Военный талант Императорского Дома.

Начало двадцатого века предоставило наиболее авторитетному и знающему в военном отношении членов Дома Романовых проявить себя на практике. В феврале 1904 года японские миноносцы атаковали русский Тихоокеанский флот, сосредоточенный в Порт-Артуре. Началась русско-японская война 1904-1905гг. Одним из претендентов на пост командующего Маньчжурской армией являлся великий князь Николай Николаевич. В начале войны в России все были уверены в скорой и славной победе над загадочными японцами, в чем, казалось бы, убеждали высоко стоявший престиж русских Вооруженных Сил и успех Китайского похода 1900 года, так как японцев воспринимали ненамного выше китайцев.

Но великий князь Николай Николаевич остался вне театра военных действий. Он не пожелал участвовать в русско-японской войне только потому, что находился в конфликте с Наместником императора на Дальнем Востоке адмиралом Е. И. Алексеевым. Суть в том, что командующий Маньчжурской армией должен был подчиняться Наместнику. Поэтому, на Дальний Восток отправился военный министр ген. А. Н. Куропаткин.

В октябре 1904 года адмирал Алексеев был смещен со своего поста и главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами, действующими против Японии, стал генерал Куропаткин. Менять А. Н. Куропаткина в столице сочли неразумным, тем более, что с развертыванием из Маньчжурской армии трех армий, ему уже исподволь готовили смену в лице свеженазначенного командарма-2 ген. О. К. Гриппенберга. В ходе сражения под Сандепу в январе 1905 года конфликт между Куропаткиным и Грипппенбергом достиг такой остроты, что командарм-2 самовольно оставил фронт и с разрешения императора Николая II выехал в Санкт-Петербург.

С неумолимой четкостью вопрос о смене ген. А. Н. Куропаткина встал только после проигранного Мукденского сражения 6-25 февраля. Кандидатурами на место генерала Куропаткина являлись командарм-1 ген. Н. П. Линевич, командующий войсками Киевского военного округа ген. М. И. Драгомиров и генерал-инспектор кавалерии великий князь Николай Николаевич. Генерал Драгомиров был стар и болен – ему исполнилось уже семьдесят пять лет. В свою очередь, великий князь отказался от командования терпящей поражение за поражением армией. Поэтому естественным образом на пост главнокомандующего был назначен генерал Линевич.

В гораздо большей степени великий князь Николай Николаевич проявил себя на службе близ императора внутри государства. По окончании русско-японской войны 1904-1905гг. военно- политическое руководство Российской империи признало необходимым создать особый орган управления Вооруженными Силами, чтобы объединить деятельность военного и морского ведомств. Этот орган военно-административного управления должен был координировать всю работу по вопросам государственной обороны. Великий князь Николай Николаевич выступил одним из инициаторов образования нового органа.

В результате, 8 июня 1905 года был учрежден Совет государственной обороны – коллегиальный орган, в состав которого входили военный и морской министры, начальник Генерального штаба, начальники Главного штаба и Главного Морского штаба, генерал-инспекторы всех родов оружия. Председатель, которым назначался великий князь Николай Николаевич, имел право личного доклада императору. Ученые пишут: «В функции нового учреждения входили: выбор общих мероприятий, направленных на укрепление военной мощи государства в соответствии с конкретной политической обстановкой; обсуждение главнейших предположений военного и морского ведомств о применении всех средств государства на случай войны в целях объединения и должного направления подготовительных к войне работ; обсуждение изменений в деятельности военного и морского ведомств, вызываемых особыми условиями, и наблюдение за осуществлением мер, направленных на реорганизацию дела обороны страны»[348].

Одним из актов деятельности Совета государственной обороны стало выделение Генерального Штаба из-под контроля военного министерства, которое после ухода ген. В. В. Сахарова возглавил начальник Канцелярии военного министерства ген. А. Ф. Редигер. Великий князь имел целью создать Генштаб по образцу германского Большого Генерального Штаба, образованного фельдмаршалом Х. Мольтке-Старшим и занимавшимся именно войной как таковой. Также, из ведения военного министерства были изъяты генерал-квартирмейстерская часть, управление военных сообщений, мобилизационный отдел и главное военно-топографическое управление.

