Глава вторая.

Экспресс «Санкт-Петербург— Москва — Владивосток» летел не как птица, а как вихрь. Он не останавли­вался на маленьких станциях, хотя перед ними немного сбавлял ход, но все равно, они быстро мелькали, и я не всегда успевала прочесть номер разъезда или название станции. Раз, и нет... Все близкое к полотну желез­ной дороги как деревце, куст, лесок... Если к ним присматриваться, то ряби­ло в глазах от их мельканья, быстроты исчезновения. Но зато потом откры­лась картина полей, дальняя дере­венька, церковь, пригорок, покрытый словно заплатками, свежевспаханный чернозем под яровое, рядом полосами озимь ярко зеленая, с осени засеянная либо рожью, либо пшеницей. Бинокль четко охватывал все до самого гори­зонта. Ясно различаю, как пашет цели­ну мужичок, как навалился на соху, а Сивка-бурка или Вещий Каурка помогает. А вот еще, уже посеянную полосу боронит другой. Что посеял этот мужичок? Овес? Ячмень? Про­со? Гречу? А вот ты и не знаешь, что в Вологодской губернии больше все­го сеют. Какова почва, климат? Что вызревает? Откуда эти новые мысли у меня? Да ведь я решила, что кни­ги книгами, они дополнение к вопро­сам, а я хочу видеть воочию, понять, почувствовать сердце, душу моей родины.

Вот это и есть то новое, что я не сра­зу уяснила себе. Продолжаю смотреть из окна вагона. Интересно наблюдать, как картины дали также двигались, величественно, не суетясь, меняя свои полотна декораций. Сейчас выдвигал­ся лес, он уже закрыл собою полдере­веньки, исчез пригорок, исчез пахарь, алее все быстрее и быстрее разверты­вался и приближался к полотну желез­ной дороги. Поезд разрезал лес, и мы мчались по его густой аллее, но не дол­го, опять новая картина. Лес словно оборвался, закончился глубоким овра­гом, а в низу его змеилась, поблески­вая, весенняя речушка. Пролетели мостик, речка исчезла, и опять новые и новые сюжеты сменяли свои полот­на. Солнышко было уже высоко, пожалуй, часа два я не отрывалась от окна. Через час будет Вологда. Мои соседи, Сенечка и Надюша, еще крепко спят. Поскорее привести себя в надлежа­щий вид, хочу глотнуть свежего воз­духа, погулять по платформе вокза­ла, да и вовнутрь заглянуть. Что там делается? Как выглядит?

* * *

Вы когда-нибудь интересова­лись нашим русским кустарем? Этим сереньким, незаметным, кропотли­вым художником большой скромно­сти, не помышляющим ни о славе, ни об имени. Вот, купленные мной сейчас в киоске Вологодского вокза­ла, плетеные кружева. Работа кружев­ниц окружных деревень Вологодской губернии. Плетение, рисунки, вернее узор, ничуть не хуже знаменитых кру­жевниц города Балохны Новгородской губернии, кружева которых Вы най­дете в большом выборе в Кустарном Музее Московского земства. Мы же, так называемая интеллигенция, идем мимо него, мимо кустаря. Сейчас осо­бенно боимся прослыть некультур­ными. А я вот прихожу в умиление, и такое у меня на душе растворение, если можно так выразиться, от кустаря моего, народного художника. По всем отраслям в его искусстве, в рисунках, формах, линиях, раскраске, да во всем, чувствую душу моего народа, его ум, улавливаю типично русскую смекалку, самобытность в его творческом даро­вании, гениальность, во всем та осо­бенная «русскость», отличающая нас от всех наций. Как примитивны, неза­тейливы приспособления хотя бы для плетения кружев! Необходимы пуга, небольшая круглая подушка, и коклюшки, специально выточен­ные деревянные палочки для намот­ки ниток, затем сколок и булавки. Ско­лок — это бумажная лента, на которой булавками исколот рисунок кружев, обозначая каждый стежок плетения. Плести кружева просто, очень просто, а вот объяснить без пути, коклюшек, сколка и булавок не сумею, хоть и сама плела. Надо, чтобы Вы сами, Ваши гла­за видели, как управляться с коклюш­ками и булавками.

