боясь, что с ним заговорят.

Сильно опираясь на перила, Лера сошла вниз.

Какой удивительный мальчик! Смотрит, но боится подойти. Даже заговорить с ней не хочет. Чего же он так опасается?

– Ты что здесь делаешь? – налетела на нее Ася. – Заблудилась, что ли? У нас урок на пятом этаже.

– Я знаю. – Было странно видеть Репину возле раздевалки. Делать ей здесь было нечего. Значит, она спустилась сюда специально. Тактак, очень интересно. – Пойдем на пятый.

– Что это ты какая-то загадочная? – Ася скакала через две ступеньки. – Ну что, Быковский больше не приставал?

– Я его не видела, – отозвалась Гараева, догоняя подругу. – Да это и не он писал.

– А, – махнула рукой Репина. – Ты их не знаешь. Может, у вас там, в Махачкале, и не было такого. Но у нас тут все – психи. Так что держись от червяков подальше. Здоровее будешь.

– Обыкновенные люди, – пожала плечами Лера и остановилась за спиной у запыхавшейся Аси – ее сил никогда не хватало, чтобы добежать до пятого этажа без остановки. – С чего вы так на них разозлились?

– Да не злились мы на них. – Репина набрала полную грудь воздуха и заспешила дальше.

Лера медленно пошла следом. Она не понимала, почему нельзя идти спокойно? Зачем надо совершать эти сумасшедшие забеги с бесконечными остановками?

– Так уж получилось. Одно слово – червяки. – Репина снова задохнулась и остановилась.

Около кабинета химии она многозначительно хмыкнула. Дверь была закрыта на висячий замок.

– А ты говоришь, червяки, – закатила глаза Ася. – Они кабинет разнесли, и хоть бы что! Вон, ходят, улыбаются.

– Это же, наверное, случайность, – попыталась заступиться за чужой класс Гараева, но Ася так на нее посмотрела, что Лера почувствовала себя неудобно. В конце концов, это были их стародавние дела, соваться в которые ей не стоило.

После довольно суматошного вчерашнего дня сегодняшние уроки шли на удивление тихо. О драке больше не вспоминали. По крайней мере, учителя делали вид, что ничего не произошло. Но в воздухе чувствовалось какое-то напряжение, словно незавершенное дело требовало какой-то итоговой точки. И завершением всему этому должен был стать завтрашний урок химии, стоящий по расписанию у обоих классов друг за другом, вторым и третьим часом. Было понятно, что химию отменят. Но не могли же учителя делать это вечно! Кое-кто – например, Вася Крылышкин и Федя Зотов – уже прицеливался поступать на химфак, им такие пропуски совсем не в радость.

Народ уже готов был делать ставки, какой предмет окажется у одного класса на втором уроке, а у другого на третьем, когда неожиданно объявили, что оба часа у девятиклассников будет физкультура.

– Ха, нашли чем заменить! – Ян даже хлопнул ладонью по столу, чтобы продемонстрировать свою крайнюю степень неприятия этого решения. – Уж лучше бы посадили нас математику делать. Один-Ноль заставит класс вокруг школы бегать, вот и вся физкультура.

Для невысокого худого Константинова уроки физкультуры всегда были минутами позора. На первом же зачете он не смог подтянуться, беспомощно болтался на турникете, пока физрук, еще в стародавние времена за что-то прозванный Один-Ноль, не наградил его снисходительной кличкой Килька и не отправил метать мячик. С мячиком Яну тоже не удалось достойно выступить. Зеленый круглый предмет летел у него в какую угодно сторону, кроме нужной.

– А для тебя, Константинов, я могу устроить персональный урок математики.

Шла перемена, но Леонид Юрьевич все не уходил. Складывал и перекладывал тетрадки, словно оттягивал момент, когда можно сказать: «Все! Прощайте! Идите на следующий урок».