Во главе Генерального Штаба, что естественно, был поставлен протеже великого князя Николая Николаевича ген. Ф. Ф. Палицын – начальник штаба генерал-инспектора кавалерии, то есть, самого великого князя. Следовательно, из ведения военного министра были полностью выведены вопросы мобилизационного и стратегического планирования. В итоге, «Генеральный штаб российской армии в целом включал Главное Управление Генерального Штаба как центральный орган управления, войсковое управление Генштаба в составе штабов от военного округа до отдельной бригады и корпус офицеров Генштаба – кадровую основу всей штабной службы»[349].

Искусственное разделение военного министерства и Генерального штаба на различные инстанции на несколько лет (с 1905 по 1909гг.) затормозило планирование военной реформы в России. Дело дошло до того, что генерал Редигер на протяжении трех лет своего управления военным министерством не был ознакомлен с содержанием русско-французской военной конвенции. Как представляется, этим актом великий князь Николай Николаевич желал сосредоточить исключительно в своих собственных руках вопросы обороноспособности государства. При этом, ссылаясь на германский опыт, председатель Совета государственной обороны забывал, что русская военная машина была выстроена на совершенно иных основаниях, нежели в Германии.

В свое время еще князь Барятинский предлагал императору Александру II взять пример с Германии. И точно также, покоритель Кавказа имел целью оттеснить военного министра ген. Д. А. Милютина от руководства Вооруженными Силами России. Однако, царь выбрал вариант графа Милютина, который сосредоточивал основную долю полномочий в военном министерстве, как центре управления Вооруженными Силами. Все прочие органы военного управления, даже при определенной автономии, входили в состав военного министерства в качестве подструктур. В качестве примера можно вспомнить, что в той же Германии после Битвы на Марне начальником Полевого Генерального штаба вместо ген. Х. Мольтке-Младшего стал военный министр ген. Э. фон Фалькенгайн. И только «верденская мясорубка», как неадекватная оценка стратегического планирования вынудила кайзера Вильгельма II в августе 1916 года сменить Фалькенгайна тандемом Гинденбург – Людендорф.

Поэтому, выделение Генерального Штаба из состава военного министерства явилось крупной ошибкой, имевшей следствием подрыв боеспособности Вооруженных Сил Российской империи. Как считает современный ученый, «этот акт, фактически разрушивший в критическое время систему стратегического управления, явился без преувеличения одним из факторов, определивших поражение России в Первой Мировой войне и возникновение революционной ситуации в стране в 1917 году»[350]. Лишь в 1909 году Генштаб вернулся в военное министерство. Это реорганизацию провел новый военный министр ген. В. А. Сухомлинов, назначенный на свой пост в марте 1909 года, а до того, в декабре 1908 года сменивший ген. Ф. Ф. Палицына в должности начальника Главного Управления Генерального Штаба.

Другой главной задачей Совета государственной обороны являлась чистка командного состава по результатам русско-японской войны 1904-1905гг. По рекомендации Совета государственной обороны назначались высшие начальствующие лица не только в военном ведомстве, но и в ряде гражданских служб. Военный министр А. Ф. Редигер в своих воспоминаниях писал: «Во все царствование императора Александра III военным министром был Ванновский, и во все это время в военном ведомстве царил страшный застой. Что это была вина самого ли государя или Ванновского, я не знаю, но последствия этого застоя были ужасны. Людей неспособных и дряхлых, не увольняли, назначение шло по старшинству, способные люди не выдвигались, а двигаясь по линии, утрачивали интерес к службе, инициативу и энергию, а когда добирались до высших должностей, они уже мало отличались от окружающей массы посредственностей. Этой ужасной системой объясняется и ужасный состав начальствующих лиц как к концу царствования Александра III, так и впоследствии, во время японской войны». А последний военный министр Временного правительства характеризовал русский командный состав, начиная со времен А. А. Аракчеева, следующим образом: «весь командный состав воспитывается лишь на слепом исполнении воли начальника. Если подчиненный все делает согласно устава и приказов, то, как бы плохо не вышло, его никто не имеет права обвинить. Он прав, он забронирован. Но если, избави Бог, офицер сделает что-либо, отступя от правил по собственному почину, и по случайному стечению обстоятельств выйдет неудачно, то можно быть уверенным, что человек погиб навсегда. Самоволия ему не простят. Естественно, что в такой психологической обстановке не может воспитаться настоящий командный состав – победитель»[351].