* * *

Вятку проехали ночью. Проводник убедил меня, что все вокзальные киоски будут закрыты, да и вряд ли бы я нашла что-нибудь новое. Последняя кустар­ная выставка Московского земства была настолько грандиозна, чего-чего только не было выставлено кустарями матушки-России! Описать эту выстав­ку заняло бы много страниц, а скажу только о вятском кустаре. На последней выставке ими была помещена роскош­ная столовая карельской березы, изде­лиями из которой славился Слободск, Вятской губернии.

Пермь не оставила особого впе­чатления, а вот Екатеринбург, его кио­ски, ну, уж тут полчаса за одну минуту показались. Киоск работ уральско­го кустаря-каменщика, он же резчик, гранильщик, шлифовщик. Шлифов­ка — это окончательная работа, при­дающая лоск, блеск глади, зеркаль­ность породам камней. Для меня все было ново, цветисто от большого раз­нообразия изделий из уральских кам­ней. Расскажу только о том, что глаза видели, что запомнили. Из самых разнообразных оттенков яшмы и зеленого малахита были шкатулки всевозмож­ных форм, малые и большие, ларцы, письменные приборы, ящички для папирос, для сигар, пепельницы и все в этом роде. Но особенно осталось в памяти, как сейчас вижу, солидная дощечка из очень темной коричневой яшмы — пресс-папье, а на нем броше­на ветка только что сорванной мали­ны, и так была она натуральна, сама ягода, листики, стебли. А другое пресс- папье еще эффектней, доска из кам­ня орлец нежно-розового цвета, как цветок шиповника, и на нем небреж­но брошена ветка черной смороди­ны. Вот какие работы творит кустарь- скульптор из камня, все ручной работы. А драгоценные камни! Король драго­ценных камней Урала — это изумруд (он же «смарагд», название это менее известно). Породы изумруда, но менее ценный, аквамарин цвета морской воды, очень прозрачный. Затем берилл, зелено-голубоватый уральский камень. Еще интересный камень — алексан­дрит, темно-зеленый днем, при осве­щении — малиновый или фиолетовый. Хризолит оливково-зеленого цвета. О, сколько в нем жизни, игры! Очень ред­ко попадаются в десять, пятнадцать, двадцать карат и стоят сотни рублей, а от двух до пяти карат очень недо­рого. Нельзя не обратить внимания на топаз (он же «тяжеловес»), бусы из него, прозрачно-светлого камня величиной с малую горошину брил­лиантовой огранки и исключительной шлифовки, переливаются, искрятся, в особенности вечером на бархатном черном платье моей дорогой Мурочки. Длинную нитку бус я ей привезла для лорнета. А себе, трудно было удержать­ся и не купить, серьги из хризолита.

Второй звонок. Покидая зал, гла­за скользнули по киоску скульптур­ных отливок из чугуна уральско­го Каслинского или Киштымского завода, к сожалению точно не пом­ню, не хватило времени посмотреть на эти чудесные группы, особенно лошадей, заслуживающих далеко не поверхностного внимания, в раз­личных упряжках и позах.

О! Как богат Урал! Как богата наша Родина! И как мало мы о ней знаем, как мало интересуемся ей. Почему наши учебники так сухи? Почему для нас, молодежи, заканчивающих средние учебные заведения, нет экскурсий? Ведь разве не замечательно бы было, чтобы юг видел, знал центральную Россию и север, а северяне познакомились бы с центром и югом? Чтобы сопровождал группу молодежи не гид, не инструктор и не чиновник, а человек сведущий, образованный, чтобы зажег молодые сердца интересом и любовью к Родине, чтобы загорелись глаза, что­бы пылали щеки, чтобы дух захватило, и сердце сильно-сильно билось. Да-да, все зависит от того, кто владеет спо­собностью зажечь, увлечь, разбудить, а юность, молодость— почва, губка впитывающая; и каждый из нас йрикладывал, примерял бы, какого цвета выбрать камушек своей деятельности, и вложил его в общий рисунок карты дорогой Родины.

А поезд летел, мелькали станции, торопливо уходили последние виды Урала. Ночью мы перевалим Ураль­ский хребет и очутимся в Азии. Рано утром будем в Челябинске.

Дата добавления: 2015-08-17