Так Червяков стоял и стоял около стола, задумчиво перебирая листочки, пока в дверях не появилась завуч Алевтина Петровна. Ее строгий взгляд поторопил замешкавшихся девятиклассников. Подталкивая друг друга, они заспешили из класса. Даже вечно копающейся Наумовой пришлось быстренько сложить кое-как учебники, подобрать с пола рассыпанные карандаши и пройти мимо строго сдвинувшей брови завуча.

– Чего это она? – метнулась к застывшим одноклассникам Юлька.

В ответ все только плечами пожимали. Не иначе как вчерашняя драка давала о себе знать.

– Что, что! – Подобралась поближе к Наумовой Светка Царькова. – Ясно, что. Из-за драки все это. Галкин с Васильевым-то подрались! Да и в химии набили на немереные тыщи. Вот они и решают, что теперь делать.

– А мы тут при чем? – Юлька постаралась вложить в свой взгляд все презрение, питаемое ею к толстой Светке. Но на Царькову эти взгляды уже давно не действовали.

– Ну, ты совсем, – искренне возмутилась Светка. – Им что 9 «А», что 9 «Б» – одно и то же. На всех собак спустят. – Вдруг она понизила голос и склонилась ближе к Наумовой: – А ты знаешь, что Галкин это сделал из-за любви? Они с Васильевым Рязанкину не поделили.

Юлька шарахнулась от Царьковой и посмотрела на нее так, словно Светка принесла известие о трех начавшихся мировых войнах и четырех готовящихся.

– Пойдем, что ли, – Наташка потянула подругу за собой, при этом не дав Царьковой развить свою гениальную мысль о невероятных романах в классе у червяков, так что выплескивать все свои знания Светке пришлось на подвернувшуюся ей под руку Асю. Та попыталась укрыться от разговорчивой одноклассницы в обществе Леры. Но Гараева была задумчива и на многозначительные ахи и охи подружки не реагировала.

– Ну, и что мы здесь стоим? – На пороге кабинета математики снова возникла завуч.

Народ молча расступился, давая ей дорогу.

– Не туда! – Смотрела завуч почему-то исключительно на Царькову, отчего Светка покраснела и постаралась сделать вид, что ее здесь нет. – Найдите всех своих и скажите, что через пять минут я вас жду в актовом зале. Юрий Леонидович, – Алевтина Петровна повернулась к стоящему рядом Червякову. – Вы тогда своих тоже приведите на пятый этаж. Я думаю, что пяти минут вам будет достаточно.

– Ну, началось, – всплеснула руками Царькова и побежала к лестнице, словно на нее возложили почетную обязанность оповестить все девятые классы о предстоящем собрании.

– Почему они так к этой драке привязались? – поморщилась Ася, с ненавистью глядя в спину уходящей учительницы. – Прорабатывали бы одних червяков. Зачем им все-то?

– Что ты ворчишь? – раздраженно отозвалась Лера. – Поговорят и разойдутся. Подумаешь, какая ерунда. Ничего ведь никого не заставят делать.

Но на деле оказалась, что никакая это не ерунда: разговор впереди их ждал очень даже серьезный. В актовый зал 9 «А» подтягивался мелкими группками. 9 «Б» пришел весь, в полном составе. Они ввалились шумной толпой и как-то быстро заняли все ряды. Ни в ком из червяков не замечалось и тени раскаяния в случившемся – жизнь в их классе текла так же, как и раньше.

Лера сразу же заметила высокого красивого Павла. Он устроился на первом ряду и стал через головы сидящих рядом с кем-то перекрикиваться. Тихая Маканина расположилась отдельно от всех, заняв крайнее место у окна. Лера напряженно вглядывалась в вихрастую макушку Быковского, ожидая, что он вот-вот оглянется, посмотрит, здесь ли она. Но Павел и не думал поворачивать головы. Он вертелся на своем месте, разговаривал со всеми, кто его окружал, и даже не пытался взглянуть на Леру.