Для решения кадрового вопроса при Совете государственной обороны была учреждена Высшая Аттестационная комиссия, которая рассматривала кандидатов на генеральские посты: командиров армий, корпусов, дивизий и бригад. Комиссия обсуждала эти кандидатуры и очищала армию от генералов, бездарно проявивших себя в период русско-японской войны. Проведенная Советом государственной обороны чистка армии, несмотря на свою незавершенность, все-таки убрала из войск массу негодного генералитета.

Кроме того, великий князь Николай Николаевич, одновременно командовавший Гвардией, перевел в гвардейские полки ряд армейских офицеров, отличившихся в период русско-японской войны 1904-1905гг., куда прежде путь им был закрыт. Самый яркий и показательный пример здесь – ген. П. А. Лечицкий, который в Маньчжурии командовал 24-м Восточно-Сибирским стрелковым полком. Несмотря на то, что генерал Лечицкий даже не имел высшего военного образования, а принадлежность к составу корпуса Генерального Штаба считалась одним из необходимых условий продвижения по службе в генеральских чинах, в 1906 году он уже командовал 1-й гвардейской пехотной дивизией. Можно сказать, что будущий командир Гвардии в 1914-1916гг. ген. В. М. Безобразов также не оканчивал Николаевской Академии Генерального штаба. Но генерал Безобразов происходил из стародворянской служилой семьи и закончил Пажеский корпус, то генерал Лечицкий был сыном священника. И если ген. В. М. Безобразов не самым лучшим образом проявил себя в Первой мировой войне, то командарм-9 ген. П. А. Лечицкий стал одним из лучших русских командармов Первой мировой войны. В выдвижении выдающихся армейцев, таким образом, лежит исключительная заслуга великого князя Николая Николаевича. Ген Н. Н. Головин указывает: «Заслуга перед Россией великого князя Николая Николаевича в довоенный период велика: он задержал процесс разложения, который исходил от Сухомлинова, и если наши перволинейные войска оказались на столь высокой ступени, то этим Россия во многом обязана Главнокомандующему Петербургским военным округом. Сухомлинов был бессилен против него, а остальные военные округа стремились держаться на уровне Петербургского».

Также, в 1908 году Советом был разработан и принят новый строевой устав для сухопутных войск. Тем не менее, Совет государственной обороны просуществовал недолго. Вмешательство этой надструктуры в дела военного и морского ведомств, неумение добиться надлежащего финансирования, конфликты с Государственной Думой, наряду с потрясающим разнобоем в действиях, совершенно справедливо и закономерно привели к упразднению нежизнеспособного органа военного управления. В июле 1908 года великий князь Николай Николаевич был освобожден от обязанностей председателя, а 12 августа 1909 года, согласно высочайшему указу, Совет государственной обороны был упразднен. Главное – он выполнил свою первостепенную работу, заключавшуюся в чистке офицерского корпуса русской армии.

Помимо чисто военных проблем, великий князь Николай Николаевич сыграл немалую роль в укреплении престола в период Первой Русской революции 1905-1907гг. Правда, именно он оказал то влияние на царствующего племянника в смысле уступок в сторону от принципов самодержавия. Также, великий князь Николай Николаевич сделал все возможное, чтобы укрепить франко-русский союз, благо что именно французы дали царскому правительству заем на подавление революции. В частности, император Николай II был вынужден отказаться от Бьеркского договора с Германией под напором председателя Комитета министров С. Ю. Витте, министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа и великого князя Николая Николаевича. Неудивительно, что «Авторитет великого князя при царе достиг своего апогея к 1905 году, когда внутреннее положение страны ухудшилось настолько, что порядок мог быть сдерживаем в ней только войсками. Великий князь Николай Николаевич всегда считался одним из самых твердых военачальников, и потому императору Николаю II естественно было видеть в нем для себя опору и защитника династии, принимая тем более во внимание его принадлежность к императорской фамилии»[352].