Так, может, письмо было не от него? Возможно, кто-то просто пошутил? И вся эта сложная многоходовка с Маканиной, с тайными расспросами, перешептываниями и переглядываниями, – все это не более как очередной розыгрыш червяков. Шутка, на которые они, как оказалось, большие мастаки.

Тогда выходит, что Репина права и от бэшек ничего хорошего ждать нельзя.

У Леры появилось желание достать злополучное письмо, подойти к тихой Маканиной и вернуть его обратно, с пожеланием, чтобы Павел катился куда подальше со своими глупыми вопросами.

Гараева даже руку к карману протянула, но вовремя вспомнила, что письмо порвано и лежит на дне мусорного ведра женского туалета, так что возвращать нечего. А значит, как говорилось в одном известном произведении: «Не было ничего! Ничего не было!» [2]

От принятого решения ей как-то сразу стало легче. Лера выпрямила плечи и посмотрела на галдевших одноклассников. Ася, извернувшись так, что чуть не падала с сиденья, что-то втолковывала упрямо хмурящей брови Царьковой. Махота с ногами залез в кресло и, собрав вокруг себя чуть ли не полкласса, рассказывал старый бородатый анекдот. Константинов мирно беседовал с Жеребцовой. Пращицкий, вытянув шею, пытался кого-то высмотреть в стане червяков. И только Наумова недовольно морщилась, прислушиваясь к разговору подруги с Яном.

За кулисами послышался характерный стук каблучков, и гул голосов смолк. На сцену выплыла завуч с синей прозрачной папкой в руках. Она постояла, нависая над девятиклассниками, но, поняв, что такое положение для нее невыгодно – никто не будет долго сидеть, задрав головы, – спустилась в зал. За ней безмолвной тенью следовал Генка Сидоров, умница и вундеркинд из 9 «Б».

– Ну, что? – крикнула завуч, перекрывая обрывки разговоров. – Перешли в девятый класс и почувствовали себя взрослыми?

Вопрос повис в воздухе. Притихшие ребята с подозрением оглядывали соседей, пытаясь угадать, кого конкретно имеет в виду Алевтина Петровна. К себе этот упрек никто не относил.

– Сразу вспомнили, что у вас есть права – быть свободными, независимыми, самостоятельными? – бичевала пока еще неизвестно кого завуч, для убедительности размахивая папкой. – Но вы забываете, дорогие мои, что, помимо прав, взрослая жизнь имеет и не меньшее количество обязанностей. Быковский, я разве не права?

До этого мило улыбавшийся Павел вдруг посерьезнел и внезапно охрипшим голосом ответил:

– Правы, Алевтина Петровна. Вы, как всегда, правы.

Начавшиеся было смешки словно замерзли под внимательным взглядом завуча. Химичка Людмила Ивановна пыталась утихомирить задние ряды, на которых сила взгляда Алевтины Петровны действовала не столь убедительно.

Громко кхмыкнул Червяков, возвращая в актовый зал общее молчание.

– Так вот, об обязанностях. – Завуч пошла по проходу, оставляя за своей спиной ледяную тишину. – Особо непонятливым я советую обратиться к уставу школы. – Она склонилась над Андрюхой Васильевым из 9 «Б», балагуром и весельчаком, отчего тот сразу же вскочил.

– А почему я? – начал было оправдываться Андрюха, нарочито театрально размахивая руками. При этом он поворачивался ко всему залу, демонстрируя жаждущим свое разукрашенное синяками после вчерашней драки лицо. – Я очень даже уважаю обязанности и чту устав!

– Сядь! – Алевтина Петровна крутанулась на каблуках, собираясь пойти в обратном направлении. – Так вот, сие из числа ваших обязанностей: не нарушать нормы поведения в школе, не драться, не бегать, не пропускать занятия!

На этих словах половина учеников потупили глаза, потому что сидеть в школе безвылазно под силу было немногим.

– Значит, так, дорогие мои! – Завуч остановилась около сцены и тяжелым взглядом посмотрела на первые ряды, занятые червяками. – Я думаю, вы уже знаете, что в 9 «Б» произошло ЧП? Драка! Нанесен ущерб школе! Причем сделано это отнюдь не по недомыслию…

– Что?

Вопрос свой Царькова задала негромко, и адресован он был сидевшим с ней рядом. С ее последнего ряда не так хорошо было слышно и видно, вот она и не поняла последних слов. Но за секунду до этого в зале наступила долгожданная для учителей тишина, и Светка со своим «что?» попала как нельзя кстати.

К потолку взлетели довольные смешки, многие тут же забыли, о чем ведет речь суровая завуч.

– Я требую тишины! – взорвалась Алевтина Петровна, доставая из прозрачной папки листок бумаги и потрясая им в воздухе. – Не думайте, что вам это пройдет даром! Все виновные будут наказаны. – Она повернулась к стоявшему неподалеку от нее Сидорову. – И не надо делать вид, что к кому-то это не относится! Значит, так! Если я до конца учебного года еще хоть раз услышу что-либо о девятых классах, многим не поздоровится. Вот, полюбуйтесь! – Она ткнула накрашенным пальцем в сторону Генки. – Сидоров принес мне заявление, в котором он отказывается от посещения школы. Он отказывается! Да еще условия нам ставит! Виданное ли дело?

По залу прокатился шепоток удивления. Как морской прибой, он нарастал, не давая завучу продолжать свою речь.

– Ничего себе!

– Куда же он пойдет?

– Вот это да!

– С чего бы это он?

– А что произошло-то?

– Правильно, Сидорыч, – раздалось из общего гула. – Так им и надо!

– Что?! – яростно сверкнула глазами Алевтина Петровна. – Да как вы смеете? Вы должны ходить в школу, понятно вам? И будете это делать, что бы вы там себе ни насочиняли! Это ваша работа! У нас еще никто не отменял обязательного образования. Так что будьте добры присутствовать на занятиях! А если у кого-то есть более важные дела, чем школа, то с ними будет разговаривать милиция. Сами не в силах дойти до школы – вас будут приводить на занятия принудительно. И если у вас не хватает мозгов думать о себе, то подумайте хотя бы о своих родителях! Как они это переживут?

Последние слова снова потонули в гуле возмущения. А Сидоров все так же невозмутимо стоял на сцене, словно не он был виновником этого шума.

– Вот это червяки дали! – качала головой Аська. – Что это он? Не ходил бы в школу – и не ходил. Зачем он со своим заявлением поперся к завучу?

– Это он из-за того, что его перевели в другой класс, – со знанием дела сообщила Жеребцова. – Генку давно уже пытались к старшим засунуть, а он все отказывался.

– Ну и отказывался бы дальше, – пожал плечами Константинов. – К чему весь этот балаган?

– Так это же он из-за любви, – вдруг встрепенулась Светка.

Генка равнодушно смотрел на бушующий партер, где расположился 9 «Б», и на мечущуюся перед сценой завуча. Кто-то из червяков вскочил, пытаясь дотянуться до Сидорова.

– Все равно я туда ходить не буду, – негромко произнес Генка.

9 «А» потрясенно молчал. Это дело их не касалось. События с червяками только укрепили между ними стену непонимания и отчуждения.

– Значит, так, девятые классы! – Алевтина больше не кричала. Она просто говорила, но те, кому надо, слышали ее хорошо. – Я вас предупреждаю последний раз! Либо вы начинаете нормально учиться, либо у всех, – с особым ударением произнесла она, – возникнут большие проблемы с поступлением в хорошие учебные заведения. Да и родители, я думаю, проведут не один малоприятный час в кабинете у Надежды Валерьевны. Может быть, директор сможет их в чем-нибудь убедить.

На этих словах Алевтина Петровна порвала листок, которым она до этого размахивала, как знаменем, бросила обрывки на пол и ушла, возмущенно цокая каблучками.