Точно так же, и Манифест 17 октября был подписан императором при давлении все того же С. Ю. Витте, министра внутренних дел Д. Ф. Трепова и великого князя Николая Николаевича. При этом, командующий Гвардией не оправдал надежд Николая II: «Царь вызвал в столицу своего двоюродного дядю с тайной мыслью вручить ему диктаторские полномочия. Однако великий князь, с великими трудностями проехавший по забастовавшей железной дороге из своего подмосковного имения в Петергоф, был потрясен всем увиденным по пути»[353]. Великий князь Николай Николаевич умолял императора подписать Манифест, угрожая в случае отказа застрелиться у него в кабинете. Вспомнив, что 17 октября – это годовщина спасения императорской семьи Александра III от крушения поезда близ станции Борки, великий князь Николай Николаевич заявил: «Сегодня 17 октября и 17-я годовщина того дня, когда в Борках была спасена династия. Думается мне, что и теперь династия спасается от не меньшей опасности сегодня происшедшим историческим актом».

С 26 октября 1905 года, параллельно с председательством в Совете государственной обороны, великий князь Николай Николаевич занимал пост главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа. В этот период Николай Николаевич явно выделился из всего ряда великих князей. Во-первых, он был одним из старейших великих князей. Во-вторых, большинство великих князей служили в Гвардии, а потому находились в непосредственном подчинении великого князя Николая Николаевича. В свое время, еще будучи наследником, в его подчинении (лейб-гвардии гусарский полк) служил и сам император Николай II. Офицер-гвардеец вспоминает: «Великий князь Николай Николаевич… был горячим сторонником новых методов военного воспитания и придавал большое значение опыту, вынесенному лучшими нашими офицерами и русско-японской войны… [после его назначения командующим столичным военным округом] офицеры, недовольные такой требовательностью и чрезмерной строгостью великого князя, сначала недолюбливали его. И только через несколько лет, когда проведенные им реформы повысили боеспособность полков и внутреннюю дисциплину, отношение эти резко изменились. Великий князь стал пользоваться уважением и любовью всего офицерского корпуса»[354].

Это – последняя предвоенная должность великого князя. Тем самым сын почти во всем догнал отца – великого князя Николая Николаевича Старшего. Лишь две отцовские вершины остались для великого князя Николая Николаевича Младшего непокоренными. Это – чин генерал-фельдмаршала и орден Св. Георгия 1-й степени, которые отец получил в 1878 году за главнокомандование в русско-турецкой войне 1877-1878гг. Сын имел шансы догнать отца в период главнокомандования во время Первой мировой войны в 1914-1915гг. Однако, сын повторял те же ошибки (в том числе и преступные ошибки), что и отец, но противником теперь были не турки, а немцы. Платить за ошибки в начале двадцатого столетия приходилось уже больше. Поэтому, догнать отца сын так и не смог.

Именно в послереволюционный период великий князь Николай Николаевич начал тесно сближаться с либерально-буржуазной оппозицией. К этому толкало и франкмасонство великого князя, ибо многие деятели оппозиции и Государственной Думы являлись масонами, благо что распространению масонства в России под руководством М. М. Ковалевского, власти не сумели противопоставить надлежащих препон. Этому способствовал и франко-русский союз, так как оппозиция, жаждавшая переустроить Российскую империю по британскому образцу и тем самым, значит, обрести высшую государственную власть, надеялись на влияние республиканской Франции. Эмигрантский историк добавляет: «…великий князь пользовался репутацией беспощадного и по-солдатски прямого военного человека, который строго относился к генералам и помнил о нуждах и трудностях личного состава армии. Хорошо известные германофобские чувства делали его приемлемым для “ура-патриотов”, а история о том, что он убеждал своего племянника подписать манифест от 17 октября 1905 года, служила почвой для его взаимопонимания с либеральной оппозицией»[355].