Тут бы и подняться праведному народному гневу – все же не стоило, пусть и завучу, так с ними разговаривать. Но все молчали, глядя, как Генка подбирает с пола остатки своего послания.

– Сидоров, сядь, – негромко приказал Червяков, выходя к сцене.

Генка послушно нырнул в ряды родного класса. Раздались одобрительные возгласы. Несколько рук попыталось притянуть Сидорова к себе, но он сел рядом с Васильевым.

– Ну, что будем делать? – Юрий Леонидович остановился ровно на том месте, где минуту назад стояла Алевтина Петровна.

– Какое безобразие! – ахнул притворный голос с последних рядов. По залу прокатились смешки.

– Ничего не будем делать, – поднялся Васильев. – Генка тут совершенно ни при чем. Если человек не хочет переходить в старшие классы, зачем его заставлять?

– Сядь, – ледяным тоном произнес Червяков. Но Андрюха не послушался, хотя сзади его уже тянули за руки вниз. – Дети! – с презрением продолжил математик. – Может, хватит устраивать из школы цирк?

– А при чем здесь цирк, если вы нас не слышите? – не сдавался Васильев.

– А ты разве говоришь что-то, достойное быть услышанным? – повернулся в его сторону математик, и Васильев под воздействием этого уничижающего взгляда упал на свое место. – Вы же просто сотрясаете воздух! Вы занимаетесь ерундой! – Девятиклассники снова возмущенно загудели, но громко высказываться больше никто не решался. – Вы пришли сюда учиться, вот и учитесь. А все свои разборки и комментарии по поводу происходящего оставьте для улицы. Вы еще здесь митинг устройте! Если это все, что вы можете сказать, то увольте нас от этого бреда. Ничего свежего и оригинального мы от вас пока не услышали. Ну, что смотрите? Можете идти!

Некоторые ребята стали удивленно приподниматься.

– Сидоров, – вдруг повернулся к Генке Юрий Леонидович. – Прекрати все это! Были смелыми, когда затевали бардак? Будьте такими же, и отвечая за свои поступки.

– Генка тут ни при чем! – крикнул кто-то из червяков.

– Все! Идите на уроки! – На лице учителя появилось выражение скуки: ему было неинтересно обсуждать эту тему. Он уже дошел до двери, но на пороге повернулся. – Сидоров! – В зале вновь наступила тишина. – Не забудь, что твой класс теперь – десятый.

– Да не пойду я в ваш десятый класс, – отозвался Генка, но математику не было дела до его слов: его уже не было в актовом зале.

Оба класса выжидательно смотрели на Сидорова, а тот равнодушно изучал мыски своих ботинок.

– Ладно, – согласился он неизвестно с кем, подхватил свою сумку и вышел в коридор.

Как только за ним бесшумно закрылась дверь, все вокруг тут же загудело и завертелось. Через головы одноклассников пытался до кого-то докричаться Васильев, но его все больше и больше оттесняли к сцене. Со стороны это выглядело так, как будто он хочет с кем-то сцепиться, но стоящие рядом не дают ему это сделать. Ашки торопливо пробирались к выходу, но оккупировавшие первые ряды червяки не давали им прохода. Началась давка. Раздались возмущенные возгласы.

Лера не могла отвести взгляда от Павла. Он стоял, чуть ли не на голову возвышаясь над всеми, и с усмешкой смотрел, как Людмила Ивановна пытается утихомирить скачущих по креслам бэшек. Но вот поднявшиеся девчонки загородили от нее Быковского, и Гараева словно очнулась.

– Что сидишь? Пошли! – торопила ее Ася. – Смотри, уже все уходят.

– Нет, ну надо же, – возмущалась у нее за спиной Царькова. – Теперь из-за какого-то дурака на нас всех собак спустят!

– Да кому ты нужна, – лениво протянула Жеребцова.

– А чего он хотел-то? – не поняла Наумова.