Тем не менее, отношения между императорской семьей и семьей великого князя Николая Николаевича постепенно портились. Императрица Александра Федоровна, при поддержке Г. Е. Распутина, настраивала императора против своего дяди. В свою очередь, великий князь Николай Николаевич, обозленный тем, что Распутин не стал его креатурой близ царя, интриговал против царской супруги. В результате этого конфликта император Николай II, который вдобавок не мог простить дяде участия в давлении при подписании Манифеста 17 октября, отдалил его от себя. Новый военный министр ген. В. А. Сухомлинов, приступивший к реорганизации Вооруженных Сил, пришедших в упадок после Японской войны и революции, затмил собой великого князя Николая Николаевича перед царем и в отношении армии.

Поэтому, к 1914 году великий князь Николай Николаевич постепенно оказался заперт в своей должности главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа, но и только. Офицер-кирасир вспоминал об этом периоде жизнедеятельности будущего Верховного Главнокомандующего: «Великий князь выглядел на коне весьма эффектно. Несмотря на то, что он обладал огромнейшим ростом и чрезмерно длинными ногами, у него была та идеальная, несколько кокетливая “николаевская” посадка кавалериста старой школы, посадка, которая так красила всадника, сливая его с конем в одно нераздельное и гармоничное целое… Это было совсем особенное лицо очень большого начальника-вождя – властное, строгое, открытое, решительное и вместе с тем гордое лицо. Взгляд его глаз был пристальный, хищный, как бы всевидящий и ничего не прощающий. Движение – уверенные и непринужденные, голос резкий, громкий, немного гортанный, привыкший командовать, и выкрикивающий слова с какой-то полупрезрительной небрежностью. Николай Николаевич был гвардеец с ног до головы, гвардеец до мозга костей… Престиж его в то время был огромен. Все трепетали перед ним, а угодить ему на учениях было нелегко»[356].

Великий князь мстил военному министру за свое отстранение от влияния на царя. Например, именно великий князь Николай Николаевич сорвал впервые разработанную Генеральным штабом военную игру, которая должна была пройти в начале 1911 года в Зимнем дворце с участием всего высшего генералитета. Император и военный министр должны были играть роль посредников: Николай II, готовясь к будущей роли Верховного Главнокомандующего, брал на себя функции отдачи директив русской стороне; военный министр ген. В. А. Сухомлинов должен был помогать царю. Руководителями стороны противника должны были выступить руководители Главного Управления Генерального Штаба.

Однако военная игра была отменена буквально за час до ее предполагаемого начала по настоянию великого князя Николая Николаевича, который никогда не бывал на предвоенных франко-русских конференциях и совещаниях, и не был осведомляем о выдвинутых на них вопросах. Сам же великий князь Николай Николаевич, помимо боязни в выказывании своей военной некомпетентности, не пожелал отменить ради проведения игры запланированную большую охоту в Скерневицком лесу. В результате, на апрельской игре 1914 года, ставшей последней проверкой русского высшего генералитета перед Первой мировой войной, великий князь также не присутствовал

То есть, ответственность и личная военно-теоретическая подготовка лидера русских «ястребов» не только стояла на сравнительно небольшой высоте, но и сам он не хотел что-либо изменять в собственном уровне. И немаловажная причина тому – личная вражда с военным министром. Потому-то в последние годы перед войной влияние великого князя Николая Николаевича на императора Николая II свелось до минимума. Впоследствии ген. В. А. Сухомлинов вспоминал: «С той поры, как государь убедился, в какую пропасть своим военным дилетантством вел дело его дядя Николай Николаевич, доверие его величества ко мне было настолько велико, что во всех военных вопросах – до самого начала войны – мое мнение оказывалось решающим. Николай Николаевич до войны утратил настолько свое влияние на государя, что неспособен был создавать мне серьезные, непосредственные затруднения»[357].

Дата добавления: 2015-08-17