– Дурак, зачем-то притащился к Алевтине с заявлением, что не будет ходить в школу, если его переведут в десятый класс, – раздраженно отозвалась Наташка, словно перед этим ее уже раз десять об этом спрашивали. – Вот все и взбеленились. Мол, обучение у нас обязательное, и никто отказываться от него не может. Прогуливал бы по-тихому, ничего этого не случилось бы.

– Не все ж такие умные, как ты, – вскочил Константинов. – Кому-то нужно быть дураком.

– Ой, удивил, – отозвалась Юлька. – Гордишься, что ты – дурак в единственном экземпляре?

– Нет, горжусь, что нашелся хоть один честный человек, который захотел все сделать в открытую! Не все же обладают талантом врать и приспосабливаться, как некоторые. Кто-то этого умения лишен. И Генка правильно сделал, что сразу об этом заговорил. Условия игры объявлены. Теперь он с ними на равных.

Юлька еще пыталась что-то фырчать, но Ян ее больше не слушал. Через ряды он полез ближе к червякам.

– Побежал мосты наводить, – проводила его взглядом Жеребцова. – Ну-ну, посмотрим, что он потом запоет.

Надеясь получить еще какую-нибудь информацию, Ася устремилась к выходу, где выходившие одновременно девятиклассники устроили небольшой затор.

Лера встала. Ряды постепенно пустели, и ей снова хорошо видна была сцена. Из червяков в зале уже почти никого не осталось. Ушла Маканина, вслед за Сидоровым убежал Васильев, уведя за собой сидевших рядом с ним девчонок. У выхода еще бурлило небольшое столпотворение. Среди мельтешивших голов мелькнула темная шевелюра Павла. Рядом с ним оказалась Репина. Павел повернулся к ней и остановился, заставив идущих за собой обходить внезапно возникшее препятствие. Толпа как-то сразу рассосалась, оставив их в одиночестве около двери.

От удивления у Гараевой открылся рот. Она пару раз моргнула, пытаясь прогнать наваждение. Но картинка осталась неизменной.

Низенькая Ася стояла, прижавшись спиной к стене, и улыбалась во все тридцать два зуба, а перед ней, рукой облокотившись о косяк двери, стоял Быковский и что-то говорил, жестикулируя другой рукой. Первым желанием Леры было подойти поближе и послушать, что они так увлеченно обсуждают. Тема, видимо, была очень интересная, глаза у Репиной так и горели.

Но Гараева сдержалась. В конце концов, Ася может беседовать с кем угодно, она человек свободный. И совсем не обязательно ей подходить и выяснять, о чем они говорят. Хотя подойти страшно хотелось. Постоять, послушать, какой у Павла голос. Ведь это удивительно! Он разговаривает с Репиной! Не прячется, не убегает. А вот так просто стоит и беседует. Для этого ему не надо ни записки писать, ни подговаривать другого человека эту записку передать. Просто подошел и…

– Ой, смотрите, Репина-то, – фыркнули у Леры за спиной. – Сейчас из штанов выпрыгнет от восторга!

В проходе между рядами Жеребцова откровенно рассматривала стоявшую у выхода парочку.

– Дожили! – брезгливо поморщилась Наташка. – Теперь будем с червяками романы заводить.

Больше слышать все это Лера не могла. Она попятилась, подхватила свою сумку и пошла к задним дверям. Они были закрыты, через них уже лет сто никто не входил, не выходил.

Гараева упрямо толкнула створки. Те отдались глухим стуком запертого замка. Тогда она легко наклонилась, откинула нижний шпингалет. Снова толкнула дверь. На голову ей посыпалась засохшая краска, и створки резко распахнулись, стукнувшись о стены.

Грохот эхом прокатился по тихой школе.

Но Лере уже было все равно. Пусть, пусть на нее смотрят! Пусть ее странный уход поймут неправильно. Ей хотелось выбраться на улицу и немного побыть одной, чтобы унять бешено скачущие в голове мысли. Ей хотелось громкими шагами заглушить внезапно нахлынувшие на нее чувства.

Дата добавления: 2015-08-17